Перо из молнии

Погода портилась. Холодный порывистый ветер бил по крыльям и, истошно завывая, гнал на стаю тяжёлые тучи, несущие смертоносные грозы. Это затормаживало движение, но Ов был уверен: до места стоянки они доберутся вовремя. Сейчас во главе клина летел вожак. Первому всегда тяжело. Если остальные члены стаи ловили потоки от крыльев, экономя силы, то передний расходовал энергию целиком и ему нужно было обладать немалой силой. В полёте каждый имел свои обязанности: ведущие, наблюдатели, отвлекающие, воины… Каждый знал, что делать, как подавать сигналы и выполнять команды. Успех полёта зависел от слаженности.

Ов был ведущим, но в случае необходимости мог стать воином. Его беспокоило, когда он терял из вида Эну, но оглядываться было нельзя. Эна значила для него не меньше, чем стая. Они повстречались совсем ещё юными и больше уже не расставались. Только создав семью, можно было попасть в стаю, которая большую часть жизни проводила в полётах. Она стремилась за Солнцем. Семья же создавалась раз и на всю жизнь. Крогны-одиночки становились бродягами. Они тоже собирались в группы, но их перелёты не имели цели.

Вожак вёл стаю уверенно, не обращая внимания на вспышки молний и грохот грома. Гроза была далеко. Опасность возникла снизу. Наблюдатель заметил вспышку и подал сигнал, вожак отреагировал и в один миг увёл крогнов в сторону. Они репетировали это много раз, отрабатывали все возможные варианты. И в это мгновение всё сделали правильно, но всё случилось слишком внезапно.

Одной из страшных опасностей, подстерегающих крогнов на пути, были огненные перья, летящие на острие молний. Невозможно угадать, откуда они возникнут и кого поразят. Перья всегда сопровождались присутствием людей, что заставляло говорить о их причастности к этим явлениям.

. Мало кто из крогнов видел человека вблизи. Людей не только крогны, но и многие другие существа старались избегать. Поговаривали, что у них горят глаза, а зубы выпрыгивают из пасти.

Перо прожгло крыло Эны, и она, вертясь в воздухе, начала падать. Ов не колебался ни секунды. Подставив своё тело, ему удалось остановить вращение. Эна всё поняла и, прижав прожженное крыло, старалась двигать вторым синхронно со взмахами Ова. Ов сильный, он справится.

Но сил хватило ненадолго. Он начал уставать и понял, что до перевала им не добраться. Высмотрев небольшой участок земли среди топи, он устремился туда. Стая прощалась с ними, издавая возгласы сожаления, а у него уже не было сил ответить. Он держался до последнего взмаха и совсем немного не дотянул до земли. Вместе с Эной они рухнули в воду.

- Туда, - командовал он, подталкивая спутницу вперёд. – Там суша и зелень. Там еда.

Эна с грустью смотрела в сторону улетающей стаи.

- Мы никогда больше к ним не вернёмся? – спросила она.

Ов ничего не ответил.

***

Григорий, бывалый охотник, подстрелив журавля, ликовал. Эти птицы весьма осторожны и очень чувствительны. Убить такую – большая удача. Но то, что случилось дальше, настолько поразило его, что он, забыв о двустволке, замер с открытым ртом: от клина отделился ещё один журавль, который на бешеной скорости нырнул под раненую птицу и в прямом смысле понёс её на себе. Они не могли угнаться за стаей, более того, медленно снижались, но ушли достаточно далеко, к лосиному острову. Без знания троп туда не добраться.

- Спокойно, Джек, - остудил он пыл охотничьего пса, терявшего терпение. – Они на болоте. Нам уже не достать.

«Никогда такого не видел! - подумал Григорий, пребывая в лёгком шоке. – А ведь кому расскажи, не поверят».

***

Наступали холода. Пара устроила гнездо в густом кустарнике и, хотя хищников поблизости не наблюдалось, на всякий случай сделала маскировку, измазав крылья и шею илом. Больное крыло Эны перестало кровоточить, но по-прежнему не работало.

- Лети, - умоляла она, глядя в небо. – Ты должен быть там, ты сможешь.

- Без тебя там пусто, - отвечал он.

- Зачем двоим погибать? Сделай это ради меня. Мне будет спокойней. Ты ведь знаешь дорогу и сможешь создать семью.

- Я уже создал её.

- Перестань. Ты же всё понимаешь.

- Не требуй от меня невозможного.

- Среди бродяг много одиноких самок, - продолжала настаивать она. – Спаси одну.

- Помнишь, однажды я поклялся, что не оставлю тебя никогда.

- Я освобождаю тебя от клятвы.

- Никто не может освободить. Без тебя мне не нужно небо и не нужно Солнце. Я живу только вместе с тобой.

- Но…

- Ты бы меня оставила?

Она умолкала.

Они продолжали жить. Пока не опали листья, пропитания хватало. Остров кишел мелкой живностью. Когда пришли холода и не стало змей и лягушек, они перешли на подмёрзшие ягоды. Но потом выпал снег и наступили настоящие морозы…

***

Широкие осиновые лыжи легко скользили по глубокому снегу. Впереди шёл худощавый седобородый старик шестидесяти пяти лет, в овчинном тулупе, меховой шапке и сапогах-унтах. Позади – сорокалетний мужчина с военной выправкой, одетый в тёплый камуфляжный костюм и шапку с кокардой и застёгнутыми клапанами.

Старик шёл налегке, то и дело останавливаясь и поджидая отстающего спутника, который тащил за собой деревянные сани.

- Давненько ты на лыжах не ходил, - заметил старик, сделав очередной вынужденный привал. – Может, мне соль потащить?

- Нормально, бать, - отмахнулся мужчина, поправляя верёвки, которыми были привязаны сани. – Справлюсь.

- Пришли, почти, - сказал старик, кивая вперёд. – Километра полтора осталось.

- А сколько прошли?

- Четырнадцать.

- Далеко же простираются твои владения.

- В масштабах тайги - немного.

- Зачем так далеко нужно тащиться? Разве лоси ближе не подходят?

- Они приходят на остров. Летом людям, не знающим троп туда не добраться, кругом болото. Ну и зимой лосям там спокойнее. Волки даже в голодный год на остров почти не заходят.

- Чего так?

- Болото не везде замерзает. Лосиные тропы хищникам не подходят.

Добравшись до места, старик вновь остановился и снял лыжи.

- Здесь иначе нельзя, - объяснил он сыну. – Кустарников много.

- Надо так надо, - послушно согласился мужчина, сбрасывая с себя верёвки и снимая лыжи.

- Ну, значится так, Костя, - скомандовал старик, оглядывая местность. – Делаем круг с запада и раскладываем солонцы на пнях и брёвнах. Я покажу. Да поспешаем. Нам до захода нужно назад возвернуться.

- Хорошо, бать, - согласился Костя, сбрасывая с саней брезентовую накидку, укрывающую круглые солонцы, которые он быстро окрестит таблетками. – Сани тут оставить или с собой тащить?

- Конечно, с собой, - прокашлял старик, ухмыльнувшись. – Не возвращаться же каждый раз.

Когда сани были наполовину опустошены, старик вернулся к некогда прерванному разговору.

- Так что, говоришь, Кристинка твоя, как вашу часть расформировали, сразу ушла?

- Банкира себе нашла. Бать, - взмолился он, - давай закроем эту тему?

- Давай закроем, - согласился старик. – Ну а что дальше делать собираешься?

- Жить буду. Тебя заменю. Сам же предложил.

- Я не о работе. Жениться-то снова думаешь?

- Не знаю. Да и на ком здесь жениться? Медведи да лоси кругом.

- Ты от вопроса не уходи, - нахмурился старик. – Окромя тебя, род продолжить некому. Вроде майор, а не понимаешь.

- Капитан третьего ранга, - поправил Костя и тихо добавил: - в отставке.

- И чего, что в отставке, - не отставал старик. – А жениться всё равно, должон. Ты же сам из Ореховки, девок там незамужних много.

- Ты что предлагаешь, бать, на танцы податься? Или уже присмотрел кого?

- Может, и присмотрел.

- Так. - Костя присел на лежащий ствол дерева. – Выкладывай.

- А чего тут выкладывать, - вздохнул старик, усаживаясь рядом. – Катерину Еремееву, помнишь?

- Катьку, что ль? Курносую малолетку с большими глазами?

- Это когда же она была малолеткой? Двадцать лет с тех пор минуло!

- Ну да, - согласился Костя. – Времени много прошло. – Так ведь она замужем?

- Ты был женат, она замужем, да оба нынче холостяки. Мужа её, на лесосеке завалило. А ведь когда-то, она сохла по тебе.

- Брось, бать, ерунда всё это.

- Я всё знаю. Как ты ухлёстывал за ней, да забыл, когда уехал в училище. Как в город хотел увести…

- Стоп, батя, - остановил его Костя. – Всё это быльём поросло. Ничего у меня с ней не было, да и быть не могло. Ей тогда пятнадцать было, а мне в военное после армии поступать. Что ты хочешь, я на побывку приезжал.

- Она тебя семь лет ждала, - снова вздохнул старик, закуривая самокрутку. – Ветеринарный окончила. Потом замуж вышла. На сносях уж была, когда муж погиб. Дитё так и не родилось. Больше замуж не выходила, да и в город жить не поехала. В Ореховке осталась, зверей лечит, ко мне стала захаживать, после того, как мать твоя померла. О тебе спрашивала. Я ей фотокарточки твои показывал. Грустит она.

- Ты зачем мне всё это рассказываешь, бать?

- А затем, чтоб знал, каким дураком был и какую девку променял на куклу городскую.

- Это уж ты загнул. Я никого не обманывал, ничего никому не обещал, да и нечего обещать было. А потом служба, походы…

- То-то и оно, - прохрипел старик, откашлявшись. – Служба.

- Хорошо, бать, - сдался Костя. – Если ты так хочешь, выберусь как-нибудь в Ореховку, посмотрю на неё. А сейчас давай работать. Сам ведь говорил, поспешать надо.

- Да чего там смотреть, - проворчал старик, поднимаясь вслед за сыном. – Хотя увидишь, конечно.

Внезапно что-то привлекло внимание старика. Его взгляд уставился в одну точку, на небольшой сугроб.

- Бать, ты что? – забеспокоился сын. – Увидел, чего?

- Погодь, - проговорил тот, подходя к сугробу. – Тут что-то есть.

Осторожно, не снимая рукавиц, он принялся разгребать снег. Ничего не понимающий Костя последовал его примеру. То, что они раскопали, немало удивило обоих.

- Гляди, сын, - с горечью проговорил старик, осматривая находку. – Это серый журавль, редкая и мирная птица. Устала, видать, и замёрзла в снегу.

- Как же такое могло случиться? – удивлялся Костя. – Журавли ведь до холодов улетают.

- А этот не улетел. Видишь, как распластался. Словно яйца высиживает. А ну, погодь, - он поднял птицу и они увидели под ней ещё одного журавля.

Осмотрев обоих журавлей, старик пришёл к заключению:

- Тот, что сверху – самец. Самочка ранена была. Видишь, крыло спеклось. Самец уложил её в яму и своим телом укрыл от морозов. Эх-эх, - вздохнул он. – Не помогло. Околели оба. Не удивительно, здесь недели три морозы под сорок стояли.

- Так он из-за неё помирать остался? – удивился Костя, не избавившись от впечатлений.

- Похоже. Не оставил её. У журавлей законы другие.

- Положим их обратно?

- Нет, с собой возьмём. Там поглядим. Захороним или Ваське Осоке отдалим. Давно он просил нечто диковинное.

- Ты что, бать, он же чучельник?

- Вот пусть и увековечит. А тут, как подтает, звери съедят и даже памяти не останется.

- Довольно странный способ сердобольности.

- Да какая уж тут сердобольность, - недовольно сплюнул старик. – Руки бы поотрывал тому охотнику. – И в качестве слабого оправдания, произнёс: - Земля мёрзлая и лопат мы с собой не взяли.

***

У ворот дома лесника их встретила овчарка Вулкан. Константин остолбенел, увидев, как на лай вышла Екатерина. Он сразу её узнал. Те же светлые локоны, та же улыбка, светлые глаза.

- Здравствуйте, Егор Акимович, - приветствовала она старика. – Я получила весточку, думала, случилось чего, пришла, а вас нет.

- Всё хорошо, дочка, - по отечески обнял её старик. – Мы на лосиный остров ходили. Сын вон ко мне приехал, - он указал рукой на растерявшегося Константина. - Заместо меня будет.

Он отошёл к саням, предоставив возможность молодым пообщаться. Они встретились взглядами, но от волнения не могли произнести ни слова. Из оцепенения их вывел старик.

- Ну вы успеете ещё наговориться, - с усмешкой сказал он. – Кто с ними поможет?

Только теперь Екатерина заметила птиц.

- Ой, журки, - ласково произнесла она, приближаясь. – Замёрзшие. Как ледышки. Зачем же вы их принесли?

- Не оставлять же их в снегу, - обрёл дар речи Константин. – Звери же растащат.

Пока старик рассказывал ей свои умозаключения, она поглаживала окоченевших, словно замороженных величавых птиц и согласно кивала.

- Эх-эх, - со вздохом заключил он. – Стало быть надо решить, что с ними делать. Захоронить или Ваське отдать для увековечивания.

- Что вы, Егор Акимович, - запротестовала Екатерина. – Так нельзя. Похоронить надо.

- Ну, быть по сему, - сдался старик. – Завтра с утреца схороним их за оградой. – Ты ведь останешься на ночлег? – спросил он, глядя на неё с хитрым прищуром.

- Конечно, - сказала она, посмотрев на небо. – Не то пока доберусь, совсем стемнеет.

- Вот и ладно. Займёшь спальню, а мы с Костей в гостиной разместимся.

Журавлей решено было на ночь оставить в сарае. Екатерина уложила их на солому и бережно прикрыла старыми одеялами.

***

Мёрзлая земля давалась тяжело, но, орудуя ломом и лопатой, им удалось выкопать яму глубиной полтора метра. После чего старик решил:

- Достаточно. Пошли в дом. Перекусим и вернёмся. Катерина, небось, давно на стол накрыла. Кстати, - обернулся он к молчаливому Константину. – Как она тебе?

- Разные мы, - уклонился он, собирая инвентарь.

- Оно и понятно, - хрипнул старик. – Я говорю, как она, ладная девка?

- Не трави душу, бать? А вообще, колись, как она тут оказалась?

- Колись, - передразнил старик. – Слово-то какое. На лыжах пришла – ясное дело.

- Не темни, бать.

- Хорошо, - хитро хмыкнул старик. – Я шепнул по рации, что мол, сын приехал. А уж далее она сама решала.

- Авантюрист ты, батя.

- Тьфу, - зло сплюнул старик. – Дал бог сына-дурака. Я же видел, как она на тебя смотрит!

- Думаешь?

- Уверен.

Завтрак действительно был готов. Пока они копали, Екатерина нажарила блинов и испекла пирог.

- Давненько я за собой сентиментальности не наблюдал, - грустно заметил Константин, откусывая кусок пирога. – Вроде обычные птицы, хотя и журавли, а свербит так, словно людей хоронить собираюсь.

- Да уж, - согласился старик. – Не думал, что на старости лет доведётся закапывать журавлей.

Они не успели закончить трапезу. Впустив частичку мороза, в комнату вбежала Екатерина. Пальто распахнуто, волосы разбросаны на плечах. По округлившимся глазам было ясно: что-то случилось.

- Они тёплые, - запыхавшимся голосом сказала она и, не дав им возможности сообразить, выбежала из комнаты.

Отец с сыном, опешив, переглянулись.

- Она всегда такая? – спросил Костя.

- А что ты хочешь, впечатлительная натура.

- Тогда поторопимся. Ты со мной?

- Куда ж я денусь.

Войдя в сарай, они забеспокоились не на шутку, увидев, что Екатерина бережно укутывает журавлей в старое одеяло.

- Не стоит, дочка, - печально произнёс старик. – Пойди приляг. Намаялась с утра.

- Да, Катя, - согласился с ним Костя. – Мы сами.

Екатерина подняла голову и улыбнулась.

- Вы не поняли, - радостно сказала она. – Они спят.

- Совсем дела плохи, - шепнул старик. – Кажись, нервное.

Костя медленно подошёл к ней и хотел что-то сказать, но она его опередила:

- Дай руку.

Она приложила его ладонь к журавлиной шее, и Костя почувствовал тепло.

- Видишь, - продолжала она. – Они живые.

- Просто оттаяли. Скоро вонять начнут.

- Вы думаете, что я спятила? – усмехнулась она. – Я же ветеринар и могу отличить живых от мёртвых. У них есть пульс.

Старик, не выдержав, вышел на улицу. Костя присел рядом с ней.

- Мне тоже их жалко, - сочувственно сказал он. – Но что делать? Они недели три как под снегом пролежали. Чудес не бывает.

Но Екатерина не слушала его, продолжая укутывать журавлей. Костя боролся с желанием схватить её и встряхнуть как следует. В конце концов он, поняв бессмысленность убеждений, тоже вышел. Старик стоял во дворе и молча курил самокрутку.

- Пошли, бать, - сказал Костя, безнадёжно махнув рукой. – Сегодня уже ничего не получится.

***

Ов открыл глаза и повертел головой. Всё не так, всё чужое, кругом препятствия. Он никогда не видел замкнутого пространства. И свет другой, нет ни неба, ни Солнца. Одно радовало: Эна лежала рядом, глаза открыты, только крыло другого цвета. Ов поднял взгляд и похолодел, увидев рядом с Эной человека. Человек что-то говорил, но голос его не был похож на того, кто извергает молнию, скорее, он напоминал шелест опадающих листьев или журчания маленькой речки. Конечности человека касались шеи Эны. Ов потянулся, чтобы защитить её, но вот журчание усилилось и он почувствовал незнакомое тепло на своей голове. Это оказалось неожиданно приятно. Страх ушёл, вместо него наступило блаженство, сладкая тягучесть. И запах, какой бывает, когда глотаешь добычу. Ов увидел перед собой кусочки пищи, от которых исходил аромат свежей крови. Машинально потянувшись, он подцепил кусочек клювом, но удержать не смог, не было сил. Пища выпала, но сразу вернулась обратно при помощи человека. Ов послушно проглотил мясо, затем ещё и ещё… Когда еда кончилась, в клюв потекла прохладная вода.

Потом человек ушёл и Ов посмотрел на Эну.

- Где мы? – спросил он, тяжело поднимаясь на ноги.

- У людей.

- С тобой всё в порядке?

- Крыло почти не болит.

Небольшая часть стены была прозрачной. Собрав все силы, Ов вытянулся как мог и, посмотрев наружу, увидел небо, затянутое белыми плотными облаками.

- Как мы сюда попали? – спросил он, опускаясь на место.

- Я не знаю, - тихо ответила Эна. - На сюда доставили.

- Люди так не делают.

- Может, это другие существа?

- Других таких нет.

Подойдя к Эне поближе, он ласково коснулся клювом её перьев, и она нежно положила голову ему на спину.

- Помнишь, - прошептал он. – Старик Олн рассказывал, что есть на земле места с прозрачными стенами. Оттуда невозможно выбраться, а люди ходят и смотрят. Мы считали, что он всё выдумывает.

- Да, - подтвердила она. – Он говорил о страшных вещах, что творили люди. Но он слышал это от крогна, которому удалось улететь.

- Мы тоже сможем, - заверил он. – Ведь мы вместе.

***

Прошёл месяц. Журавлей поместили в сенях, постелив на пол тёплые одеяла. Дверь в кухню почти не закрывали, пропуская тепло от печи. Птицы уже не шипели при виде хозяев, но близко подпускали лишь Екатерину. Только она могла кормить, поить и ухаживать за ними. По этой причине ей пришлось задержаться и взять незапланированный отпуск. Постепенно Константин с Екатериной сблизились, отчего старик не скрывал своей радости.

Даже сейчас, спустя время, отец и сын с недоверием поглядывали на журавлей, а тогда, месяц назад, они были настолько далеки от того, чтобы поверить, что насмерть замёрзшие птицы могут ожить, что готовы были вызвать врача для Екатерины, считая, что она серьёзно больна. Тронулась умом, проще говоря. Посовещавшись, они решили подождать, ведь запах и разложение трупов в конце концов должны убедить её в том, что журавли мертвы. К их изумлению, вскоре, они увидели, что птицы стали шевелиться и заглатывать приготовленную Екатериной кашу из тёртого мяса и фруктов. Но если в тот момент можно было хоть как-то списать всё на рефлексы и прочее, то потом, отрицать очевидное стало невозможно.

Екатерина много времени проводила с журавлями, дала им имена, словно взятые из сказки: Иван и Марья. Даже разговаривала с ними, как с людьми:

- Как ты сегодня, Ванюш? – обращалась она к самцу. – Головку держать можешь? Тогда кушай сам. Давай, не ленись. Так, а что с твоим крылышком, Марьюшка, - переходила она к самке. – Заживает? Давай посмотрим. Ну вот, уже лучше, а шевелить им всё же нужно…

Константин наблюдал за тем, как она заботливо меняла подстилки, добавляла свежие кусочки мяса, проверяла воду в кувшинах и иногда, мягким голосом отчитывала пациентов:

- Марьяша, - говорила она самке, глядя прямо в глаза. – Если увижу, что есть перестала, буду кормить кашей, принудительно, поняла? А ты, остолоп, - поворачивалась она к самцу. – Чего проказничаешь? На меня смотри. Воду зачем разлил? На мокром хочешь спать, а пить из Марьиного кувшина? Накажу.

Журавли слушали, понуря головы и, казалось, всё понимали, виновато отворачивались и молчали. Но очень быстро Екатерина меняла гнев на милость и нежно поглаживала их по длинным шеям.

- Знаешь, бать, - признался как-то Константин отцу. – Или я схожу с ума, или мои познания о мире стали давать трещину. Ты о таком говорил, когда намекал на всякие чудеса?

- С подобным я, как и ты, столкнулся впервые, - ответил старик, поглаживая седую бороду. – Хотя повидал всякого.

- Но мы же не идиоты, в самом деле! – вскипел он, рубанув руками воздух. – Дохлые были птицы, околевшие напрочь!

- Ты только слышь, - шёпотом предупредил старик. – Никому про то не сказывай. Не поймут.

- Да уж не мальчик, - хмыкнул он. – Так и в «дурку» загреметь недолго.

Когда выдавались тёплые дни, Екатерина выводила журавлей на прогулку. Они бегали по двору и резвились, как дети. Самец взлетал, но всякий раз, сделав круг, возвращался. Самка с перевязанным крылом не могла последовать его примеру. Поразительно, но пёс Вулкан, которого на всякий случай сажали на привязь, не обращал никакого внимания на журавлей. Не выходя из будки, он молча наблюдал за ними равнодушным взглядом.

Старик с сыном поглядывали на эти процедуры как на обыденность, уже особо ничему не удивляясь, хотя точно знали, что приручить этих гордых птиц невозможно.

Птицы по-прежнему подпускали только Екатерину. Неоднократные попытки Константина приблизиться встречались грозным шипением.

***

Они были вдвоём. Гнездо, созданное человеком, оказалось тёплым, а еда, подаваемая им, вкусной. Присутствие друг друга согревало. Они доверяли своему человеку. Только благодаря ему Эна может шевелить крылом, а значит, сможет летать. Они знали, люди – могущественные и страшные существа, изрыгающие огненное перо из молнии, но их человек особенный, он отличается от всех других. Касание его тонких конечностей успокаивает, а журчащая речь заставляет сердце биться медленней, и по телу разливается нежное тепло, как от весеннего ручейка. Человек показывал им простор, но ледяное небо сковывало крылья. Они ждали весны, и она наступила.

- Ты можешь лететь? – спросил Ов, недоверчиво поглядывая на её крыло.

- Оно работает, - ответила она, осторожно продемонстрировав пробный взмах. – Но мне не хочется покидать своего человека.

- Мы должны. Крогны не могут жить с людьми.

- Я говорю не о людях.

- Наше место в небе.

Она погрустнела, опустив голову. Он ласково погладил её клювом.

- Мы подождём, - тихо сказал он. – Пока не время.

- Мы ещё увидим своего человека?

- Я не знаю.

***

Константин с Екатериной сидели рядышком на деревянной скамье у ворот и, держась за руки, наслаждались первым весенним теплом.

- Вот и весна, - печально вздохнув, произнесла она, прижимаясь к его плечу. – Скоро мои журки улетят.

- Будешь скучать?

- Немного. Ведь предстоит столько хлопот, - улыбнувшись, она добавила: - приятных хлопот.

- Ты о чём? – насторожился он.

- О свадьбе, - вновь улыбнулась она. – Ты же мне предложение сделал.

- Так ведь мы же договорились, - напомнил он. – Тихонько, без свидетелей, распишемся в сельсовете и никаких торжеств.

- Тихонько не получится. Мы ведь по секрету сообщили моим родителям. Теперь вся Ореховка нас ждёт. Уже зал в клубе готовят.

- Узнаю родную деревню.

- Надеюсь, тебя не потянет снова в море?

- С морем покончено, - заверил он. – Но ведь мы ещё дом не присмотрели.

- Вот я и говорю: столько хлопот.

***

Наступил апрель. Журавли окончательно окрепли. Каждый день они выходили во двор, расправляли крылья, разбегались, взлетали и, сделав несколько кругов, возвращались обратно.

- Либо они к тебе привыкли, - высказал как-то предположение Константин, прижимая к себе Екатерину. – Либо к халявному мясу.

- Нет, - уверенно сказала она. – Просто они ждут свою стаю.

Она оказалась права. Едва заслышав однажды курлыканье в небе, журавли засуетились, заметались по сеням, и Константин сам распахнул им дверь. С шумом выбежав во двор, они сразу затихли, завидев Екатерину. Подойдя к ней, они склонили головы, позволяя себя погладить. Екатерина осторожно прижимала их к себе и плакала, что-то тихо шепча.

- Кажись, прощаются, - шепнул подошедший к Константину старик, кивая в центр двора.

- Да, - согласился Константин. – Даже трогательно.

- Эх-эх, - привычно вздохнул старик. - Вот и скажи, дикая птица, а какая умная.

Константин молча кивнул.

Вскоре, завидев в небе курлыкающий клин, Екатерина отпустила журавлей и тихонько отошла назад, освобождая им место для разгона.

- Ну всё, - сдавленным голосом сказала она. – Ваша стая. Она ждёт вас.

Журки ещё несколько мгновений смотрели на неё, а затем, шумно взмахнув крыльями, быстро разбежались и мягко взлетели. Совершив несколько прощальных кругов, они стали подниматься выше и выше. Екатерина уже не плакала, она радовалась за них, наблюдая, как грациозные птицы медленно превращаются в маленькие точки и удаляются вслед за стаей.

- Они снова вместе, - сказал подошедший к ней Костя.

- Да, - сказала она, прильнув к нему. – Теперь все вместе.