Сцена 1

***

Путай следы — тебе мой совет

Скоро поймешь, цены ему нет.

Новых событий придет круговерть.

В ней не найдет тебя женщина-смерть

***

— А я с вами не согласен, доктор, — сказал виконт Томас Эванс. — Смерть можно обмануть.

Сказал так, хотя понимал, что доктор Чарли Флэнаган полностью прав. Все мы смертны. Никого не минует чаша сия.

Но виконт был немного обижен на доктора. Сегодня вечером он представил Чарли Флэнагана членам клуба, где Эванс сам был давним завсегдатаем, как своего хорошего знакомого. Это было началом процедуры вступления в клуб. И что же доктор? За столом, где они играли партию в бридж, тот выиграл у Эванса два фунта. Вот это благодарность!

После они сидели в курительной комнате, вдыхая пряный дым ямайских сигар. Виконт молчал, чтобы скрыть свое недовольство, а доктор наоборот был словоохотлив. В другое время Эванс посчитал бы это приятной беседой, но сейчас слова Флэнагана его раздражали. И тогда он нарушил свой временный обет молчания и возразил доктору. Так хотелось хоть чем-то его задеть!

— Это как же? — удивился Флэнаган на возражение виконта.

Надо сказать, что виконт и доктор и раньше много спорили. Флэнаган не раз бывал в доме Эванса, так как его жена часто мучилась мигренью, а молодой доктор знал, как унять головные боли виконтессы. И Эванс, и Флэнаган были примерно одного возраста, оба женаты, у обоих росли дочери. Это их сблизило. После лечения жены виконт обычно предлагал доктору выпить чаю, за которым они приятно беседовали. Но только не в этот раз.

— Вы знаете способ убежать от смерти? — Флэнаган не собирался отступать.

— Думаю, что да, — ответил Эванс, хотя понятия не имел, что говорить дальше.

— Дело в том, мой дорогой доктор, — начал он. — Дело в том...

И тут Эвансу в голову пришла чудесная мысль, которую сам того не желая, подсказал ему Флэнаган.

«Убежать, конечно же, убежать!»

Виконт улыбнулся и продолжил.

— Дело в том, что вы доктора, представляете людей набором мышц и костей, а это не так, — начал Эванс.

Доктор хотел что-то ему возразить, но виконт поднял руку, останавливая его.

— Позвольте, я продолжу, — улыбнулся он.

— Говоря про мышцы и кости, я совершенно не хочу обидеть вашу уважаемую профессию, — сказал Эванс. — Куда мы без нее?

Виконт улыбнулся и посмотрел на сидящих рядом с ним в креслах членов клуба.

— Но все же в человеке есть что-то еще, что нельзя пощупать. Это легко доказать. Представьте, человек умер. При этом кости и мышцы остались теми же, а человека уже нет. Не так ли?

Виконт дождался кивка доктора, а потом продолжил.

— Значит, все сложнее, — сказал он. — Гораздо сложнее.

— Не знал, что вы так религиозны, — не удержался Флэнаган.

— Дело не в религиозности, — возразил Эванс. — Путешествуя по Индии, я услышал одну историю. Если..., — он обратился к другим членам клуба. — Вы не будете возражать, то я ее вам перескажу.

Дождавшись одобрительных улыбок и кивков, виконт начал.

— Смысл этой истории в том, что человек в своей жизни оставляет след. Каждый свой. Я — Эванс, у меня жена Эмилия, особняк на Гарнден-сквэа, мои родители покоятся на кладбище Мэритон-стоун и так далее. Это мой след. Мне от него никуда не деться. И по этому следу, в свое время ко мне придет смерть.

— И...? — спросил Эванса, сидящий рядом с ним пожилой мужчина, лорд Хаттингтон. — Что из этого следует?

— Надо помешать смерти найти вас, милорд, — ответил Эванс. — Надо запутать след. Откажитесь от своего имени, бросьте семью, поменяйте одежду, уплывите в другую страну. Этим вы создадите трудности для смерти. Ей будет трудно найти вас. Вы получите отсрочку, а может быть, и вовсе станете бессмертным.

— Браво, виконт, — сказал лорд Хантигтон и слегка похлопал в ладоши. — Достойная речь.

Другие члены клуба тоже заулыбались. Этим и хороши были заседания клуба: игра в карты, отличное виски, приятная и познавательная беседа.

Эванс посмотрел на доктора. Тот не улыбался.

— Я не обидел вас, мой друг? — спросил виконт.

— Ничуть, — ответил тот. — Почему вы об этом раньше не рассказывали?

Виконт только пожал плечами. Не мог же он сказать, что все это выдумал только сейчас.

***

Доктор Чарли Флэнаган жил на Маршем-стрит, в большом доходном доме. Несколько комнат, кухня, ванная и ватер-клозет. Когда он вернулся сюда после посещения клуба, то все это оглядел уже другими глазами. Флэнаган прошел в спальню, поцеловал спящую жену. Та немного поморщилась во сне. Наверное, ощутила запах спиртного. Потом доктор прошел в комнату дочери. Поправил одеяло, чтобы ей было теплее, и тоже поцеловал. С этим поцелуем он задержался немного дольше. Дочка не поморщилась, как жена, а, наоборот, улыбнулась во сне.

Затем Флэнаган переоделся в простой костюм, который он обычно одевал, когда с семьей выбирался на природу, на пикник. Снова окинул мысленным взором свое обиталище. Представил спящих жену и дочку, мысленно их поцеловал и вышел на улицу.

Накрапывал небольшой дождь, но доктор не стал искать извозчика. На это у него просто не было денег. Он прошел несколько перекрестков, когда заметил, что до сих пор сжимает в руках ключи от квартиры. Связка полетела прочь и упала рядом со сточным колодцем.

«Еще с одним из следов покончено,» — сказал про себя Флэнаган и двинулся вперед. Его путь лежал в порт.

Сцена 2

По дороге в порт несколько раз приходили панические мысли бросить всю эту затею и вернуться обратно.

«Нельзя,» — возражал сам себе доктор. — «Брюшина уже вспорота и надо удалить гнойник». Иначе тогда, зачем начиналась вся эта операция.

В порту ему повезло. Около одной из пристаней суетились люди. В свете расставленных факелов с двухмачтового барка шла разгрузка какого-то товара. У фальшборта парусника стоял средних лет бородатый мужчина, который угрюмо наблюдал за разгрузкой. Доктор решил обратиться к нему.

— Сэр, возьмите меня юнгой, — сказал он. Глупо, наивно, но зато четко и ясно.

Бородач оглядел доктора, ухмыльнулся и вынул изо рта трубку.

— Тебя? — прохрипел он. — Не поздновато ли?

«Конечно, поздновато,» — подумал Флэнэган. Тридцать лет есть тридцать лет, и никакие занятия в клубе любителей спорта не могли скрыть его возраст.

— Доктор прописал мне морской воздух, — сказал он. Фраза прозвучала искренне. Он сам много раз давал такой совет своим пациентам.

На его объяснение бородач только хмыкнул.

«Ну и отлично,» — было следующей мыслью Флэнагана. — «Сейчас мне откажут, я вернусь домой и даже успею выспаться».

— А что ты можешь делать? — спросил моряк.

— Все, что скажете, — ответил доктор и почувствовал, как в душе нарастает тоска. Он понял, что в свой дом уже не вернется.

— Тебе повезло, — бородач махнул в сторону матросов, тащивших большие тюки с корабля на пристань. — У нас много работы. Если хочешь подышать морским воздухом, то присоединяйся.

— А...? — доктор хотел спросить об оплате.

— Утром, — прервал его бородач. — Все утром. Если, конечно, я увижу, что ты не лентяй.

***

Около часа Флэнаган таскал тюки, в которых оказался чай. Подняться по узкому трапу на борт, взвалить на спину не слишком тяжелый, но объемный тюк с чаем, обратно на трап, и все быстрым шагом, чтобы не задерживать идущих следом за ним.

Доктор считал себя подготовленным к физической работе. В их клубе любителей спорта они поднимали гири, играли в лаун-теннис, а в последнее время даже пробовали заниматься боксом. Но то, что сейчас ему приходилось делать, ни шло ни в какое сравнение с тем, чем они занимались в клубе. Поднять тюк с чаем было совсем не тяжело, но это надо было сделать много раз, и с каждым разом тюк становился все тяжелей. А передвижение по качающемуся трапу с грузом на спине больше всего походило на трюк из итальянского цирка.

Обратно на корабль за новым грузом бежать было легче, и в этот промежуток времени в голову Флэнагану пришла мысль, что если бы кто-нибудь из его старых знакомых увидел бы его сейчас, то, скорее всего, не узнал бы. Не мог доктор Чарли Флэнаган быть здесь. Не мог доктор Чарли Флэнаган бегать, как простой матрос, по трапу с тюком за спиной. Это означало только одно. Он сделал все верно, а то, что виконт Томас Эванс рассказал в клубе, было правдой. Доктор Чарли Флэнэган начал исчезать, а его место в этом мире стала занимать другая личность.

«Все хорошее когда-нибудь заканчивается», — гласит поговорка. Это справедливо и для всего плохого. Груз чая в конце концов был выгружен на пристань. Что там с ним будут делать, Флэнаган не знал. Он сильно устал, а глаза его слипались.

Один из матросов потянул его за рукав.

— Пошли.

Он привел доктора в трюм, указал на сетчатый гамак, растянутый между крюков, вбитых в корпус корабля, с одной стороны, и одним из столбов, шедших рядами вдоль трюма, с другой.

«Как на этом можно спать?» — подумал Флэнаган.

Матрос, что привел его сюда, положил ему руку на плечо и спросил:

— Как тебя зовут?

— Том, — не особо задумываясь, ответил доктор.

Потом он забрался и гамак и моментально заснул.

Сцена 3

На следующее утро Флэнаган вместе с другими матросами сидел на палубе. В его руках была миска с неопределенным, но вполне съедобным густым варевом, в котором вдобавок лежал большой кусок солонины. Крепкий парень в кожаном фартуке, который выдал ему еду, вручил еще и ложку.

— Твоя будет, — сказал он, передавая этот важный инструмент. — А вот нож надо самому купить.

Нож был необходим. Просто так откусить лишь слегка разваренную солонину было непросто. Другие матросы для этого использовали ножи. Они подхватывали кусок солонины ложкой, затем вцеплялись в него зубами, после чего пускали в ход нож. Им они отрезали солонину вплотную к самым зубам. Вжик, а потом, слегка пережевав ее, отправляли в желудок.

— На, держи, — Бородач, с которым у Флэнагана был разговор вечером, протянул ему нож, большой, складной и с кривым лезвием. — После еды отдашь.

Поскольку у Флэнагана рот был занят пищей, то он только кивнул.

А еще у доктора стало немного теплей на душе. Этот нож, пусть и временно врученный ему, как бы говорил «ты наш, свой».

Один из матросов, конопатый, с длинными рыжими волосами, схваченными сзади в косицу, нет-нет, да и поглядывал в сторону Флэнагана. После того, как Бородач дал ему нож, рыжий не вытерпел и спросил:

— Что? От жены бежишь?

— Угадал, — улыбнулся в ответ бывший доктор.

Сидящие рядом матросы разом засмеялись. Флэнаган растерянно посмотрел по сторонам.

— Не удивляйся, Том, — все еще смеясь, сказал матрос, тот что вчера отвел его к гамаку. — Просто Джонни-Угадайка разбирается в людях.

— А работал ты счетоводом, — продолжил ободренный попаданием рыжий матрос, которого назвали Угадайкой. Он на мгновение задумался и добавил. — У бакалейщика.

— Точно, — согласился Флэнаган. Теперь матросы не просто смеялись, а хохотали. Хохотал с ними и Чарли.

А потом началась работа. Грузили шерсть. Погрузка показалась тяжелее, чем разгрузка. Нет, тюки с шерстью весили примерно столько же. Трап, по которому приходилось бегать вверх на корабль и вниз на пристань, был все тем же. Просто доктор знал, сколько будет это тянуться и как тяжело ему это будет перенести. Но он выдержал.

Сейчас он стоял у фальшборта судна и просто отдыхал. Он бы с удовольствием пошел в трюм, к своему гамаку, но утром матросы свернули свои висящие постели, и пока никто из них не повесил их вновь.

Солнце взошло уже высоко. Флэнаган наблюдал, как на борт поднимается средних лет господин в костюме военного покроя, но без знаков отличия.

— Это мистер Самуэль Джонсон, — сзади подошел Бородач. — Наш капитан. Для тебя — мистер Джонсон или сэр.

— Я — боцман, Гарри Салливан, — продолжил он. — Уяснил?

— Да, сэр.

— Молодец, — Боцман улыбнулся. — Это тебе за разгрузку и погрузку.

Он протянул нож, похожий на тот, что утром ссужал доктору.

— Возьмешь у кока брусок, наточишь, и будет как новый.

Бывший доктор повертел в руках нож. Лезвие было в пятнах ржи, кончик сколот, и он явно не мог складываться.

— Будешь получать четверть шиллинга в день, — продолжил его собеседник, явно не собираясь обсуждать это с Флэнаганом. — Потом посмотрим.

Боцман внимательно посмотрел на нового матроса.

— Ха, — сказал он. — А твой доктор был прав. Мы еще не дошли до моря, а твои щеки уже порозовели.

Он хлопнул Флэнагана по плечу и ушел по своим делам.

Чарли провел рукой по щеке, словно хотел почувствовать изменения, которые увидел боцман.

«Как там мои...?» — начали было формироваться его мысли, но он оборвал их.

— Никак, — вслух сказал он. — Я — Том, и у меня никого нет.

После этого он пошел на корму судна, где располагался камбуз, чтобы попробовать привести в порядок полученный нож.

Сцена 4

Раньше Чарли Флэнаган никогда не плавал по морю: ни на большом корабле, ни на маленьком. И сейчас он об этом не жалел. Серые волны убегали за горизонт, и казалось, что море бесконечно, а их кораблик навсегда обречен блуждать в этой водяной пустыне.

Такие мысли блуждали в голове Чарли, а руки чистили картофельные клубни.

Когда он пришел к коку, тот обрадовался ему, как родному, и усадил за чистку картофеля.

— А брусок? — спросил Флэнаган.

— Будет тебе брусок, но позже, — попытался отвязаться от него кок.

— Нож тупой, — привел убийственный аргумент Чарли. — Долго чистить придется.

Кок, которого звали Оливер, на минуту задумался.

— Давай, — он протянул руку. — Я сам тебе заточу.

Флэнаган отдал нож. Оливер не обманул. Он очень быстро привел, заработанный погрузкой, нож в отличное состояние.

— Почистишь клубни, — сказал кок. — Дам тебе веретенного масла. Смажешь, будет складываться.

Потом он какое-то время наблюдал, как Флэнэган чистит картофель. Сначала кок кривил физиономию, но потом доктор наловчился, и дело пошло. Да и как не пойти! Любой доктор, который не один год орудовал ланцетом, чистку картошки освоит быстро.

После картофеля пришел черед рыбы. Это было несколько сложнее, но кок оказался способным учителем, а Флэнаган снова проявил свои умения по обращению с ножом. Оба остались довольные друг другом. А потому после чистки рыбы кок разрешил Чарли остаться у камбуза. А еще этот Оливер показал ему несколько приемов владения ножом.

— Ты им не тыкай, — говорил он. — Во-первых, нож складной. Во-вторых, убить можешь. Лучше вот так.

Он махнул ножом наискось сверху-вниз, а затем снизу-вверх.

— Даже если не заденешь, то отпугнешь, — сказал кок, возвращая нож. — Посиди здесь. Может быть, будет еще работка.

Так Флэнаган и поступил. Ветер был юго-западный. Он исправно надувал паруса корабля и через пять часов показался французский берег.

«Жаль,» — подумал Чарли. По всему выходило, что стряпню кока, в которой он принимал непосредственное участие, ему не удастся попробовать.

***

Когда их корабль пристал к берегу и началась разгрузка, Флэнаган схватил тюк с шерстью и привычно побежал по сходням вниз. На пристани он аккуратно уложил свой тюк рядом с другими, а потом пошел прочь от корабля.

— Эй, Том, — окрикнули сзади. — Ты куда?

Но Флэнаган не обернулся. Если путать следы, то надо делать это добросовестно.

Сцена 5

Когда ему крикнули с корабля, Флэнаган постарался остаться равнодушным.

«Какое мне дело до того, что они обо мне подумают?» — убеждал он себя.

Но эти моряки неожиданно оказались весьма радушными людями. И бывшему доктору было немного стыдно за свое бегство. Поэтому, как только Флэнаган дошел до первого перекрестка, он свернул направо. Пусть это была какая-то узкая и грязная улочка, но зато стоящие на ней дома скрыли его от взглядов с корабля. И еще одна частичка недавнего прошлого, словно кусочек льда, откололась от его сущности и поплыла прочь. Это был правильный шаг. Та, что будет его искать, наверняка, набредет на корабль, который доставил его из Англии во Францию, но это ничего ей не даст.

Такие мысли подняли настроение Флэнагану, и он зашагал бодрее, а на новом перекрестке снова свернул, теперь уже налево. Окна и двери домов на этой улице были наглухо закрыты, отчего она казалась вымершей. Поэтому Чарли и вздрогнул, когда услышал голос.

— Милый юноша, помогите старой и одинокой женщине.

Старуха сидела рядом с одной из закрытых дверей. Ее неряшливая серая одежда почти сливалась с камнем, из которого был выложен первый этаж дома.

«Юноша?» — подумал Чарли.

Он расслабил руку, которой сжимал в кармане нож, заработанный на корабле.

«Это — всего лишь старуха,» — сказал Флэнаган про себя. — «А мне срочно нужно зеркало».

Он похлопал себя по карманам и в одном из них обнаружил монету в два пенса.

«Это плохо,» — подумал бывший доктор. — «Это ниточка из прошлого».

Он достал монету и бросил старухе.

Та подобрала ее с земли и прокряхтела:

— Благодарю, славный юноша.

Но Чарли ее уже не слушал.

Он прошел еще несколько перекрестков и понял, что заблудился.

— Эй, красавчик, — окрикнули его со спины.

Голос был звонкий, задорный и, скорее всего, принадлежал молодой женщине. Флэнаган обернулся.

Окрикнувшая его была действительно молодой и не лишенной привлекательности женщиной. Но было одно «но». Рядом с ней стоял угрюмый детина, и его взгляд не сулил ничего хорошего. За спиной послышались еще чьи-то шаги. Бывший доктор все понял.

Можно было бы попытаться объяснить, что у него ничего нет. Но эта мысль была уже не его, а того Флэнагана, который остался на британском берегу. На этой узкой и грязной улице стоял уже другой человек. Возможно, уже даже не Том, что так ловко чистил клубни картофеля. Этот другой не стал ничего объяснять, а просто шагнул к стоящей перед ним парочке. Одновременно его правая рука достала из кармана нож, а левая помогла его открыть.

Женщина оказалась сообразительной. Она отпрянула от своего спутника, а потому бывшему доктору достался только один противник. Он махнул ножом, как еще совсем недавно учил его кок Оливер. Спутник красотки и не подумал шарахнуться в сторону, а потому нож прошелся по касательной через все его тело.

Лезвие рассекло одежду этого бедолаги. Из шеи, которую ничего не защищало кроме грязного шейного платка, брызнула тонкая струйка крови. Детина вскрикнул и схватился руками за рану.

Но Флэнаган уже не смотрел на него. Он развернулся. Рука с ножом была внизу, и по заветам кока он махнул ею вверх. И сделал это вовремя. На него набегал еще один угрюмый тип, который оказался проворливее. Он тормознул и отпрянул назад. Но бывший доктор двинулся вперед. Промахнувшись, его рука, с зажатым в ней ножом, пошла теперь уже сверху вниз. Противник снова отпрянул назад. Он увидел, что Флэнаган не собирается останавливаться, а потому развернулся и быстро-быстро побежал прочь. А за спиной по мостовой застучали женские каблучки. Это в другую сторону убегала неудавшаяся приманка.

— Браво, браво, — проговорил сверху кто-то.

Флэнаган поднял голову.

Одно из окон ближайшего дома было открыто, и из него высовывалась голова мужчины. Ее украшали бодро торчащие вверх черные усы и аккуратная, такого же цвета, небольшая бородка, из тех, что зовут «испанками».

— Не нужна ли вам работа, молодой человек? — спросил мужчина.

— А что за работа?

— Поднимайтесь, — сказал незнакомец. — А то, сейчас соберется весь квартал.

— А как же...? — Флэнаган показал на сидящего у стены другого дома, раненого им человека.

— Забудьте, — сказал мужчина. — Это явно чужаки. Кроме того, никто ничего не видел. — При этом он хохотнул.

— Хорошо, — сказал Флэнэган. — А у вас есть зеркало?

— Зеркало? — удивился мужчина. — Найдем. Подымайтесь, я сейчас скажу этому бездельнику-хозяину, чтобы открыл дверь.

Сцена 6

Флэнаган смотрел в осколок зеркала, который ему дал пригласивший к себе незнакомец и ... удивлялся. Он узнавал и не узнавал себя. Вот шрам над бровью, полученный около года назад во время игры в регби. Ниточка шрама раньше была красноватой, а сейчас потускнела и почти сливалась с кожей. Сама кожа лица утратила нездоровый бледный оттенок и радовала ровным загаром. Щеки, которые в последние годы стали немного опускаться, подтянулись, отчего лицо стало выглядеть более молодым. И еще не было щетины, которая обычно вырастала на следующий день после посещения цирюльника.

— Любишь смотреться в зеркало? — спросил мужчина, которому надоело ждать, когда Флэнаган наглядится на себя.

— Нет, — ответил тот и без пояснений вернул осколок хозяину.

— Меня зовут Хуан Вольтега, — сказал незнакомец, пряча осколок зеркала в большой чемодан. При этом он сначала обернул его в какую-то тряпицу.

«Неизвестно, кто из нас больше любит смотреться в зеркало,» — подумал Флэнаган.

Но тянуть было нельзя. Мужчина представился. Надо было в ответ сказать свое имя. Чарли? Том?

— Самуэль Бриджес, — представился бывший доктор, потому что ни Чарли, ни Томом он себя уже не ощущал.

— Отлично, Сэм, — сказал Вольтега, присаживаясь на не заправленную кровать. — Мне нужен помощник. Что скажешь?

Говорил он по-английски совершено без акцента, хотя акцент — это первое, что ожидаешь услышать от незнакомца с таким именем.

— А чем вы занимаетесь?

— Я? — спросил мужчина. При этом его губы выгнулись недовольной дугой, а лицо приняло немного растерянный вид. Флэнагану показалось, что этот вопрос его наниматель сам часто задает самому себе.

— Я убиваю людей, — наконец ответил он и быстро продолжил. — Это не то, что ты можешь подумать. Я — пушкарь. Дай мне любую пушку, хоть корабельную, хоть крепостную, и я попаду ядром туда, куда укажешь.

— А зачем вам помощник? — снова спросил Флэнаган. В пушках он ничего не смыслил.

— Ну, например, затем, что я отправляюсь в путь, и кто-то должен тащить эту тяжесть, — он указал на большой чемодан, в который несколько минут назад спрятал осколок зеркала.

— И потом..., — Вольтега сделал паузу. — Я люблю поговорить. А говорить в пустоту, это как-то не то... И еще я терпеть не могу трусов. А ты вроде бы к ним не относишься. Я прав?

Флэнаган молчал. Не потому что раздумывал над поступившем предложением. Он вдруг понял, что это то, что ему нужно. Он был лекарем. Спасал жизнь людей. Та, от которой он бежал, путая след, будет искать его среди людей этой профессии. Ей и в голову не придет, что он теперь не спасает людей, а убивает.

Его наниматель рассудил молчание по-другому.

— Плачу четверть шиллинга в день, — сказал он. — И пол шиллинга, когда начнется дело. Кроме того, еда и кров за мой счет. Что скажешь?

— Я согласен, — сказал бывший доктор. — А куда мы поедем?

— Сейчас мы двинемся на мою родину, — ответил Вольтега, но не назвал ее точного названия. Впрочем, Чарли и так понял, что они двинутся куда-то на юг.

— Я согласен, — повторил он и в шутку взялся за ручку чемодана Вольтеги, как будто хотел уже его куда-то нести.

— Постой, постой, — засмеялся его новый работодатель. — Сначала перекусим. Надеюсь, что этот бездельник-хозяин сможет нас чем-нибудь угостить.

Сцена 7

***

Путаешь, путаешь, путаешь след

Только что был здесь, глянь — тебя уже нет.

Но память о прошлом тебя подвела.

Смерть за собою она привела.

***

Освальд Ригер отбил неумелый, прямой удар клинком.

— Еще раз, — сказал он, и его противник послушно скользнул по хорде нарисованного на полу круга. Хорды были короткие, средние и длинные. На любой вкус. Если у тебя длинные ноги и хорошая растяжка, то скользи по длинным. Если ты коротконожка, выбирай средние или короткие. Смысл этих хорд был в том, чтобы заставить ученика двигаться вперед и в сторону. Это позволяло сохранять инициативу и грамотно беспокоить противника.

Этого своего ученика Освальд называл про себя Толстяком, хотя правильнее было бы назвать его Бухгалтером. Именно бухгалтером тот и работал в одном из крупных инвестиционных банков. Но при знакомстве он всегда представлялся не иначе, как инвестиционный банкир. За этот снобизм Ригер и называл ученика про себя пообиднее.

— Корпус на меня, руки перед собой, — прикрикнул он на Толстяка. — Укол!

Кончик рапиры почти коснулся груди Освальда. Но он вовремя чуть довернул корпус, и заостренная железка прошла мимо.

— И сразу на исходную, — приказал он ученику. — Не жди, когда получишь эфесом по голове.

Занятия проходили в большой комнате, где стены, пол и потолок были черного цвета. На полу был нарисован большой круг с хордами, основной тренажер для желающих освоить фехтование. По низу, у самого пола и высоко под потолком шла подсветка. Но лампы были настроены так, чтобы единственным светлым местом был вышеуказанный круг. Вокруг же царил мрак.

Мрак, интенсивные физические нагрузки, невозможность зацепиться взглядом за предметы из знакомого мира оказывали сильное психологическое влияние на учеников. Укол, возврат на исходную, скольжение по хорде, снова укол — и так без остановки в течение сорока минут. Это вырывало ученика из привычного мира. Его единственными мыслями было достать заостренным кончиком рапиры до красного кожаного жилета мастера, да удержать в руках оружие, когда тот отбивал удар.

— Это было нечто! — как-то с пафосом сказал Толстяк. — Если бы вы, мастер, неожиданно остановили поединок и спросили, как меня зовут, то боюсь, я бы не смог ответить.

Освальд был уверен, что под этими словами Толстяка подписались бы и другие ученики. Он знал, что многие из них приходили именно за этим. Забыть на сорок минут о своих делах, семьях, проблемах, в общем, обо всем том мире, что был за пределами фехтовального зала. Навыки обращения с холодным оружием были не главным, а просто дополнительным бонусом.

— Бум-м-м! — невидимые динамики разнесли по комнате звук гонга. Одновременно с этим Освальд выбил рапиру из рук Толстяка.

— Ох, — только и сумел сказать тот. — Ну, и погоняли вы меня сегодня, мастер.

Освальд улыбнулся и пожал плечами. «Вы же мне за это платите,» — как бы говорил он.

До них донесся еще один звук. Это был кашель. В фехтовальную залу можно было пройти из небольшой приемной, где за стойкой ресепшен сидела помощница Освальда. Кашель доносился оттуда.

— Болеет? — забеспокоился Толстяк.

— Актриса, — ответил Ригер. — Дали небольшую роль в самодеятельном театре. Репетирует.

— Актриса? — заинтересовался его ученик. — А у меня есть знакомые в этом бизнесе. Возможно, я смогу познакомить ее с полезными людьми.

Но он был плохим актером. Помощница Освальда была симпатичной молодой женщиной. Толстяк просто хотел сблизиться с ней.

Иногда можно ничего не говорить. Просто сделать большие глаза, и все станет понятно. Так Ригер и поступил.

— Понял, мастер, — правильно среагировал Толстяк. Он был врунишкой, но не дураком. — На чужое на зарюсь.

***

Когда ученик ушел, Освальд подошел к стойке ресепшен.

— Ингаляции не помогают? — спросил он.

— Простите, мистер Ригер, — сказала немного хриплым голосом помощница. — Не смогла удержаться.

— Ерунда. Так что с ингаляциями?

— Доктор говорит, что они обязательно помогут.

— Ну, вот и отлично! Когда следующий ученик?

— Ученица. Мари Гловер. Она актриса, — сказала помощница. — Будет через пятнадцать минут.

Освальд кивнул.

— Я у себя, — сказал он.

Ригер прошел в свой небольшой кабинет. Отдохнуть и очередной раз сказать себе, что с помощницей он, скорее всего, совершил ошибку.

Сцена 8

Помощницу звали Александра Вебер. Она была похожа на дочь Освальда, которая у него была в то время, когда его звали Чарли Флэнаганом.

Около полугода назад в соседней многоэтажке случился пожар. Между его домом и горящим зданием была еще пара зданий, так что опасаться было нечего. Кроме того, Освальд услышал шум сирен, а значит пожарные были уже на подходе.

Но зрелище есть зрелище. Он вышел на улицу и присоединился к толпе зевак, наблюдающих за борьбой пожарных с огнем.

На скамейке Ригер увидел молодую женщину. Она была явно в домашней одежде: какие-то легкомысленные шорты и яркая майка с короткими рукавами. Один из пожарных дал ей одеяло, которым девушка неловко накрыла плечи. Освальд подошел поближе. Девушку бил озноб. Он обернулся по сторонам, но пожарный уже занялся другими жильцами, из горящего дома.

— Вам помочь? — спросил Освальд.

Девушка подняла на него глаза. Она хотела что-то сказать, но не смогла, слишком сильно ее знобило. Она лишь кивнула. А Ригер понял, почему он вдруг решил подойти к ней. Тот же овал лица, те же белокурые волосы, тот же чуть приподнятый нос и большие, большие глаза. Это была точная копия его дочери, той, что осталась в далеком 1845 году.

Освальд понимал, что поступает неправильно. Он уже второй раз начинал жизнь заново. Для этого он избавлялся от прошлого, а взамен получал молодость. Он доверился легенде, рассказанной когда-то виконтом Томасом Эвансом. Следуя ей, он стирал старые следы, чтобы его, беглеца не нашла Смерть. Вспомнив свою дочь, он фактически бросал в земной эфир сигнал. Вот он я, Чарли Флэнаган, который был Самуэлем Бриджесом, и который сейчас стал Освальдом Ригером.

Но Освальд не смог протий мимо своей повзрослевшей «дочери». Он вызвал такси, отвез Александру в хорошую больницу, навешал ее, и за все платил из своего кармана. Для нее он придумал сказку, что когда-то знал ее родителей, и они Освальду сильно помогли.

Когда Александра поправилась, он взял ее к себе на работу помощником. Только вот этот помощник все кашлял и кашлял. Это и беспокоило Ригера.

Завибрировала трубка внутреннего телефона.

— Да.

— Мари Гловер пришла, — сказала в телефоне Александра.

— Я иду, — ответил Освальд.

Сцена 9

Мари Гловер оказалась молодой симпатичной женщиной.

— Выбирайте, — Ригер указал на стойку с разнообразными предметами холодного оружия. Ему было интересно, что приглянется его новой ученице. А еще ее лицо показалось Освальду знакомым.

«На кого не взглянешь, все кажутся тебе знакомыми,» — посетовал он сам на себя.

Тем временем актриса выбрала оружие. Это была очень красивая шпага с вороненным клинком, с золотыми насечками и узорчатым эфесом.

«Кто бы сомневался,» — усмехнулся про себя Освальд. Эта Мари явно не разбиралась в клинках. Выбранное оружие было красивым, но слишком тяжелым для ее худеньких рук.

— Давайте, на первое занятие возьмем более простую вещь.

Он выбрал из стойки легкую рапиру и протянул ее женщине. Та с явным сожалением отдала шпагу.

— Сначала разминка, Мари, — сказал Освальд. — Можно мне вас так называть?

— Конечно, учитель, — ответила актриса и улыбнулась.

В раздевалке она переоделась. На ней были обтягивающие, длинные спортивные штаны и такой же обтягивающий вверх. На ногах легкие кроссовки.

Освальд стал показывать упражнения, а Мари повторять. Это было какое-то чудо. Простые движения: будь то наклон в сторону, или вращения кистей — в исполнении этой женщины выглядели целым представлением.

«Как это ей удается?» — подумал Освальд.

Когда разминка закончилась, он не удержался.

— У вас очень грациозные движения, — сказал Ригер.

Ученица улыбнулась.

— Это, наверное, потому что я долгое время работала моделью, — сказала она. — Профессиональная деформация.

Сказав, женщина рассмеялась. Ригер не удержался и тоже засмеялся вслед за ней.

— Для чего вам нужно фехтование? — спросил он, отсмеявшись. Освальд привык отрабатывать полученное вознаграждение.

— Для съемки, — ответила Мари.

— Вы снимаетесь?

— Да, то есть нет, — вновь улыбнулась женщина. — Но вы знаете... приходишь на пробы, а тебя просят проехаться на лошади или поиграть на гитаре. А вдруг попросят показать, как я могу этим орудовать. — Она помахала рапирой в воздухе.

«Орудовать,» — скривился внутри Освальд, но вслух сказал другое. — Понятно. Тогда начнем. Опустите рапиру.

— Я буду агрессивным злодеем, — сказал Ригер. — А вы хладнокровным мастером.

Упражнения и слова он придумывал на ходу. Ему очень хотелось понравиться этой женщине.

— Я делаю прямой удар, — Освальд незамысловато ткнул своей палкой в сторону Мари. — А вы...

Но объяснений не потребовалось.

— А я отбиваю его, — сказала актриса. Она сделала движение — легкий взмах рапирой снизу-вверх и отбила деревянную «шпагу» Освальда в сторону.

— Молодец, — Ригеру только и оставалось, что похвалить свою ученицу.

— А дальше? — спросила Мари.

— А дальше..., — сказал Освальд. Он стал рядом с актрисой. — Повторяйте за мной.

— Взмах снизу-вверх, теперь поворот на передней ноге. Вы оказываетесь за спиной злодея и рубите его по плечу, — Освальд двигался и объяснял свои действия.

— Но у меня рапира, — деланно возмутилась Мари. Как видно, ей эта сценка понравилась, и она в нее вжилась. — Я не смогу рубить ею.

— Вы актриса, — не остался в долгу Ригер. — Вот и представьте, что у вас в руках что-то посерьезнее.

Несколько раз они проделали это движения вместе. Потом Освальд снова занял позицию напротив ученицы и стал играть злодея, который хотел проткнуть безобидную женщину, а Мари отбивала удар, с разворотом уходила за спину обидчика и рубила его по плечу. Ригер ощутил, что рубящее движение актриса делала сильно, но на его плечо лезвие рапиры опускалось мягко и безболезненно.

«Какая она молодец!» — отметил такое поведение ученицы про себя Освальд.

Занятие закончилось, и в фехтовальной зоне включился свет.

— О! Как я устала, — сказала Мари. — Но это было удивительно!

Освальд скромно улыбнулся в ответ. К таким словам со стороны учеников он привык.

— Не сочтите за банальный подкат, — сказал он. — Мне ваше лицо показалось знакомым. Мы не могли раньше встречаться?

— Конечно, встречались, — ответила Мари.

Она уже не улыбалась, и это все переменило. Ее черты как-то заострились и стали злыми.

— Последний раз мы виделись в сражении при Макао, — спокойно сказала она. — Помнишь?

Освальд помнил. Эти местные были настоящим дьяволами и орудовали сразу двумя короткими клинками. Многие его товарищи были порублены, а на него самого насело сразу несколько человек.

«Вот и все,» — подумал он тогда. — «Вот и нашла меня смерть».

Сцена 10

Я и Вольтега несколько лет колесили по Пиренейскому полуострову, от одного нанимателя к другому. Мой работодатель действительно оказался виртуозным пушкарем. Порох, ядра, картечь — все это было его любимыми игрушками, а стреляя, он, как мне казалось, испытывал настоящее наслаждение. Но характер у него был скверный. Вот мы долго и не задерживались у одного нанимателя и продолжали свое путешествие. Впрочем, это было в какой-то степени выгодно, чем дальше мы продвигались на юг, тем плата за пушкарскую работу поднималась.

— Это юг, — объяснял Вольтега. — Горячему темпераменту нужен выход. Вот и воют между собой. А еще бывает мавры забредают, а если это побережье, то и пираты.

Вольтега и правда любил поговорить, но в основном с пользой для дела. Он учил меня всему, что знал сам. Как определять качество пороха, сколько его нужно на ту или иную пушку, как ее заряжать, как чистить после выстрела и многому другому. А еще он учил меня бою на шпагах.

— Зачем это нужно? — как-то я спросил его. — Мы же пушкари.

— Рано или поздно эти ублюдки добегут до нас, — ответил Вольтега. — Вот тогда поймешь для чего.

Упражнения со шпагой мне нравились больше, чем работа с тяжелыми пушками. Там — грязь и вонь, а здесь — легкие и изящные движения.

— У тебя способности, — как-то сказал мой учитель, имея ввиду то, как я управлялся с клинком. — Но помни, всегда найдется тот, кто умеет это лучше тебя.

Но вышло все по-другому.

Наш последний найм был с городским советом одного прибрежного городка, на который напал португальский капер. О причинах такого нападения задумываться было некогда. Вольтега стрелял, а я помогал ему в этом, как мог. Все закончилось неожиданно. Рядом с нами разорвалось ядро, выпущенное с корабля. Я почувствовал только ветер, а мой наставник упал и больше не встал. На его лбу, перевязанном цветастым платком, выступила капля крови. Я сдернул повязку. Кровь заструилась сильнее. Маленький, не больше горошины, осколок оборвал жизнь моего учителя. Хуан Вольтега умер.

После того, как замолчала пушка, город принял решение сдаться и откупиться от капера деньгами. Вся эта процедура прошла по-деловому и без кровопролития. Со стороны казалось, что старые, не один год знающие друг друга партнеры, обсуждают одну из многочисленных сделок.

А потом предводитель португальского капера сделал гарнизону городка выгодное предложение. Оказывается, он двигался дальше на восток и где-то там, в португальских владениях нужны были солдаты. Плата была выше той, что платил городской совет, почти в два раза.

— Не, на хрен, — сказал один из моих местных знакомцев. — Там ползучих гадов, как гальки на морском берегу. Так и ждут, когда бы укусить тебя за задницу.

Но мне предложение показалось интересным. Слишком долго я был рядом с Вольтегой. Сейчас мой наставник был мертв, а значит где-то рядом бродила Смерть. Надо было бежать прочь и снова путать след. Вот я и согласился отправиться за тридевять земель воевать под знаменами португальского короля.

После поджаренного на солнце Пиренейского полуострова, владения португальского короля в Юго-Восточной Азии показались мне раем. Режущая глаза зелень и масса местных, полуголых женщин вокруг.

Город, в котором располагался отряд, куда я попал, назывался Макао. Этот городок приглянулся голландцам. Они объединились с местными повстанцами и напали на нас. Но поначалу ни я, ни мои командиры такой подлости от местных жителей даже не подозревали.

Строй наемников-мушкетеров, среди которых был и я, вышел против строя мушкетеров-голландцев. Обе стороны открыли огонь, и вот тут-то нас во фланг атаковали туземцы.

Я отбивался от наседавших на меня повстанцев, а в голову как-то несвоевременно пришла мысль, что Вольтега оказался не прав. Учитель предупреждал, что и на меня найдется тот, кто орудует шпагой половчей. Но по всему выходило, что меня прикончит не какой-то выдающийся мастер фехтования, а несколько самых обычных туземцев.

Нас спас другой отряд мушкетеров, который вышел из города и сделал несколько залпов по нападающим. Надо сказать, что некоторые выпущенными ими пули попали и в наших солдат, но все же большее количество нашло правильную цель. Атака была отбита.

После этого я провалялся несколько недель в постели. Меня хорошо порезали в той схватке. Все это время меня била лихорадка. Когда ее приступ становился наиболее сильным, мне в видениях приходила женщина. Ее лицо можно было бы назвать приятным, если бы не ее жесткий взгляд.

***

— Так это была ты, — сказал я, по-новому рассматривая Мари Гловер. Если бы не улыбка, то я ее бы сразу узнал.

«И что бы это изменило?» — спросил я сам себя.

— Ни-че-го, — ответила Мари.

Как видно мысли людей не были для нее тайной.

Сцена 11

Вольтега учил меня не сдаваться.

— Стреляй так долго, как только сможешь, — говорил он. — Чисть пушку, забивай снаряд, разжигай фитиль. Ничего не поздно! Просто не думай про это!

— Когда будет поздно, — в этом месте он обычно усмехался. — Тебе об этом скажут.

***

— Как насчет поединка, Мари? — спросил я. Не получалось у меня называть ее по-другому.

— Поединок? Ты шутишь? — улыбнулась моя несостоявшаяся ученица.

— Да. Предлагаю тебе настоящий поединок, а не то потешное махание клинками, что было до этого. И нет, я не шучу. Или ты боишься проиграть?

— Ха, — усмехнулась Мари, и ее лицо на миг снова утратило жесткие черты.

— Хочешь взять меня на слабо?! Зачем мне это?

— Ну, — если признаться честно то, на ее вопрос у меня не было верного ответа. — Хотя бы для того, чтобы доказать, что ты на самом деле всесильна.

— Мне не надо никому ничего доказывать, — женщина, стоящая передо мной, уже не улыбалась.

Я понимал, что в любой миг могу просто перестать существовать и решил поторопиться.

— С «никому» согласен, — сказал я. — А самой себе? Я знаю, ты могущественна. Тебе дана великая сила. Никто не может тебе противостоять. Но что ты стоишь без этой силы?

— Замолчи, человек, а не то..., — начала лже-Мари, но я ее не слушал.

— Если на время отложить в сторону данную тебе силу? Стать на уровень меня, человека? Сможешь ли ты меня победить?

Женщина какое-то время просто смотрела на меня и молчала.

— Ты наглец..., — наконец, произнесла она. — Какой приз?

— Ты еще раз отпускаешь меня.

Этот ответ я заготовил заранее, но сейчас он не показался мне стоящим. Один раз? А потом? Уход в небытие? Надо было попросить два раза? Зачем? Даже два побега от смерти пронесутся, как один миг. Я знаю. Так уже было. Именно два раза я ускользал от смерти и обретал молодость. И что? Вся эта моя жизнь пронеслась, как один вздох, как мимолетный сон. Но я чувствовал, что на большее моя противница не согласится.

— Хорошо, — сказала Мари. — А что получаю я?

Я пожал плечами.

— Понятно, — усмехнулась она. — Если я выиграю, то получу чувство глубокого самоудовлетворения, так?

— Наверное, — сказал я. Мне вдруг захотелось все это побыстрее закончить. Либо туда, либо туда.

Тем временем лже-Мари подошла к стойке с оружием и заменила свою легкую рапиру на шпагу, которую выбрала в самом начале нашей встречи.

Она стала напротив меня. Подбородок вверх, рука со шпагой вытянута вперед. Гордость и смелость, вот что выражала такая стойка. Кстати, так учил меня и Вольтега. Я понял, что Мари готова начать, и сам принял такую же позу.

Но нас прервали. В фехтовальную зону заглянула Александра.

— Мистер Ригер, вам ничего не надо? — кашлянув, спросила она. Ее лицо было встревоженным.

— Нет, — ответил я. — Спасибо, ничего не надо.

Было приятно напоследок увидеть свою повзрослевшую «дочь».

— Перспективная девочка, — сказала Мари. — Хороший кашель. Однако, давай, не затягивать.

— Согласен, — ответил я.

Мы легонько ударили кончиками своих клинков, и Мари тут же нанесла прямой укол мне в лицо.

«Поцелуй смерти,» — называл его Вольтега.

«Точнее и не скажешь,» — подумал я, отбивая этот удар.

Вообще, первая атака, как правило, бывает ложная. За ней кроется другая. Мастер чередует атаки. Каждая из тех, что не достигает цели становиться ложной, а ей на смену приходит новая атака, та которую противник не ожидает. Этим мастерством Мари владела виртуозно. Пока я успешно отбивал атаки, но чувствовал, что рано или поздно ошибусь. А еще ее манера фехтования казалась мне знакомой.

— Проклятье! — наконец, понял я.

Я как раз отбил новую атаку. Именно так я и сам предпочитал нападать.

— Ты копируешь меня! Ты взяла мои знания!

— Ты же сам предложил опуститься на твой уровень, — усмехнулась Мари. — Вот я и опустилась.

Говоря это, она нанесла сразу два укола. Очень быстро и мощно. Я не стал их отбивать, а просто сделал шаг назад.

«Вот так,» — подумал я. — «Все же виконт Томас Эванс был не прав. Смерть не обмануть. А вот она может».

Или можно...?

Я никогда не любил атаковать ноги противника, за что меня неоднократно ругал Вольтега.

— Это глупо с твоей стороны, — говорил он. — В сражении красота поединка не главное. Главное, кто остался жив.

Но я его не слушал. Не было в моей технике атак ног противника. А теперь, пожалуй, будут...

Мари выполнила еще несколько уколов. В последний из них я схватил левой ладонью ее клинок, чтобы она не успела отскочить назад, а своей шпагой проткнул впередистоящую ногу женщины. Насквозь. Мне надо было дотянуться до артерий. А они расположены глубоко, на задней стороне бедра.

«А теперь назад,» — я выдернул лезвие шпаги из ноги Мари, отпустил ее клинок и сделал шаг назад.

По моей ладони заструилась кровь. Я зажал кулак, и кровь остановилась. А вот из раны на ноге Мари кровь брызгала легкими фонтанчиками, в такт ударов сердца моей противницы.

Мы стояли друг напротив друга и молчали. Так бывает у шахматистов. На доске еще много фигур. Впереди достаточно времени, но один из них понимает, что партия им проиграна. А другой, наоборот, празднует победу.

Я не праздновал. Я ждал. Слишком серьезным противником была эта Мари.

— Хитрый человечишка, — сказала женщина. — Можешь бежать, но это будет твой последний раз.

А потом она исчезла.

Я стоял посреди фехтовальной зоны и думал, а не привиделось ли все это мне.

Я разжал левую ладонь. Кровь снова стала течь.

— Нет, не привиделось, — сказал я вслух.

Сцена 12

***

Многое видел и многих любил

Имен их не помнишь, а лица забыл.

Усталость настигнет тебя на пути

От смерти теперь тебе не уйти

***

Освальд вышел из фехтовальной комнаты. На ресепшен должна была быть аптечка. Стоило перевязать руку. А потом уходить. Пока эта Мари не передумала.

За стойкой сидела его помощница. У нее из глаз текли слезы. Ни звуков, ни всхлипываний.

— Что случилось?

— Пришли анализы, — Александра кивнула в сторону монитора компьютера. — Этот кашель... Это не из-за пожара... Это... Там опухоль...

Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

Освальд зашел за стойку ресепшен, подошел к девушке и стал гладить по голове.

— Может все обойдется? — сказал он. Теперь стало понятно, почему эта Мари называла его помощницу перспективной. — Надо поговорить с доктором.

Александра молча замотала головой.

— Я уже звонила, — сказала она. — Он сказал, что все очень серьезно. Но шансы есть...

На последних словах она разрыдалась.

Когда врач говорит, что шансы есть, но не называет сколько этих самых шансов, дело плохо.

«А с другой стороны...,» — подумал Освальд. — «Какое мне дело до этой девушки? Я сейчас перевяжу руку и уйду. Исчезну. Не будет никакого Освальда Ригера, у которого была помощница Александра, которая была похожа на дочь некого Чарли Флэнагана. Я никого их не знаю!»

Но вдруг он понял, что не хочет так поступать. Это осознание пришло внезапно. Также, как в свое время он, еще будучи Чарли Флэнаганом, почувствовал непреодолимое желание проверить сказанное виконтом Эвансом. Без каких-либо рациональных объяснений... Ему тогда захотелось, и он ничего не смог с этим поделать.

Так и сейчас. Освальд понял, что не хочет никуда убегать. Зачем? Какой смысл? Чтобы потом снова найти девушку, которая будет похожа на его дочь. Которая снова будет больна, и которой он снова не сможет ничем помочь...

«Впрочем, почему не смогу?» — подумал Ригер.

— Не плачьте, Александра, — сказал он. — Выход есть.

Помощница подняла на него свои заплаканные глаза. Кроме страдания в них было еще что-то.

«А вот этого не надо, милая,» — подумал Освальд, а вслух сказал. — Минутку.

Он прошел в туалет и накрутил на руку бумажное полотенце. Не хватало еще заляпать кровью ламинат на полу.

— Вам надо уйти, — сказал он, когда вернулся.

— ???

— Вам надо бросить свою старую жизнь и уйти, — Освальд начал объяснять ничего не понимающей девушке. — В новой жизни, где не будет старой Александры, у вас не будет и старой болезни.

Видя, что девушка смотрит на него недоверчиво, он рассказал ей все. Как был сначала Чарли Флэнаганом, потом Самуэлем Бриджесом и наконец Освальдом Ригером. Как он бросил своих родных, стал моряком, потом солдатом и многое, многое другое, что произошло за эти его три жизни.

— У вас исчезнет болезнь. Кроме того, вы, скорее всего, станете немного моложе. Во всяком случае у меня так каждый раз получалось.

— А нельзя..., — спросила Александра. — Вместе... Чтобы и вы... и я...

— Нет, — ответил он. — Вам надо путать следы. В вашей новой жизни не должно быть никакого Освальда Ригера. Вы его просто никогда не знали. Иначе смерть разыщет вас.

— И что, я должна вот так все бросить и уйти?

Смысл ее слов был тревожным, но голос — ровным и спокойным. Как будто она интересовалась порядком сбора только что купленной тумбочки.

— Да, — сказал Освальд. — Я сейчас вас обниму, и вы уйдете.

Так он и сделал.

Когда за Александрой закрылась дверь, Освальд нашел аптечку, прошел в туалет и стал заниматься своей раной.

На сегодня, к счастью, учеников больше не было. А завтра надо будет позвонить в агентство, чтобы найти новую помощницу. Сам он будет заниматься с учениками, учить их понарошку убивать друг друга. И будет ждать ее, Мари. Впрочем, в этом нет никакого смысла. Все равно эта женщина придет тогда, когда он меньше всего будет к этому готов.

Конец

Бета-ридинг от автора. Прочту ваш текст, отмечу слабые места, дам рекомендации. Пример бета-отчета по запросу в личку.