Наконец мы докопали до бетонной стенки колодца. Останавливаю руку в сантиметре от серо-коричневой поверхности. Чувствую, камень нас презирает. За то, что мы нагло обнажили его, пробив эту штольню, и за то, что наше хилое воображение беспомощно перед тайной, спрятанной в его нутре. Он отвечает на нашу дерзость неизвестностью, сочащейся сквозь мельчайшие поры. Что там на самом деле? Детский скелетик в толще песка, прикрытый истлевшим тряпьём? Или?

Шепчу, боясь за громким словом не расслышать какой-нибудь важный звук:

— Ирфан, думаешь, она здесь?

— Здесь она, здесь. Чуть ниже, чуть выше, — Ирфан отвечает вполголоса; шёпот не для его баса. Вокруг всё сырое и пахнет тревогой — земля, бетон, скользкая глина. — Давай отбойник.

Дёргаю верёвку стартера. Отбойный молоток стрекочет, мешая вслушиваться в шевеление страха за спиной. Ирфан берёт молоток и нацеливает пику в крохотную выбоинку в виде сердечка. Отбойник сначала робко цокает, потом бодро напрягается и жалит стенку. Камень плюёт в нас крошкой: «Да подавитесь!»

...

Что за жизнь шла за забором, мало кого беспокоило. Слухи разные ходили. Кирпичные столбы, между ними два ряда бетонных блоков, выделанных под скальную фактуру, и поверх металлическая изгородь в три слеги — две, поуже, ближе кверху и одна широкая снизу, и частые прутья, увенчанные шариками. Виноград, обвивший изгородь лозами и побегами, каждое лето притягивал туристов и отдыхающих тугими белыми гроздями, прикрытыми густой листвой. Говорили, что в некоторых ягодах размером с дикое яблоко можно увидеть светящееся детское личико. Будто девочка лет пяти-шести улыбается. Каждый, разумеется, выдавал себя за свидетеля такой находки. Считалось, что нашедшим выпадает несказанное счастье. Но что после случалось со «счастливчиками» толком никто не мог рассказать.

...

Нет, возвращаться немыслимо! Тропинка, как кардиограмма на склоне горы. И скользкая после дождя, будто маслом полита. Карабкаться по ней? Увольте! Я спустился-то едва. Тем более вот-вот стемнеет. Вершины гор по ту сторону долины ещё ярко освещены солнцем, но внизу уже сумерки. Серые, зябкие. Поди разбери, куда дальше идти. Ровная, горизонтальная площадка. С трёх сторон высокие стены, поросшие жимолостью. Сквозь листву и тонкие лианы кое-где различимы жёлтые островки мха на тёмно-серых бетонных блоках. Вниз дороги нет. Под ногами гравий. Чистый, как только что насыпали. В левом углу, на стене, что поперёк склона, лианы редеют. Калитка! С виду тяжёлая — плотно сбитые широкие морёные доски на красных накладных петлях. Заперта ведь наверняка. Посмотрим...

...

Храповы и Юнусовы с незапамятных времён жили соседями на горе — двор в двор. На тесном плато приютились два одноэтажных белых дома под шифером, курятники, кривые огороды и куцые виноградники, террасами зацепившиеся за склон. Когда Олег Храпов женился на Диляре Юнусовой, ветхий плетень между дворами снесли, и на свадьбе там уже столы стояли. Напоминанием о границе остался только колодец — бетонная труба диаметром сантиметров шестьдесят, не больше. Пробурили, ещё когда дома строили — для технических нужд, так он и остался. Вода в нём для питья не годилась, да и надолго её не хватало. Черпанул раз-другой, и в ведре только песок с грязью.

После свадьбы решили новый забор поставить вдоль дороги. Автобусы, машины снуют весь день туда-сюда и отдыхающие шляются — отсюда море и город внизу видны, как на блюдечке. Поначалу хотели поставить глухой, дощатый, но после одумались: что за вид будет? Как стройка всё равно.

...

Калитка открылась на удивление легко, гостеприимно скрипнув петлями. Сумерки сгустились. Куда дальше? Похоже, это те два домика, которые я видел с вершины. Иду по дорожке, замощённой мелкими камнями. По обе стороны — огороды. Вот курятники. Женщина стоит. Что это с ней? Держит ведро — только-только выплеснула воду да так и застыла.

— Эм-м... — Замолкаю.

Стоп! Что этот смуглый сказал? Не говорить ни с кем. Стою, не знаю, что делать. Рассматриваю женщину. Седая, кожа тёмная, как у моего нового горе-знакомого. Близко не буду подходить. Надо выбираться как-то. Если честно, хочется бежать. Захожу в дом справа. Темно. В одной из комнат тикают часы. Половицы недовольно прогибаются. Залипают от трения и встают на место уже за спиной. Кажется, что кто-то идёт следом. Кухня. Мать честная! За столом сидят два мужика. Не шевелятся. Один пальцами держит догоревшую папиросу. Другой пишет в тетрадке.

Что-то касается моей руки. Отдёргиваю руку и оборачиваюсь. Это смуглолицый.

— Мужик, опять ты? — выжидательно смотрю на сидящих за столом. — Как ты здесь... Блин! Как мы здесь оказались, — мой испуг переходит в удивление и злость. — Как тебя звать, говоришь? Инфаркт?

...

— Лоночка, отойди от колодца, — Роза поставила ведро с навозом и направилась к внучке. — Антон, — крикнула она мужу, — когда ты уже заколотишь эту дыру? Кто опять открыл крышку-то?

— Бабушка, пупсик, — Илона села на корточки и заглянула в колодец.

— Лона, отойди! Слышишь! — Роза бросилась к колодцу.

Девочка опёрлась на край бетонной трубы, пытаясь рассмотреть упавшую игрушку. Туфелька скользнула по влажной глине, Илона потеряла опору и полетела вниз, отчаянно визжа. Гулкий всплеск. Роза добежала до устья колодца, но увидела только, как торчащие из воды ножки в красных колготках беспомощно бьют о каменные стенки на пятиметровой глубине. Роза упала на колени. Замерла на секунду, зажимая рот руками. Села на землю, обхватила голову и заорала:

— Антон! Назар! Зифа! Господи!

Первой прибежала Зифа. Выпачканными в муке руками она встряхнула Розу:

— Что-о?!

Роза вперилась в глаза Зифы, дрожащей рукой указывая на колодец. Зифа заглянула в него как раз в тот момент, когда вода сомкнулась над детской туфелькой.

— А! — Зифа вскрикнула и принялась наотмашь бить Розу по голове. — Что б вы все! Проклинаю! Проклинаю вас всех! Дочь забрали! Внучку... — дальше она только кричала и хлестала Розу по лицу, пока на крики не выбежали мужчины. Антон отшвырнул Зифу. Та упала навзничь и, тыкая пальцем в сторону колодца, кричала срывающимся голосом:

— Илона! Илона!

— Что? Что Илона? — разводил руками Антон.

— Упала, — сообразил Назар и пошёл на Розу, сидевшую с окрававленным лицом, вцепившись себе в волосы. — Ах ты...

— Стой! — схватил его за руку Антон.

Назар развернулся и ударил Антона в лицо. Антон пнул Назара в голень. Они сцепились, упали и дрались, пока не обессилили. Так и нашли их Олег с Дилярой ревущими и бьющимися о землю у колодца.

...

— Пожалуйста, — кричит экскурсовод, — кто хочет осмотреть виноград, у вас пять минут.

Выхожу из автобуса, разминаюсь. На кой я вообще поехал на эту экскурсию? Народ толпится у забора, с которого свисают побеги виноградного куста и огромные грозди. От нечего делать подхожу полюбопытствовать. Ягоды, и правда, гигантские. Странно: солнце справа, а слева из-под листьев вроде как лучи пробиваются. Женщины галдят, судачат. Мужики кряхтят, стесняются показать, что им тоже интересно. Нет, ну странно это: откуда там свет? Подхожу, осторожно приподнимаю широкий гладкий лист. Одна ягода светится изнутри. Как тусклая зелёная лампочка. Протягиваю к ней руку и касаюсь пальцем. Вздрагиваю от голоса у самого уха:

— Сорвите и спрячьте!

— И будет мне счастье? — улыбаюсь широкоплечему невысокому мужчине со смуглым лицом, одетому в оранжевую гавайскую рубашку с пальмами и бермуды песочного цвета.

— И вы сможете помочь мне в одном деле, — он испытующе смотрит на меня. — В хорошем деле, не сомневайтесь.

— Это в каком таком хорошем? — уточняю со скептической усмешкой.

— Но, если сорвёте, обратного пути не будет.

Срываю виноградину и с размаху зашвыриваю её подальше вниз по склону.

— Желаю успеха в хорошем деле. — Очень меня раздражает, когда не отвечают на вопрос.

Возвращаюсь в автобус. Все уже на местах. Едем дальше к вершине — там смотровая площадка.

...

Диляра в городе работала администратором гостиницы. Красивая была — не обожги глаза! Загорелая, волосы — вороново крыло, черноглазая. На работе ходила в форме: узкая красная юбка, белая блузка, чёрные лодочки. Стройная — что твоя статуэтка! Туристы и командировочные до испарины на лбу выдумывали вопросы, только чтоб от неё подольше не отходить.

Она как поняла, что случилось, сразу с ума сошла. В районной психушке её держали. Сначала Олега пускали к ней, а после совсем изолировали.

...

На вершине экскурсанты рванули оцифровывать красоты. Опять меня застаёт врасплох голос над ухом:

— Когда зайдёте в дом, лучше не бояться. И ни с кем не разговаривайте. Найдите вход... — Это тот же смуглолицый.

— Мужик, да отвали ты! — Ухожу от него в сосновую рощицу — с десяток-другой деревьев.

— Меня Ирфан зовут! — кричит он мне вслед.

Прохожу рощицу насквозь. Вид отсюда не хуже, чем с площадки. Тоже видно море, город, два домика на крохотном плато ниже по склону. Надо возвращаться к остальным. Опять этот жареный хрен пристанет. Чёрт!

«Так, в чём дело?» — уже минут десять иду через рощу. Вроде только что поднимался к вершине, а теперь тропинка ведёт вниз по склону. С чистого неба полил дождь.

...

Куски бетона падают нам под ноги. Ирфан сосредоточен. Уверенно кромсает камень. Как из песочных часов высыпается песок. Свечу фонарём. Внутри колодца обнажаются корни виноградного куста — как высоковольтные провода, один в один. Между ними показывается детская ручка. Никаких следов разложения. Только кожа пожелтела. Вот открылись голова и плечи.

— Ирфан! У неё глаза открыты! — Ком застревает в горле.

— Давай... виноградину, — сипло выдавливает Ирфан.

— Я же выбросил её! — Ко мне приходит осознание невосполнимой потери.

— В кармане, — блеет Ирфан, не сводя глаз с мёртвого ребёнка.

— Что? Да? — шарю по карманам. Вот она, и правда.

В ягоде горят очертания детского лица. Губы подрагивают в грустной улыбке. Протягиваю виноградину Ирфану.

— Клади ей в рот, — голос Ирфана выдаёт тревожное ожидание.

— Я? — Вдруг ощущаю слабость в коленях.

Ирфан кивает и подталкивает меня к трупу. Подхожу. Сразу не решаюсь, но протягиваю руку и проталкиваю ягоду между губ ребёнка.

Удар током. Вспышка.

...

Олег номера всех экстренных служб в мобильник записал. Для директора школы это важно. Но не пригодилось ни разу, слава Богу. Теперь же он всех вызвал: спасателей, милицию, скорую. Но что там потом было, плохо запомнил. Морг. Похороны. Психиатрическая больница. А когда из колодца виноград вырос, Олег уволился и уехал. В никуда. Подальше чтоб.

...

Темнота. Открываю глаза. Мама... Батя... Тесть с тёщей... Полиция... Скорая...

— Эх, Олег Антонович... — укоризненно смотрит на меня участковый и отдаёт матери мой паспорт. — Опять вы за своё! — И матери: — Бетоном, может, залить эту штольню?

Мать отмахивается, уходит.

— Простите... — говорю. — А Ирфан?

Мне не отвечают. Отец объясняет участковому:

— Когда внучку... доставали, спасателя в штольне завалило. Ирфан Акчурин его звали.

— М-да, дед, беда, — участковый хмурится, жмёт отцу руку.

Мне стыдно.