Время ходит по кругу, кто-то сказал Йоль однажды. Все подчиняется великому циклу.

Она разглядывала с высокого холма чародейскую башню, которая возвышалась над утонувшими в дымке улицами Ллира, и приходила к выводу, что конкретно здесь время либо хромает на обе ноги, либо лежит безжизненной тушей в сточной канаве. Ни про какой цикл здесь слыхом не слыхивали, зато различали пару десятков видов дождя. И за последние полчаса она видела их все.

Хотя её взгляд и был прикован к башне, она прислушивалась к шелесту капель за своей спиной. Если удача сегодня не сопутствует Йоль, то сейчас… Да, вот оно, трепетание крохотных крылышек.

– Я принесла замечательные новости, – просвистела птичка-эрайли, и уселась ей на плечо. – За нами никто не гонится.

Йоль тяжело вздохнула.

– И никто не гнался бы, держи ты клюв на замке, – проворчала она, выуживая непослушными пальцами самокрутку из нагрудного кармана. – Эти живодеры, как узнают во мне альва, так им сразу хочется посмотреть, что у меня внутри.

– Это было крайне невежливо с их стороны, а я ведь просто представила нас с тобой как положено!

– Пожалуй, меня еще ни разу не кололи мечом из-за чьих-то излишних манер, – бросила Йоль. – А ну-ка подмоги.

Ей никак не удавалось ухватить одинокую спичку. Блестянка вспорхнула с её плеча, ловко подобрала спичку клювом и чиркнула об футляр для табака. Кончик промокшей сигареты вяло затлел.

– Хоть какая-то от тебя польза, – пробурчала Йоль и затянулась горьким дымом.

– Думала, я не замечу, что тебе стало хуже?

– Это из-за дождя, – просипела Йоль.

– Стоило бы лекарю показаться.

– Забавная шутка.

– Я серьезно. Вдруг у тебя отнимутся ноги? Ты в этот раз убегала по-особенному неуклюже. Я бы даже сказала, что ты скорее скатывалась с холма, чем убегала.

– Гм.

– Им даже пришлось немного сбросить скорость.

– Гм?

– Ну, мне показалось, что они не очень старались. Все-таки на настоящего альва ты не слишком похожа.

– Ага.

– Больно бледная, будто померла на той неделе, ещё и с этими серебристыми волосами.

– Ну, спасибо.

– Все знают, что альвы высоки, как деревья, а их волосы блестят золотом, словно пшеничное поле…

– Я поняла.

– … их небесная красота сбивает с ног, и…

– Довольно! – гаркнула Йоль и стряхнула пепел в сторону говорливой птицы, но эрайли взвилась вверх и просто пересела на другое плечо. – Пусть меня ударит молния в следующий раз, когда я куплю что-нибудь у бродячих артистов.

Раздался щелчок. Йоль задрала рукав и взглянула на циферблат лунных часов, привязанных к запястью. Стрелка замерла за три деления до тревожной красной отметки. Время, безусловно, сражалось на противоположной стороне от той, которая стремилась спасти мир.

Альвийка выкинула окурок в чавкающий мох и с усилием подняла с булыжника дорожный рюкзак.

– Эй, – пискнула Блестянка. – Так ты расскажешь, для чего мы рисковали собственной шкурой, добираясь в эту промозглую дыру?

– Наведаемся к хозяину вон той башни, – указала Йоль на противоположную часть города.

– Я надеюсь, потому что нас там ждет горячий чай и медовые пряники? – произнесла эрайли.

– Ага, – усмехнулась Йоль. – А еще, согласно моим снам, ровно через трое суток эта башня взорвется, и обратит в пепел всё отсюда и до самых гор.

***

Не проходило ни дня, чтобы Йоль не пожалела о том, что связалась с этой птицей.

В этот раз эрайли, по некой причине, посчитала, что всё, что связано с катастрофами мирового масштаба, нужно сообщать в первые же минуты знакомства. А вот по мнению Йоль, чем дольше держишь язык за зубами, тем меньше зубам потом достаётся. Спор продолжался всю дорогу до башни и достиг своего апогея как раз у самого порога. У обеих сторон к тому моменту закончились аргументы, поэтому никто сразу и не заметил, когда на крики отворилась входная дверь, оттуда выглянула лысая голова хозяина с пышной рыжей бородой и пригласила их на чай.

И вот Йоль оказалась под самой крышей чародейской обители, в кабинете прославленного Ллирского волшебника Альтеруса Зейна и глупо смотрела в пустую чашку. Еще ни одна история про спасение города, на её памяти, не начиналась с мятного чая.

– Вот уж рассмешила! – Альтерус Зейн утер слезы расшитым звездами платком. – Ну кому может прийти в голову идея разрушить такой замечательный город? Мне кажется, всем здесь нравится.

– Ага, я, кажется, слышала нечто такое, – проговорила в кружку Йоль. – Хотя из-за кашля было не разобрать.

– В Ллире, может, и слегка сыровато, но это вовсе не значит, что мы только и мечтаем, как бы сравнять тут все с землёй, – хохотнул волшебник.

– Опыт мне подсказывает, что города не имеют привычки взрываться сами по себе. – Йоль подняла от кружки взгляд.

– А мой опыт подсказывает, что никто не может видеть будущего, иначе один только конец света наступил бы уже раз тридцать.

Йоль нахмурилась.

– Послушай, дорогая Йоль, – произнес Зейн с неожиданной печалью и отодвинул свою чашку. – Ни один волшебник не в силах сотворить того ужаса, о котором ты говоришь. Волшебство не происходит само по себе, знаешь ли. Все подчиняется закону равенства. Чтобы что-нибудь создать, нужно и что-нибудь забрать в том же количестве. Нельзя, например, превратить человека в лягушку, они несоизмеримы.

– Зато можно превратить человека в сто лягушек, да? – встряла Блестянка, которая уже почти целый час уничтожала запасы пряников.

– В тысячу сто двадцать, если быть точным, – кивнул Зейн.

– Что-то же должно быть… – протянула Йоль и задумчиво осмотрела кабинет волшебника. Тот походил на экзотическую лавку и под завязку был забит золотыми побрякушками, кристаллами и вещами, про которые только и можно сказать “а давайте, лучше не будем это трогать”. – Хоть какие-нибудь доказательства, что ты не злобный гений, планирующий стереть в порошок половину континента.

Зейн хитро улыбнулся.

– Офелия! – крикнул он. – Зайди на минутку.

Через мгновение в кабинете появилась молодая женщина в простом домашнем платье, с копной пшеничных волос на голове и ямочками на щеках, и встала рядом с волшебником.

– Здравствуйте, – помахала рукой женщина.

– Это моя жена, – сказал Зейн и приобнял Офелию. – Торжественно клянусь, что не собираюсь её взрывать. Ну и все остальное население Ллира тоже клянусь, просто так, за компанию.

Пока Йоль изо всех сил переваривала увиденное, вдруг раздался легкий звон. Все взгляды в кабинете обратились к настольным песочным часам волшебника, в которых только что иссяк последний золотой песок. Волшебник нахмурил рыжие брови, хлопнул по коленям и встал.

– Ох, с такими необычными гостями я совсем забыл о времени. Очень был рад поболтать, но меня ждут чрезвычайно важные дела, – сказал он.

Зейн еще раз хохотнул и вдруг покачнулся.

– Альтерус! – воскликнула Офелия и подхватила мужа.

Йоль вскочила со стула. Блестянка вскрикнула, вспорхнула и спряталась у Йоль в волосах.

– Я в порядке, слишком резко встал, с кем не бывает. Довольно, довольно, – заворчал волшебник, мягко отталкивая жену. – Проводи лучше гостей, а я пока уберу со стола.

Офелия отпустила мужа и начала вежливо выпроваживать Йоль к выходу из кабинета.

У самого порога волшебник вдруг окликнул её.

– Ты ведь альв, верно?

Йоль напряглась от ушей до самых пят и оглянулась.

Зейн застыл с видом человека, которому приходится выпрашивать у сиротки её последний медяк.

– Раз сама судьба решила свести нас, не могла бы ты оказать мне небольшую услугу? – застенчиво протянул он, но запнулся и затряс бородой. – А ничего. Спасибо, что зашла, Йоль из альвов. Береги себя.

***

– Есть напитки? Нет, покрепче. Еще крепче. Гномский спирт, например. Ну и что, что вы им колеса протираете от ржавчины? Значит, его у вас полно. Две бутылки, будьте добры.

Трактирщик долго смотрел на Йоль лицом человека, который изо всех сил старался держать свое мнение при себе, но в конце концов скрылся на кухне.

Только открыв дверь трактира, Йоль уже сильно рисковала, но пусть уж лучше в неё начнут тыкать острыми предметами, чем ей придется спать под Ллирским дождём. На всякий случай она старалась ни с кем не встречаться взглядами, забралась в угол под самую лестницу, и откупорила первую бутылку. План был прост, никто не полезет к человеку в мрачном плаще, который в одиночку потягивает в углу чистый гномский спирт.

– Что будем делать дальше? – Блестянка высунула клюв из кармана и зевнула.

– Понятия не имею, – поморщилась Йоль и отхлебнула спирта. Горло приятно обожгло до самого позвоночника. – Чай с мятой и волшебная мантия со звездами плохо вписываются в мое представление о локальном конце света.

– Мне Зейн тоже не показался любителем взрывать все, что видит, – кивнула эрайли.

– Правда? Ну и как он выглядел?

– Хм, ну… – замялась птичка. – У него были о-очень вкусные пряники.

– Так я и думала.

– Послушай, мы можем просто согласиться, что никто не станет поить тебя чаем со сладостями, чтобы спустя три дня сжечь вместе с целым городом.

– Не нужно недооценивать волшебников, Блестянка. Одной рукой они показывают тебе фокусы, а другой пытаются телепортировать твою печень себе в карман. Если бы на меня действовала их магия, я бы сейчас здесь не сидела, – прошептала Йоль. – Что-то скрывается за его подозрительными улыбками. К тому же, ты видела его песочные часы?

– Ага, этот уже второй на моей памяти, кто повернут на часах, – проворчала Блестянка. – С такой мнительностью неудивительно, что у тебя из друзей только говорящая птица.

– И когда мы успели стать друзьями? Друзьями не становятся за пару недель.

– Йоль, – эрайли вздернула голову, ее голос зазвучал несколько обеспокоенно. – Мы путешествуем вместе уже почти год.

– В самом деле? – Йоль нахмурилась и взглянула на циферблат лунных часов. Она была готова поклясться, за этой проклятой стрелкой нужен глаз да глаз.

– Ну вот опять, – вздохнула птичка.

– Целый год… – рассеянно проговорила Йоль. – А ведь я даже не помню, откуда у меня эти часы. Наверняка, это подарок. По крайней мере я бы такие сама никогда в здравом уме не купила…

– О нет, я знаю этот взгляд, только не снова, – взмолилась Блестянка.

– … Старые, такие потертые, им словно лет сто, не меньше. Только вот сто лет, это вообще сколько? Текущий год, вроде, Летучей Мыши. Значит, предыдущий… Проклятье. Кто придумал это летоисчисление, почему просто не давать годам какие-нибудь номера?

– Йоль, ты бы не могла на секунду отвлечься?

– … Помню, тогда небеса еще были полны драконов. Ну не так чтобы прямо полны, но их точно было много, и дня не проходило, чтобы кто-нибудь не утащил овцу с полей. Или то волки были? Да нет, действительно кто-то прилетал, волки же не летают, насколько я помню. Мне кажется, я тогда еще пыталась войну какую-то предотвратить, а дело в горах было…

– Тут какой-то подозрительный тип в таверну зашел, Йоль. У него меч.

– … По горам и пройти нельзя было, чтобы тебя гарпии сожрать не попытались. Скучаю по этому времени. Теперь в горах один только ветер гуляет, можно спать под открытым небом и никто не пытается тебя унести…

– И еще один. И еще! Йоль, эта дверь рожает вооруженных до зубов людей, как каких-нибудь крольчат!

– … А сирены? Ты помнишь, Блестянка? Моряки ходили по ущельям с затычками в ушах, чтобы…

– Йоль! – Блестянка со всей своей птичьей силы клюнула альвийку в шею.

– А? Что такое? – Йоль спрятала часы под рукав и огляделась.

Вся таверна вдруг оказалась забита битком. Тут и там мелькали хмурые лица, сверкали ухмылки, которым недоставало большей части зубов, шмыгали не по разу сломанные носы. Дубины за спинами, клинки в потертых ножнах, кинжалы притороченные ко всему, к чему можно, и к чему нельзя. Словом, это были люди, которых недалекие умы романтично прозвали “искателями приключений”. И глядели они на Йоль так, словно только что это самое приключение нашли.

– Доброго вечера, – вздохнула альвийка и глянула на полупустую бутылку. – Можно, я хотя бы допью?

Раздался лязг вынимаемых из ножен мечей.

– Ну что же, видимо нельзя.

***

Найти подходящий мост было несложно. В Ллире мостов оказалось, что блох у собаки, поэтому Йоль имела редкую роскошь выбрать тот, который протекал меньше остальных и теперь куталась под ним в разодранный на лоскуты плащ.

– Ну, в целом все прошло даже неплохо, – протянула Блестянка.

– До того, как ты трусливо вылетела в окно, или после? – хмуро спросила Йоль.

– Я хотела позвать на помощь!

– Поверь, они и без неё неплохо справлялись.

– Слушай, ну ведь все целы, – надулась птичка.

– Не все, – хмуро сказала Йоль и выплюнула на камни погнутое кольцо от чьей-то кольчуги.

– Вот бы сейчас уехать, куда-нибудь, где тепло, и никто не пытается наделать в тебе дырок, – с горечью произнесла Блестянка.

– Уехать. Какая здравая мысль, – поежилась Йоль. – Уверена, с той горы откроется прекрасный вид на то, как тысячи людей сгорят в белом огне.

Под мост заглянул кусачий мокрый ветер. Блестянка нахохлилась и прижалась поближе к Йоль.

– А скажи мне, – спросила вдруг птичка. – Зачем тебе все это?

– В каком смысле? – не поняла Йоль.

– Я уже год наблюдаю, как ты с упорством гномского поезда рассекаешь по континенту, нигде не задерживаясь подолгу и ночуя где придётся.

– Гномского чего?

– Вот, и я об этом! – воскликнула Блестянка. – Тебе нужно отдохнуть от спасения мира. Посмотреть на него не через заросли кустов, а то ты даже не знаешь, что именно пытаешься спасти. Или, наоборот, завести ферму где-нибудь подальше от искателей приключений, выращивать коз.

– Ферму, – хмыкнула Йоль. – Коз.

Она попробовала пошевелить тонкими пальцами своих рук, которые уже приобрели цвет свежего мела, и усмехнулась. Козам определенно пришлось бы научиться доить самих себя.

– Спи, Блестянка, завтра будет тяжелый день.

– Мне совсем не нравится, как это звучит.

– Наведаемся еще раз к Зейну. Чует мое нутро, волшебник что-то скрывает и это вовсе не рецепт варенья, – сказала Йоль, вытаскивая сигарету. – К тому же он просил об услуге, и я знаю о какой. Последнее время людям от альвов нужно только одно.

Даже сквозь плащ Йоль почувствовала взгляд крохотных птичьих глазок. Во тьме под мостом на мгновение моргнул огонек спички.

– И не смотри так, Блестянка, – Йоль выдохнула горький дым. – Последний, кто смотрел на меня с такой жалостью, лишился уха.

***

В кабинете волшебника пахло мятой, ежевикой и, почему-то, сырой глиной. Те же артефакты, варенье, золото и песочные часы, которые Зейн поставил на стол, как только Йоль вошла. Золотой песок в них жутко её нервировал.

– Ты оказываешь мне великую честь, – смутился Зейн. В его руке блеснула длинная, жуткого вида игла. – Я и мечтать не смел, что однажды мне в руки попадет несколько капель альвийской крови.

– Не представляешь, сколько людей разделяют твои мечты, – пробормотала Йоль.

– Мне она нужна всего лишь для небольшого исследования. Каждый волшебник еще немного и ученый.

– Так значит все те небритые физиономии с наточенными мечами – тоже своего рода ученые? Об этом сложно было догадаться, – усмехнулась альвийка.

Блестянка, сидя на шкафу за спиной волшебника, с ужасом следила за дрожащим кончиком иглы.

Только волшебник прицелился, чтобы проколоть Йоль палец, как альвийка кашлянула.

– У меня от вида этой иглы что-то в горле пересохло, можно немного чаю? – сказала Йоль и изобразила неуклюжую улыбку.

– Я от неё сам не в восторге, – признался Зейн. – Могли бы обойтись каким-нибудь быстрым и безопасным заклинанием, если бы не хваленое альвийское сопротивление магии. Офелия, будь добра… – волшебник рассеянно оглянулся. – Ах, да. Сегодня в городе ярмарка. Ну что же, хорошо.

Зейн вздохнул, поднялся с кресла и вышел из кабинета, почесывая в лысом затылке. Йоль показалось, что он не совсем уверен, в какой стороне находится кухня.

Как только шаги затихли, Йоль выдохнула и потерла друг о друга онемевшие ладони, чтобы немного их отогреть. Как только пальцы зашевелились, она потянулась, подняла надоедливые песочные часы и аккуратно их перевернула. Теперь в них оказалось в полтора раза больше песка.

– Ты что делаешь? – выпучила глаза Блестянка.

– Вмешиваюсь в ход времени, вот что.

– Это же… – птичка чуть не задохнулась от возмущения. – Это же неприлично!

– Что бы не скрывал этот волшебник, я должна знать, что его секреты не опасны. Хотя, пусть молния меня ударит, если у волшебников бывают безопасные секреты.

– Йоль, ты совершенно выжила из ума, – обреченно вздохнула Блестянка. – Как можно подозревать человека, который…

– Клянусь, если ты скажешь хоть что-то про пряники, то я отдам тебя гномам в шахты, – прошипела Йоль.

– Ты только и делаешь, что обещаешь, – обиженно надулась птичка, но послушно замолчала.

Зейн вернулся далеко не сразу, видимо, действительно заплутал в коридорах собственной башни. Чай в чашке выглядел слегка угрожающе, Йоль пригубила немного и тут же решила, что игла на самом деле не так уж и страшна, и с готовностью протянула свою руку Зейну. .

Инструмент снова сверкнул в руках волшебника, и Блестянка тут же зажмурилась.

– Давайте поговорим о чем-нибудь, например, о погоде, – заскулила она. – Я от этой тишины сейчас свихнусь. За окном вот дождь, я так люблю дождь, он намного лучше огромных страшных игл…

– В Ллире не говорят о погоде, с ней и так все предельно ясно, – улыбнулся Зейн.

– Ну ты же волшебник, – произнесла эрайли. – Разве нет какого-нибудь заклинания от дождя?

– Аккуратнее, если будет больно, сразу скажи, – Зейн прицелился и от напряжения даже высунул язык. – Что? От дождя? Да куда там, это же чистая сила природы, совсем как твоя хозяйка.

– Я ей не хозяйка, – пробормотала Йоль под нос.

– Как-то раз я, ради интереса, попробовал подвинуть одно облачко… – продолжил Зейн. – Вы, кстати, заметили, что у нас в городе нет ратуши? А была. Хм. На самом деле они сами виноваты, незачем было ставить на крышу такой огромный железный флюгер. Ну ладно, за работу.

Зейн шумно выдохнул и нажал на иглу. Сверкающее железо продавило кожу Йоль почти до самой кости. Блестянка, судя по всему, забыла зажмурить один глаз, потому что тут же жалобно взвыла.

– Ох, девяносто девять магов, кажется, я слегка перестарался, – волшебник отнял иглу и поднес к пальцу Йоль склянку.

Перестарался – не то слово. Будь Йоль вытесана из камня, Зейн и его бы проколол насквозь. Но, к неудаче волшебника, Йоль была сделана из кое-чего покрепче камня – она целиком и полностью состояла из настоящего альва. На белой коже не осталось и следа от укола.

Брови волшебника собрались на переносице.

– Странно, давай попробуем еще раз, – пробормотал Зейн и схватился за иглу.

Йоль оскалилась.

Металл изогнулся, жалобно блеснул и игла со звоном обломилась. Блестянка вскрикнула так, что в кабинете задребезжало стекло. Зейн поднес обломок иглы к глазам и уставился на него с глупым выражением лица.

– Закаленная сталь с алмазным наконечником. Как масло пробивает чешую дракона и шкуру василиска, – проговорил он вслух.

Волшебник поднял взгляд на Йоль, и та не успела вовремя спрятать довольную ухмылку.

– Ну конечно, ты прекрасно об этом знала, – вздохнул Зейн. – Альвы защищены не только от магии, но и от всего остального. Бессмертные существа из сказок, так ведь говорят?

– От таких сказок все дети поседеют, – откликнулась Йоль.

Волшебник медленно, один за другим, сложил инструменты обратно в сундук и хлопнул крышкой. Привычным жестом он повернулся к часам, в них еще оставалось немного песка. Зейн прищурился, на его лицо упала мрачная тень.

– Ты не поверила мне, Йоль из альвов, – холодно произнес волшебник.

– Зачем тебе на самом деле нужна альвийская кровь? – не менее холодно спросила Йоль.

– Если бы я только знал иной способ… – начал волшебник, но поперхнулся словами, из его груди вырвался жуткий хрип. Зейн схватил со стола часы и с ужасом уставился на песок.

– Ты перевернула их! – просипел Зейн

– Альтерус! – раздалось за спиной. В кабинет ворвалась Офелия в мокром просмоленном плаще.

Йоль вскочила со стула, обронив кружку с остывшим чаем. Блестянка, давно потерявшая дар речи, взлетела к ней на плечо и зарылась в волосах.

– Для чего нужны эти проклятые часы, Зейн? – Йоль всматривалась в искаженное болью лицо волшебника. – Это часть твоего плана? Уничтожить город?

– Не неси чепухи, – прохрипел Альтерус Зейн. – Девяносто девять магов! Ты всерьез думаешь, что я какой-то безумец, который мечтает сжечь свой дом? Жену? Друзей? Всех, кого я знаю?

– Но во сне я видела… – Йоль запнулась.

Офелия со слезами на глазах поддерживала мужа, который пытался вернуть дыхание. Волшебник опирался на стол, сжимая пальцами на груди свою мантию со звездами. Он выглядел таким… Беспомощным.

– Никто не может видеть будущего. Никто. Если кто здесь и безумен, так это ты, Йоль из альвов. Проклятье, – прокашлял Зейн. – Ты даже не представляешь, что натворила.

Из глаз Зейна брызнули слезы, он согнулся в очередном приступе.

Альвийка открыла было рот, но слова застряли в глотке. Внутри свернулось незнакомое, холодное чувство, но Йоль затолкала его под воображаемый ковер. Не дожидаясь, пока кто-нибудь вытолкнет ее прочь, альвийка развернулась, открыла плечом дверь кабинета и засеменила по лестнице вниз, к выходу из башни.

– Ты остаёшься, – бросила она на ходу Блестянке.

– Что?! – птичка чуть не выпала из волос.

– Ты останешься и проследишь, что происходит с Зейном.

– Ты в самом деле сошла с ума! – закричала птичка. – Ты меня здесь не бросишь!

– Это ради спасения целого города, глупая ты птица! – гаркнула Йоль. Она вытащила пищащую эрайли из копны своих волос и забросила в первую попавшуюся комнату. Оттуда раздалась забористая птичья ругань.

Альвийка выскочила из башни под проливной ливень. За спиной оглушительно хлопнула дверь.

***

Блестянка не вернулась ни через час, ни к самой ночи.

Йоль пряталась в мокрой тени переулка, курила и следила за дверьми чародейской башни. В голове собрался целый форум из мыслей, но на нем начался настоящий пожар. Каждая частичка её мозга истошно кричала, вместо того, чтобы принять хоть какое-нибудь решение.

Стоило только прикрыть глаза, как она снова видела белую вспышку в которой исчезает город. Времени почти не осталось.

Она же уже собиралась с духом, чтобы вернуться к Зейну, когда вдруг к двери башни тенями прокралась щуплая фигура в черном балахоне не по размеру. За спиной она тащила мешок. Йоль прищурилась и выкинула окурок. Фигура не просто выглядела подозрительно, ей не хватало только огромной таблички “Я проворачиваю темные делишки”.

Фигура трижды постучал в дверь башни. Через некоторое время оттуда высунулась Офелия, заглянула в странный мешок. Они поговорили некоторое время, и жена волшебника сунула в руки носителю мешочек поменьше, который со звоном исчез у того в кармане. Хлопнула дверь.

Всё заняло не больше минуты, и вот уже ночной гость, чуть ли не вприпрыжку, шлёпал по лужам прочь от башни, как раз в сторону Йоль, которая слилась с тенями переулка.

– Что, удачный денек?

Фигура повернула голову и запнулась о вовремя подставленную Йоль подножку. Подозрительный тип растянулся на мокрой мостовой и тут же запутался в складках своего же огромного одеяния.

– Грабят! – заорал он тонким голосом.

Йоль придавила сапогом барахтающееся тело и сдернула с него капюшон. Под ним оказалось курносое, грязное лицо мальчишки. Он посопротивлялся ещё немного, скорее для приличия, и уставился на Йоль.

– Ты кто? – спросил он с прищуром.

– А на кого похожа? – Йоль тоже сняла капюшон и взмахнула мокрыми серебристыми волосами.

Мальчишка изучал некоторое время её бледное лицо, после чего выдохнул, то ли с ужасом, то ли с восхищением.

– Ведьма!

– Ну, спасибо, – проворчала Йоль под нос, но тут же ухмыльнулась. – Ах, ну да, я самая ведьмовская ведьма, – она оглянула мальчишку с ног до головы. Тот был до боли худой и грязный, в одежде не по размеру, явно с чужого плеча. А на поясе у него висел самодельный деревянный меч. – Ты что, вроде искателя приключений?

– Ну да, вроде того. Когда я приключений ищу, когда они меня находят, – пробубнил мальчишка и отвел взгляд.

– Что-то не похоже.

– Это пока! – возмутился он. – Но скоро я типа отправлюсь на охоту за мантикорами! Там я приобрету себе настоящих шрамов, а может даже деревянную ногу.

– Мантикорами?! Они оторвут тебе голову, – хмыкнула Йоль.

– Еще лучше! Меня сразу типа зауважают, – закивал мальчишка.

– А в мешке ты что притащил?

– В каком таком мешке?

– Я тебя сейчас превращу в жабу.

– В жабу? Тебе типа, что, триста лет?

– Так, ну ты сам напросился.

Мальчишка выпучил глаза.

– Не надо, я же, это, шучу. Сердца гарпий я принёс. Драконьи, конечно, подороже будут, да драконов не осталось почти, всех чик-чик.

– Ты украл мешок, ведь так?

Мальчишка залился краской пуще прежнего.

– Мне нужно купить доспехи и оружие, чтобы стать настоящим искателем приключений, – пробубнил он со стыдом. – В этой дыре ты либо охотишься на грифонов ради сердец, либо помираешь с голоду.

– Да что ты заладил, гарпии, грифоны? У волшебника там мясная лавка что ли?

– Да мне почем знать, наше дело простое: единорога хвать, чик-чик, сердечко сюда, копыта туда, монетка тут, монетка там. Можно я пойду, а? А то каша убежит…

– Единорога?

– Ну или альва какого, – мальчишка заерзал под сапогом Йоль.

– Альва?!

Неудавшийся искатель приключений что-то углядел в лице Йоль, потому что тут же жалобно заскулил и забегал глазами. Но на залитых ночным дождем улицах Ллира кроме них не было ни души.

– Ну я их не видал на самом то деле, – юноша сглотнул. – Говорят, они высокие, как деревья, их волосы как пшеница, а кровь исцеляет любые болезни.

– Исцеляет болезни? Да что за бред.

– Не знаю я! Главное, что волшебник заплатит за нее, как за десять драконов. А на это и лошадь можно прикупить, и доспехи, и арбалет хороший…

Ржавые шестеренки в голове Йоль со скрипом закрутились. Но стоило ей на секунду задуматься, как что-то кольнуло её в колено, а затем мальчишка извернулся из-под сапога, вскочил на ноги и унесся прочь, поднимая в воздух тучи брызг.

На мостовой остался лежать маленький кривой ножик.

Альвийка нагнулась и подняла жалкое оружие мальчишки.

– Зейну нужны сердца магических зверей, – задумчиво сказала вслух Йоль, разглядывая ножик. – Сердца. Магических. Зверей.

Осознание стукнуло ей по затылку как лопата.

– Блестянка!

***

Дверь чародейской башни смотрела на нее с вызовом, а Йоль глядела на ту с настоящей ненавистью. Одной рукой она курила самокрутку, а другую держала в кармане плаща. Альвийка уже чувствовала, как выигрывает в этой игре в гляделки, когда петли скрипнули, дверь отворилась и оттуда выглянул Альтерус Зейн в домашнем халате.

– Офелия сказала, что у двери смердит горелым навозом, – устало сказал он. – Ты наверное за эрайли? Она у меня в кабинете.

Йоль толкнула плечом волшебника и взлетела по ступеням на самый верх башни.

Кабинет встретил её уже привычным запахом мяты и глины. Варенье, волшебные вещицы, Офелия, застывшая в углу с натянутой улыбкой, – все покоилось на своих местах. Разве что песочные часы перекочевали на верхнюю полку, а на столе Зейна лежало нечто круглое.

– Блестянка? – Йоль рванулась вперёд к птичке-эрайли, которая мирно покоилась на столе, закрыв глаза и раскинув крылья. – Он уже вынул твое сердце? Или почему тебя так раздуло?

За спиной закрылась дверь. Альтерус Зейн прошел мимо Йоль и с оханьем опустился в своё кресло.

– Офелия нашла её на кухне.

– Что ты с ней сделал? – прошипела Йоль.

– Я? – Зейн пригладил рыжую бороду. – Птичка наелась пирожных и пряников так, что не смогла даже взлететь. Просто лежала посередине кухни и плакала, а теперь спит.

Йоль застыла. Она прищурилась и присмотрелась к телу Блестянки.

– Так ты еще дышишь, скотина, – воскликнула она. – Ну сейчас я это исправлю.

– Йоль… – приоткрыла один глаз Блестянка. – Прости.

– Ничего, отдыхай, – ласково проговорила альвийка. – А потом я запеку тебя с яблоками.

Зейн кашлянул, обращая на себя внимание.

– Ты не собираешься оставлять меня в покое, не так ли? – спросил он хмуро.

– Я просто пришла за своей птицей, – холодно откликнулась Йоль.

– А нож тебе для того, чтобы нарезать праздничный пирог, как я понимаю.

Йоль только теперь поняла, что все это время держала руку в кармане на рукояти маленького ножа. Альвийка выпрямилась и угостила волшебника ледяным взглядом.

– Вероятно, я прогневал каких-то альвийских богов, – Зейн уронил свою лысую голову на руки и сидел так некоторое время. – Ну хорошо, я действительно кое-что от тебя скрыл. Но поверь, это никак не относится к твоим снам.

Что-то вдруг сложилось в голове Йоль, и она даже удивилась этой ясной и понятной мысли. Достаточно было вспомнить тот ужас в глазах волшебника, когда он начал задыхаться. Сердца, кровь альвов, ну конечно.

– Ты умираешь, – вырвалось у неё, прежде чем она успела до конца осознать свои слова.

– Я попрошу, – Зейн вскинул голову. – Не умираю, а вынужден принимать некоторые меры, чтобы не умереть. И все шло довольно неплохо, пока не появилась ты со своими странными снами и потребностями вмешиваться в уклад других людей. Я покажу тебе…

– Альтерус, – с упреком произнесла его жена.

– Не спорь, дорогая, пусть она посмотрит.

Офелия наградила Йоль уже привычным ей взглядом и пересекла кабинет, направляясь к стене с полками полными варенья. Женщина потянула за один из светильников, как за рычаг, и стена со скрипом отъехала в сторону.

– Потайная комната в кабинете, как оригинально, – проговорила Йоль.

– У каждого волшебника обязана быть потайная комната. Это вопрос статуса, – усмехнулся Зейн.

Офелия скрылась за потайной стеной и через мгновение вернулась с банкой, содержимое которой уж точно нельзя было назвать вареньем. Йоль замутило, она привыкла к тому, что такие вещи находятся внутри, а не снаружи.

– Ты, наверное, никогда не слышала об Азурной Слабости, – продолжил Зейн. Он взял банку с жуткими консервами и уложил её на колени.

– Звучит не как название для десерта.

– Это уж точно, – вздохнул Зейн. – Это редкий порок сердца. Ты знала, что сердце это центр потоков магии в теле? Иногда случается, что волшебник несколько… Переоценивает свои возможности, и сердце начинает разрушаться, не выдержав магического потока.

– Это я могу понять, – хмыкнула Йоль. Не смотреть на содержимое банки было сложно. – Только при чем тут вся эта экзотическая мясная лавка?

– Это довольно просто, – Зейн положил руку на крышку банки. – Закон равенства во всей своей красе. Нельзя сотворить что-то, что-нибудь не отняв. В идеале, это должно быть сердце другого волшебника, но я же не изверг какой-нибудь.

Жена волшебника подошла к нему и ласково положила руку на плечо.

– Через одинаковые промежутки времени я вынужден наполнять свое сердце магией этих прекрасных существ, иначе оно снова начинает истлевать, как какой-нибудь старый свиток. Раньше это были недели, потом дни, теперь всего пара часов.

Зейн открутил крышку от банки с жутким содержимым и вытащил на свет влажную скользкую массу. Вокруг Зейна вспыхнули искры, устремляясь к трофейному сердцу, а затем разбегаясь обратно и исчезая под кожей. Буквально за пару секунд рука волшебника опустела, и он измученно вытер пот со лба.

Йоль до боли закусила губу, её внутренности пытались вывернуться наизнанку. Сердца, ритуалы для поддержания жизни, что-то не вязалось в единый узел.

– А альвы? – с прищуром спросила Йоль. – Альвы по твоему тоже просто какие-то говорящие магические звери?

– Нет-нет, – измученно откинулся в кресле Зейн. По его вискам градом катился пот. – Однажды я узнал, что альвы бессмертны и не знают болезней. Мне стало любопытно, могу ли я использовать их кровь, чтобы полностью исцелиться. В конце концов, Азурная Слабость – это всего лишь очень изворотливая магическая хворь.

– Не знают болезней? – усмехнулась Йоль. – Перед тобой живое доказательство обратного. Только идиот поверит, что кровь альвов может кого-то исцелить.

И тут из глубоких вод её разума всплыло настоящее чудовище, холодное и страшное.

– Подожди, подожди, – произнесла она. Мир вокруг потемнел, оставив только лицо бородатого волшебника. – И как давно ты болеешь?

– Тридцать два года, десять месяцев и два дня, – отчеканил Зейн. – В тот день я обнаружил у себя первые симптомы.

– Тридцать лет, – повторила Йоль. – Тридцать лет назад началась охота на магических зверей. И альвов.

В кабинете повисла звенящая тишина. Зейн, казалось, очень медленно понимал настоящий смысл услышанных слов.

– Разве? – Зейн нахмурился. – Мне всегда казалось, это началось гораздо раньше. И я просто...

– Я прекрасно помню тот день, когда в таверне вместо ужина, меня попытались накормить ножами, – продолжила Йоль. – Ты создатель самого понятия “искатель приключений”. Оглушенных золотом идиотов, которые за пару монет и дракону в пасть полезут, чтобы вырвать тому коренные зубы.

– Нет, все было совсем не так, – помотал головой волшебник. – Однажды в наши края забрел торговец мечом, и я спросил у него, не мог бы он…

Зейн замолчал и нахмурился. Йоль с удовольствием заметила, как глаза волшебника медленно наполнились ужасом осознания.

– Слухи, – тихо проговорила Йоль. – Их уже было не остановить. Волна захлестнула континент и наполнила головы людей идеей, что по зачарованным лесам бегают горшки золота на ножках. Драконы, мантикоры, сирены, даже эрайли. Видишь ли, нельзя вынуть сердце из грифона так, чтобы остальная часть довольно побежала дальше. Оказалось, что подушки из их перьев отгоняют кошмары, а из когтей получаются неплохие ножи. Раньше бы никто в здравом уме не полез в гнездо чудовищ, но ради золота даже здравый разум иногда сам обращается в чудовище.

– Послушай, я знаю, что это звучит ужасно, но… – начал было Зейн, но Йоль прервала его резким жестом.

Она подошла к одному из подсвечников, рассчитанных на дюжину свечей и освещающих просторный кабинет. Затем подняла руку над пламенем. Жар до боли обжег её белую кожу, и кровь вяло потекла по её застывшим пальцам.

– Драконов почти не осталось, Зейн, – сказала она с печалью. – Ты когда-нибудь слышал, как поют сирены? Их песни сводят с ума. Буквально. Но они всё равно невероятно красивы. Ну и кто теперь съест контрабандистов, переплывающих границу по жуткому ущелью? Разбойники царствуют в лесах, ведь почти не осталось троллей, которые прогонят их прочь. Эрайли теперь – цирковые экспонаты. Говорящие птицы, глядите, какая невидаль. Хотя я помню времена, когда нельзя было пройти по роще, чтобы не быть грязно поруганной какой-нибудь птицей.

– Эй, я все еще здесь, – вяло возмутилась Блестянка.

– Я никогда об этом не думал, – признался Зейн и опустил голову. – Всего лишь хотел прожить еще один день.

– Это ты тот, кто вложил в умы идиотов, что кровь альвов имеет ценность. Готов был заплатить золотом, не думая о том, откуда эта кровь возьмётся, – сказала Йоль, до боли сжимая губы. – Хотел прожить еще один день? Ха. Знаешь, на что были похожи мои собственные дни с тех самых пор?

– Не могу даже представить, – жалобно откликнулся волшебник.

– Я тебе покажу.

Офелия кинулась вперед, но Йоль оказалась быстрее. Нагретая над пламенем ладонь сумела как следует сжать рукоять ножа. Лезвие прижалось к шее волшебника, который ошарашенно замер. Одной рукой он впился в кресло, а другую обратил к жене, умоляя её не двигаться.

– Думаешь, если меня нельзя убить, то и боли я не чувствую? – прошипела Йоль в испуганные глаза Альтеруса Зейна. – Меня кололи, пилили, пытались выжать как тряпку. Люди умеют быть невероятно изобретательными, когда дело касается тугого кошелька.

– Йоль, – прохрипела Блестянка. – Не надо…

– Ты всё у меня отобрал. И не только у меня!

Звуки шумели где-то на краю сознания, кровь стучала в висках.

– А теперь, пожалуйста, скажи мне, – проговорила она нарочито медленно, наблюдая как в глазах Зейна скапливаются слёзы. – Как вся твоя волшебная дрянь связана с тем, что эта глушь взлетит на воздух? И я обещаю тебе, умирающий старик, что я просто уйду и больше никогда не вернусь.

Она увидела ответ в его влажных глазах. Простой ответ.

– Я не знаю, – выдохнул он.

– Проклятье! – закричала Йоль. Пальцы разжались сами собой, и нож упал на каменный пол. Она отошла на шаг, позволяя рыдающей Офелии броситься к ногам мужа.

Зейн смотрел на альвийку через плечо своей жены.

– Последний, кто смотрел так на меня, лишился руки, – сказала она, вытирая глаза рукавом.

– Не ты одна многое потеряла, – сказал Зейн серым голосом, прижимая голову жены к своей груди.

– Да, рассказывай мне свои сказки, – всхлипнула Йоль. – Живешь в огромной башне, окружённый золотом и проклятыми пряниками. Обнимаешь любимую жену, пока я прячусь по кустам как собака. Расскажи мне, как много ты потерял.

Зейн произнёс какие-то слова, и мир внезапно моргнул. Когда зрение Йоль вернулось, она обнаружила, что мир изменился. Блеск исчез, волшебство растворилось как дымка. Гобелены потускнели и истлели. Кабинет Альтеруса Зейна погрузился в пустоту. В нём остался только изогнутый, потёртый стол, запыленные банки с вареньем на простых полках, клоки паутины в углах и старинные песочные часы, всё так же сыплющие золотистый песок. В центре этой холодной пустоты, при свете догорающих свечей, сидел старый, уставший волшебник и обнимал глиняную куклу, застывшую в его руках.

– Офелия умерла много лет назад. Воспаление легких, я даже не заметил, как быстро она угасла, иначе бы... – обессилено сказал Зейн, продолжая поглаживать голову куклы. – Я попытался её вернуть. Но не сумел, я был ужасным волшебником. И мое сердце не выдержало. Затем я создал эту куклу, вложил в неё свои знания и воспоминания, чтобы она могла помогать мне. Теперь я даже не знаю, как правильно заваривать чай, иногда плутаю по собственному дому, с трудом могу выйти на улицу. Но если не она, никто не разбудит меня ночью, когда песок в часах закончится.

Йоль растерянно озиралась вокруг.

– Но артефакты, золото… – начала она.

– Услуги искателей приключений обходятся недешево, знаешь ли, – улыбнулся уголком рта Зейн.

***

Йоль не помнила, когда в последний раз Блестянка так долго молчала. И, вопреки её надеждам, звуки этой тишины оказались не такими уж приятными.

– Я уйду из города, как только начнет светать, – сказала Йоль. – Тебе нужно будет вылететь пораньше, чтобы добраться до края долины прежде, чем от нее останется один пепел.

– И пропустить все самое интересное? – наклонила голову Блестянка.

Йоль сидела под привычным мостом с тремя бутылками гномского спирта, которые стащила из таверны.

– Если под 'интересным' ты подразумеваешь – смотреть, как твоя тушка распыляется на частицы меньше пыли менее чем за секунду, то, конечно, оставайся, – проворчала Йоль, делая очередной глоток.

– Да брось. Неужели ты правда веришь, что бедняга волшебник сотворит нечто этакое? Как по мне, он чересчур сильно заботится о своей жизни. Ну, или того, что от неё осталось.

– Я верю в то, что вижу, – Йоль облизнула сухие губы. – Мне все еще снятся эти ужасные сны. Город обречен. Ничего не исправить. Мне не хватило духа убить Зейна, и в наказание я буду смотреть, как Ллир сгорит в белом пламени.

– А твои сны вообще когда-нибудь сбывались? – спросила Блестянка.

– До этого момента я успевала вмешиваться прежде, чем что-то произойдет.

– То есть ответ – нет.

– Ну можешь считать и так, мне без разницы, – вздохнула альвийка, откупоривая очередную бутылку.

Блестянка смотрела на Йоль и качала головой.

– Ты могла хотя бы так не напиваться.

– Так становится слегка теплее, – пробубнила Йоль.

– Это я вижу, но ты столько пьёшь, что однажды лопнешь.

– Что? – Йоль замерла не донеся бутылку до рта.

– Говорю, ты пьешь как десять моряков, да нет, как настоящий дракон, удивляюсь, что ты еще не лопнула... Эй! Ты куда? А я?! Да постой ты, я все еще не могу нормально летать!

***

Дверь в башню оказалась незапертой. По пустым коридорам гулял холодный Ллирский ветер, который трепал паутину. Йоль поднялась в темный кабинет волшебника. В углу стояла неподвижная глиняная Офелия, даже так она смотрела на Йоль с высшей степенью неодобрения. Окно оказалось распахнуто настежь, и, выглянув в него, Йоль увидела разбитую лестницу, ведущую на крышу.

– Здравствуй, Зейн, – сказала она.

– Здравствуй, Йоль, – ответил волшебник, сидя на самом верху башни и укутываясь дырявым пледом, с кружкой чая в руках.

– Наслаждаешься видом? – спросила альвийка.

В Ллире стояла одна из тех редких ночей, когда дождь решил сделать небольшой перерыв. По всей долине горели огоньки факелов и костров.

– Почему ты не сказала, что мой чай такое дерьмо? – грустно улыбнулся Зейн. Йоль не могла не заметить, как сильно впали его щеки.

– Не поможешь? – альвийка протянула волшебнику спички, и тот помог зажечь самокрутку.

– Прости за любопытство… – начал было Зейн, наблюдая, как Йоль неуклюже вставляет сигарету между пальцев.

– Моя кровь порчена, – Йоль выдохнула клубок дыма. – Густеет с каждым годом. Руки, ноги, все словно заковано в лёд. Думаю, через пару столетий я уже не смогу двигаться, и все равно не умру. Буду заперта в собственном до конца самой вечности.

– Мне жаль это слышать, – сказал Зейн.

– Нет, не жаль.

– Ну на самом деле не очень, пара столетий это приличный срок, – вздохнул Зейн. – По моим расчетам, мне осталось еще лет десять.

– Угу, – промолвила Йоль, щурясь от ветра и пытаясь разглядеть хоть что-то. Будь небо ясным, а ночь лунной, вид был бы потрясающим.

– Знаешь, – вдруг сказал Зейн, – мой наставник однажды сказал мне странную вещь. Он верил, что время двигается по кругу.

– Что? – Йоль подавилась дымом.

– По кругу. Что все события подчиняются некоему циклу, повторяющемуся снова и снова. Для меня звучало как бред сумасшедшего, а затем моя жизнь превратилась в череду маленьких циклов из страха перед смертью. Каждый раз, когда песок кончается, я боюсь, что не успею.

– Как по мне, так все равно какой-то бред, – сказала Йоль, нахмурившись.

– Ты знаешь, почему в Ллире постоянно идет дождь?

– Ну… – Йоль задумалась. – Наверное, местные люди придумали каких-нибудь богов, а потом их разозлили.

– Не совсем, – усмехнулся Зейн. – Ллир лежит в долине, которая находится ниже уровня моря. Она заперта между холодным заливом и высокими пиками хребта. Облака не могут перебраться через них, и остаются с нами, щедро одаривая дождем.

– Это имеет смысл.

– Так вот до сегодняшнего дня я не задумывался: а откуда здесь взялась долина?

– А она должна была откуда-то взяться? – Йоль выдохнула дым ноздрями.

Зейн так и не повернулся к ней. Он следил за горизонтом, словно действительно различал там цепочку проклятых гор, из-за которых каждый второй житель Ллира страдал от насморка.

– Да что там долина, я даже не знаю, почему построил здесь башню. Ровно на этом месте. Знаешь, что я обнаружил, когда расчищал место под фундамент? – продолжил волшебник.

Казалось, Йоль знала ответ.

– Остатки другой башни?

– Верно, – подтвердил он.

Они замолчали. Йоль курила, а Зейн опустил голову в свою чашку с чаем.

– Ты ведь не попрощаться перед отъездом пришла, не так ли? – его голос дрожал.

– Да не собираюсь я тебя убивать, – помотала головой Йоль и выкинула сигарету. Огонёк исчез внизу, во влажной тьме ночного города. – Хочу спросить тебя кое-что, как у волшебника.

Зейн кивнул.

– Ты говорил о законе равенства. Я плохо разбираюсь во всей этой вашей магии. Но просто если представить, что… Возьмем какой-нибудь хороший крепкий горшок и наполним его магией до краев, не открывая крышку.

– Будет горшок с магией. Гипотетический. Потому что в реальности этот…

– А ну, не перебивай. А потом впихнуть в него еще больше магии. И еще. И так на протяжении тридцати лет. Накладывать в него магию, пока стенки не начнут трещать. А потом, следи внимательно, ага? Взять и резко открыть крышку

Волшебник повернулся к Йоль и посмотрел на нее с недоумением.

– Невозможная ситуация, – проговорил волшебник, но Йоль уловила в его голосе сомнение.

– Магические существа, к неожиданности, полны магии. Без неё драконы бы не летали, сирены бы не пели, единороги не чувствовали бы девственниц за версту. Ты тридцать лет поглощал их сердца, ничего не отдавая взамен.

– Хочешь сказать, что я и есть этот гипотетический горшок? – спросил Зейн с усмешкой.

– Что-то вроде того, – вздохнула Йоль.

– Даже если и так, причем тут это?

– Когда ты умрешь, Зейн, крышечка этого горшка откроется.

Зейн отвернулся к горизонту, порыв ветра растрепал его рыжую бороду.

– Я не умру. Не в ближайшие десять лет. Я все рассчитал, – на волшебника было больно смотреть, поэтому Йоль отвернулась и накинула на голову капюшон.

– Никто не может видеть будущего, Зейн, так ведь ты сказал?

Повисло долгое молчание.

А затем начался дождь.

***

Перед самым рассветом они поднялись на холм за городом. Точнее, Йоль взобралась, а Блестянка кружила над ней, без устали засыпая вопросами.

– А он так и сказал? Что время двигается по кругу, вроде колеса? – настойчиво спрашивала Блестянка.

– Что ты так привязалась к этому времени? – вздохнула Йоль.

– И то, что на том же самом месте стояла когда-то другая башня?

– Достали меня твои вопросы.

Йоль остановилась на том самом месте, где впервые увидела Ллир со всем его сырым обаянием. Первые лучи рассвета уже коснулись города. Она взглянула на свои лунные часы. Стрелка уже дышала на красную отметку. Вот и всё.

– Ты уверена, что не хочешь улететь? – спросила Йоль.

– Ага. У нас, эрайли, есть чутье на неприятности. Мое блестящее чутье говорит, что ничего плохого не произойдет.

– Будь у тебя хоть какое-то чутье, ты бы никогда ко мне не попала.

– И все таки, время по кругу движется, это интересно…

– Хватит уже! Нас сейчас начнет сжигать заживо, а ты продолжаешь трещать о сказках, – раздраженно бросила Йоль.

Небо стало светлее. Солнце наконец пробудилось и выглянуло из-за затянутого дымкой горизонта.

– Послушай меня. Я пролетела по округе и заметила…

Щелчок.

Яркая вспышка осветила Ллир. Йоль закрыла глаза, ожидая удара раскаленной волны, которая превратит её в пульсирующий ком боли.

– … эти горы, Йоль. Они образуют ровный полукруг вокруг башни. Тебе не кажется это странным? – продолжала Блестянка.

Йоль через сомкнутые веки увидела алое зарево. Сейчас, сейчас всё кончится.

– … И сколько тебе лет? Ты говорила, что не помнишь многое. А вдруг ты даже не представляешь, сколько ты не помнишь? – не унималась Блестянка.

Вместо белого огня Йоль вдруг коснулось густое летнее тепло.

Она открыла глаза.

Над городом полыхало безупречно чистое рассветное небо.

– … То, что я сейчас скажу по-настоящему безумно, Йоль. Ты только послушай!...

От мха поднялся горячий пар. Волна жаркого лета прошлась по городу, смывая с улиц остатки ночного ливня. Разбила окна, впуская в сырые каморки наполненный жаром ветер. Облака растрепало по небу и загнало волной куда-то далеко, за горизонт.

Последнее заклинание Альтеруса Зейна сияло на самой вершине чародейской башни. Магия истекала, даря городу добрую порцию волшебного тепла. Он решил сам решить открыть этот проклятый горшок.

– … Просто представь, если то, что ты видишь во снах… Ты вообще слушаешь? Это важно! То, что ты видишь – не будущее, Йоль! Что, если это прошлое?...

Она посмотрела на свои бледные пальцы. Йоль могла поклясться, что ладоней коснулся легкий румянец. Волшебный жар обнимал её, согревал изнутри теплом сразу десятка бутылок спирта. Раз. Загнулся один палец. Два. Загнулся второй. Три. Она изо всех сил сжала кулак. Кровь побежала по её венам, подгоняемая потоками тепла. Пальцы ног закололо целой армией иголок.

– … Если это не сны, а твои воспоминания? Представь, если ты уже была здесь однажды. Хм, правда не спасла никого. Это объясняет, почему тебе все это так важно, чувство вины чудовищная вещь…

Йоль стянула тяжелый плащ, медленно опустилась на мох, и легла на спину, заложив за голову руки.

Заклинание не продлится долго, Йоль об этом знала. Но она, черт возьми, насладится каждой секундой волшебного лета. И неважно, что там бубнит проклятая птица. Йоль до последней крупицы впитает в себя это последнее волшебство.