Три белых коня

            Воздух над Ареной был пропитан страхом и нетерпением, но всё равно это место оставалось, прежде всего, местом надежды. Надежда угадывалась и в немом движении губ, невольно повторяющих зазубренное заклинание, и в тихом шорохе сжимаемого рукой оберега. Это стало традицией. Ритуалом. Молитвой. Воззванием к Светлейшему… Но правда была в том, что никто их не услышит, и уж тем более, не поможет.

            Знали ли это несколько десятков учеников, толпящихся здесь спозаранку? Вряд ли. Я окинул взглядом кучку юнцов, с ответным интересом разглядывавших нового конкурента, и занял очередь.

            Арена. Помню, каким воодушевлённым дураком я шёл на неё в первый раз: тогда я вылетел с Турнира, даже не успев понять, что участвовал в нём. Во второй раз я казался самому себе опытным, заматеревшим участником, но всё закончилось не менее печально. В третий я свысока поглядывал на зелёных новичков, презрительно посмеиваясь про себя: я-то знал, кто станет Мастером в этот раз – мимо. В четвертый… даже вспоминать не хотелось.

            В этом году я участвовал в Турнире седьмой раз – последний для меня.

            Я ненавидел это место. Место разбитых надежд.

           Рог Распорядителя, похожий на рёв страдающего от насморка слона, дал сигнал к началу регистрации участников Турнира. Огромные, из чёрного металлического кружева ворота медленно распахнулись. Очередь зашевелилась, оживлённо переговариваясь вполголоса.

            Я семенил в этом человеческом ручейке, озираясь по сторонам и ни на чём не задерживая взгляд. Я знал это место, как свои пять пальцев: слева – высокий зелёный шатёр Распорядителя; справа на круглой и плоской, словно блюдо, площадке из белоснежного марморианского камня две статуи высотой в пятнадцать человеческих ростов – Грифона и Единорога – символов Турнира; впереди – Арена.

            Участники шумной толпою толклись возле входа в шатёр. Время от времени их накрывал грозный окрик Распорядителя, очередь замирала, но через мгновение над ней снова повисал гвалт. Я стоял последним, как раз под копытом вздыбленного марморианского единорога. Я знал – успеют все.

            Хотя меня больше занимал вопрос, кто из Мастеров станет моим соперником на этот раз, всё же я из любопытства глазел на волнующийся передо мной человейник, стараясь вычислить счастливчиков, которым сегодня улыбнётся удача. Большинство были едва оперившиеся ученики, которые участвовали в Турнире впервые и которые с треском вылетят из него, если, конечно, они не гении. Но некоторые лица оказались мне знакомы по прежним турнирам. О, эти являли собой воплощение сдержанности, спокойствия и опыта и снисходительно поглядывали на возбуждённую молодёжь. Знакомая история.

            Наконец я очутился прямо перед входом в шатёр Распорядителя. Полог шатра был откинут и закреплён. Прямо на входе стоял основательный, совсем не потемневший от времени стол из розовой сосны. Сидевший за ним Распорядитель, в отличие от стола, с каждым годом всё больше отдавал замшелостью. Его тёмно-коричневая одежда с зелёной оторочкой, напяленная для важности в несколько слоёв, усиливала это впечатление.

            Сморщенный гриб в остроконечной шляпе игнорировал меня, делая вид, что с головой погружён в свою большую амбарную книгу толщиной с кирпич, в которую он вносил всех прибывших на Турнир и производил какие-то одному ему известные подсчёты. Показать участнику его место – тоже часть ритуала. Я смиренно ждал.

            – Имя, клан, звание, возраст, – прогнусавил Распорядитель, посчитавший, что я в полной мере осознал свою ничтожность.

            Я с трудом назвался. Шляпа Распорядителя затряслась в такт записывавшей руке.

            – Поставь подпись напротив своего имени и подтверди кровью, – старый пень ловким движением развернул книгу ко мне.

            В длинной таблице с именами, значками, цифрами и аббревиатурами моя строка была последней. И всё же я проверил имя, а затем провёл пальцем вдоль строки до нужного окошечка для подписи.

            «УМ» – машинально прочитал я про себя записанное в строке, – «22».

            Ученик Мастера, 22 года. Я был самым «старым» участником на сегодняшнем Турнире. Печально.

            Я поставил закорючку напротив своего имени, проколол палец специально лежавшей рядом с книгой серебряной иглой и оставил густой кровавый отпечаток поверх своей подписи, а затем отошёл в сторону, ожидая общего инструктажа, который, само собой, я уже знал наизусть.

            Распорядитель долго и нудно объяснял правила. Некоторые слова менялись, но смысл был всё тем же: либо ты, либо тебя. Чтобы стать Мастером, нужно одолеть Мастера. Я зевнул.

            – А теперь встаньте в одну шеренгу, чтобы я вас пересчитал и сверился со списком, – после этой фразы старого пня, мнившего себя вершителем судеб, уже имело смысл напрячься.

            Снова суета, сдержанные смешки, топот ног, толкание – шалят нервишки-то!

            Я был последним зарегистрировавшимся участником Турнира, поэтому все стали строиться от меня, приняв мою скромную великовозрастную персону за своеобразную точку отсчёта. За голову той самой рыбы.

            – Раз «УМ», – указал на меня своим костлявым пальцем старый формалист, начиная свой окончательный подсчёт. – Два «УМ», три «УМ», – Распорядитель двигался вдоль шеренги, монотонно бубня вслух, наверное, чтобы не уснуть во время счёта.

            Закончив считать, он что-то пометил в своём гроссбухе, затем скомандовал следовать за ним, и мы двинулись к Арене по вымощенной всё тем же марморианским камнем дорожке.

            Это было молчаливое шествие. Наконец-то эти бедолаги поняли, что им придётся умереть сегодня и не единожды. Я усмехнулся.

            Но всё же при виде Арены толпа юнцов не смогла сдержать возглас восхищения. О, да! Арена была прекрасна! Чудесный, не сравнимый ни с чем, кусок живой, дышащей земли!

            Легенда гласила, что однажды Светлейший, устав от трудов, прилёг отдохнуть здесь и надолго уснул. Его Животворящий Дух проник в землю, наделив её невероятными магическими свойствами – оживлять неживое.

            По легенде очертания Арены повторяли очертания тела спящего Светлейшего – когда он бродил по земле, он обретал тело. На деле это был довольно значительный участок земли неровной овальной формы.

            На мой взгляд, вся эта легенда была шита белыми кармитными нитками, «прочность» которых стала притчей во языцех, но чудодейственность Арены была фактом, против которого никто не мог возразить.

            Воздух над Ареной переливался серебристо-бирюзовым светом. Любая сильная эмоция человека, попавшего сюда, оставляла в воздухе карминный след, который, словно песок, рассыпался через несколько мгновений. Достаточно было закрыть глаза и подумать о чём-то волнительном, а затем сделать шаг. Оставшийся яркий отпечаток точно повторял очертания тела человека, мгновение назад стоявшего на этом месте, а затем рассеивался без следа.

            На Арене не было растений. Хотя здесь пытались их сажать, надеясь, что они также будут обладать чудодейственными свойствами. Мягкая оранжевая земля легко принимала любую форму и надолго сохраняла её, но за пределами Арены она чернела и переставала отличаться от обычной. Не было здесь и никакой живности, даже насекомых.

            А ещё Арена дышала. С одной её стороны, у самого края, в землю врезались три узких, в форме полумесяца, впадины. Длина их была небольшой, примерно в человеческий рост, но глубину не могли измерить до сих пор. Когда в какую-нибудь из впадин опускали веревку или другой глубинометр, Арена «чихала». Впадина с верёвкой смыкалась, а потом с громким звуком, напоминающим хруст хвороста под ногами, раскрывалась. Вот тогда-то из впадин вместе с оранжевыми комками земли и вылетали Искры – Светлейшие начала. Ярко-голубые, не больше бисерины, светящиеся сущности, благодаря которым даже камень мог обрести жизнь. В буквальном смысле. Правда, не навсегда, а всего на пару-тройку часов, но для турнирных битв этого было достаточно.

            При каждом «чихе» в воздух выбрасывалось до пары десятков Искр. Хранители аккуратно добывали Искры, затем собирали их в сосуды и берегли до следующего Турнира. Учёт Искр был очень строгим: Распорядитель на фоне Хранителей выглядел жалким любителем.

            Арену тщательно охраняли. Ступить на неё могли только Хранители и участники Турнира – Мастера и испытуемые, желающие стать Мастерами. Больше никто. Эта земля считалась священной.

            Я физически ощущал восторженный трепет других участников. Многие из них ещё не знают, что плата за право ступить на Арену окажется слишком высокой. Фантомные боли после турнирных битв преследуют учеников не один месяц: ты не можешь спать, есть, а только снова и снова чувствуешь, как ломаются твои кости, разрываются связки, вылетают суставы, как твои внутренности пронзает калёный металл торпского меча или сниггского топора… Я умирал на Арене много раз. И хотя я сейчас цел и здоров, на мне нет живого места.

            Распорядитель разделил нас на пары. Против каждой пары учеников выступал один Мастер. Мне достался в напарники рыжеволосый вихрастый мальчишка с испуганными, но не без хитринки, карими глазами. Возможно, через пару-тройку лет, у него будет шанс. Большинство учеников становились Мастерами к четвёртому-пятому Турниру. Очевидно, кроме персон, отличавшихся особым упрямством.

            – Кова, – парнишка протянул мне мосластую ладонь.

            «Не жилец» – вздохнул я, но всё же проявил вежливость:

            – Альк-к-к-ко Ф-ф-фат, – я с трудом выговорил своё имя, усиленно помогая себе веками. Чем больше я волновался, тем сильнее проявлялось моё заикание. Иногда я просто не мог выговорить ни слова, поэтому предпочитал молчать. В моём клане меня прозвали Молчуном. Ну, хоть не Заикой. В прозвище «Молчун» всё же имелся некий флёр таинственности.

            Кова выпучил на меня и без того большие глаза, но промолчал. Ясное дело, он-то надеялся разузнать у меня о подводных камнях Турнира, а тут такая засада! Согласен, парень, это знак: не стать тебе сегодня Мастером.

            Рог Распорядителя простуженно возвестил о начале жеребьёвки.

            – Кто будет тянуть? – спросил Кова и тут же спохватившись добавил:

            – Ты?

            Я кивнул. Не Кове же доверять это ответственное дело. Он и птичий помёт у себя на макушке не почувствует, не говоря уж о тонкой энергетике Мастера, который всего несколько секунд касался костяного жетона.

            Правильный выбор Мастера – залог победы. Не все Мастера были одинаково хороши в каждой из четырёх игр Турнира. Во время жеребьёвки проверялась интуиция учеников, их умение предвидеть. Я знал, что мне нужно, Кова же меня не заботил.

            В это раз перед Распорядителем стоял большой жеребьёвочный сосуд с узким горлом, в которое с трудом проходила рука. По правилам, прежде чем тянуть жребий, следовало закатать рукав и показать Распорядителю раскрытую ладонь. Так я и сделал. Старый хрыч долго и тщательно осматривал мою руку, разве что не обнюхал. Даже воспользовался магической лупой, показывающей различные ухищрения вроде невидимых магнитных тату, притягивающих нужный жетон.

            Я просунул руку в горло сосуда и закрыл глаза: видимые образы отвлекали. От маленьких костяшек исходило лёгкое, едва уловимое тепло. Я погрузил руку в податливую массу, и перед моим взором пронеслись вспышки эмоций, чувств и ощущений Мастеров, чьи руки держали жетоны. Я медленно повёл пальцами. Зелёный цвет спокойствия: этот Мастер опытен и мудр. Нет. Бордовая вспышка нетерпения. О, этот будет крушить всё на своём пути, но способен овладеть инициативой и удержать её. Тоже нет. Пусть хоть в чём-то Кове повезёт.

            Ядовито-фиолетовая насмешка... Высокомерен, загодя уверен в своей победе… То, что нужно. Я смело сжал жетон и вынул руку из сосуда. Распорядитель скрупулёзно внёс все три имени в очередной список.

            Всего на Турнире было четыре игры. Право выбор состязания предоставлялось испытуемому. Это и, пожалуй, ещё то, что каждый Мастер участвовал не одном, а в двух состязаниях, было всем преимуществом участников.

            Каждый новенький старался стать вторым из пары, надеясь, что Мастер устанет ко второй игре. Типичная ошибка новичка. Мастер не уставал в первом состязании, он в нём разминался. Настоящий, сильный удар обрушивался именно на второго участника.

            Но Кова не разочаровывал: он просто из кожи вон лез, чтобы уговорить меня пойти первым. Я слушал его «убедительные» доводы ради развлечения, чтобы скоротать время, и кивал с серьёзным видом, улыбаясь про себя.

            Номер Мастера, который выпал нам по жребию, был пятым. Это значило, что перед нами предстояло сразиться восьмерым участникам.

            Заветный звук рога. Гомон, висевший над толпой, смолк. Игра началась. На Арену вышла первая пара участников и Мастер, который должен был с ними сразиться. Первую пару всегда вызывают вместе, после – испытуемые выходят по одному.

            У самого края Арены на четырёх столбах были закреплены четыре щита: для каждой игры – свой. Удар по щиту означал, что ученик сделал свой выбор. Я играл во все четыре.

            Первый участник выбрал Поединок. Не самый лучший выбор, но вполне приемлемо. Второй – Тиггийские Стенки. Самоубийца. Меня передёрнуло от воспоминаний. Долго ему будут аукаться эти Стенки.

            Мастер под номером один был мне знаком. Его звали Суадико. Что ж, первые две игры закончатся быстро.

           Хранители готовили Арену для стартового состязания.

            Мастер и ученик не взаимодействовали между собой непосредственно. Они действовали через фигуры, оживляемые с помощью Искры и специального заклинания. Кроме одного нюанса: все ощущения были настоящими. Весь тот физический вред, который наносился фигуре, участник игры ощущал как свой.

            Каждому участнику выдавалось определённое количество Искр – строго по числу фигур с его стороны. Управлять фигурами участники игры могли с любого места Арены, как им было удобно и необходимо – в этом они не ограничивались. Иногда случались и трагедии: в пылу состязания, ослеплённый болью, ученик сам попадал под топор или меч своей же фигуры.

            В общем, зрелище было незабываемым.

            Я отошёл в сторону и попытался сосредоточиться на своём плане. Вновь и вновь я проигрывал в своей голове ходы, стараясь предусмотреть все варианты ответных ударов Мастера, а моё сознание бесстрастно делало пометки: восхищенные возгласы – фигуры ожили; испуганные крики – кому-то сильно досталось; звук рога Распорядителя – конец игре.

            Я стоял, погружённый в собственные мысли. Время для меня шло по-другому. Мир виделся совсем иначе: не образами, а сутью вещей и явлений. Пока кто-то не потеребил меня за рукав. Я глубоко вздохнул и вернулся. Кова, кто ж ещё.

            – Хотел посоветоваться с тобой насчёт игры, – объяснил он свою наглость. Как будто это его оправдывало.

            – Н-н-ну? – недовольно буркнул я.

            – Как думаешь, что лучше выбрать? В Поединке Мастер меня точно уложит, – «Кова умеет думать?» – Сперва я хотел выбрать Стенки, но теперь… – он болезненно поморщился.

            Я повернулся и посмотрел на Арену. Она походила на свалку старых сломанных вещей. Большая её половина была усеяна «убитыми» фигурами и их кусками – туловищами, руками, всё ещё сжимающими топоры и мечи, отсечёнными головами. В некоторых фигурах ещё мерцали яркими синими точками тлеющие Искры.

            Я поискал глазами участников. Суадико пошатывался, но уверенно шёл сам. Ученик (да, по-прежнему лишь ученик) не смог не то что выйти, даже выползти с Арены. Он лежал на земле скрючившись и попеременно судорожно сжимал руками то плечи, то живот, то голову, тихонько подвывая. Четверо Хранителей с трудом переложили поверженного участника на носилки. От каждого прикосновения он начинал громко стонать. Тиггийские Стенки – игра не для слабаков.

            – Ты же не первый раз участвуешь, Алько, – продолжал канючить Кова. – Посоветуй, пожалуйста, – в его голосе звучал страх. – Что лучше выбрать?

            В любом случае этот Турнир для мальчишки проходной. Но на будущее… Он же уже начал думать.

            – Ш-ш-шах-х-х-маты, – ответил я.

            И не солгал. Но Кове не хватило ума даже на то, чтобы мне поверить, где уж ему провести партию.

            – Издеваешься, – буркнул он обиженно и отвернулся.

            Что ж. Спасение утопающего…

            Как я и предполагал, первая пара участников занимала арену недолго. Об остальных что шли перед нами, можно было сказать тоже самое. Дольше всех сражался участник под номером шесть в игре «Аркийское поле». Я даже отвлёкся от своих дум – такая энергетика висела над Ареной. Дерзость, тактический ум и сильный дар предвидения почти привели этого парня к победе, но Мастер оказался хитрее. Такой же урок я получил на четвёртом Турнире: нужно выбирать не того Мастера, которого ты считаешь слабее, а того, который сам считает себя сильнее.

            Распорядитель выкрикнул моё имя.

            Я уже хотел сделать шаг, как кто-то схватил меня за руку.

            – Я верю в тебя, – в карих глазах мальчишки светилась надежда. Кова ещё не знал, что надежда – самая ненадёжная вещь на свете. У него будет время усвоить этот урок.

            Я кивнул ему и вышел на Арену.

            Распорядитель учтиво подал мне деревянный молоток – на Арене все были равны.

            С самого начала я знал, какую игру выберу. Я изучал, наблюдал, тренировался – я готовился. Сегодня или никогда – так для меня стоял вопрос. Те, кто покидал Турнир в седьмой раз, не став Мастерами, становились изгоями – обычными людьми. Они забывали свой истинное происхождение и доживали свою жизнь простыми смертными. Для меня такой исход был неприемлем. Победа будет моей любой ценой.

            Я взял молоток и ударил по щиту. Гулкий звон, разнёсшийся над Ареной, возвестил о том, что участник номер девять выбрал игру «Шахматы Мук-Кул». Шахматы – игра стратегов и терпеливых. Терпел я долго. Пора было с этим кончать.

            Я увидел, как лёгкой пружинистой походкой на Арену вышел Мастер. Любимчик публики. Впервые я увидел его пять лет назад на Турнире, где он стал Мастером. Он был ловок, силён и умён – триада его побед.

            Мой сегодняшний противник быстро пересёк Арену, которую Хранители готовили для партии, и подошёл ко мне. Правила требовали от участников представиться и пожать друг другу руку в знак уважения и доверия.

            – Сегин-Мастер из клана Железных дланей, – Мастер назвал своё имя, слегка поклонившись. Дотошный сукин сын.

            – А-а-а-ль-ль-ко Ф-ф-ф-ат, – Чёрт!

            Губы Сегина изогнулись в лёгкой усмешке. И это мне тоже на руку.

            – Из клана Касающихся, – деликатно пришёл мне на помощь Распорядитель.

            Именно – Касающихся. Жаль, моя сила распространялась только на животных, иначе я коснулся бы твоего разума, Сегин, и заставил бы тебя такое выделывать на потеху публики…

            Я глубоко вздохнул. Всё это пустое. Главное сейчас следовать плану.

            Хранители уже расставили фигуры. Предстояло определиться с их цветом. Распорядитель положил на большое серебряное блюдо два тончайших платка муаровой ткани – белый и красный и предложил мне сделать выбор. По правилам Турнира в Шахматах Мук-Кул именно ученик, как менее опытный участник, имел право выбора цвета.

            Я поднял с блюда белый платок. Игра началась.

            В моём распоряжении было двадцать фигур, выстроенных на игровом поле в две ровные горизонтали: десять солдат и десять статусных фигур, каждая из которых ходила по-своему и могла использоваться только в определённых случаях, а две – в исключительных.

            Суть игры заключалась в том, чтобы завладеть одной из главных фигур противника – Муком и убить с её помощью вторую главную фигуру – Кула, при этом сохранив свой Мук-Кул в целости. Случалось и так, что игрок убивал Мука противника, не успев срубить его Кула. В таком случае Мук противника мог быть повержен только сложной комбинацией других статусных фигур соперника.

            Хранитель вручил мне сосуд с двадцатью мерцающими Искрами. Такой же сосуд получил Сегин.

            Я открыл сосуд и …

            Светящаяся голубым светом маленькая живительная сущность мягко легла на мою ладонь. Она была чудесна. Я прикасался к Искрам уже добрую сотню раз, но тот восторг, который я ощутил впервые, никуда не исчез. Искра… Я думал, ты – союзница, но сегодня ты станешь моим оружием. Это просветление, которое наступает только тогда, когда ты стоишь на краю – жизни или решающего выбора. Эта истина открывается только тому, кто снова и снова падал лицом в грязь. Это знание, которого нет у таких, как Сегин.

            Я приложил ладонь с Искрой к первой фигуре и начал читать заклинание.

            Партия длилась уже около часа без чьего-либо перевеса, когда Сегин перешёл к решительным действиям. Он потерял терпение – я понял это по отчётливому тёмной-красному следу, повисшему над Ареной. Сегин ввёл в игру почти все свои статусные фигуры, срубив половину моих солдат. Мой мозг захлестнула волна боли, грудь разрывало от ударов. Я метался по полю, пытаясь увести оставшихся солдат. За моей спиной тянулся, медленно исчезая, длинный карминный хвост.

            В первом ряду у меня почти не осталось фигур. Мне нужно было прикрыть Мук-Кул. Пришлось использовать слонов и моих прекрасных белоснежных коней из марморианского камня – у каждого игрока их было по двое. Я с детства любил лошадей. Когда я касался их разума, я ощущал себя частью могучей стихии, которая могла смести всё на своём пути. Я чувствовал биение сотен сердец, слышал топот сотен ног, я был частью огромного коллективного разума, имя которому табун, и я мог им управлять.

            Мне не нужно было прикасаться к фигуре, чтобы заставить её выполнить приказ – это был дар клана Касающихся. Я мог силой мысли дотронуться до разума животного, и мы становились единым целым: я – мозг, оно – тело. Я приказывал, оно подчинялось.

            Пока боевые слоны, тяжело переваливаясь, шли к ближайшим солдатам противника, мои белые кони стремительно пересекли поле, срубив по пути парочку солдат Сегина, и вступили в схватку с обезьяной и медведем.

            Силы были равными. На каждый мой манёвр – прыжок или удар, фигуры Сегина – обезьяна и медведь отвечали ударами, не меньшей ловкости и силы. Я чувствовал на своем теле их острые, как кинжалы, когти, которые разрывали кожу и мышцы.

            Резкая сильная боль в ноге заставила меня присесть. Когда мой конь взвился на дыбы и уже был готов обрушить свои каменные копыта на голову медведя, тот резко прыгнул вперёд и впился мощной челюстью, словно капканом, в ногу скакуна. Сегун знал слабое место лошадей. Остальное было делом техники. Пока медведь крушил на части белоснежное тело моего коня, мне оставалось лишь корчиться от боли, пытаясь сохранить контроль над остальными фигурами: я должен был следовать плану.

            Обезьяна Сегина была уже частично раздроблена и отступила следующим ходом. Я выбежал на поле, подсчитывая ущерб. Из солдат осталось только двое. Я прикоснулся к ним, дав приказ идти вперёд. Они меня не волновали. Решающая битва, как всегда, развернётся между статусными фигурами.

            Среди обломков поверженного медведем моего коня ещё тускло мерцала Искра, отсчитывая последние мгновения его жизни. Оживляя фигуру, Искра становилась словно её душой, и когда фигура разрушалась, Искра умирала вместе с ней. Прощай, скакун, ты выполнил свой долг.

            Мой другой конь не особенно сильно пострадал в схватке с обезьяной. Его бока были в сколах и глубоких царапинах, но он по-прежнему оставался боеспособным. Я мысленно дал ему приказ и последовал за ним.

            Сегин также сделал ход конём.

            Это было потрясающее зрелище, захватившее всех. Битва двух каменных животных, схлестнувшихся насмерть. Меня как будто молотили дубиной. Успокаивало только одно: то же самое чувствовал Сегин. Кровавое марево повисло над Ареной. Красные фигуры, красный конь, красные следы мечущихся участников – я трудом различал разметку на поле.

            Одновременно мне нужно было защищать тыл. Мук и Кул – оба на своих позициях растерянно озирались по сторонам, чувствуя угрозу. И не зря. Пока я и все остальные были захвачены величественной битвой коней, Сегин успел окружить мой Мук-Кул. В неразберихе фигур, боли и красного тумана я утратил контроль над Муком.

            Испуганный вскрик толпы пронёсся над Ареной. Ноги моего белоснежного скакуна подломились, и он рухнул. Красный конь добивал упавшего. В сильном смятении, оставляя за собой густой карминный след, я подбежал к своему скакуну. Он был ещё жив, он держался. Он не мог сдаться – я приказал ему. Секунда, вторая и вот – финальный рёв трубы. Надсадный, жаждущий остановить побоище. Игра окончена. Я проиграл. Снова и в последний раз.

            Я склонился над моим верным товарищем, который не предал и не отступил. Белые каменные глаза внимательно смотрели на меня невидящим взглядом. Душа коня ещё была в нём. Спасибо, что сохранил её для меня.

            Я повернулся. Сегин стоял возле моего поверженного Мук-Кула и ухмылялся. Ты оправдал моё доверие, любимчик публики.

            На выходе с Арены я столкнулся с Ковой. Он сочувственно кивнул и сжал мою руку. Я зажмурился от боли. По его глазам я понял: он выберет Стенки, но я всё же надеялся на обратное. Надежда – вот что отличало Арену от всех остальных мест на земле.

            Я шёл по дорожке в сторону ворот. Мимо шатра Распорядителя, мимо Грифона и Единорога – символов Турнира. Подняв голову, я окинул взглядом знакомые до мельчайшей чёрточки фигуры. Грифон, конечно, выглядел опаснее, но я любил лошадей.

            Маленькая голубая Искра ещё мерцала в моей сжатой руке, но следовало поторопиться. Я раскрыл ладонь и приложил руку к каменному копыту единорога. Через несколько секунд земля подо мной вздрогнула от тяжести опустившегося на четыре ноги скакуна. Я коснулся его разума. Мы стали одним целым.

            – Куда прикажете, хозяин?

            – Ф-ф-ф-перёд и н-н-немного левее! – скомандовал я.

            Ход единорога был подобен грому. Крики ужаса, доносившиеся с Арены, ещё долго будут услаждать мой слух.

            У настоящего Мастера свой путь становления.

            Я улыбнулся и зашагал в сторону Тёмных земель.