Ему часто снился один и тот же счастливый сон.

Лица касались солнечные лучи, в носу появлялось лёгкое щекочущее чувство, и он сильнее жмурился, закрывался ладонями. В кронах деревьев звенели голоса птиц. Его укачивали на руках, словно маленького ребёнка. Щекой он ощущал прикосновение грубого льняного халата, а ещё нестерпимо пахло горячими сладкими яблоками.

Иногда ему удавалось сосредоточиться во сне и ухватить взглядом сквозь слепящий свет седую прядь или пёстрый цветочный узор...

Но чем больше проходило времени, тем меньше оставалось деталей.

Одно он знал точно – это была бабушка. Та бабушка, которая не смогла удержать его в семье. А он всё равно её любил.

* * *

День всегда подчинялся расписанию. Для ребёнка, который навсегда остался в прошлом, это было особенно важно. Ведь как иначе удержаться в мире, который постоянно меняется? Крутится как мячик и скачет вперёд. Он не мог его ухватить, оказалось, что если остановиться самому, на мир это подействует не сильнее, чем ласкающая берег морская пена.

Проснуться. Оставить сны в сторонке, потянуться, стремясь почувствовать всё тело сразу. Нянечка улыбалась и ласково тормошила каждого, с лязгом железных колец по карнизу раздвигались шторы, подчиняясь её уверенным движениям, а он лежал и пытался почувствовать запах нового дня – да, подсолнухи и соль.

Умыться. Стоя на маленьком стульчике, заворожённо наблюдать за водяной воронкой, стремительно уносящейся вниз, с увлечением хлопать ладонью по поверхности и смеяться от получающейся тысячи брызг. Нянечка помогала чистить зубы и расчесывала... Упрямая ладонь не могла ловко двигать мелкие предметы.

Сделать зарядку. Вправо-влево, раз-два. Ему нравилось прыгать, а ещё, пожалуй, ходить по мокрым дорожкам и камешкам. Он немного помнил, что это также приятно, как ходить босиком по траве после дождя.

Позавтракать. С удовольствием съесть кашу и кусочек батона с маслом. Обязательно перевернуть стакан с противным молоком. Белые ручейки моментально разбегались в разные стороны.

Он не мог сказать, что его мир стал хуже, когда его отдали. И всё же скучал. Раз за разом рисовал дом и толстыми разноцветными карандашами выводил слово «мама» – он её не помнил, но раскрашивал и пытался представить.

* * *

Играть с другими детьми он не любил, хотя они были похожи на него, конечно.

На первый взгляд, ребята выглядели совсем разными, – кто малышами, кто взрослыми, – но год за годом оставались в одном отрезке времени. Это не обязательно был счастливый миг или печальный, не обязательно значимый или торжественный. Но когда он случался... они протягивали руку, и время замирало. Когда он протянул свою?

Сложно было узнать, с кем можно попытаться услышать друг друга через это застывшее время. Только нянечка как-то понимала всех. И с ней он любил играть.

В окне друг на друга наползали тучи. Переваливались с боку на бок, как тучные свинки, и медленно брели вдаль.

Трёхцветный мячик-попрыгунчик отскакивал от стены и попадал ровно в коробку. Он подходил, доставал его и кидал снова. И тот опять попадал ровно в коробку. Невероятно!

На очередном броске что-то пошло не так, он пошатнулся и испуганно вздрогнул, а в коробку врезалась чья-то машинка... мячик, как положено, отскочил от стены и бодро попрыгал из комнаты, через порог и куда-то к лестнице.

Это была катастрофа! Он моментально, словно летний ливень, горько заплакал, размазывая слёзы по щекам – мячик должен быть в коробке! Дверь в комнату должна быть закрыта! Это... катастрофа!

В его застывшем мире должен быть идеальный порядок и распорядок. Иначе он потеряется и не сможет найти всё остальное. Потерялся мячик, а следом – что? Потеряются его игрушки, его нянечка, его любимая кроватка. И он останется один где-то во времени, когда никто не придёт.

Мячик нужно вернуть!

Он выглянул в тёмный проём. Узорчатые дорожки паласа расходились в разные стороны, как тропки в лесу. Было тихо. Под потолком светились продолговатые жёлтые лампы, в глубине коридора, из музыкального зала, раздавались звуки пианино. Он заслушался и сделал пару шагов... Нет! Сначала мячик, хотя эта мелодия была такой мягкой.

Сквозь узорчатые перила проглядывал кусок коридора. И кажется – да! – за большим горшком с раскидистой пальмой спрятался мячик.

Он нерешительно посмотрел на ступени. Их много, а ещё можно упасть и... Он упрямо нахмурился, лёг на пол и стал носочками нащупывать прохладную поверхность, потихоньку сползая. После первых трёх или четырёх ступенек дело пошло быстрее, и страх немного отступил.

Это было похоже на спуск с горы. Или крутой дорожки. Выглаженная прохожими земля норовила подхватить и отправить кубарем вниз, приходилось хвататься за острые стебли травы и кустарников, в сандалии постоянно попадали мелкие камушки, которые кололи стопы. Но голубое-голубое небо было таким нежным и успокаивало, заставляло мириться с трудностями.

Попался! Он прижал мячик к себе, радостно улыбаясь. Теперь всё будет хорошо, надо вернуться, закрыть дверь и всё будет хорошо.

– Здравствуй, малыш, – рядом с ним на корточки присела женщина, от неё пахло дождём и немножко осенью. – Как тебя зовут?

Он медленно отошёл назад и спрятался за большим горшком. А потом выглянул из-за него – всё же было любопытно.

– Ольга Владимировна, вот вы где! Идёмте...

– Постойте, мы, кажется, играем, – она снова ему улыбнулась!

– Гоша! Гоша, ты как тут оказался! – Он почти испугался, но вовремя узнал руки нянечки. – Малыш мой... Извините нас.

Его быстро-быстро понесли наверх, обратно в знакомую до мелочей комнату, где редко бывают другие люди. И уж конечно, от них никогда не пахнет чем-то иным, кроме каши и витаминок. А та женщина осталась внизу вместе с директрисой:

– Это особенные дети, если вы понимаете, с отклонениями в развитии,  с нарушениями социальных контактов...

* * *

Пришло время занятий.

Утренний эпизод почти стёрся из памяти за ненадобностью; вообще всё лишнее растворялось быстро, как в чае сахар, чтобы потом не скрипел на зубах – не отвлекал от спокойного существования.

Фломастер со скрипом ездил по бумаге, он чихнул от резкого запаха одеколона: продлять жизнь нужно всеми возможными способами, даже если это жизнь какой-то вещи.

Он помнил, как дедушка красил сарай. Деревянные стены рассыхались, неприятно колола пальцы облупившаяся оранжевая краска. Новая – ярко-зелёная – вкусно пахла и блестела на солнце. Ему дали палку, и он, обхватив её двумя руками, перемешивал тягучую субстанцию, пока дед искал новую пачку валиков.

Иногда ему казалось, что это всё было в другой жизни. Он долго был один, а потом его забрали сюда. Очень сложно понять время, даже если оно не двигается.

– Привет, – в этот раз дождливая женщина пришла с нянечкой, но он не боялся, она и в первый раз не показалась ему злой. – Можно мне с тобой порисовать?

– Нет, – он встал из-за стола и ушёл к шкафу, а через некоторое время вернулся с книгой.

– Время чтения, – нянечка показала на закладку. – Гоша не будет делать что-то другое, пока не почитает.

Как так оказалось, что Красная Шапочка выбрала не ту тропинку? Иногда им задавали такие сложные вопросы, на которые никак не ответить. Но он помнил длинную-длинную тропинку в лесу, по которой гулял с папой. Там были яркие головки цветов, мохнатые шмели и сильно пахло хвоей... Наверное, всем известно, что самая длинная дорога – самая интересная? Тогда она глупая девочка, что пошла короткой.

Он незаметно для себя уснул на широкой юбке осенней женщины, и ему снился яркий листопад. И шелест листьев был так похож на уютный шёпот.

* * *

Как он вдруг оказался в чужом доме?

Эти резкие скачки времени... Наверное, он слишком медленный для мира за окном, который всё бежит и бежит, перепрыгивая через препятствия. Хм. А если надо будет перепрыгнуть через гору? Может, тогда мир бы остановился, и он смог бы его догнать?

Нянечка водила его по комнатам, показывала игрушки, аккуратно разложенные по полочкам, и кровать, а ещё большую ванную, много цветов в коричневых горшках.

– Как ты думаешь, малыш, тебе здесь понравится?

Он задумчиво вышел в коридор, осторожно заглядывая в комнаты и прокладывая свою собственную тропинку. Так и наткнулся на зеркало. Огромное зеркало на огромном шкафу. Этого мальчика он знал – можно сказать, даже дружил с ним.

– Что, – прислонился носом к его носу, заглядывая в глаза: нужен был ответ на десяток вопросов сразу: "что мне делать?", "что ты там делаешь, не скучно?", "что они будут делать, если я соглашусь?"... "что со мной происходит?". И иногда, очень редко, казалось, что мальчик отвечает взглядом, как сейчас – всё хорошо, оставайся, пора смотреть телевизор.

Он нажал круглую чёрную кнопку и устроился на диване, рядом лежала газета и не хватало только медведя – но один был на полке, они подружатся и будут смотреть телевизор вместе.

– Мне кажется, всё в порядке, – нянечка ерошила ему волосы и улыбалась – он это чувствовал.

От осенней женщины опять пахло дождём, солёным дождём, это было немножко странно, конечно. Телевизор показывал разноцветные картинки, а ещё люди говорили много-много, так много, что давно должны были запутаться в своих словах. Он собирал эти слова, как прозрачные камешки на море, над ними потом нужно будет подумать. Тяжело вздохнув, он слез с дивана и выключил телевизор – вот почему его нельзя смотреть долго, ещё один лёгкий способ потеряться.

Он подошёл к женщине и взял её за руку:

– Гулять.

* * *

Красный шарф волочился по снегу, но ему не хватало сил закинуть его назад, как это делала мама. Мама. Он сжал руки в кулачки, чтобы не кричать – в прошлый раз соседи испугались, что его бьют, но он просто радовался. Мама. Она сама сказала называть её так – время помогло привыкнуть к этому побыстрее. И всё же...

Он ходил взад-вперёд, туда-обратно – шаг – взад-вперёд, туда-обратно – шаг...

Мама работала дома, к ней часто приходили разные дети – нормальные, не такие, как он. Чтобы не пугать, она водила их на кухню, но всегда оставляла дверь приоткрытой, на тот случай, если ему нужно будет её позвать. Правда, если в расписании вдруг случалось «окно», он любил просто подглядывать за ними и слушать – мама интересно рассказывала о разных сказках, о разных историях и разных людях.

Иногда ему казалось, что он помнит что-то знакомое в этих людях. Может, они когда-то встречались в его застывшем времени?

Ему стало жарко, и он остановился отдышаться: по всему двору – а у них перед домом оказался чудесный двор-сад! – были вытоптано слово "мама", серое на белом, чёрно-белое. Нянечка любила играть со снегом и показывала много любопытных вещей. А ещё ему больше не нужно было раскрашивать это слово, мама сама раскрасила его лучше любых фломастеров.