– Рикки, ты, конечно, прелесть, но что ты тут устроил?

Лоретта Ли, старший инженер транспортного судна «Пятница» стояла в каюте номо-пилота и осматривала стены. И потолок. И пол. В её глазах плескалась смесь недоверия и изумления.

– Тебе не нравится? – Риксардир опустил руки. Пробивавшееся сквозь его кожу сияние поблекло.

– Это странно, – тряхнула собранными в хвост волосами Лоретта. – Эти трубочки на стенах…

– Рихзы.

– …рихзы, хорошо. Зачем они? И оттенок мокрого мамонта…

– Этот цвет в каталоге называется «Сюрприз дофина», – Риксардир заволновался. Его гибкие пальцы переплелись, словно номо-пилот пытался заключить чувства в рабочие алгоритмы. – Я хотел создать что-то величественное, с элементами преемственности, радости и подношений. Дофин, как я узнал, это росток древнего патриарха.

– Ребёнок, Рикки. У людей не ростки, а дети, и, уверяю тебя, в «Сюрпризе Дофина» нет ничего величественного, королевского и так далее. На самом деле.

– О! – Риксардир поник ещё больше и свет его кожи пожелтел. Он оглядел преображённую каюту с волокнистым дёрном на полу, с узкими аккуратными грядками вдоль левой стены, а потом развернул экран с цветными полосками. – Помоги выбрать хороший цвет, Лоретир, я хочу сделать всё правильно.

Лоретта смотрела на него тем же озадаченным и беспомощным взглядом, каким однажды смотрела на его обед. Представители разных видов на корабле питались раздельно и сообразно культурным привычкам, но в тот раз девушка ворвалась в столовую не вовремя. В тот момент акрезианец поглощал питательную пульпу с белковыми комочками. Тогда у Лоретты было точно такое же лицо, разве что более зеленоватое.

– А что ты вообще тут строишь, Рикки? – спросила она, прохаживаясь по каюте и критически оглядывая как новые стены и вспушенные грядки, так и привычный спальный горшок с мягкой фиолетовой почвой.

– Я строю ширзу, Лоретир, и она должна быть идеальной. Ширза нужна для правильного ощущения и планов существования. Помоги мне.

Лоретта вздохнула:

– Хорошо, Светлячок. Я помогу тебе в твоём стремлении к лучшей жизни. Но сразу скажу, у тебя странные вкусы на цвета. Покажи свой каталог. Никакого «Сюрприза Дофина», Рикки, точно. И что это за «Смурной»? Правда?

Её пальцы порхали по отмеченным Риксардиром оттенкам, она бормотала себе под нос что-то неодобрительное.

– Это хороший цвет! – возмутился акрезианец.

– «Бурнастый»? – Лоретта смахнула пальцем невнятно-землистый образец в корзину. – Через труп нашего завхоза, Светлячок. Нет ни одного разумного вида ни на одной из планет Вселенной, которому можно красить жилище в «бурнастый».

Её палец продолжил сновать по экрану, собирая коллекцию в папки «Да» и «Возможно». Риксардир потянулся к трубочкам на стенах, его нервные окончания слились с их ганглиями. Коричневый свет размылся, пошёл акварельными потёками.

– Смотри, – Лоретта развернула перед акрезианцем палитру бледных оттенков, от светло-серого до тёпло-бежевого, – тут есть из чего выбрать! А вот эта подборка, – развернулась вторая палитра, на этот раз сочных цветов, – для акцентов. Давай потестируем!

Когда Лоретта упорхнула по своим инженерным делам, перед Риксардиром лежали четырнадцать образцов. Он внимательно впитывал их сущность, а потом медленно распространял по каюте. Риксардир хотел, чтобы его ширза выглядела идеально. Пришлось признать, что старший инженер права, и гридеперлевый цвет рихзов на стенах сделал пространство каюты воздушным и словно бы подсвеченным луной. Потолок отражал свет самого акрезианца, и это было приятно. Стенку у входа и гостевые горшки он решил покрасить в «Парижскую синь», затем в «Парнасскую розу», а потом остановился на «Московском пожаре». Ему понравилось тепло в названии, и в целом цвет оказался тоже ничего.

Вдохновенному творцу пришлось прерваться на дежурство. Номо-пилоту необязательно находиться в корабельной сети постоянно, но анализировать и гармонизировать её необходимо для правильного передвижения. Риксардиру нравилась работа, он открывал свои чувства, чтобы ощущать сигналы из всех уголков корабля.

Он словно растворился в несущемся в не-пространстве корабле и ощутил себя центром его, косточкой плода и ростком одновременно. Какая-то часть сознания номо-пилота коснулась и обернулась вокруг знакомого ритма дыхания, стука сердца и других биологических звуков капитана Райза. Риксардир, опытный номо-пилот, давно научился отстраняться от этого сосредоточения на своём капитане. Не отвлекаться на низкие звуки его голоса, на букет ароматов – кожи, бодрящего напитка, и ещё – особенного капитанского запаха, от которого у Риксардира сжимались дыхальца на предплечьях, а кожа непроизвольно светилась розовым. Острый, свежий, возбуждающий. Идеальный.

Риксардир понял, что вновь отвлёкся, растаял лужицей обожания и надежды. Он собрался, пропустил сквозь себя спектр ощущений от капитана и продолжил работу.

Распахнутое переплетение процессов вдруг лопнуло, номо-пилота пронзило и обожгло присутствием.

– Риксардир? – капитан Райз смотрел на него с экрана. – Прости, что напугал. Твоя смена кончилась, а ты не вышел из режима.

– Капитан Райз! – акрезианец распахнул глаза и почувствовал, как его копчиковые усики скрутились в спирали. – Я так сосредоточился на работе, что не отследил время. Всё в порядке.

– Точно? – капитан прищурился, и у акрезианца внутри словно лопнул спелый стручок. Голова закружилась.

– Риксардир, ты выглядишь странно. Ты здоров?

– Так точно, капитан Райз, – номо-пилот в потрясении от осенивших его чувств растопырил руки. Он знал, что нужно растянуть уголки губ, как это делали люди, но ничего не мог с собой поделать. Естественная реакция на капитана распирала его.

– И всё же сходи в медпункт, – покачал головой капитан. Экран погас.

Оказавшись в каюте, Риксардир с жаром принялся за работу. Он рыхлил почву и закладывал капилляры, он считал мощность ламп и спектр для освещения грядок. Он неутомимо суетился, подгоняемый тёплым и свежим ощущениям от разговора с объектом своих желаний.

Лоретта вторглась, как обычно, без предупреждения.

Она оглядела антураж и присвистнула:

– О, Рикки, выглядит неплохо. И даже мило. Для чего бы ты это не делал, надеюсь, оно будет работать.

Риксардир от радости растопырил руки и порозовел ещё сильнее:

– Спасибо, Лоретир. Я тоже надеюсь, что всё получится.

– Ты пропустил ужин, Светлячок. Хотела принести тебе пакет, но это выше моих сил.

– О, действительно, пропустил. – Акрезианец замер и прикрыл глаза: – Я волнуюсь и не хочу есть.

– Придётся принести тебе стакан твоих соплей, Рикки. Не заставляй меня.

– Хорошо, Лоретир, не буду.

Всё было, практически, готово. Риксардир испытывал умиротворение и удовольствие, несмотря на скребущиеся глубоко внутри неуверенность и беспокойство. Он снял рабочую униформу и расправил грудные пластины. На каждой созрели фиолетовые блестящие сорусы – величиной с фасолину, каждый нёс в себе по паре спор. Если надежды Риксардира оправдаются, споры выйдут и будут посеяны на грядках, проклюнутся заростки, возникнет чудесная, хоть и необычная семья. Акрезианец зарылся усиками в почву в спальном горшке и погрузился в грёзы. Он представлял себе, как обрадуется капитан, ведь Риксардир не мог неправильно прочитать его сигналы. Монтгомери Райз определённо был готов создать семью, и, несмотря на то что капитан был инопланетянином, Риксардир не возражал. Он не видел ничего неприятного в других членах команды – как в людях, так и других существах, и находил их разнообразие интересным и очаровательным.

Сигнал на входной двери вырвал из мечтаний. Риксардир мельком глянул на экран и испугался. Он не был готов, он не мог, он не планировал… Акрезианец свернул свои пластины в гладкую телесную поверхность и впустил капитана.

– Боже мой… – Монтгомери Райз остановился на пороге и с изумлением уставился на убранство каюты. – Что ты тут устроил, Рик? Жесть, похоже на смесь паучьего кокона и вчерашнего завтрака.

– Приветствую, капитан Райз, – что-то внутри Риксардира замерло. Всё не готово, он не готов. Капитан не должен был этого видеть. Всё должно было случиться не так. Он должен был капитана пригласить…

Он не успел придумать, как именно его нужно приглашать, и вот – капитан здесь. Ему не нравится. Акрезианец почувствовал, что злится.

– Зачем вы пришли, капитан? – спросил он и сжался ещё сильнее.

Монтгомери Райз поднял бровь:

– Я беспокоюсь о твоём здоровье, Рик. Ты странно выглядишь, ты не ешь, у тебя отключена связь.

А, о! Точно. Риксардир действительно отключил экраны и связь, когда наслаждался и проникался завершённой ширзой.

– Я узнал, что ты не ходил в медпункт, Рик, – продолжил капитан. – А ведь у нас завтра два сложных перехода. Если не будешь заботиться о себе, проблемы начнутся у всех.

Ну конечно, капитан пришёл по делу. Он всегда очень деловит и спокоен. И ему не нравится каюта. Ему, на самом деле, не нравится Риксардир. Сигналы были истолкованы неверно.

Начало покалывать кончики усиков, розовый свет акрезианца побледнел.

– Я в порядке, капитан Райз, – сказал Риксардир. – Можете не волноваться, всё пройдёт отлично, как всегда.

Он чувствовал себя, словно его полили ледяной водой. Словно капитан вытащил из него жизненно важные органы и заменил их холодными камнями. Всепоглощающее чувство горя затопило с головой.

– Ну, хорошо, – сказал капитан. – По возможности, приведи тут всё в надлежащий вид и включи чёртовы экраны, Рик.

Риксардир онемел. Он забыл слова речи и тонул, тонул в тошнотворном чувстве.

Этой ночью он больше не уснул.

Космос за стенками корабля ощущался холодным и бесчувственным, ужасным и пустым.

Рабочая смена тянулась бесконечно. Риксардир с особой тщательностью сплетал корабельные алгоритмы. Его слегка лихорадило на особо сложных коннекциях, и он провёл их с необычайной дотошностью. С необычайной же дотошностью он отгораживался от ощущения капитана Райза в сети. Ему было больно, и эта боль болела. Риксардир инстинктивно тянулся к человеку, усилием воли отрезал себя от него, злился на себя, на свою самонадеянность и тупость, и с головой нырял в работу. Она не приносила обычного удовольствия, лишь позволяла занять чувства. Он хотел устать.

– Рикки, ты заболел? – Лоретта погладила его мягкую гибкую ладонь. Риксардир вздрогнул и убрал руку со стола.

– Я в порядке, – ответил он. Это почти правда, ведь он жил, он дышал, его сердца бились. Он мог работать, он в порядке.

Лоретта отстала от него, но акрезианец два следующих дня чувствовал, что она наблюдает за ним.

И когда она снова пришла к нему в гости, то не ворвалась, как всегда, подобно маленькому смерчику, а деликатно ждала, когда он откроет двери.

Он не хотел открывать, но Лоретта была настойчивой, и, в общем-то, она ведь ни в чём не виновата. Помедлив, Риксардир её впустил.

– Всё-таки, у тебя здесь здорово, – она оглядела завершённую комнату, её распахнутые глаза горели любопытством. – Очень не человечески, но, на самом деле, здорово. И гармонично.

Риксардир старательно растянул губы в улыбке. Он не знал, что говорить. Ему вначале хотелось сокрушить весь этот памятник собственной самонадеянности, но он не смог. Слишком много сил и любви в этих стенах. Пусть отвергнутой, но светлой.

– Ты бледный, Светлячок, и почти не светишься, – старший инженер протянула ладонь, словно хотела погладить его по голове. Встретилась с ним взглядом и уронила руку. – Что происходит?

Лоретта смотрела на старательно вытягиваемую Риксардиром улыбку и выглядела всё более обеспокоенной.

– Всё нормально, – пробормотал акрезианец и пожалел, что впустил её. Лучше было бы остаться в одиночестве.

– Ты же не собрался помирать, Рикки? – спросила Лоретта. – Ширза – это же не гробница, верно?

– Нет, это для жизни, – сказал Риксардир. – Это дом. Это взросление, когда ты остепеняешься.

– Типа логова? – уточнила Лоретта.

– Нет, не то. – Он поискал слова. – Это ты сам, твоя любовь, твой дом семьи. Мы всегда строили ширзу для кого-то, это в наших генах.

– Для кого же ты строил её? – Она окинула взглядом грядки вдоль стены. – О, погоди. Ты что, беременный, что ли?

Риксардир ошеломлённо смотрел на девушку:

– У людей дети, у нас ростки, Лоретир. Я думал, что правильно понял сигналы к ухаживанию, но ошибся. Это не важно.

– Это важно, Светлячок, – Лоретта покачала головой. – Ты единственный акрезианец на судне.

Он очень старался, но потратил слишком много энергии. В одно из дежурств сознание растеклось по корабельной сети и исчезло. Очнулся он в медицинском отсеке. Цветные значки на панелях приборов ничего ему не говорили, и Риксардир поскрёб пальцами, пытаясь добраться до консоли, чтобы подсоединиться к ней…

– Лежите спокойно, пациент, – манипуляторы медика отодвинули руку от консоли. – Робот ловко менял капельницы с питательным раствором и замерял влажность лечебного субстрата. – Вам предстоит операция по удалению сорусов. Ваш организм не справится с их естественным отторжением.

Риксардир закрыл глаза и замер. Боль болела.

***

– Капитан Райз, – смерчик с собранными в хвост волосами ворвался в капитанскую рубку.

– Старший инженер Ли, – удивился капитан. – С Риксардиром всё в порядке?

– Нет, капитан, и я целый день изучала культуру и биологию акрезианцев. У меня для вас есть несколько странных новостей, капитан, только вам лучше присесть и налить чего-нибудь крепкого. – Лоретта вздохнула. – И мне тоже налейте, это всё очень непросто.

Она плюхнулась в кресло напротив капитана и воткнула в него задумчивый и оценивающий взгляд.

– Вы же знаете, как акрезианцев называют люди, капитан? Кабачками.

– Не стоит, Ли, – поморщился Монтгомери Райз. – Такие прозвища выставляет нас не в лучшем свете.

– Но по сути, капитан, Hypercarp Acraesia Sapiens – это и правда нечто вроде разумного кабачка. И знаете, как они размножаются?

– Семенами, я помню, Лоретта, но при чём тут это? У нас на «Пятнице» нет сообщества акрезианцев, чтобы они создавали семьи и размножались.

– Они влюбляются по запаху, капитан. Они пахнут друг для друга, и у них вызревают семена, чтобы выросли маленькие такие акрезианские ромашки. Заметьте, капитан, для них любовь – именно аромат. Ваш парфюм – откуда он?

– Лосьон после бритья… Его уже лет сорок выпускают ограниченной серией дома, на Земле. Ты хочешь сказать, что наш Рик влюбился в мой лосьон?

– Он думает, что вы влюбились, капитан. И своим лосьоном своеобразно предложили руку и сердце.

– Боже мой, Лоретта, ты уверена? Ты ничего не путаешь? Я же мужчина, при том человек, разве может что-то такое случиться хотя бы в теории?

– Может, капитан. Ваш ограниченный парфюм вам очень важен? Если не задумываться о значениях, нам нужно спасать ситуацию. Для акрезианцев любовь – это аромат. Они даже не размножаются сами по себе, для этого у них ромашки. То есть, вы сами ему физически не нужны.

***

Риксардир очнулся, когда в дверь тихонько посигналили.

Палата совсем не изменилась. Всё тот же белый пластик, цветные значки и отупляющая безликость.

– Вы готовы принять посетителя, пациент? – Медик сложил «насекомые» манипуляторы, завертелся на месте.

Риксардиру не хотелось никого видеть. Ему хотелось замереть и уснуть. И проснуться, только когда всё закончится, и можно будет ни о чём не жалеть, не вянуть, не болеть.

– Это капитан Райз, пациент.

– Да, да, конечно! – Риксардир чувствовал себя жалким. Но думать о капитане было так же больно, как чувствовать его. Потому он согласился. Или не потому? Он сам не знал, почему.

Двери распахнулись, и Монтгомери Райз вошёл в палату. Риксардиру показалось, что капитан движется неуверенно и даже… робко.

– Рик, как ты себя чувствуешь? – капитан вздохнул и одёрнул себя: – Я глупости говорю. Так вот. Мы относимся к разным видам, разным, даже, царствам организмов. И всё же нам кажется нормальным самое удивительное из совпадений: мы можем испытывать чувства. Дружбу, горе, любовь. Мне очень жаль, что я поступил с тобой так, но, поверь, я не знал и, думаю, никогда не пойму, что именно случилось неправильно. Возвращайся в строй, Рик, нам тебя не хватает. И не только как номо-пилота. У меня для тебя кое-что есть.

С этими словами Монтгомери Райс достал из кармана пузырёк земного лосьона «Aqua pur Dauphin» и вручил её ошеломлённому Риксардиру, прямо в его мягкие бескостные пальцы.

– Всё, выздоравливай, – буркнул он и вышел.

***

– Я справился, Лоретта, я справился. – Монтгомери Райз дышал старательно и глубоко.

– Это помогло, капитан, – улыбнулась старший инженер. – Рикки пошёл на поправку, снова розовый, живой и светится. И отращивает семена. Если не задумываться о вашем статусе в его овощной семье, то можно считать, что кризис миновал. Пузырёк с вашим парфюмом заменит ему партнёра.

– Никакого статуса, Ли. И ты будешь об этом молчать.

– Как скажете, капитан. В конце концов, я всегда знала, что любовь – это химия, а уж лишаться места в команде и участия в том, что случится дальше, я не хочу.

– Ни слова, Ли. А то завтра окажется, что твой сырный сэндвич на завтрак возбуждает медика.

– Наш медик робот, капитан. Они не возбуждаются.

– Я бы не удивился, Ли, если мы ошибаемся и насчёт него.

– Как скажете, капитан Райз.