Первым посланников встретил мертвец, повешенный на заскорузлой верёвке за шею на воротах. Из его вспоротого живота на каменную кладку вывалились потроха, почерневшие и облепленные мухами. Посланники как один зажали носы платками и поторопили коней.

Выброшенные из окон стулья, разбитые бочки, выпотрошенный сундуки, платья и шторы вперемешку с ветками и соломой нелепым ковром устилали дорогу к донжону. Сбитые с петель двери валялись на ступенях.

И люди… бездыханное тело рядом с храпящим убийцей. Истерзанная девица в исподнем, подвешенная на цепях, тихо скулила, а на её лице не осталось живого места. Навряд ли она увидела новоприбывших.

Смрад вытеснил воздух, просочился через надушенные платки. Запах немытых тел, разлитого вина и испражнений, гниения и разлагающейся плоти.

На подкашивающихся ногах гости пробрались в большую залу и наконец остановились. Здесь, среди тяжёлых столов и разбитых стульев, завернувшись в портьерах и грязных тряпках, в которых угадывались недешевые платья и камзолы, друг на друге, будто прокаженные, лежали вповалку грабители, насильники, убийцы. Бич восточного края и головная боль короля…

На постаменте, где когда-то наподобие трона стояло дубовое кресло, криво установили кровать с резными столбиками. На ней уместились разом с десяток обнаженных тел, сплетённые руками и ногами в один большой клубок.

– Кхем! – громко кашлянул старший из гостей, королевский посланник. Четверо его телохранителей, положив руки на эфесы мечей, развернулись, образовав круг спина-к-спине.

Зал сонно зашевелился.

– Именем короля!.. – повысил голос посланник. – Где его высочество принц Эррион?

Он трижды повторил вопрос, пока не добился мало-мальского внимания.

Из-под груды тел показалась сначала светлая макушка, потом рука сжалась в кулак и пихнула чей-то бок. Вторая рука за волосы оттянула лохматую голову с узкой груди.

– Кто такие? – щурясь, пробормотал, наконец, мужчина, которому на вид было не более двадцати лет.

Он, сутулясь, уселся на кровати и скрестил ноги. Весь в царапинах, засохшей крови и пятнах грязи, босой, но одетый в штаны не по размеру. Волосы при беглом взгляде выглядели светлыми, но давно не мытые, спутанные, свалявшиеся до толстых колтунов. Через серую маску грязи на лице с пронзительным холодом на гостей смотрели сиреневые глаза.

– Мой господин, король Сирион, – возвестил посланник, подобравшись, – призывает ваше высочество явиться в столицу.

Его высочество склонил голову к плечу и уставился на посланника. Две девчонки, слишком похожие друг на друга, соблазнительно выгнулись, подтянулись на локтях и обхватили принца за талию: одна – справа, другая – слева.

– Дедушка вспомнил о нерадивом внуке? – хмыкнул принц, и девчонки поддержали его улыбками. – Пусть подавится своим приказом. Проваливайте, – отсек он и рухнул на постель. Оказавшись между двух гибких тел, он запустил руку между стройных ног и прижался щекой к бедру.

– Король приказал привезти вас. И разрешил, если потребуется, применить силу.

Эррион с закрытыми глазами  презрительно фыркнул.

– Его высочество сдох лет пятнадцать назад в сточной канаве. Так ему и передайте. Проваливайте, – устало ответил принц

– Ваше высочество!..

– Я. Сказал. Проваливайте!

Шатаясь, Эррион поднялся на ноги; при этом чужие штаны скользнули, обнажив плоский живот.

Эррион медленно сошёл с постамента, выпрямился и уставился на гостей. По виду – мальчишка, обиженный на родителей, но за нежной внешностью скрывалась сдерживаемая ярость. Сиреневые глаза пылали первородным пламенем, что внушало трепет даже закалённым бойцам. Посланник попятился, телохранитель шагнул вперёд и выставил меч.

– Мне ничего не стоит, – заговорил Эррион тихо, будто мурлыкая, – каждого из вас вытряхнуть из этих железок, выпотрошить и растянуть кишки отсюда до самой столицы. Сколько таких ваш король подослал, чтобы забрать мою жизнь? Десять или пятьдесят – посчитайте сами: они висят на стенах. Уходите. Или присоединитесь к ним.

Принц быстро окинул взглядом напряжённые лица посланников. В них не было упрямства, на месте их удерживал страх. Их господин, чью волю они здесь представляли, не оставит без последствий переданный ответ. Быть может, господа провинились перед королём или – что вероятнее – перед наследным принцем.

– Вы взялись за безнадёжное дело, – с сожалением произнёс Эррион, взглядом и едва заметным движением головы отдал приказ.

Тишина в зале была лишь ширмой, которая прикрыла напряжение. Каждая пара глаз, что сумела открыться, следила за гостями. Липкие и жирные ладони бесшумно нашарили в куче мусора оружие. Достаточно было одного слова, чтобы толпа пьяниц пришла в движение. Никакой алкоголь не вытравит из мышц годы пьяных драк и полевых сражений. Своим людям Эррион не доверил бы собственную жизнь, однако они с поразительным фанатизмом следовали за ним, негласно приняв за лидера.

Пятеро выросли прямо из грязи: лохматые и немытые медведи с палками и мечами в руках. Телохранители напряглись и подняли оружие. Однако посланник угрюмо глянул на принца из-под бровей и развернулся. Он выскочил из зала так резво, что взметнул плащом бумаги и листья.

Эррион развернулся и побрёл в противоположную сторону, к задней двери, за которой начиналась потайная лестница. С верхних окон донжона открывался вид на долину, где паслись лошади. По запущенной дороге на запад скакали посланники. Яркий штандарт короля развивался и посверкивал золотом в полуденном солнце. Ни видеть бы его больше никогда…

В углу спальни прятался уцелевший стул, и Эррион с криком ярости швырнул его сначала в стену, а затем – в окно. С карканьем и хлопаньем взлетели с крыши вороны.

Сирион Чёрный ворон, упрямый король, не оставляет надежды покончить с занозой, паршивым осколком семьи. Не разделяй его десять дней пути, придушил бы собственными руками ненавистного внука. Кость в горле…

В зал Эррион спустился с первыми кострами. К тому моменту в господской спальне не осталось целой мебели, а все обломки до последней щепки вылетели в узкое, как бойница, окно. Принц прекрасно видел в темноте потайного коридора, внизу уже полыхали факелы. Скиданная кучей мебель жарко полыхала в камине. С козлячьей туши в огонь падали капли жира. Появление мятежного принца встретили тишиной. Эррион окинул взглядом людей, которым нашлось место в крохотной и старой крепости между морем и горами. Для чего строители разворотили скалу, чтобы построить стены и узкий, будто чурка, донжон, непонятно. До ближайших городов по два дня езды, оживлённый тракт южнее…

Тем не менее, именно сюда тянулись бродяги и разбойники всего приморского края с тех пор, как пятнадцать лет назад Эррион выгнал немногочисленную стражу.

– Мясо… горит, – задумчиво пробормотал принц. Скрипнул, поворачиваясь, вертел, огонь затрещал, слизывая капли жира с углей.

В зале не осталось случайных людей и дармоедов – только те, кто выдвинется вскоре на юг, чтобы собрать с проезжающих по тракту очередную дань… Крошечная армия, пёстрая, как домотканый платок. Переловят лошадей, и тридцать или пятьдесят всадников последуют за тенью золотого дракона.

Эррион пробрался через завалы мусора, срезал с туши ломоть и устроился у огня. Его провожали пристальными взглядами и молчанием. Эррион, погруженный в собственные мысли, не прочитал напряжение в лицах, рыжих от света факелов и камина, иначе не сел бы спиной к толпе нечёсаных мужиков. В тишине он задумчиво жевал жёсткое мясо старого козла.

Из размышлений его выдернуло выкатившееся перед камином яблоко. Эррион пустым взглядом уставился на надкусанный румяный бок, а в следующее мгновение тяжёлая ладонь впилась в сальную чёлку и оттянула голову назад.

Эррион вскрикнул, но между зубов скользнула верёвка, врезалась в уголки губ. Как взнузданный конь, принц мотнул головой, тугой узел затянулся в основании шеи, до острой боли вывернув нижнюю челюсть и вырвав добрый клок спутанных волос. Брякнулась на пол тарелка с куском мяса и ломтем хлеба. Руки перехватили запястья, вывернули, завели за спину до хруста в плечах и лопатках, обездвижили.

Ярость, подхлёстнутая страхом, поднялась жаркой волной от живота. Сиреневые глаза вспыхнули злостью и… Дубинка метко врезалась в висок, острый угол бывшей ножки стула или стола рассёк кожу. Сознание мгновенно погасло, будто на пламя плеснули ледяной воды. Эррион обмяк. Не упал на пол только потому, что тяжёлая ладонь до сих пор держала чёлку.

Привёл в чувство удар в спину. Голова подпрыгнула и стукнулась о что-то холодное и жёсткое. От раскатистой боли Эррион застонал. Непослушное, тяжёлое тело содрогнулось. Зазвенел металл. Ещё удары снизу – мелкие, дробные. Скрип деревянных колёс и стон натянутых цепей. Из липкого горла вновь вырвался стон. Нижнюю челюсть прострелило судорогой. Язык коснулся веревки, омерзительно шершавой. Эррион задышал часто, глотая воздух через веревку. Перед глазами стояла темнота – та самая: удушающая, давящая; спутывающее мысли в голове чувство страха. Детского страха, въевшегося и неизгладимого годами...

От судорожных глотков воздуха кружилась голова. Эррион забыл себя. Здесь и сейчас он не ужасный золотой дракон, который держит в страхе весь край, а мальчишка, запертый в тёмной кладовке. Страх из прошлого жаркой ладонью обхватил горло.

Хлопок дверью, кромешная темнота и запах пыли – так начинался кошмар длиной в два-три дня. Всё из-за неудачной игры в лошадку.

Лошадка Эррион, сгибаясь под ношей, «скакал» по галерее. Прутик в руках Элеанора щекотал рёбра. Младший брат удобно устроился на плечах старшего, одной ручкой придерживался за его волосы, а второй – орудовал мягким хлыстиком.

Очередной забег закончился быстро. Уставший Эррион запнулся о ковёр и шлёпнулся, расшибив колени, локти и нос. Элеанор  покатился кубарем. Испуганные няньки кинулись к вопящему мальчишке. На нем не было ни царапинки, но шестилетний принц колотил кулачками по полу. Его быстро подняли, отряхнули, поохали – наследник убился.

Эррион перекатился на бок и со стоном сел. По губам и подбородку бежала кровь из разбитого носа, ни согнуть, ни поднять онемевшие руки он не мог. Безнадёжно хлюпал распухающим носом, боясь привлечь внимание, но о нём вспомнили.

– Это о-о-он! – взревел младший принц, указывая на захлебывающегося в крови, боли и обиде брата. – Накажите! Накажите! Стра-а-ажа! – Элеанор всегда мерзко тянул а-а, когда плакал.

Эрриона подняли не без осторожности. Ноги отказались держать. По щекам потекли слёзы боли и обиды.

– Не надо, – пролепетал он, всхлипнув. – Прости, я случайно. Правда, случайно.

Стражники уже тащили его в боковой коридор. Эррион испуганно затих, когда осознал, что волокут его не в комнату. Брат ни за что бы не додумался до подобного. Значит, дедушка велел разнообразить наказание для нелюбимого внука.

Его заперли в крошечной кладовой, где прятали швабры и тряпки. Поставили – и захлопнули дверь, отрезав свет. Несколько часов Эррион проплакал в уголке, растирая кровь и слёзы. Грязное лицо стянуло корочкой, пульсировал нос, опухли глаза… Потом, устав, он свернулся на полу и принялся ждать, что вот-вот дверь откроют, но провалился в тревожный сон. Очнулся и принялся колотить в дверь и кричать. «Забыли! Они забыли обо мне!» – бились тревожные мысли, сводящие с ума. Стучал кулаками по толстым доскам до боли, потом проваливался в сон. Потом опять – кричал до хрипоты.

Круг за кругом, в темноте и нарастающем ужасе, что никогда из неё не выберется. Силы, подпитанные паникой, истекали. А на третий день его выпустили: голодного, грязного, испуганного до истерики. Элеанору понравилось, каким тихим и покорным стал старший брат. После третьего заключения ужас перед тёмными кладовками так укоренился в уме десятилетнего Эрриона, что хватало одного хмурого взгляда Элеанора или надутых от злости губ, чтобы с языка рвалось «Прости! Умоляю, прости!» вперемешку с рыданиями, а ноги сами подгибались.

Эррион плавал на волнах забытья, прошлое сменялось настоящим и ничем не отличалось. В узком ящике, обитом железом, в цепях, по дороге к ненавистной прошлой жизни.

Непроницаемую темноту разрезал ослепительный свет. Из белого тумана проступило лицо из прошлого. Тёмно-русые кудри обрамляли вытянутое лицо, карие глаза цвета сосновой коры, хищная кривая улыбка под носом с изломом.

– Здравствуй, братец, – мелодичный голос, от которого мгновенно вскипела кровь.

Эррион дёрнулся, забыв о цепях, и вывалился из саркофага. Он рухнул на пол, ударившись скулой и бровью, перекатился через спину и замер на боку. Связанный, но не беспомощный. От ярости прояснилось зрение. Тронный зал. Гвардейцы с алебардами. И впереди – Элеанор в кольчуге и с кинжалом в руках.

Челюсти хрустнули от неконтролируемого желания вцепиться в горло. Жаркое пламя вспыхнуло, выжгло из разума всю осторожность.

– Полно, – твёрдый голос короля Сириона потушил злость, будто чан колодезной воды – кострище.

Эррион, лёжа спиной к трону, не видел короля, но лопатки зудели. Живо представился брезгливый взгляд деда на скрученного цепями внука, грязного, в крови и земле. Встречаться с ним глазами Эррион не желал.

Однако никто не спрашивал желания мятежного принца, которого обманом и силой доставили в столицу – как драгоценную побрякушку, в кованом сундуке.

– Я благодарю вас, господин Традон, – раскатисто произнёс король, пока стражники с предосторожностями распутывали цепи.

– Ваше величество, – поклонился посланник. – Моя семья…

– Да-да, – в голосе скука. Зашевелилась стража, повинуясь жесту монарха.

На верёвке толщиной в палец остались следы зубов, на запястьях – синяки и кровоподтёки от цепей. Эррион не чувствовал ног после десяти дней неподвижности. Он разминал затёкшие члены и хмуро разглядывал короля из-под чёлки.

Мало чем изменился король Чёрный ворон за пятнадцать лет. Проседь в тёмных волосах, кустистые брови, глаза-угольки. Кожа на щеках провалилась, на шее залегла складками. Руки покрылись пятнами. Старик, которого старость боялась трогать.

– Как низко ты пал, – заговорил Сирион. – Как отвратительно выглядишь.

– Так может, я уйду обратно, в свою нору, дабы не тревожить твой взор? – Эррион силой наполнил голос поддельной лёгкостью, хотя всем сердцем желал сбежать из зала от страха и одновременно растерзать ногтями старческую грудь из-за обиды и злости. Он скрестил ноги и подпёр кулаком подбородок. – Ты так желал меня видеть, что приготовил гроб?

– Как ты разговариваешь?! – взревел за спиной Элеанор. Бряк-бряк! Звенья кольчугой, принц подлетел к брату, схватил за грудки и встряхнул. – Я вырежу твой язык! – прорычал он в лицо.

– Только боги знают, как я хочу вырвать твою печень, – прорычал тихо Эррион. – Зажарить и скормить ему.

– Тварь!

– Прекрати.

Ничего не изменилось. Тихий приказ – и Элеанор, скрипя зубами, разжал кулаки и шагнул назад.

– Я не для твоей потехи приказал его сюда доставить. Счёты сведём после…

– После чего? – мрачно спросил Эррион.

– После того, как заберём земли соседей.

– Ха, война? И тебе нужен козырь.

– Всё закончится быстро, – кивнул король.

– Не согласен. В вашей игре я не желаю участвовать.

– Никого не интересует твоё желание, – выдавил сквозь зубы Элеанор.

– Вот как?

Эррион прищурился, перевел взгляд с деда на брата, напыщенного, будто фазан на праздничном столе, и обратно – к мрачному королю.

– Не осложняй, – взмахнул рукой Сирион. – Любого можно подчинить.

– Попробуй, – с вызовом бросил Эррион тому, кто внушал нешуточный страх с самого детства. Что-то надломилось в тот момент, когда развернувшись на голых пятках, он направился к двери.

– Только посмей меня остановить, – ответил он предупреждением на порывистое движение братца.

Эррион досчитал до пятнадцати, дошёл до середины зала, когда на него обрушились три слова и пригвоздили к полу:

– Твой отец жив.

Мгновенно в глазах потемнело. Эррион остановился. Ему чудилось многократное эхо, гуляющее по залу, усиленное волей короля.

– Ложь, – выдохнул Эррион и тут же выкрикнул: – Ты лжешь!

– Можешь думать что угодно. Драконов не так просто умертвить, как ты думаешь.

– Мама?..

– …мертва, – ответил ледяным тоном король Сирион. – Глупая девчонка.

– Я. Тебе. Не верю, – отчеканил Эррион и сам себе не поверил.

Если есть хоть крохотный шанс, что отец-дракон жив…

– Ты так и остался тугодумом, братец, – Элеанор закатил глаза.

– Твой отец жив, – повторил Сирион.

– И… ты отпустишь его? Нас?

– Такова цена твоей верности.

Эррион разглядывал их лица – разные, но похожие – расчётливо-холодные. Добились победы в считанные мгновения, надавив на старые раны.

Сердце отчаянно колотилось в рёбрах. Слова не шли на ум. Эррион, как истукан, застыл на полдороге между свободой и рабством и не решался сделать шаг.

Всё решил Элеанор. Устав ждать, он стремительно подошёл к брату, остановившись в полушаге. В упор взглянул в глаза – безжалостное торжество. И что есть силы врезал под колени. Эррион рухнул на пол в слабовольной пародии на покорность. Сил, чтобы поднять голову, не осталось...

Шли задними коридорами, теми, что пользовались слуги. Девчонка-ключница семенила впереди и тревожно оглядывалась. Пятеро гвардейцев тыкали в спину пиками. Хоть намёк на непокорность – и голова отсоединится от тела.

Дверь со стоном распахнулась в комнату из прошлого. Спальня в три окна, где уместились кровать, шкаф, стол, кресло и умывальник за ширмой. Даже запах остался тем же – нечто среднее между пылью и травами, настоянными на дешёвом масле. Под тяжёлым смрадом просочился отзвук старой, закостенелой ненависти: запах сдобного теста, дорогих пряностей, воловьей кожи и стали. Сладкий запах, приторный до тошноты. Каждая мышца в теле натянулась, губы скривились в улыбке, хищной и недоброй.

Щелчок и скрип двери – запах стал ярче.

– Завоняло крысами, – выдохнул Эррион, развернувшись.

Элеанор остановился на пороге. На поясе болтался меч и кинжал. Левая ладонь в кожаной перчатке непринужденно лежала на резном эфесе.Элеанор научился от деда смотреть с непререкаемым высокомерием, одним взглядом четвертуя собеседника.

– Твой гнилой запах никогда не выветрится из этих стен, – небрежно бросил принц.

Из пухлого наглого мальчишки, взлелеянного прислугой и придворными, вырос плотный мужчина, который при равном росте превосходил Эрриона в ширине плеч.

– За пятнадцать лет из цыплёнка ты вырос в петушка.

– А ты так и остался мерзким бледным червяком, который роется в грязи и мертвечине.

– Лучше прозябать среди ублюдков и убийц, чем в этих стенах ждать воли избалованного мальчишки и сумасшедшего старика. Ваша война меня не касается.

– Я приказал бы четвертовать и выпотрошить твою тушу, а на коже вырезать проклятия, если бы не воля дедушки… Он – не я – видит в тебе чудесную силу, которая поможет ему возвысится среди соседей.

– Лестно, – хмыкнул Эррион и скрестил руки на груди.

Элеанор чуть расставил ноги, будто готовый к качке на корабле моряк. Крепкая стойка готового к драке бойца.

– Ты всего лишь слизняк, мерзкий, бесполезный выродок. И я отказываюсь верить, что я явился из того же чрева, что и ты.

– Повтори…

В шепоте глухо шелестела сдерживаемая ярость. Оскорбления из уст Элеанора разбивались, будто речные воды о валун, но даже вскользь упомянутое рождение подкосило поддельное безразличие.

– Не верю, – покорно повторил Элеанор, – что появился на свет от женщины, которая по доброй воле легла под монстра.

Хрясь! Треск вышел отчётливым. Костистый кулак со скоростью выпущенного снаряда врезался в острую скулу, поросшую жёсткими волосками. Элеанор отшатнулся, схватившись одной рукой за дверной косяк, а второй – за покрасневшую челюсть. Он растерялся всего лишь на мгновение.

Эррион прыжком увеличил дистанцию. Правая рука онемела после точного, но болезненного удара. Элеанор качнулся вперёд. Шаг. Второй. Третий – ловкий, как в танце уворот. И тут же ответный удар. Эррион отлетел на несколько шагов, словно его ударили молотом, но удержался на ногах и прижался к стене. А ведь он забыл, что братец тоже унаследовал от отца-дракона собственные магические силы.

Элеанор двигался стремительно и неумолимо, будто валун, сорвавшийся с горы. А Эррион устал… В живот врезался затянутый в воловью кожу  кулак, тяжёлый, как пудовый молот. Эррион подавился болью. Согнулся пополам, завалился вперёд. И встретил лицом колено. Омерзительно влажно хрустнул нос. В горло плеснуло кровью. Боль вспыхнула белым.

Эррион захлебнулся, закашлялся - и пришёл в себя на полу. Лицо пульсировало. Через темноту, окрашенную в  красный, проступили сапоги. Слишком близко! Эррион вскинул руки, закрыл распухающее лицо. Жёсткий удар пришелся в солнечное сплетение, где уже цвела жаркая боль. Фонтан крови выплеснулся изо рта на доски и сапоги. Судорожно вздохнув, Эррион от кашля скрутился в узел.

Три удара! Всего пара движений – расслабленных, отточенных. Эррион, балансируя на краю беспамятства, фыркнул.

Потерять сознание не позволил Элеанор, присевший на корточки совсем близко. Сгрёб в кулак чёлку, приподнял над полом голову Эрриона и с раздражением обнаружил улыбку, обнажившую окровавленные зубы.

– Мерзость, – прошипел братему в лицо. – Омерзительно, что в моих жилах течет та же кровь, что и у тебя.

– Так… выпусти… её, – прохрипел, скалясь, Эррион. – Хочешь… я помогу и… перегрызу твою тощую шею? – и, подавшись вперёд, клацнул зубами.

Эррион сотрясался от булькающего смеха, от судорог и боли, и в конце концов, зашёлся хриплым кашлем. Элеанор стоял где-то рядом, очевидно разрываясь от ярости и брезгливости. Мальчишка, наверняка не видевший бездыханного противника…

– Выдвигаемся через три дня, – бросил он сверху.

– Уходи, – выдохнул Эррион, когда прекратил хрипеть от кашля и смеха.

Он устал…

Десять дней в панике, страхе и бреду исчерпали силы до капли. Несмотря на пульсирующую в теле боль, накатил тёмный, тревожный сон.

Эррион первую половину жизни провёл исключительно под волей младшего брата. Элеанор, признанный королём наследник, не походил на него лицом. Слуги шептали, что тот чересчур сильно похож на отца-дракона. Тёмные волосы, тёмные глаза, угрюмый взгляд даже во младенчестве. Мало кто произносил это вслух. Родство наследника с древним ящером не держалось в секрете, но опускалось, как нечто постыдное.

Сам же Эррион знал, что похож на мать: её светлые до белизны волосы, глаза цвета дорогих аметистов, кроткий нрав и улыбчивость. Что помнил Эррион о родителях? Практически ничего – слишком мало ему было лет. Половина жизни прошла для старшего принца в цвете октябрьского тумана, неприветливо-сером, с вкраплением лёгких, будто мираж, цветных пятен, чередующихся с тёмными полосами, особо отчётливо врезавшихся в детскую память.

А за границей этого долго тумана теплилось нечто светлое, будто июльское солнце. Именно так помнил маму Эррион: сияющий образ без лица, яркий до жизнерадостной улыбки трёхлетнего мальчишки. Отца не мог вспомнить, как бы ни старался. Однако стоило остановиться, закрыть глаза и оглянуться почти на тридцать лет назад, то оттуда тянулись широкие ладони, тёплые и надёжные. Надёжность – именно это помнил Эррион об отце.

Если дед говорит правду, и отец дракон действительно жив… если есть крохотный шанс его отыскать… Этой возможностью необходимо воспользоваться.

От накатившей радости пошла кругом голова, а сердце заколотилось молотом по рёбрам. Боль, распроклятая псина, растерзала сон.

И вновь он один на один с прошлым. Убежище и тюрьма. В окнах расцветал закат – алый до багрянца, с кляксой солнца в центре. Комната наполнилась ровным красным цветом. Эррион встал между кроватью и креслом. От усталости подгибались колени. Он тяжело опустился в продавленное кресло и с наслаждением вытянул босые ноги. На чужих штанах, не в меру свободных, нашлось место для пятен ржавчины. Ступни почернели.

Щелчок ключа раздался в темноте. Забывшись тревожным сном, Эррион подскочил в кресле. Мускулы стянуло, голова отяжелела. В первое мгновение ему показалось, что сон стал явью: в темноте выступили знакомые до тревоги силуэты. А потом в комнату вошли трое – гвардеец остановился у двери, две девушки, спрятавшись за ведром и тазом, испуганно замерли.

Эррион толчком помог себе подняться и потянулся. За последние года он привык спать где и как придётся. Сон в мягком кресле оказался испытанием.

– Свет, – приказал он резко, неожиданно даже для себя. Будто и не прошло пятнадцати лет бродяжничества, и он всё тот же юный принц, пусть нелюбимый и бесправный.

Девушки, вздрогнув, забегали по комнате. Одна запалила свечи в канделябрах – комната заиграла рыжими всполохами. Вторая, выскользнув наружу мимо стражника, принесла стопку одежды и полотенец. Поверх лежало крохотное, не больше кленового листа, зеркало.

В отражении оказался чумазый бродяга, исходивший половину Мира. Волосы до колтунов спутаны. Правая половина головы потемнела от засохшей крови. Эррион коснулся пальцами виска и почувствовал упругую шишку.

От воды пахло дешёвым мылом. Самым тяжёлым оказалось выпросить у стражника кинжал. Эррион держал руки поднятыми, пока девушка-служанка орудовала солдатским лезвием на его голове, практически полностью срезав грязные, спутанные волосы.

Умывшись, Эррион ещё раз оглядел своё лицо в зеркале. На виске из волос к скуле тянулась рваная рана, которая успела засохнуть и стянуться. Новый шрам – первый на лице. Цена ему доверчивость.

Девчонки косились на него, бросали любопытные, пожирающие взгляды из-под челок. Их-то напугали зверем в человечьем обличье, а пришлось мыть жилистого парня, молчаливого и мрачного, грязного и жалкого…

Служанка, забравшая грязную воду, вернулась с двумя тарелками – жаркое с мясом и тушёные грибы.

– Послушай, – шепнул ей Эррион, – принеси вина. Сладкого, из малого погреба.

– Не положено! – отчеканил солдат, опередив служанку.

– Его высочество запретил, – пояснила, извиняясь, служанка.

– Вот как… – Эррион скривился. – Ну, если Его высочество запретил… Крысёныш, – закончил он шепотом.

Он медленно жевал остывшее мясо, запивая медовой водой. Выставил за дверь всех – и девчонок, которые, осмелев, разулыбались, и грубого, упрямого солдата. На несколько дней ему придётся погрузиться в прошлое, в ненавистное время зависимости от настроения братца.

А Элеанор повзрослел. Злость, вскормленная дедом, вызрела. Он стал без оглядки использовать ту силу, что досталась ему от родителя. Эррион мог бы обернуться драконом, мог бы расплавить трон вместе с королём-вороном, разбить все витражи и люстры. Дракон сожрал бы Элеанора, не поморщившись. Не помешали бы ни доспехи, ни жалкие магические потуги. Тогда возможность вернуть отца растаяла бы как дым. Где искать его, живого, Эррион не представлял. А в то, что отец-дракон жив, Эррион старался верить...

Переход к границе занял четыре дня, которые Эррион прошагал пешком, окруженный солдатами из личной гвардии короля. Парни вынуждены были идти пешком. Любое животное шарахалось от него: будь то собаки, кошки или волы, которых впрягали в телеги с фуражом. Ни одна лошадь не могла находиться рядом. Эррион радовался, что ни дед, ни брат не додумались вновь его заковать и закинуть обратно в ящик.

В следующий раз брата он увидел через неделю. В походном лагере, в шатре, где установили широкий стол и на одном конце его сидел Элеанор, а на другом – король Сирион. Эррион вошёл под полог в сопровождении двенадцати солдат в полном облачении. Одетый в простую рубах из некрашенного льна, шерстяные брюки, простые сапоги, он походил на крестьянина, которого высшие силы доставили на поклон монарху. Обрезанные светлые волосы непривычно топорщились. Элеанор не упустил возможности съязвить, использовав такие грязные слова, что король Сирион поморщился, однако не осадил внука. Слуги быстро выставили блюда – мясо с грибами, перепелов, овощи...

Эррион исподлобья глянул на брата, затем на деда, не понимая, зачем его притащили сюда. Коротко остриженная чёлка не скрывала мрачного взгляда. Элеанор ответил презрительным взглядом и бросил ядовитый смешок.

– Ешь. Еда не отравлена, – сказал Сирион, повелительно махнув рукой.

– Яд на меня не действует, ты знаешь.

– Разумеется...

– Я предпочёл бы поесть у себя в палатке. От вашего вида пропадает аппетит. Зачем ты приказал меня привести?

– Ублюдок, – прорычал Элеанор, но король взмахом руки остановил его. Затем знаком приказал всё убрать.

– Я хочу знать, сколько тебе потребуется места, чтобы превратиться и взлететь.

Эррион озадаченно уставился на деда. Он никогда не оценивал себя. Стать драконом в стенах крепости ему не приходило в голову. Обычно он выходил в поле и позволял крыльям расправиться во всю ширину, а затем стремительно взмывал в небо.

– Я видел, какого размера настоящий дракон, – тихо произнёс король. Эррион поднял на него взгляд, в котором отразилась душевная боль. Элеанор ничего не произнёс, но так же внимательно слушал. – Размером тот монстр был больше столицы, выше самой высокой башни. Он вышел в предместья и уже там явился дракон. Одного его вида было достаточно, чтобы посеять в сердце первобытный, животный ужас. А когда эта громада расправила крылья, взлетела, поднялась буря.

– Прекрати, – шёпотом попросил Эррион. Рассказы об отце щемящей тоской отзывались в сердце .

– Он закрыл солнце, а потом обрушил на землю огненный ураган.

Эррион сморгнул подкатившую к глазам сырость. Он читал, что драконы могли изрыгать пламя, однако сам не находил у себя подобных способностей, и не догадывался, какой орган мог бы породить изначальное пламя и обрушить его на врагов.

– Ты всего лишь полукровка, – усмехнулся дед.

Слова хлестнули, жарко вспыхнули  щёки. Эррион сжался, желая выбежать из-за стола. Однако он не собирался уступать, по-детски убегая от оскорблений.

– Ты жалеешь, что у тебя в руках всего лишь полукровка, а не первородный дракон? Тогда ты мог бы поменять нас местами. Один раз тебе удалось уже подчинить его. Кстати, каким образом?

– Ха, у вас одна и та же слабость, – ответил король Сирион и откусил кусок от птичьей ножки. – Так легко и тебе и ему приказывать, пообещав в обмен на покорность жизнь: ему я обещал твою жизнь, а тебе – его.

– Вот как, – Эррион хмыкнул. Одна и та же слабость.

Элеанор рассмеялся, и Эррион посмотрел на него. В кожаной куртке с кольчужными вставками, растёгнутой до пояса, он напоминал тех мужланов, кто прибился под крыло золотого дракона. Не брейся он с неделю, сошёл бы за головореза с большой дороги. Сейчас же брат выглядел облизанным рыцарем. Чистенький, как клинок над камином. Вот только кривой нос портил благородную картину. Эррион чрезвычайно гордился, что пятнадцать лет назад исправил эту деталь на самодовольном лице брата.

– Вот же тупицы, – выплюнул Элеанор.

– Они животные, – произнёс снисходительно король.

– Если это всё, я пошел. Я пойду, отосплюсь. А то от вашего общества разболелась голова.

Эррион поднялся, следом подскочил Элеанор и схватился за меч. Однако король хлопнул ладонью по столу.

– Ты всё тот же испорченный мальчишка.

– Нет, я не тот запуганный мальчишка, которого ты запирал в кладовке. Теперь я знаю свои силы и я тебе нужен.

– Да как ты смеешь! – выпалил принц. Эррион вцепился в него взглядом. Он готов был наброситься на брата.

– Сядь, – сказал король жестко, принц рухнул на место. – А ты, – обратился он к Эрриону, – можешь идти.

Эррион нарочито неряшливо поклонился и не отказал себе в удовольствии показать неприличный жест брату. Он выскочил из шатра раньше, чем до Элеанора дошёл его смысл.

Двенадцать гвардейцев ждали его снаружи и сразу же окружили. В палаточном городке ему отвели самый дальний уголок, подальше от глаз солдат и прислуги. Возле палатки постоянно дежурили гвардейцы, которые не позволяли и носа высунуть. Приносили утром и вечером приготовленное на костре мясо. Молча косились, когда он не спал, и полушёпотом сплетничали, когда думали, что он ничего не слышит. Как понял Эррион, парни не понимали чести охранять белобрысого оборванца. Преступник – самое безобидное, что прозвучало у костра.

Он никогда не оставался в одиночестве. Его окружали люди – придворные и прислуга – в любой момент времени кто-нибудь находился рядом. Эррион тенью следовал за братом, прислушивался с отвращением к капризному нытью и не обладал возможностью вставить слово поперёк деду или Элеанору.

Когда Элеанор, устав от тренировок с мечом, увлёкся охотой и по  полдня носился на пони по лесу и долине с арбалетом, Эрриону выпадала удача остаться в замке. Лошади начинали бесноваться, если он подходил. НедовольныйЭлеанор намеревался заставить брата бегать следом, но потом заключил, что тогда зверье и птицы будут разбегаться. С тем и остался.

Эррион все дни мог проводить в тишине. Он выбрал библиотеку своим убежищем – редко кто из обитателей замка вообще догадывался о существовании комнаты тысяч полок с книгами. Никто не намеревался учить старшего принца грамоте, но он был обязан присутствовать на уроках Элеанора, который по обыкновению криками и капризами доводил учителя до исступления. Потому буквы на жёлтых пыльных страницах упрямо и медленно складывались в непонятные слова. Эррион находил удовольствие продираться через частокол чёрточек и завитушек, хотя и не вникал в смысл написанного.

Она ворвалась в тишину подобно вспышке молнии. Рыженькая, как ветреный закат, девица-служанка с метёлкой из перьев. Лицо в пятнышках, глаза круглые. Лет ей было не больше, чем Элеанору. Толкнула запертую дверь бедром и застыла на пороге, забыв о работе.

– Простите, – пролепетала девчонка, – я не... Не знала, что тут кто-то есть.

Эррион улыбнулся, не зная, что ответить на быструю, как птичья трель, речь.

– Я не помешаю, – продолжила щебетать девчонка. – Я только... пыль... – Она указала на дальний угол библиотеки, тут же сорвалась с места и унеслась за полки.

Эррион проводил взглядом болтушку и вернулся к книге, которую нашёл вчера вечером. Это был тяжёлый фолиант времён первых королей. Обложку из дерева создатель выкрасил в насыщенный зелёный цвет, который потемнел, став практически чёрным. Вытравленные золотом буквы кто-то безжалостно соскрёб. Плотные листы держал шнурок из кожи. Старательный автор, чьё имя стёрли, начертал ровные, как частокол знаки. Историю, которую автор излагал, было невозможно прочитать.

Однако среди трёх сотен страниц попадались развороты, украшенные поблёкшими от времени, но узнаваемыми картинками. Драконы... Огромные, закрывающие небо монстры.

– Ух, страшилища, – раздался над плечом голос. Эррион поспешно захлопнул книгу и обернулся.

Девочка-служанка испуганно отпрыгнула и вцепилась в метёлку из перьев.

– Простите! Пожалуйста, простите! – залепетала она, отступая.

– Тише, успокойся, – произнёс Эррион. – Я напугал тебя?

– Что? Нет-нет! – Девчонка замотала головой. Рыжие кудряшки хлестнули по рябым щекам. – Я этих испугалась, – сказала она и указала на книгу. – Драконы... – страшным шёпотом закончила она.

Эррион наклонил голову и с интересом посмотрел на неё. Девочка смутилась, покраснев так, что пятнышки на носу и щеках стали почти чёрными.

– Только не рассказывайте никому, что опять в книги заглядывала. Ругать будут... – она надулась, и тихо прошептала какой-то ругательство.

– Тебе нельзя читать?

Девочка живо замотала головой.

– Нельзя. Тётка Альбертина говорит, что это для господ... – сказала она со вздохом. – Да я и читать-то не умею. Только картинки и смотрю. Ой! – Она зажала рот ладошкой и испуганно вытаращилась. – Не говорите никому, прошу! – выпалила на одной ноте.

Эррион рассмеялся и пообещал молчать.

Девчонка разглядывала картинки, пугаясь размеров изображённых на них монстров. Эррион делал вид, что читает слова на непонятном языке, и рассказывал выдуманные истории. Метёлка из перьев, забытая хозяйкой, упала и закатилась под кресло.

– Эй! Вот ты где!

От внезапного вопля Эррион вздрогнул и вскочил на ноги, сбросив книгу.

Элеанор влетел в библиотеку, пинком распахнув дверь, и остановился.

– Так ты потому остался в замке, что захотел уединиться с девчонкой!

Элеанор, стремительный, как сокол, бросился на перепуганную девочку и вцепился в её шею. Девочка взвизгнула и залепетала: «Простите! Простите!». На глазах у неё выступили слёзы.

– Отпусти её, – сказал Эррион, стараясь вложить в голос твёрдость. Он видел, как раскраснелось лицо брата, как сверкают безумием глаза.

– Почему я должен её отпустить? Этой бесстыднице хватило ума сблизится с принцем. Она что-то явно хотела от тебя, братец, – Элеанор расхохотался, запрокинув голову. – Подожди... Или это ты хотел воспользоваться несчастной девчонкой? Хочешь наплодить ещё дракончиков?

Служанка хныкала, умоляла и дрожала всем телом. Но чем больше она вздрагивала, тем крепче держал её Элеанор.

– В любом случае она заслуживает наказание.

Он толкнул девочку, и она сжалась на полу, как зверёк. Элеанор вытащил хлыст из голенища сапога и хлопнул по ладони.

– Как думаешь, пара шрамов на лице сделают эту пигалицу красивее?

– Элеанор, не надо, – Эррион шагнул вперёд и встал между перепуганной служанкой и братом. – Она ничего не сделала.

– Не сделала, так ещё сделает! Мелкая дрянь! – Он замахнулся хлыстом.

Эррион оттолкнул его.

– Беги! – крикнул он девчонке и бросился вперёд.

Он обхватил брата руками за талию, опрокинул на пол и сам упал сверху. Элеанор взревел и завертелся под ним. Махнул хлыстом и попал по щеке. На мгновение Эррион ослеп. Щурясь от боли, он выхватил хлыст и отшвырнул. Элеанор махал сжатыми кулаками, извивался и брыкался. Эррион поймал кулаки, прижал к полу и всем весом придавил вопящего брата к полу.

– Отпусти! Отпусти меня! – кричал Элеанор.

Он изогнулся, намереваясь, очевидно, зубами вцепиться в щёку брата. Эррион приподнялся и лбом стукнул брата в нос. Элеанор надсадно взвыл.

– Успокойся! Сейчас же! – крикнул ему Эррион и сильно встряхнул.

Обезумевший мальчишка скривил побагровевшее лицо. Его нос распух, и из ноздрей потекла кровь. Где-то совсем близко раздался топот. Эррион отвлёкся, когда дверь со стуком распахнулась и ввалилась охрана.

Этого мгновения замешательства хватило. Элеанор взревел. Эрриона словно камнем ударило в грудь и отшвырнуло к стене. Он врезался в книжные полки. Казалось, спина сломалась одновременно в нескольких местах. Эррион рухнул на пол, не в силах пошевелиться и вздохнуть. Сверху сыпались книги и сломанные полки, больно ударяя по плечам, онемевшей спине, по голове.

Из забытья его вырвал Элеанор. Напрыгнул сверху. Через пелену Эррион разглядел блеск стали и вскинул руки, пытался схватить клинок, которым Элеанор размахивал. Лезвие скользило по ладоням, обжигая болью, так что пальцы вскоре перестали слушаться.

Кинжал чиркнул по груди, вспоров кожу до ребра. Эррион хрипло вскрикнул. Руки бессильно упали. Он больше не мог помешать безумному мальчишке. Элеанор вытащил кинжал и с криком вонзил вновь. И ещё. И ещё. До тех пор, пока его не стащили. Мальчишка брыкался и кричал, разбрызгивая кровь из разбитого носа. Неподвижно лежащего старшего принца побоялись трогать.

Король Сирион коршуном влетел библиотеку и замер на пороге, увидев разгром, одного внука на полу среди книг и досок в луже крови и второго в руках двух гвардейцев: бешено отбивающегося и голосящего во всю мощь детской глотки.

– Лекаря, живо, – приказал король.

Он подошёл к Элеанору и приподнял его голову. Нос мальчишки распух и страшно изгибался. По подбородок текла кровь и слюна. Влажные глаза сверкали ненавистью. Безумие ещё не оставило его, но постепенно уступало место сознанию. Сирион сжал сломанный нос мальчишки пальцами и резким движением вправил. Из глаз Элеанора брызнули слёзы. Он заскулил.

– Уведите его. Заприте в комнате.

В это мгновение в комнату ввалился лекарь и бросился к Элеанору. Король его остановил.

– Сначала его, – и указал на старшего принца.

Король опустился на колени рядом с Эррионом и осторожно за плечо его перевернул. Вся одежда принца была залита кровью. Король насчитал пятнадцать дырок в рубашке, и не стал считать дальше. Кинжал, который Элеанор выхватил у прибежавшего стражника, торчал справа под ключицей, утопленный по рукоять.

Эррион приоткрыл глаза и застонал.

Как с такими ранами он всё ещё был жив? Опять магия драконов? Может и так. На глазах рассеченная плоть на ладонях и рёбрах  стягивалась, кровь останавливалась. Эррион дрожал. Он закрыл глаза и бессильно обмяк, потеряв сознание.

Тогда раны затянулись за три дня. Глубокая дырка в плече под ключицей оставила короткий белый шрам. Король был в ярости и впервые приказал выпоротьЭлеанора, несмотря на пронзительные вопли и слёзы. А через три дня, когда Эррион смог встать с постели и присоединиться к трапезе в зале, король приказал старшему принцу собирать вещи. Его отослали в крепость в десяти днях пути от столицы. Ту самую, которую через год принц захватил. Обратившись драконом, напал на стражу. Охрана и слуги разбежались. В тот раз Эррион никого не убил...

Рога протрубили на восходе пятого дня. Розовый закат затмила пыльная туча, взбитая тысячами ног. Изумрудный горб холма почернел от людей. Рога пели с ветром песню победы.

Эррион слушал далёкий шёпот войны и дышал холодным воздухом, наполненным запахом росы и тревоги. Он был так далеко от танцующих флагов, блестящих доспехов и мечей, впитавших розовый свет, что видел только кашу, а не людей. Сидел на одиноком камне в льняной рубахе и штанах и трясся от холода и возбуждения. Последние дни страха было столько, что он привык к гулкому стуку сердца и тугому узлу в животе. Теперь Эррион ждал сигнала, какого – он не знал. Когда придёт время, гвардейцы, стоящие рядом, ему об этом скажут.

Армии двигались волнами, как два прибоя навстречу друг другу. Остановились на расстоянии и замерли. К нему подбежал гвардеец с криком. Время будто остановилось. Эррион не заметил, что задержал дыхание.

Дракон сбросил человеческий облик просто, как отряхнулся от воды. Эррион не озаботился о солдатах, которые оказались слишком близко и повалились на траву.

В розовом рассвете его чешуя мягко переливалась золотом. Продрогшие мускулы наполнились жаром. Эррион расправил крылья во всю ширину. Из горла вырвался рёв торжества и потряс все окрестные луга. Дракон оттолкнулся от земли и взмахнул крыльями. Нерасторопных стражников раскидало на траве.

Дракон ринулся в небо. Его распирало от восторга и ощущения свободы. Он не мог представить, что чувствует дед и братец, видя, как громадный сверкающий монстр удаляется ввысь. Из безумия свободы его выдернуло воспоминание об отце. В миг в живот вернулся узел. Крылья замерли. Эррион глянул с невообразимой высоты вниз, на луга, тёмные, как Бездна.

В восторженном полёте он совершенно потерял из виду ориентиры и растерялся. Где чья армия? Цвета – чёрный и синий – смешались. Исчезла тонкая полоска зелени, небо стало серым от пыли. А Эррион медленно снижался, вглядываясь в месиво. «...А потом обрушил на землю огненный ураган», – он вспомнил слова деда, и ком в желудке превратился в айсберг.

Дракон наклонил голову и устремился вниз, словно почуявший добычу сокол. Однако не долетев, развернулся и по широкой дуге облетел поле битвы, разглядывая одинаковых людей. Вот! Он увидел чёрный флаг над палаткой – той самой, в которой последний раз видел брата и деда. Значит, с другой стороны враг.

Он старался не думать, что эти люди – не враги ему. Это всё король Сирион...

Дракон ещё раз облетел поле и резко снизился над лагерем противника. Он схватил лапами то, что попалось, и подбросил. Кони вперемешку с людьми взлетели и по дуге грохнулись на землю. Так! Эррион вновь набрал высоту. Вновь обрушился на армию, схватил, не глядя, поднял в небо и швырнул прочь солдат. Мечи и копья застряли в коже как колючки шиповника.

Он вновь и вновь нырял с высоты на поле, сгребал в лапы солдат и лошадей и зашвыривал их подальше. Вскоре от ударов мечей заныли лапы. В перепончатых крыльях появились дыры. Люди кричали, но дрались до последнего.

Эррион никогда так долго без перерыва не летал. Он утопал в азарте, как в прохладной реке жарким летним днём. Солнце коснулось горизонта, небо стало красным, закатным. Крылья отяжелели, всё труднее и труднее стало набирать высоту. Когти на лапах окрасились кровью. Эррион тяжело дышал, раскрыв пасть. В какой-то момент он заметил, как изменилось движение людского месива. Вместо беспорядка все устремились на восток в едином потоке, будто вода, прорвавшая плотину.

Эррион поднялся и завис, наблюдая, как бегут прочь противники и как нагоняют их солдаты короля-ворона. Затем он отыскал взглядом место посвободнее и рухнул на землю. Изо рта у него шла пена с кровью, лапы саднило. В чешуе на животе застряли стрелы и копья. Эррион хватал пастью воздух и хотел выпить всё Великое море вместе с реками.

В звонкой тишине, повисшей над полем, отчетливо раздался топот лошади. В покрытый золотой чешуёй бок, между лапой и крылом вонзилось толстое копьё. От раздирающей боли дракон заревел. В него будто врезалась гора. Эррион опрокинулся на спину. Совсем рядом с плечом торчало толстое копьё. Эррион схватил древко зубами и выдернул вместе с куском плоти. Кровь, наполненная первородной магией, выплеснулась на землю. Огонь заплясал по истерзанной земле.

Всадник скакал прочь, чтобы взять другое копьё.

– Вперёд! – прокричал он, и солдаты его громогласно поддержали.

Элианор! Из груди вырвался рёв.

Эррион по-змеиному извернулся, разметал хвостом бестолковых людей, которые бросились с мечами на лежащего дракона. Он не заботился, убьет кого или нет. Он просто бил всех, кто приближался. А потом из толпы вырвался всадник в глухих доспехах с венцом на шлеме и короной на накидке. Элеанор!

Эррион бросился на него. Сбил с коня взмахом лапы и придавил к земле. Солдаты отступили, кое-кто пытался подняться, другие лежали неподвижно. Элеанор под тяжёлой драконьей лапой бился, как червяк под сапогом.

– Нет! – раздался над толпой крик. Расталкивая солдатню,к дракону пробивался король Сирион в парадной броне без шлема. – Не смей!

– Говори! Где он? Где отец? Или я разорву его на твоих глазах. – Эррион сильнее нажал, и Элеанор вскрикнул.

– Стой, не надо! – дед задыхался от бега и... от страха. Его лицо побледнело, подбородок дрожал. Совсем не тот король «Черный ворон», которого так долго боялся Эррион. Старик, просто напуганный старик.

– Говори! – пророкотал Эррион, когда король подошёл недопустимо близко.

– В столице, – хрипло выпали Сирион, – под южной башней замка. Вход там, за вазоном с розами сразу за портретом Айолин.

Эррион знал этот портрет. На нём среди парковых роз, на каменной скамейке влюблённый художник нарисовал маму. Трогательная и юная, в простом платье, она смотрела в глаза зрителю и слегка улыбалась.

Эррион глубоко задышал. Он растерялся. Полученные сведения опалили сердце надеждой. Видимо, задумавшись, он ослабил хватку. Элеанор завозился между когтей. Эррион глянул на него с высоты – как есть мерзкий червяк, – и оттолкнулся. Элеанора впечатало глубоко в землю, возможно, переломав все кости, но это уже не имело значения. Эррион стремительно взвился в небо. Король, брат, солдаты, трупы – ничего не имело значения. Только отец.

Он преодолел расстояние, разделяющее поле битвы и столицу только к середине ночи. Когда луна, будто оловянная бляха, покатилась к горизонту, он разглядел город: громадину замка, окружённую редкими огоньками предместья. Без хозяина замок погрузился в темноту. Эррион три раза облетел его, ища место, чтобы опуститься. Он хотел всё сделать незаметно, но затрубили рога. Стражники с факелами высыпали на стены. Взвились стрелы.

Эррион бросился на крышу над большим трапезным залом. Кровля загудела и обрушилась, завалив всех, кто там был, грудами камней. Эррион протиснулся в зияющий пролом и остановился. Он никак не мог пробиться до темницы снаружи. Выкопанные в каменной тверди, они были недоступны. Если он разнесёт все стены, то никогда не сможет отыскать вход. Значит, придётся превращаться в человека и искать.

Эррион выдохнул, закрыл глаза. Всё кругом – стены и разрушенная крыша – мгновенно выросли. Его тело стало крошечным... и не смогло вместить все раны. Эррион рухнул на колени, кровь из разорванного плеча хлынула на пыльный камень. Рука повисла плетью на клочках мышц и кожи. Разбитые до костей пальцы, изрезанный живот, – отовсюду хлестала кровь. В голове поплыло...

Прошло немало времени, прежде чем мелкие раны затянулись. Холодеющие конечности послушались, Эррион опёрся кулаком об пол и рывком поднял себя на ноги. Он схватился за разрушенную колонну, не позволив себе обратно упасть. Южная башня – зацепился он за мысль. Вход в южное крыло был справа от трона, через вторую арку.

Голова заработала ясно, в глазах перестало рябить. Раны на его теле затягивались и больше не кровили. Эррион поплёлся по коридору, считая колонны, повороты и лестницы.

Портрет принцессы Айолин упал со стены плашмя. Эррион с осторожностью поднял его. С полотна на него смотрели глаза цвета тёмных аметистов.

– Прости, – с надрывом прошептал Эррион, погладив кончиками пальцев царапину на холсте. Он приставил портрет к противоположной стене, подальше от прохода.

Дверь за вазоном заложили камнем. От встряски часть кладки выпала. Эррион налёг плечом на преграду и толкнул, закричав от боли. Кирпичи посыпались, и открылся проход в темноту. Никто не пользовался этой лестницей лет двадцать...

Из узкого тёмного прохода пахло сырым деревом и камнем. Ступеньки круто уходили вниз, а стены подпирали полукруглый потолок. Эррион смотрел в темноту – маленький мальчик сжался. Иррациональный страх из детства пригвоздил его на месте. «Я не могу», – на миг подумал он, а потом опомнился.

Первый шаг оказался тяжелее, чем прыжок в бездну. Эррион всхлипнул, тугой комок мешал дышать. Кружилась голова. Второй шаг дался легче – он потерял равновесие. Чтобы не скатиться кубарем, схватился за стену. Ногти обломались... По щекам катились слёзы – от ужаса и облегчения одновременно.

Эррион осторожно спускался, придерживаясь рукой за стену, пока не упёрся в дверь из разбухших досок. Эррион едва не потерял сознание, пока толкал и тянул неприступную дверь. Он вернулся обратно в коридор, отыскал алебарду, выпавшую из рук доспехов. И уже ей раскрошил вязкую древесину. За дверь оказался тупик – комнатушка в два шага шириной и длиной. И там, среди пыли и плесени, скрестив ноги и привалившись плечом к стене, спал отец.

Эррион не помнил, как тот выглядит, но чувствовал, что это он. Сердце подпрыгнуло к горлу. Он попытался растормошить спящего отца-дракона, но не смог. Тогда он взвалил на спину безвольное тело, худое и длинное, и, сгибаясь от тяжести, поплёлся обратно. Всюду уже кричали стражники. Вылезли слуги, кто посмелее. В зале к нему бросились солдаты.

– Прочь! – хриплым голосом приказал Эррион.

Мужчины попятились, увидев перепачканного в крови и пыли принца. Эррион опустил отца на пол и со вздохом превратился. Места в тронном зале совершенно не осталось, однако Эррион с величайшей осторожностью поднял отца лапой, зажал, как драгоценность, и выкарабкался из каменной ловушки.

Загорался рассвет, кругом горели факелы и кричали люди. Горожане тоже зажигали лампы и выбегали из домов, поглядеть на чудовище, разрушавшее замок короля. Эррион взмахнул натруженными, дырявыми крыльями и тяжело поднялся в воздух. Почти сутки он уже летал...

Эррион устремился к востоку, туда, где, как он считал, простирался дикий горный край. Туда, где возможно жили драконы.

Он летел и летел, разрезая крыльями воздух, нагоняя страх на крестьян. Летел, пока от усталости не закрылись глаза. Эррион последний раз взмахнул крыльями, ставшими тяжелее Мира, и рухнул в глухой лес, сломав вековые деревья, будто щепки. Сил не осталось...

Эррион вынырнул из плотной черноты в слепящий белый свет. Из белизны выступила тёмная долговязая фигура. В ореоле тёплого света отец подошёл совсем близко и положил ладонь куда-то ниже кожаного века. Эррион чувствовал себя опустошенным. Он закрыл глаза и сконцентрировался на этом прикосновении человеческой ладони к драконьей коже.

Его окружала невероятная сила, самое приятное тепло, которое он запомнил из далёкого-далёкого детства. Как же его не хватало. Окружённый теплом, Эррион провалился в спокойный сон, глубокий, как в парное молоко.

Надежда для дракона