Никуда

I. Едем к бабушке

Дожив практически до десяти лет, Петька ни разу не бывал у бабушки Галины Сазоновны. Мамина мама, Галина Сазоновна жила какой-то отдаленной в деревне со странным названием «Путь борьбы».

— И не деревня это, а колхоз, — поправила мама отца. Петька навострил уши.

— Все колхозы, Алина, давно отменили, — возразил отец в запале. — Двадцать первый век на дворе!

Мама посмотрела в окно.

— Это у нас двадцать первый, — загадочно сказала она.

— Тем более, — нахмурился отец. — Жили себе, не тужили, а тут — на тебе, собралась... Чего вдруг?

— Между прочим, Саша, речь идет о моей матери, — напомнила мама отцу. — И о твоей теще, кстати. И о бабушке нашего...

— Нашего сына! — закончил отец. — Я в курсе! Да ты пойми, Алинка, я же о вас забочусь...

Мамины глаза сузились, превратились в злые щелочки.

— Тогда мы поедем вдвоем с Петькой...

— Это исключено!

— Если ты боишься, — совсем тихо добавила мама.

Но отец расслышал. Лицо его побелело, а потом покраснело. На загорелой шее вздулись вены. Петьке стало страшно, и он на всякий случай бочком-бочком отошел в угол. Но отец справился с собой и отчетливо, весомо произнес:

— Значит, так. Завтра пятница. В запасе у нас выходные, плюс начальник меня отпустит еще на пару дней. Выезжаем завтра. Вечерним поездом.

Закончив, отец хлопнул ладонью по столу, будто поставил жирную точку, и удалился.

— Ты слыхал, Петя? — весело подмигнула Петьке мама. — Завтра к бабушке едем. Собирайся!

Пересадка была ночью. Петьку растолкали, когда поезд уже подъезжал к станции.

— Скорее, Петр, — сказал отец, доставая сумки с багажной полки. — Стоянка всего четыре минуты.

Состав замедлил ход. Сонный Петька потащился следом за родителями в тамбур, уклоняясь от вытянутых в проход ног. Вагон зашипел и осторожно, стараясь не разбудить спящих пассажиров, остановился. Суровая проводница, не глядя на выходящих, открыла дверь и сбросила складную подножку. Отец спустился первым, подал руку маме, а затем вынул из тамбура Петьку.

— До свидания! — сказал Петька проводнице.

Суровая женщина, ничего не ответив, захлопнула дверь вагона, и поезд поехал дальше.

Мама повела семью по мосту, переброшенному через железнодорожные пути. Петька остановился, зачарованный видом посеребренных лунным светом тонких стальных лент, убегающих в темноту.

— Ты не отставай, Петр, — шепнул над ухом папа. — Держись рядом. Ночь все-таки, да и место незнакомое...

Света было совсем мало — в отсутствие солнца мир освещали лишь несколько тусклых фонарей вдоль перрона и половинка луны. Под мостом чернела массивная туша тепловоза с несколькими вагонами. Мать подвела мужчин к одному из этих вагонов. Окна его были темны, и дверь казалась закрытой, но мама толкнула эту дверь белой тонкой рукой, и та со скрипом ушла внутрь.

— Саша, опусти подножку, — попросила мама.

— А проводники спят, что ли? — удивился отец, взобрался наверх и откинул лесенку, чтобы мама и Петька смогли подняться в вагон. — Вот это да!

— Всегда так было, — пробормотала мама.

Вагон был совершенно пустой. В нем было душно, пахло пылью и прелой ватой. Отец распихал поклажу и разложил на нижних полках матрасы. Встал в темном проходе, не зная, что делать дальше.

— Надо бы белье взять...

— Тут не выдают белье, Саш, — сказала мама. — Я положила наши старые простыни. Достань из зеленой сумки, пожалуйста.

— Ну и сервис! — усмехнулся отец. — Настоящий «путь борьбы»...

Вагон вдруг заскрипел, дернулся и покатился, ускоряясь, куда-то в ночь.

Петька прилег на постель, уютно пахнущую домом, и почувствовал, как сон обволакивает его.

— Опусти-ка шторку, Сашуль, — тихо сказала мама. — Вот эту, плотную...

— Зачем? И без того темно, хоть глаз выколи, — проворчал отец недовольно.

— Опусти, пожалуйста. Так лучше.

II. У Галины Сазоновны

В рассветных сумерках вышли на маленькой безымянной станции. Мама плотнее прикрыла за собой вагонную дверь и спрыгнула в руки отца.

Перроном служила узкая полоса растрескавшегося асфальта, из трещин росла пучками неподвижная высокая трава. Всё вокруг затихло под мутно-сизым небом. Молчали насекомые, затаились птицы. Или еще не проснулись?

Мама взяла Петьку за руку и пошла по узкой тропинке мимо одноэтажных, казавшихся заброшенными построек к темнеющей неподалеку стене деревьев. Сзади пыхтел груженый сумками отец.

— А где бабушкин дом? — спросил Петька.

— Тут недалеко, — ответила мама, — через лесок, а там уже и деревня.

— Не деревня, а колхоз! — ответил Петька словами матери. — «Путь борьбы». Я знаю!

Мама рассмеялась и потрепала сына по макушке.

— Точно! Только до колхоза здесь деревня была, «Никуда»...

— Чего?

— «Никуда», — повторила мама. — Местные до сих пор так называют...

Петька кивнул, хотя толком не понял. Почему у одной деревни два названия? Это как если бы его, Петьку, звали одновременно Петром и, к примеру, Павлом... И вообще, деревня это или всё же колхоз? Странно...

Лес, через который вела Петьку с родителями тропинка, был темный, но сухой, как бы пыльный. Петька протянул руку и потрогал обвисшие листья. Они были пересохшие на ощупь. До скрипа, будто пластмассовые. Петька скривился и брезгливо вытер пальцы о штанину.

Вдруг лес расступился, и впереди показалась небольшая деревня. Ее низкие дома были почти скрыты в садах. Над выпуклыми зелеными шапками торчали коньки отдельных изб, трубы и деревянные столбы. Вокруг деревни во все стороны раскинулись луга и возделанные поля, отделенные друг от друга разросшимися лесополосами.

На проселочной дороге Петька увидел одинокую человеческую фигурку. Она была далеко, поэтому Петька не сразу понял, что человек идет к ним навстречу.

— Это бабушка нас встречает, — шепнула мама.

— Откуда ты знаешь? — Пользуясь случаем, отец поставил сумки и стал разминать плечи.

— Так больше некому, — ответила мама. — Ты отдохни немного, Саша, а мы с Петькой вперед пойдем.

— Ладно, — проворчал отец, хмуро оглядывая окрестности. — Как-то темно сегодня, духота. Гроза будет, что ли...

— Что, Саш?

— Идите, я догоню!      

У бабушки Галины Сазоновны в Никуде был небольшой домик с резными голубыми наличниками, огородом и небольшим яблоневым садом. Вдоль ограды густо разрослась вишня. Из крыши домика торчала вверх серая жердь с кособоким скворечником.

— Бабушка, а в том ящике кто живет? — заинтересовался Петька.

— Никто, внучок, — бабушка осторожно коснулась Петькиного плеча сдобной рукой. — Никого там нету...

— А раньше кто жил?

— Раньше-то? — бабушка задумчиво подняла глаза к небу, никак не желающему светлеть. — Да я уж и не помню, Петруша, что было раньше... Старая я.

Петька вздохнул и побрел к калитке. Ему было сонно и скучно.

— Правильно, Петя, иди погуляй, — сказала бабушка в спину. — На речку сходи, что ли... Там Митяй рыбачит.

— А где тут речка?

Бабушка Галина Сазоновна махнула рукой куда-то в угол двора.

— Как выйдешь, так по улице и шагай, не сворачивай. Да тут рядом совсем, пять дворов пройти... Сам увидишь!

Петька вышел за калитку и двинулся вдоль горбатой пыльной дороги к краю деревни. За покосившимися заборами замерли приземистые избы, настороженно провожая мальчишку темными прямоугольниками окон. Где-то играла однообразная музыка; Петька остановился, прислушиваясь, но не смог разобрать мелодию. Поддел облупленным носком ботинка мятую картонную пачку с надписью «Казбек» и протяжно зевнул, поленившись прикрыть рот — всё равно никого нет вокруг...

Через речку был перекинут деревянный мост. На краю этого моста сидел, свесив босые ноги, мальчик — худой, белобрысый, по виду чуть старше Петьки. Из рук его торчал длинный прут, от тонкого кончика уходила в черную воду леска с самодельным пенопластовым поплавком.

Мальчик оглянулся на Петьку и снова перевел взгляд на белый поплавок.

— Ух ты, — сказал Петька, — какая у тебя четкая удочка!

— Обыкновенная, — буркнул Митяй (Петька догадался, что это был он).

— А что ловишь? — не оставлял надежды завести разговор Петька.

— Рыбу, — помедлив, ответил хмурый Митяй.

— И как, клюет? Давно сидишь?

Митяй промолчал. Тогда Петька уселся неподалеку и тоже стал смотреть на поплавок.

Но ничего не происходило. Вообще ничего. Вода в реке текла так медленно, что пенопласт казался неподвижным. Заросшие ивняком берега спускались к реке и беззвучно тонули в ней, выставляя над водой корни и унылые голые ветви.

— Ладно, пойду я, — сказал Петька, медленно поднявшись на ноги.

Митяй пожал плечами, не сводя со своего поплавка глаз.

«Взять бы да столкнуть тебя в реку!» — подумал с досадой Петька, но воплотить мысль в дело не решился — мальчишка с удочкой не выглядел слабаком.

Отец сидел на бабушкином крыльце, свесив между колен расслабленные кисти рук.

— Где был? — равнодушно спросил он Петьку.

— На речке, — тем же тоном ответил сын.

— Интересно?

— Не-а, — мотнул головой Петька.

— Понятно, — вздохнул отец. — Ничего, брат, можно и поскучать! Тёща все-таки, а тебе — бабушка, как-никак...

III. Пельмени

Бабушка и мама лепили пельмени. Их руки ловко, будто сами по себе, двигались над столом, покрытым цветастой клеенкой. Петька застыл в дверях, зачарованно глядя на эти порхающие женские руки, перепачканные мукой. Руки подтягивали к себе кружочки из теста, вкладывали туда начинку — серовато-розовый фарш, из которого выступали кусочки лука — и р-раз, получался пельмень, совершенный, аккуратный, неотличимый от своих собратьев, построенных на столе в ровные шеренги.

— А «черненькая»-то есть? — спросила мама.

— Есть, Алиночка, — кивнула бабушка с улыбкой. — Есть, доченька! Как не быть...

— Вот как хорошо! — обрадовалась мама. — Сто лет не ела.

— Как же ты в детстве любила «черную», Алина... За уши не оттащишь! Еле откачали тебя однажды. Семь тебе тогда было. Водой отливали! Уж захрипела, и пух на щечках полез...

Мама настороженно оглянулась на Петьку, и бабушка умолкла.

Пельмени ели в торжественном молчании, сосредоточенно и серьезно. В центре стола помещалась глубокая миска с густой черной массой. От нее шел сильный аптечный запах — дикий, незнакомый.

— Это соус наш, — пояснила бабушка, — «черная»... Тебе, Саша, непривычно будет. Вроде варенья. Мы, местные, любим...

— Интересная штука, — промычал через некоторое время отец, окунув в соус пельмешек. — Мне нравится!

— Вот, наш человек! — засмеялась бабушка, — Неспроста Алинка на тебя глаз положила...

Мама нахмурилась и сказала осторожно:

— Ты бы не налегал так, Саш. Объешься, плохо будет...

— Да пусть ест, — махнула рукой бабушка. — Мужик у тебя крепкий, что с ним случится? Только лучше станет!

Мама покачала головой, но ничего не сказала. Петька же, налопавшись пельменей, захотел спать.

— И ложись, Петенька, — сказала бабушка ласково. — И правильно. Что еще делать? Ложись, внучок, высыпайся про запас.

Посреди ночи Петька вдруг очнулся и сел в кровати, ничего не понимая: из соседней комнаты доносились странные звуки, будто бы каркала и была крыльями большая ворона. Петька не на шутку перепугался. Но тут послышался громкий бабушкин шепот:

— Прижми его, Алинка! Чуть голову о стенку не расшиб, бедный... Сильнее прижми!

— Говорила же, не ешь много, — сказала мама со злостью. — И ты тоже! «Пусть ест!»

— Ничего, доченька, — ответила бабушка, как показалось Петьке, виновато. — Ничего, оклемается твой Сашка...

Петька осторожно заглянул в комнату. В тусклом свете ночника метался на кровати отец. Глаза его выкатились из орбит и блестели, как стеклянные, в оранжевых бликах. На губах пузырилась пена. Мама пыталась прижать отца к подушке, а бабушка Галина Сазоновна всем телом навалилась на отцовы ноги.

— Что с папой? — растерянно сказал Петька.

Мама резко повернула голову.

— Папе плохо, — сказала она, не отпуская отца. — Или сам не видишь? Марш в постель!

— Иди, Петя, иди, — кивнула бабушка. — Не надо на это смотреть.

— А с ним ничего не случится?

— Не беспокойся, родненький, — улыбнулась бабушка с натугой. — Всё будет хорошо, полежит твой папка денек-другой да поправится... Объелся просто. Ложись, Петенька!

Петька ушел в свою комнату и забрался под одеяло. Долго не мог уснуть, всё прислушивался к шорохам и скрипам. Потом накрылся подушкой, чтобы как-то отгородиться от пугающих звуков, и наконец заснул.

IV. Луковица

Утром Петька пришел к отцу и сел рядом. Взял отцовскую руку в свою — ладонь отца была влажная, холодная. Да и сам отец был как неживой — застывший, словно кукла, только на виске дрожала, шевелилась голубая жилка. И только Петька собирался потрогать эту подвижную жилку, как в комнату вошла мама.

— Ты уже большой, Петр, — сказала мама с укоризной, — должен вроде бы понимать, что больного человека будить нельзя...

Петьке стало стыдно, будто он собирался сделать что-то плохое.

— Я не хотел...

— Когда человек спит, он выздоравливает, — мама успокаивающе коснулась Петькиной макушки. — Иди, займись пока чем-нибудь. Скоро завтракать будем .

Петька кивнул и вышел.

На кухне бабушка стряпала что-то из теста, белого и сдобного, как она сама. Петька подкрался к столу, вытащил из-под полотенца кусок вчерашнего хлеба и отправился на речку.

Он шел вдоль дороги под тем же самым небом, что и вчера, как будто нарисованным гуашью на старом провисшем холсте. Дома провожали его глазами-окнами, еще подернутыми сном. За заборами угадывалось движение, но до самого моста Петьке никто так и не не встретился.

Зато Митяй сидел на прежнем месте, будто и не уходил. Заслышав шаги, он повернул голову и молча кивнул Петьке, как старому знакомому.

Петька заглянул в ведро, стоящее рядом с Митяем. В ведре было пусто.

— Дай кусочек хлеба, — вдруг попросил Митяй.

— На! — Петька с готовностью протянул мальчику половину оставшегося ломтя.

— Да мне немного надо, — пояснил Митяй. Оторвав мякиш, принялся катать его между пальцев. Понюхал руку:

— Оттуда хлеб-то... Сразу видно, не наш!

Когда из мякиша получился небольшой шарик, Митяй насадил его на крючок и забросил наживку в воду.

Петька сел неподалеку, ожидая результата.

— Ты бы зря не сидел тут, — через некоторое время проворчал Митяй по-взрослому. — Только время потеряешь...

— А ты-то сам тогда чего сидишь? — удивился Петька такому раскладу.

— Мне нужно, — коротко ответил Митяй и замолчал.

Петька посидел еще немного и отправился назад.

— Гулял что ли, Петь? — спросила бабушка.

— На реку ходил.

— Митяй всё рыбачит?

— Рыбачит... А ты откуда знаешь? — вытаращил глаза Петька.

— Да он всегда там, на речке, — пояснила бабушка. — Ловит, а никак поймать ее не может.

— Кого это — ее? — нахмурился Петька.

Бабушка оглянулась на дверь, будто раздумывая, говорить или нет.

— Рыбку золотую, Петя, — сказала тихо.

— Разве такие бывают?

Бабушка пожала плечами.

— Наверное, нужно тебе всё объяснить, — сказала она, помолчав немного. —Ты уже большой, Пётр, должен понять...

Петька застыл на месте в ожидании. Бабушка неторопливо, тщательно вытерла руки о полотенце и присела на скрипучий табурет. Взяла со стола луковицу — большую, круглую, золотистую.

— Погляди, Петя. Вот лук, видишь?

— Вижу!

— Он слоистый, — бабушка поддела ногтем шелуху и отделила ее от луковицы. — Наружные слои мертвые и легко отрываются. А живые плотно прилегают друг к другу, правильно? Вот так и наш мир...

Бабушка разделила луковицу ножом на две половинки. У Петьки сразу защипало в глазах.

— Вы у себя в городе находитесь как бы в самой луковице. Живой у вас слой, сочный, — бабушка погладила пальцем влажный срез. — А наш слой уже высох. Умирает наша Никуда. Однажды совсем отвалится, превратится в пыль. Исчезнет навеки. Поэтому у нас всё вроде как у вас, да немножко не так. И солнце толком не светит, и время течет по-другому. И мы другие стали — ни живы ни мертвы...

— Зачем же вы здесь остаетесь? — поразился Петька. — Ты, Митяй, все остальные... Почему не уезжаете?

— Не можем, — просто ответила бабушка, и у Петьки заныло сердце от жалости.

— Как же мама уехала? Она же тут родилась, — вдруг вспомнил Петька.

— Маму твою я отмолила, — сказал бабушка. — Получилось. А вот Митяй не смог выбраться... Теперь рыбку золотую целыми днями ловит, надеется, что хоть она поможет. Дай-то Бог!

Бабушка перекрестилась.

— Мамка-то твоя потому и знаетт сюда дорогу, что местная. И вас привезла, показала мне.. Радость-то какая, Петенька! Люди оттуда давно у нас не появлялись... Да и нельзя здесь долго. Завтра назад поедете, пора!

— А отец как же?

— Да что отец... Как раз отлежится. Это всё я, дура старая, виновата — попотчевала...

— Поехали с нами, бабуль? — тихо сказал Петька и обнял Галину Сазоновну.

— Не положеноя мне, — вздохнула бабушка и промокнула глаза лежавшим на столе кухонным полотенцем. — Высадят, стыда потом не оберешься...

Эпилог. Фрагменты из передачи канала «Рен ТВ»

...Как стало известно нашему каналу, 17 августа в полицию обратился Александр П. Он заявил о пропаже супруги, Алины Сергеевны П.

Сотрудников правоохранительных органов неприятно удивило поведение единственного сына пропавшей женщины, Петра. На вопрос, не знает ли он, куда могла подеваться его мать, недавно закончивший школу молодой парень, не имеющий психических отклонений и судимостей, с улыбкой ответил:

— Скорее всего, к бабушке отправилась.

Вскоре выяснилось, что бабушка Петра, Галина Сазоновна К., ранее проживала в колхозе «Путь борьбы» ...ского района ...ской области. Колхозный поселок еще в начале 80-х годов прошлого века был расселен в связи с созданием водохранилища, и в настоящее время находится под десятиметровой толщей воды. При выселении жителей поселка Галина Сазоновна уезжать наотрез отказалась и впоследствии была признана судом умершей в связи с тем, что пропала без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью.

Конечно, внук не мог не знать о кончине родной бабушки. До чего же все-таки цинична порой наша молодежь!

Сам Александр П. утверждает, что жена о возможном отъезде ему не сообщала. Как и почему исчезла женщина, остается загадкой.

Однако несколько позже Александр снова явился в полицию. Он принес с собой тетрадь, которая, по словам Александра, принадлежала его супруге Алине. Что же было в этой тетради? Об этом мы расскажем после рекламы, не переключайтесь!

«Зола — две столовых ложки, мука ржаная — полстакана, толченый корень (неразборчиво) на кончике ножа, свистульник — одна чайная ложка, сахар, соль по вкусу. Помешивать, варить до загустения».

Этот рецепт соуса был найден в тетради пропавшей женщины. На первый взгляд, обыкновенная кулинария, если бы не странные ингредиенты. Например, зола — довольно экзотический для нас продукт, хотя ее иногда используют в зарубежной кухне и даже добавляют в корм для кошек для нормализации их пищеварения.

Гораздо интереснее свистульник. С помощью экспертов мы выяснили, что свистульником в некоторых регионах нашей страны называют болиголов пятнистый — растение семейства зонтичных, которое используется в лекарственных целях. При этом все части болиголова настолько ядовиты, что раньше заготовку этого растения не доверяли детям, а собранное сырье хранили отдельно от других растений. Что же за снадобье собиралась приготовить Алина под видом соуса? Возможно, мы никогда этого не узнаем.

Тетрадь загадочно исчезнувшей женщины в основном заполнена записями личного характера. Нас просили воздержаться от цитирования этих записей, поскольку дело еще не закрыто.

Что ж, встретимся через неделю. И помните — истина всегда где-то рядом!