Введение. БЕСтолковый словарь

Начиная эту писанину, автор собирался навалять драббл-пародию. Затем — роуд муви про демона и ангела в далёкой Азии. Затем в дело вмешались персонажи с Той стороны, и заверте…

Для фанов Good Omens

Поскольку наших героев мы периодически видим узкими, но прекрасными глазами «Мастера тёмного пути», то их имена претерпевают некоторые изменения. Сразу предупреждаем: изначально это была пародия, предназначенная для русскоязычной аудитории, поэтому, прогнав имена персонажей «Благих знамений» через транслит, мы слегка ужаснулись и поняли, что наш читатель их, скорее всего, даже не опознает. Ну и это просто не смешно. Поэтому мы воспользовались авторским воображением и произволом и исказили оменсовские имена с ориентацией на китайскую фонетику, но более-менее узнаваемо. К настоящим китаеведам просьба — не придираться.

Азирафель — Ацзи Фэнь

Кроули — Гжоу Ли

Архангел Гавриил — Габжи Ин-лаоши

Вельзевул — Вэй Цзевуй

Хастур — Хас Тючжи

Эрик многоразовый — Эйликэ.

По содержанию, разумеется, проще всего адресовать незнакомых читателей к любой справочной статье по Módào Zǔshī / Неукротимый. Основное: перед нами сериальный постканон, главные герои — Вэй Усянь и Лань Ванцзи — после приключений расстались, надеемся, что временно. Один странствует, другой занимается административной деятельностью. Цзян Чэн — ворчливый брат Вэй Усяня, Не Хуайсан — лукавый друг детства всех и вся, Цзинь Лин, Лань Сычжуй и Лань Цзинъи — подростки, вляпывающиеся в сюжетные передряги. Цзинь Гуанъяо — трикстер, бывший злодей-кукловод. Уже мертв. Все они заклинатели/ совершенствующиеся даосы, стремящиеся к бессмертию, на лицо — юные эльфы, один другого краше. Пришельцы для них — лаоваи (так называют иностранцев и в современном Китае тоже, причем слово означает «седой человек», т.е. блондин).

Ли — мера длины = 576 м.

Фынь — мелкая монетка.

Ханьфу — традиционная одежда китайцев (ханьцев).

Для фанов Mo Dao Zu Shi / Неукротимый

Тридцатилетний роман Терри Пратчетта и Нила Геймана пережил успешную экранизацию, которая сейчас получила продолжение в виде второго сезона (снимается в настоящий момент).

Главные герои, ангел Азирафель и демон Кроули, познакомились на Эдемской стене и застряли на Земле в качестве эмиссаров Небес и Преисподней. Два вечных конкурента переживают вместе все этапы жизни человечества и, так уж случилось, неизбежно сближаются. Быть другом/врагом кого-то шесть тысяч лет — не фунт изюма. Разумеется, их шипперят, но броманс никто не отменял (уж вам ли не знать!)

В данном случае использован сериальный канон с рыжим Кроули и рядом представителей Ада и Рая.

Архангел Гавриил и Вельзевул (это дама) — два топ-менеджера конкурирующих контор, страдающих от бюрократии и бестолковости служащих. Для первого важнее всего чистая репутация и успешный тимбилдинг, для второй — результативность (у этой пары куча шипперов). Хастур — трамвайный хам со способностью испепелять. Эрик — инициативный клерк с переменным существованием. Убить можно, уничтожить нельзя.

Глава I

Это случается в промозглую, грязную эпоху затянувшейся поздней осени, перешедшей в бесконечную раннюю весну. Чавкающее месиво под ногами, немытые дикари заняты бессмысленным дележом домашних животных с помощью быстро ржавеющих мечей. А после эти рыжие и пегие воспевают подвиги друг друга — Европа!

Все куда-то собираются, едут, захватывают и жгут. Вчера носили тоги и гоготали над придурками в штанах, сегодня в штанах каждый первый, придурки в тогах растят капусту на далёком разорённом юге… Азирафеля тошнит.

Азирафель прежде никогда не гневался, оттого что по сути своей не умеет это делать. Просто он вдруг чувствует себя в стеклянном пузыре, подобно Сивилле Апулея, он смотрит вокруг, будто всё происходящее нисколько его не касается. Он чужд этому миру, и это взаимно. Ему не хочется сеять доброе и вечное в сердцах этих, вероятно, достойных и в общем-то милых (нет) смертных. Возможно, это пик его лени, и Гавриил его уволит в архив.

Белые кудряшки лишились ангельского лоска и торчат немытыми рожками, голубые глаза потускнели от безысходной печали и скуки, руки потеряли мягкость. Вместо белоснежных одеяний на нем какое-то… рубище! Невыносимо!

Он устал. Он одинок, и никому не интересно его поддерживать. У него нет ни коллег, ни врагов… врага. Хотя бы одного. Он относительно знаком с концепцией дружбы, поэтому не рассчитывает на что-то подобное для ангелов его чина в этих условиях. Он устал. Он хочет в отпуск. В какое-нибудь относительно незнакомое место с более мягким климатом и грамотным населением.

И в подобных упаднических размышлениях Азирафель однажды встречает Кроули. Прямо посреди разбитого тракта, в котором угадывается римская военная дорога, чернеет долговязая фигура с длинными патлами наиболее выдающегося, королевского оттенка рыжего. Фигура опирается на двуручный меч, как на весло, что особенно очевидно посреди мини-потопа, превратившего дорогу в мелководный канал.

— Радуги не дождаться, как пить дать! — вместо приветствия кричит мерзкий демон и поправляет маленькие чёрные очки, похоже, бережно хранимые с предыдущей их встречи в Риме.

— Здравствуй, Кроули, — приветствует его ангел, и лицо его озаряется первой за эту неделю улыбкой. На щеках играют ямочки, глаза покидает затравленное выражение тоски, брови из позиции «домиком» возвращаются на привычные места. Невидимые крылья трепещут. Он так радуется врагу, как не радовался бы Сандальфону или Уриил. Те, конечно, сослуживцы, но с ними ничуть не весело.

— Я тут проездом, ангел, — обращается Кроули, как будто они расстались неделю назад. — Еду на Восток. Очень Дальний, я там не был ещё. Тонкие искушения, острая кухня, море непуганых грешников — все дела. Главное, там сейчас весна и явно теплее, чем здесь. А то будто из конторы и не поднимался. — Он передергивает плечами и продолжает: — Я не навязываюсь, тебе здесь, похоже, привычно уже, — он окидывает наглым демоническим взглядом неказистую фигурку в поношенном сером одеянии из холстины, отмечает полностью размокшие и дырявые сапоги и пилигримскую круглую шляпу, с полей которой подтекает серая, как свинец, водица.

Азирафель плюхает по лужам, чтобы не упустить собеседника, не отпускает его глазами, но молчит целых полминуты, пока, наконец, не переспрашивает:

— Дальний — это совсем дальний? Где эти… конкуренты, про которых готовил презентацию Кленовиэль?

Кроули смотрит на него вдоль линии носа, потом подхватывает под руку и тащит в табернакулу, где женщина с мощными германскими локтями снабжает их невкусным, но горячим пойлом с хмельным запахом.

***

В эту неприятную эпоху массовых передвижений по поверхности Земли, несмотря на всеобщее желание двигаться быстро и далеко, осуществить его не представляется возможным, а особенно, если приходится ехать по встречке.

Ангел и демон едут навстречу людским толпам, и их счастье, что для существования им не нужен провиант (ангел огорчен до жемчужных слёз) или выпивка (демон огорчён, но такова кара небес, он же демон). Они путешествуют по бескрайней степи, и постепенно мутно желтеющее солнце вымещает в небе промозглую морось.

Азирафель радуется: степь покрывается розовыми, пёстрыми, кремово-жёлтыми и алыми тюльпанами. Ангел хлопает в ладоши и, обнаружив наконец отсутствие постороннего сопровождения, взмывает ввысь. Кроули воровато оглядывается и через мгновение присоединяется к нему.

По левую руку расстилаются цветущие степи, по правую высятся далёкие горы, на горизонте, том самом, Дальнем, виднеется тончайшая тёмная линия, подчёркивающая разницу меж слепящим глаза небом и мелькающей землёй. Линия становится всё четче, крылья почти устают (точнее, Азирафель устает от монотонности движения параллельно земле). Он думает превратиться ночью в огненное колесо.

Солнце остается за спиной, они несутся во тьме. Кроули косится в сторону колеса, бессмысленно вращающего сотнями голубых, слезящихся от пыли ангельских глаз. Демон решает выпендриться и плюхается на землю гигантским аспидом. Ругаясь и плюясь ядом, он мгновенно остается позади. Спустя несколько десятков оборотов колесо нагоняет змеевидный дракон с маленькими багряными крылышками. Некоторое время они держатся вместе, по очереди обгоняя друг друга и демонстрируя величие и красоту противоборствующих партий.

Линия горизонта становится угрожающей и превращается в давно знакомый символ их взаимного сосуществования — Стену. Интересно, какой Эдем она за собой скрывает? Ангел машинально ищет правой рукой свой меч, понимает, что у него нет рук, и плюхается в звенящую кобылками и кузнечиками траву. Колесо прожигает длинную колею и останавливается. Глаза закрываются в блаженстве. Всё.

Драконо-змей пролетает подальше, распугивает стайку туземцев, что копошатся вокруг отвалившегося куска Стены. Те разбегаются с криками. Некоторые падают ниц и кланяются, касаясь лбом земли. Кроули становится несколько неловко, потому что он не чувствует рядом с собой колеса.

Он испускает страшный, воистину адский рык и разворачивается. Ангел лежит на пригорке, задрав курносый нос к весеннему солнышку, и чуть слышно что-то напевает. Даже головы не повернул, сволота светоносная…

Кроули вздыхает и садится рядом, закусывает сочную травинку, смотрит в сторону Стены. Вблизи видно, что она довольно корявая, изборождённая следами дождей и степных ураганов. Небожественная. Человечья. Кому пришло в голову строить такое длинное укрепление?

— Давай, поднимайся, — через некоторое время бормочет Кроули. — Нам пора отдыхать с большим комфортом. Перемахнем стенку — и держись, Поднебесная!

— Любопытное название какое…

— Я придумал…

Ангел знает, что это враньё, но молчит.

Глава II

Они путешествуют уже несколько месяцев, медленно передвигаясь по огромному телу Поднебесной с левого края в правый.

Сперва их пьянил сухой воздух предгорий, запахи нагретых камней и подземного дыма. Кроули видел массу мелких своих собратьев по чешуе, иногда обращался Змеем и почти ласково шипел самым ярким змейкам. Ангел не мигая смотрел на солнце, особенно пронзительное в тех краях, переводил взгляд на заросшие бурьяном могильники и с сомнением поглядывал на демона.

— Здесь была Война, — однажды замечает Кроули, вернув себе человеческий облик. — Узнаю её стиль. Давно, но людей стало втрое меньше, и они не торопятся сюда возвращаться.

Местность зовётся Цишань.

Азирафель узнает это почти сразу, когда на рынке им пытаются всучить за низкую плату старые, но очень качественные и красивые ханьфу с красными языками пламени. Кроули задерживает взгляд на вышивке и требует «такой же халатик, но чтобы чёрный». Азирафель удивляется реакции торговца. Тот начинает кланяться и извиняться, косится на очки и бормочет про какого-то старейшину. Ангел пожимает плечами и тихо говорит Кроули на латыни:

— Он продаёт или ворованное, или запрещенное, тебе лучше знать. Пойдем дальше…

Их китайский значительно улучшился со времен вавилонского рассеяния. Теперь они путешествуют в длинных многослойных одеяниях, специально облегчённых ангельской благодатью для Азирафеля и просто выращенных демонической силой Кроули из собственных покровных тканей. Так им не жарко. Ангел находит на рынке ослепительно белое ханьфу, хозяина которого, похоже, когда-то прикончили, свернув шею, так что ткань не пострадала совсем. Кроули в чёрно-алом рассекает базарную площадь, возвышаясь над невысокими темноволосыми людьми, как зарево занявшегося пожара. Он обожает торговаться, но, как оказалось, ангел умеет не хуже. Только Кроули начинает с вопроса «Почём хлам?», а Азирафель — с «Даже не знаю, нужно ли это моему племяннику…»

Кроули быстро находит общий язык с какими-то темными личностями и достаёт им с ангелом мечи. Аристократ может путешествовать без слуг, но он не путешествует без меча.

В вечерних сумерках в закоулке позади рынка Азирафель тащит из ножен заржавевшую железяку — и она на глазах подёргивается тонкой плёнкой голубого небесного огня, потом вспыхивает и начинает мерно гудеть. Ангел проворачивает рукоять, описывая широкий полукруг, меч гаснет, но теперь на его лезвии виднеется латинская надпись «pax vobiscum». Проходимцы, притащившие мечи, оторопело переглядываются, падают ниц и уползают в темноту, не дожидаясь оплаты. Кроули смотрит долгим взглядом на меч, свою железяку даже не пытается вытащить из ножен, просто перекидывает через плечо, как палку, и идёт вперед.

Азирафель немного удивлён. После Эдема оружие больше никогда не отвечало ему. Сейчас он чувствует трепет Благодати сквозь ножны, ему радостно, и он начинает напевать какой-то простенький гимн, не замечая помрачневшего лица Кроули.

— Ангел, ты вернул себе меч.

— Возможно, это просто часть непостижимого плана Всевышней. Это другой меч, но работает почти как старый. Нехило пламенеет, да? А с твоим что?

— Просто ржавая палка, даже из ножен не вытащить, но мне она и не нужна. Так, для статуса… А вот шляпа твоя, Ацзи Фэнь, мне нравится, — он осторожно трогает край широкой доули (не из травы — из благородного шёлка). — Уж всяко лучше той раскисшей страхолюдины.

***

Они продолжают путешествие к некоей цели, которая известна одному Кроули (в конце концов, это его командировка, Азирафель увязался в качестве морального противовеса и просто передохнуть). И цель эта лежит, по расчётам ангела, где-то ближе к побережью, иначе демон не преодолевал бы хребет за хребтом с выражением адской сосредоточенности на змейской морде. А это значит, что враг не дремлет и надо держать ухо востро…

Больше всего Азирафелю, или Ацзи Фэню, на местный манер, нравятся паровые булочки баоцзы с начинкой из сладкой фасоли, печёные шаобины с кунжутом и ещё какие-то суфле с ягодами, которые ему периодически скармливает Кроули. Его внутренний Азирафель подозрительно прищуривается в сторону очередного «очень вкусного блинчика тебе-понравится», но Ацзи Фэнь уже рассыпается в благодарностях и тянет ручки к очередному десерту.

Вот сейчас Гжоу Ли (нетрудно догадаться, кто это) радостно протягивает что-то круглое на тонкой бамбуковой палочке, сладко пахнущее, глянцево отражающее солнце своим карамельным боком.

— Позволь соблазнить тебя этим чудным танхулу! — бесстыдно ухмыляется демон. — Не дёргайся, это просто яблочки в сахаре. Там были ещё с тыквой и боярышником, но у меня профдеформация.

Он тянется, внаглую касаясь лакомым кусочком ангельских губ, Азирафель непроизвольно разевает рот и… Небо, как вкусно! Ангел вовремя спохватывается:

— Соблазн не пройдёт, гадкий демон! Кроули, а там ещё есть?

Кроули пожимает плечами, разворачивается и временно исчезает из виду. Азирафель же продолжает рассматривать старинные свитки и бамбуковые скатки на стойке старьёвщика (или антиквара, как посмотреть). Он очень любит такие места, они позволяют бегущему времени застыть, сохраняя память о слишком быстро исчезающих вещах. Лавка большая, хозяин торгует не только старыми книгами, но и веерами, расписными вазами, тарелками, курильницами, приборами для письма, дощечками для растирания туши и так далее…

Склонившись, чтобы рассмотреть заинтересовавший его список комментариев к «Дао дэ цзин», Азирафель испытывает чувствительный удар пониже спины. Позади в такой же согбенной позе, потирая копчик, морщится богато одетый посетитель. Он явно разглядывал старинные веера, разложенные на круговых крутящихся полочках, а теперь обиженно рассматривает белоснежное одеяние Ацзи Фэня.

— Как приятно встретить в наших краях заклинателя прославленного ордена Гусу Лань! — Посетитель не испытывает никаких приятных чувств, но, вне всякого сомнения, это воспитанный и вежливый смертный. Или не очень смертный.

С некоторых пор Азирафель обнаружил, что в Поднебесной, как её с издевкой называет Кроули, существует некий круг людей, живущих воистину Мафусаиловы века. Они очень медленно стареют, умеют целыми днями обходиться без пищи и питья и несут в себе малую частицу благодати, которая, однако, является не данной свыше искрой, а заботливо взращенным огоньком. Как в иных странах отпавшие от Бога дикари добывают огонь трением, тратя массу усилий и времени, так и эти труженики благодати долго готовят «фитилёк», годами трут воображаемые «палочки» и наконец обретают хрупкое и негарантированное бессмертие. Его можно потерять, погибнув в катастрофе, погрязнув в грехах, растратив духовные силы. Азирафель никак не может увязать Божественный Непостижимый План и существование бессмертия на грешной земле. И всё же эти люди вызывают неподдельное восхищение. Ещё немаловажный момент: отчего-то их зовут заклинателями. Что или кого они заклинают, он за три месяца так и не выяснил. И да, он их опасается.

Именно их Кленовиэль назвал «конкурентами», а Гавриил обещал квартальную премию «за разоблачение косоглазых шарлатанов», хотя Азирафелю формулировка не очень понравилась. Он не любит разоблачать что-то, кроме лжи, невежества и бесчестия.

Сейчас он рассеянно рассматривает невысокого молодого человека перед собой и понимает, что ответ на приветствие для него неочевиден. Его с кем-то идентифицировали по, как он догадывается, внешнему виду. Однако глаза незнакомца светятся неуемным любопытством и сомнением, и ангел понимает, что в чём-то прокололся.

Его собеседник прищуривается и быстро поправляет длинную шпильку в прическе (как убийца проверяет, на месте ли нож), а потом сладко улыбается и делает широкий жест рукой. На солнце сверкает камнем дорогое кольцо, от которого по муаровому серому шелку рукава рассыпаются искры.

— Этот недостойный очень любит произведения былых эпох. Я и сам расписываю веера и заказываю у прославленных мастеров, но в таких местах иногда попадаются жемчужины мастерства, хоть и не всегда в приличном состоянии. Я их реставрирую, иногда сам копирую рисунки…

Его речь льётся прозрачным ручейком, а взгляд почему-то направлен выше глаз собеседника. «Ему шляпа моя понравилась, что ли?» — думает Азирафель. Он не сомневается, что перед ним заклинатель. Но надо развеять чужие сомнения.

— А я очень люблю книги, читаю всё, что могу, хоть и не всегда имею возможность сохранять прочитанные экземпляры. Приходится запоминать наизусть. — Он улыбается как можно вежливее. — Я путешественник, имя моё Ацзи Фэнь, и я никогда не был в Гусу Лань, а одежду купил на рынке.

— О Небеса, я так и подумал, у вас же нет ленты! Облака, вышитые на рукавах и по вороту, могут ввести в заблуждение. Если вы хотите сохранять инкогнито, — он понижает голос до шёпота, — говорите, что вы приглашённый из дальних стран ученик.

Он подмигивает в лучших кроулевских традициях, и Азирафель почему-то испытывает симпатию.

— Не Хуайсан, — собеседник церемонно кланяется, его круглое личико трогает официальная улыбка. — Глава клана Не, чтобы избежать недоразумений. Надеюсь, вы понимаете, что находитесь в Цинхэ?

— Разумеется, — Азирафель краснеет и дергает плечом, — Цинхэ Не, орден смелых покорителей крупного рогатого скота. У вас славная история… должно быть.

— Хотите узнать её из первоисточников? Я и сам, признаться, плоховато знаю её, но с таким библиофилом, как вы, мы могли бы прошерстить библиотеку… Вы один путешествуете?

— Заманчивое предложение, но спутник мой отлучился купить этих… — он щёлкает пальцами, и в руке непроизвольно возникает палочка с яблочком в карамели. — Да, вот таких.

Глава Не слегка отшатывается, но не теряет присутствия духа:

— Танхулу. Вы любите сладкое? Повар обещал к чаю «бороду дракона», так что мне будет чем вас угостить. Мы можем подождать вашего приятеля, а пока я всё же хочу выбрать...

Они ждут некоторое время, разглядывая два веера с горными хребтами и один круглый, привезенный из Дунъина, на лаковой рукояти которого вырезаны листья гинкго, а само опахало украшает нежный портрет девы с маленькими глазками, длинным носом и бровками посреди лба. Не Хуайсану нравится заморская безделушка, он подзывает продавца и расплачивается.

Кроули не появляется.

Глава III

Кроули возникает. Внезапно! Посреди алой пентаграммы, засеянной мелкими и крайне неудобными косточками каких-то животных. Они больно впиваются в колени, и Кроули заливисто матерится.

—… ваших до с-с-седьмого колена!!! Какой идиот здесь это рас-с-сыпал?!

— Ой!

Это хоровое «ой».

Кроули уже усвоил за годы сосуществования с людьми, что именно так звучат ломкие голоса подростков, после того как они пытались совершить что-нибудь «на спор», «на слабо» или просто из любопытства. И, кажется, он знает предмет спора.

— Олухи! Вы хоть представляли, кого конкретно хотели вызвать?

— Да! Презренная тварь, трепещи! Тебя умертвит своим прославленным мечом Владыка Ордена Цзинь! А... где небесный дракон?

Кроули опускает очки на кончик носа и рассматривает мальчишку, который едва достигает его груди. Скандалист и растяпа — любимое сочетание демона. Тот держит в руках вполне себе меч, по которому пробегает маленькая золотая искорка. Но Кроули видит его несоответствие росту и облику пацана. Лучшая защита — нападение, и Кроули устраивает разнос:

— Меч, небось, у мамки в чулане спёр? С какой стати я тебе сдался вообще? — Юнец вспыхивает и, кажется, временно лишается дара речи. — А вы? — Кроули обводит горящим взором парочку ребят в белых костюмчиках, точь-в-точь повторяющих облачение Азирафеля. — Ангелочки хреновы, не могли предупредить ребенка не рисовать всякую дрянь.

— Простите, вы разумный демон, прикидывающийся человеком, не правда ли? — начинает один из них, неожиданно улыбаясь, чем напоминает Азирафеля еще больше. — И вы хотите, чтобы мы вас просто так отпустили?

— А есть варианты? Ну давайте, что вы там хотите взамен.

«Как банально-то…» Кроули скучающе зевает и, разметав кости в стороны, садится на землю. Мальчики переглядываются.

— И ты нас не боишься? — спрашивает другой белоснежный юнец с хитрой мордашкой. — Мы же можем тебя уничтожить на месте.

— Чем, дети? Чем вы можете напугать любимого сотрудника Подземного Владыки?

Кроули представляет вонючую многолетнюю очередь к каморке Дагон на четвёртом круге. Объяснительную о потере тела в компании несовершеннолетних. Номерок на ноге для сохранения места в очереди. Потерянное выражение Азирафеля, оставшегося где-то в Цинхэ в ожидании танхулу. Обидно и противно. Одно радует: идиоты ничего не слышали о святой воде.

— Ты бываешь в мире мертвых? Но ты не небесный дракон? — вдруг спрашивает первый каким-то другим голосом.

— Оу, да каждый адов день! Хожу туда пешком. — Лицо Кроули расплывается в профессиональной ухмылке. — Воды Стикса, яд Химеры, щенки Цербера — всё по вашему запросу и по предоплате.

— Он врёт, — спокойно замечает номер три, с хитрой рожей.

— Не стоит омрачать начало переговоров недоверием, — замечает номер два. («Ёпрст, ангел, не наплодил ли ты нефилимов?»)

— И он всё равно сможет привести мою маму. — С сомнением смотрит на них первый, поэтому непонятно, вопрос это или утверждение.

— Она заблудилась? Проще использовать голубей или уток… — голос демона прерывается, потому что он понимает.

Кроули понимает, что несколько преувеличил свое влияние. Благодать им в зад, он не знает, что ответить. Кажется, кто-то самую малость облажался.

***

Вэй Усянь путешествует один. Нет, он не одинок, конечно, у него есть Яблочко. Одинокий — это про других. Про Лань Сичэня, наверное… Про старого Лань Цижэня (хотя он об этом и не знает, хи-хи).

Про Цзян Чэна. Точно. Шиди мрачный, волком смотрит, вокруг толпа адептов, слуг, служанок, а он среди них, как засохшая слива в весеннем саду. И племянник не в счёт, тот теперь в родовом гнезде ошивается. Бедный, бедный шиди, вот кого надо пожалеть. У него даже осла нет, он сам себе осёл… Упрямый старый осёл!

С этой светлой мыслью странствующий заклинатель без меча пересекает невидимую границу Юньмэна. Однако всей своей внутренней сущностью он ощущает это изменение: в лёгких поёт воздух родины, нос щекочут ароматы лотосов и озёрной воды, глаза щиплет от… чего-то ещё, чего не было несколько ли назад.

Вот в этих зарослях рододендронов они с братом в детстве ловили фазанов (Цзян Чэн слишком шумно сопел и чуть не спугнул самую первую в своей жизни добычу). Немного впереди справа от дороги петляет ручей, вдоль которого растут грибы, а на разливе, ещё с десяток ли пройти, живут водяные цапли и цветут такие маленькие сиреневые лотосы. Интересно, достроили уже мост через край той лужи? А восстановили сгоревший трактир на перекрёстке? Или так он и пугает прохожих зияющими чёрными провалами?..

Вэй Усянь шагает по старой дороге, где всё узнаваемо настолько, что он мог бы с завязанными глазами описать каждый камень или дерево. И с каждым шагом идти всё труднее. Он сам не замечает момента, когда Яблочко начинает тянуть его вперёд. Он не дома. Его дом сгорел много лет назад. Цзян Чэн восстановил Пристань Лотоса. Цзян Чэн может изловить любого фазана в своих угодьях. Цзян Чэн не любит чужаков, особенно чужаков в чёрном, с красной лентой в волосах и флейтой за поясом. Это самые чужие чужаки для Цзян Чэна. Старого осла!

Ну, в Пристань Лотоса заезжать не обязательно, можно объехать по широкой кривой и отправиться на юг. Хотя там жарковато ещё. Можно поехать на восток, к морю… Кого он обманывает, поехать на восток — это в Гусу. Туда ему хочется ещё меньше, чем в Пристань Лотоса. Потому что там его не ждут. Или?

Он привык быть лишним. В детстве это смиряло его буйный нрав. В юности учило уживаться с пренебрежением. Во время войны он привык рассчитывать только на себя. После — выживать там, где не живут люди. А потом — он не знал, где грань между лишним и… Как-то запоздало он осознал свою навязчивость. Вырос, наверное. Вэй Усянь помер и повзрослел, ура! Прям так и видит, как госпожа Юй говорит: «Горбатого могила исправит! А тебя не исправила, чучело!» А он в ответ: «Напрасно вы так волнуетесь! Я больше не пристаю к Лань Чжаню, даже писем не пишу!» Вэй Усянь прыскает в кулак, пугая какую-то мелкую птаху.

Ладно, он пока посмотрит, что изменилось в Юньмэне за три года, а потом выберет направление. Может, со скоростью Яблочка устремится в Тибет и затеряется на пыльных дорогах до конца чего-нибудь. Столетия, к примеру. Есть ещё Индия, Дунъин и прочие дальние края… Или в Гусу.

Вэй Усянь шагает рядом с ослом и оживлённо разговаривает сам с собой. По левую руку тянется ограда старинного кладбища, в дневное время совершенно не вызывающего заклинательского интереса. Когда-то рядом было очень большое село, от которого осталась маленькая деревня. И кладбище.

Однако что-то заставляет заклинателя обернуться. Чует он родной запашок тёмной ци. Поворачивает голову и вдали, позади могил улавливает движение светлых фигурок. Кто-то в белом и кто-то в золотом. В голове щёлкает, и Вэй Усянь быстро привязывает осла к столбу ограды.

Сиганув через забор, он галопом устремляется на противоположный конец кладбища, перепрыгивая через надгробия. Лань Чжань бы сейчас воспарил белым лебедем, шуганул гуцинем любую нечисть. А ему остаётся только скакать резвым кроликом… козликом… Уф! Вот и они, голубчики… Как сюда попали эти юные обормоты? А это что за красноволосое чудо в чёрном ханьфу?

— О, ещё один! — внезапно отзывается тёмное чудо, в некотором унынии сидящее посреди пентаграммы. — А тебя за что призвали?

Глава IV

— Я сам прихожу, — объявляет пришелец, одетый в весьма похожую одежду. (Кроули ревниво оценивает талию и рост. На нем ханьфу сидит не хуже!) На адского выкормыша не похож — улыбка до ушей, и где жабьи очи или ослиные уши? Но что-то в нём своё, такое спустившееся...

— Господин Вэй! — радостно обращается мальчик номер два, и все трое коротко кланяются. — Вы поможете нам разобраться с этим м-м... явлением?

Эм. Надо запоминать имена. Жёлтый — Цзинь, чёрный — Вэй.

— Я не явление. Меня зовут Гжоу Ли, я прибыл из весьма далёкой страны и путешествую к восточным землям. Изучаю местные обычаи… — Кроули вспоминает об ангеле. — Пишу книгу. Вот!

— Опять врет, сам же сознался, что подземный демон. Первое слово дороже второго! — восклицает третий мальчишка.

— Поскольку природа жизни в западных странах совсем иная, состав моего тела несколько отличается от вашего. Я совершенно точно не тот демон, что вам нужен.

Прискакавший через кладбище парень смотрит с юмором и задает неудобный вопрос:

— И как, господин Гжоу Ли, вы собираетесь выйти из этой фигуры?

Кроули смотрит на пентаграмму и морщится:

— Выйти-то я выйду. А куда пойду? Меня перенесло сюда прямо с рынка в Цинхэ. Это, как я понимаю, кладбище. Но где оно располагается?

— В Юньмэне. — Это первое слово после долгой паузы, произнесённое мальчиком с фамилией Цзинь. Всё это время он стоит, будто сжавшись в пружину, и не может поднять головы. Он явно опасается пришельца, а может, ему стыдно.

— Дядя Вэй, — бормочет он немного неразборчиво, но тот резко поворачивается и вглядывается в опущенное лицо. — Я нашёл книжку в Благоуханном дворце, ну, от того… другого дяди. Книжка в основном была на языке Дунъин и ещё на каком-то непонятном. Заголовок был «Как подчинить себе демона». И там был знак этот и много заклинаний вокруг него. Вот заклинания как раз были записаны нашими иероглифами, так что я прочитал эту белиберду, и он возник. Без дыма и огня, просто так. Вот этот Гжоу Ли.

— Зачем, Цзинь Лин? Не отнекивайся, — уточняет господин Вэй.

Тот молчит, опускает голову ещё ниже и начинает тихо шмыгать носом...

— Так, я не понял! А откуда все эти кости? — громко и требовательно вопрошает Кроули, и остальные поворачиваются к нему.

— Цзинь Лин прочитал, что загробное приходит к мертвому. Ну, поэтому кладбище. А кости мы у лисьего гнезда собрали. От курицы, наверное… — поясняет третий. Оборотистый малый с пытливым умом, он, пожалуй, нравится Кроули.

— Цзинъи, хорош трындеть. Курицы, кости… Вы человека аж из Цинхэ выдернули. Судя по всему, его тело подчинилось словам на родном языке. Цзинь Лин, книга у тебя?

— Вот.

Золотистый Цзинь Лин, слегка хлюпая носом, протягивает свиток «дяде Вэю», и Кроули понимает, что он самый младший из собравшихся. Но по должности — самый старший, и это противоречие удручает всех.

— Что здесь написано? — Господин Вэй показывает книгу, не давая в руки, издали, чётко соблюдая границы пентаграммы. Он не так прост, как кажется, хотя улыбка не покидает его лица.

Кроули видит латынь. Должно быть, на его лице можно прочесть облегчение, но сейчас ему плевать. Текст гласит: «Вызывание и приглашение зловредного Эдемского Змея с целью выведывания злодейских планов его и подчинения его личной воле призывателя». Рядом, насколько демон способен постичь иероглифы, следует перевод: «Звонок и пригласительный билет Райского Дракона целеполагание планов шибари личного пользователя».

Кроули оглядывается на малыша Цзинь Лина и перечитывает бредовую запись. Серьёзно? Шибари райского дракона? Мальчик ловит его взгляд и заливается румянцем.

— Тут ничего вразумительного, — поясняет заклинателю демон. — Даже цель не указана. Зачем ты всё это устроил? Вдруг бы разверзлась земля и вылез настоящий подземный дракон?

— Там написано «небесный дракон», — поправляет пока безымянный мальчик в белом ханьфу. Кроули прищуривается в сторону мальца и опять улавливает нечто знакомое. Остаточный шлейф благодати, как будто тот действительно из нижних ангельских чинов.

Вэй Усянь незаметно вынимает свой демонический компас, указывающий на сгустки тёмной энергии. Рядом с ним сидит в замкнутой системе сильнейший источник чёрной ци, но никак не проявляет себя. Прикидывается безобидным. «Небесный дракон», надо же… Вывести бы тебя на чистую воду.

В это же время Кроули прислушивается к своему внутреннему компасу и отчётливо видит сгустки благодати, сияющие, как желток в яйце, внутри всех троих мальчишек. Только у безымянного он чуток побольше. А вот пришлый «дядя Вэй» оказывается носителем, как и ожидалось, чёрного, но также и светлого начала, причём они так странно перемешаны, и он что-то говорит...

— Драконом вряд ли, а гнусной змеёй ты всё-таки обратиться можешь… Наверняка это твоя истинная форма, оборотень.

Вэй Усянь устремляет немигающий взор на огненноволосого путешественника Гжоу Ли, и с лица его слетает усмешка. Миловидное лицо становится неподвижной маской, глаза наливаются красным огнём, в руке зажата будто из ниоткуда возникшая флейта. Старое кладбище оглашают пронзительные звуки.

«Заклинатель змей» — ужасающая мысль пролетает в голове Кроули. Его давний иррациональный страх, с тех пор как он впервые увидел факиров в Индии. С чего он взял, что человек сможет подчинить его демоническую волю своей, жалкой и смертной, он не знает, но подсознательно боится. И вот теперь Кроули видит это — чёрную лакированную флейту с красной шёлковой кистью. Он обращается мгновенно, заставив мальчиков отскочить и спрятаться за надгробиями.

Гигантская змея, лаково-чёрная, совсем как флейта, с алым брюшком и колоссальной клыкастой головой, встаёт на хвост и пару раз выписывает свои змеиные коленца. Куриные кости разлетаются в стороны. Песок шелестит под жёсткой чешуёй.

Кроули понимает, что поступает глупо. Ему незачем подчиняться этим нелепым звукам, которые и музыкой назвать сложно. Он должен сбросить наваждение, и проще всего — заставить замолчать флейтиста…

Вэй Усянь никогда не видел демона такой мощи. Не тупая черепаха из пещеры, не дохлые тигры-яогуаи, не водяные гули, даже не толпа лютых мертвецов, нет. Совершенно разумный, живой человек, мило беседующий о житейской ерунде, вдруг становится вот этим!

Внезапно змеиный хвост вырывается за пределы пентаграммы и, хлестнув заклинателя под колени, втягивает его в центр круга. Музыка обрывается. Кроули обретает привычную человеческую форму. Тяжело дышащий Вэй Усянь трогает воздух вокруг себя, как будто тот обладает твердостью каменной кладки, и бессильно опускается на землю со следами чешуйчатых полос.

Теперь их в пентаграмме двое.

***

— ...И вот этот предок попытался оградить нашу семью от искажения ци. Это оказалось очень и очень непросто.

Ацзи Фэнь и Не Хуайсан уже прогулялись по книгохранилищу и собираются приступить к дневному чаю с заморскими и не очень сластями, регулярно поставляемыми Владыке Не из разных концов Поднебесной.

Азирафель слушает внимательно, улыбается ангельски, он впервые за многие годы окружен тем, что составляет круг его интересов — книгами, красивыми, со вкусом изготовленными вещами, благоухающими цветами в вазах, нежными картинами на стенах, музыкальными инструментами… Не Хуайсан в меру разговорчив, но также умеет слушать, с вниманием расширяет глаза, улыбается, иногда смеётся, запрокидывая подбородок, и тут же стыдливо прикрывает рот веером.

Азирафель быстро освоился с легендой «приглашенного заклинателя» и теперь вовсю болтает о соревнованиях поэтов в салоне Петрония, рассказывает анекдоты о греческих философах, ангельски безошибочно переводит сатиры Горация на китайский, толкует о разнице в ценах на шёлк и мериносовую шерсть, о коллекциях и коллекционерах Египта и Рима. Он великолепный рассказчик, и чем меньше полных кувшинчиков вина остаётся на столе, тем великолепнее он себя ощущает. Он в отпуске и вполне счастлив.

Не Хуайсан показывает ему свою впечатляющую коллекцию вееров. Несколько очень симпатичных, с огненными птичками, лотосами и белыми журавлями откладывает в сторону, немного нервно поправляя волосы, и Азирафель делает правильный вывод: хвалит автора композиции, колорит и нежность росписи. Не Хуайаан расцветает неожиданной улыбкой, не хитровато-лисьей, а детской и открытой. Азирафель понимает, что не ошибся.

После вееров наступает черёд гребней для волос, которые принято дарить первым сватовством. Тонкая резьба по кости, нефриту, благородным породам дерева, инкрустация серебром и перламутром, целые сценки из причудливых фигур. Азирафель интересуется, есть ли среди гребней подаренные самому Главе Не, тот, хихикая и краснея, объясняет, что такие подарки дарят женщинам, тогда Азирафель уточняет, скольким красавицам Не Хуайсан планирует послать такие чудесные подарки. Оба смеются и подначивают друг друга. Не Хуайсан с лёгким сердцем убеждается, что господин Ацзи Фэнь превосходный гость и собутыльник.

Среди утонченных произведений искусства рука ангела натыкается на довольно простой гребешок. Не столь изысканный, скорее, лаконичный. Тёмное дерево, тонкая серебряная инкрустация в виде цветка лотоса. Азирафель держит его в руке и чувствует лёгкую вуаль боли и отчаяния. Кажется, именно это сочетание здешние учёные называют тёмной ци.

— А это первый экземпляр, — говорит Не Хуайсан, — я не купил его и не получил в подарок. Так, нашел где-то… Не помню где уже, совершенно случайно. А хотите, я вам его подарю? У вас нет обычаев дарить гребни невесте, так что вы вполне можете принять этот дар без всякой задней мысли!

Азирафель смотрит на его круглое лицо (даже личико) с маленьким подбородком и тонкими бровями и отстраненно отмечает скованность и внезапную неловкость.

Потому что гораздо более отчетливая, совершенно посторонняя мысль омрачает его беззаботное состояние: почему не вернулся Кроули? Он, конечно, взрослый демон с огромным стажем полевой работы, но как натура творческая вполне мог увлечься каким-нибудь грешником или грешницей, пойти смотреть петушиные бои или тараканьи бега… Или он специально улизнул для выполнения своего первоочередного адского задания? Другое дело, что во время ожидания на рынке Азирафель не почувствовал ни малейшего демонического воздействия, не услышал ничьих криков, ни один скандал не коснулся его чутких ангельских ушей. Кроули ушел за яблочками — и всё. И такая подозрительная тишина совершенно не в его стиле.

Ангел неожиданно прерывает собеседника на полуслове:

— А у вас случайные исчезновения на рынке были?

Глава V

Вэй Усянь поминает недобрым словом размеры пентаграммы, так как почти сразу оказывается прижат вплотную к узкой костлявой спине Гжоу Ли. Этот демонический «путешественник» явно не бесплотный дух и не трухлявый полутруп. От непонятного яогуая пахнет дымком, как будто он стоял у лотка с коптящимися на угольях шашлычками, и ещё жжёной карамелью с яблоком. В животе Вэй Усяня тихонько урчит, он пренебрёг сегодня завтраком, а солнце уже в зените.

— Змеёй, как вижу, вас не удивишь. И долго мы будем тут сидеть? — устало интересуется Гжоу Ли. — Теперь и дядя Вэй очутился в круге. Цзинь Лин, тебе это нравится?

Мальчишка не отвечает, он в ужасе смотрит куда-то в сторону и явно пытается дать дёру. Двое белопёрых ангелочков тихо приседают, скрываясь в кустиках, как два маленьких кролика. Вэй Усянь вздрагивает всем телом, и Кроули оборачивается. Должно быть, рядом что-то пострашнее Эдемского Змея.

К ним летит (Летит! По воздуху! Без крыльев!) какой-то лучезарный балбес в любимых цветах Гавриила. Сведённые густые брови, напряженный подбородок и сжатые кулаки не оставляют никаких иллюзий относительно его намерений. Вокруг заклинателя потрескивают маленькие фиолетовые молнии. Кроули впервые видит полёт на мече, и — что поделать — он впечатлён. Еще издали слышна ругань летуна, и некоторые фольклорные обороты искренне восхищают демона.

— Вэй Усянь! Я слышал твою поганую флейту! Опять за старое! На кладбище среди бела дня! А ты, Цзинь Лин! Какое участие принимаешь ты в его очередных дьявольских экспериментах? Ага-а… — до него доходит беспомощное положение Вэй Усяня (имя стоит запомнить). — Так это тебя заточили в демонский круг? И с кем это на пару? Тёмный заклинатель, ты знаешь, что делают в Юньмэне с такими, как ты, чужаками?

Кроули понимает, что обращаются именно к нему.

— Я в Юньмэне проездом, почтенный с-с-ссс…

— Цзян Ваньинь, — вполголоса представляет Вэй Усянь, — глава Ордена Цзян, великий и неповторимый Саньду Шеншоу.

— Вот что, великий и неповторимый господин Цзян. Я ничего не понимаю в здешних делах. Полчаса назад я был в Цинхэ и покупал танхулу на рынке…

Вэй Усянь смотрит на демона через плечо и начинает тихо посмеиваться. Он ещё не ржёт во все горло, в конце концов, на руке Цзян Ваньиня сияет молнией Цзыдянь, но абсурд ситуации начинает оказывать своё расслабляющее влияние. Цзян Чэн ворчит, как старый пёс, и обходит пентаграмму по кругу. Цзинь Лин отпрыгивает в сторону и незаметно скрывается в давешних кустиках. Вэй Усяню уже всё равно, что он заключён с демоном в один магический круг и не знает, как его разрушить изнутри, он сдерживается как может, но наконец взрывается звонким раскатистым смехом.

— Ха-ха-ха! О небеса! Так вот почему от тебя пахнет карамелью! Танхулу! Дети, что там дальше-то написано в этой книге? Как воздействовать на небесного дракона или кого там ещё? Что надо делать после призыва?

— Призванный должен выполнить желание, тогда его можно отпустить. Я хотел, чтобы он вернул маму, — Цзинь Лин нехотя возвращается к сидящим и бурчит под нос. — Но, кажется, он не небесный дракон…

— Извини, парень, я не имею формального права возвращать чью-либо маму. — Кроули пожимает плечами. — Я даже не знаю, где она, на Небесах или в Аду.

Неожиданно, вот тут уж действительно совершенно неожиданно, под двумя худощавыми задницами вспучивается земля, Кроули и Вэй Усянь вскакивают на ноги и отшатываются в стороны, но удерживаются невидимыми стенами магической фигуры. Между ними из-под земли появляется настоящий демон низшего порядка: мелкий, в меру вонючий, шишковатый, похожий на пупырчатый шар с гребнем.

— Значица так, — скрипучим голосом объявляет он, и все понимают его речь, не в силах определить язык. — Я уполномочен силами Ада, отделом Диюй, сообщить вам, что неоднократно произнесенное вами желание «вернуть к жизни» сформировано на специальном бланке и отправлено адской почтой в отдел выдачи тел. Силы Ада не уполномочены воскрешать кого бы то ни было, но это входит в противоречие с работой небесного отдела Высших Воздействий, запрограммировавшего данный вид пентаграмм на выполнение магических задач. В общем, мы не можем не выполнить. Хоть кого-нибудь да воскресим. С вас, Кроули, отчёт о выполнении условий.

Он делает торжественный поклон, протянув когтистые лапки в сторону Цзинь Лина, и проворно проваливается сквозь землю.

— В каком смысле «хоть кого-нибудь»? — спрашивает Вэй Усянь, но поздно.

***

— Понимаете ли, мой э-э… дру… вра… коллега — он пропал, ушёл за яблочками и не вернулся. Я немного беспокоюсь, потому как он довольно одаренный э-э… заклинатель, и если бы с ним случилось что-то серьёзное, я бы почувствовал всплеск э-э… ци. Так ведь?

— Вы у меня спрашиваете, почтенный Ацзи Фэнь? Право, я совершенно ничего не знаю об обычаях и личных возможностях спутников на пути самосовершенствования из ваших земель. Вы на каком расстоянии друг друга чувствуете?

— Мы, честно говоря, не совсем спутники на вот этом всём, мы просто вместе идём в этот, как вы назвали… в Гусей Лань. Да, именно туда. У моего коллеги там дело.

— Он хочет обучаться или?..

— Он, как и я, любит книги, — Азирафель не уверен в любви Кроули к книгам, но этот предлог кажется ему самым почтенным, — и мы хотели бы посетить библиотеку. Если удастся договориться, конечно.

— Какое похвальное рвение. Но яблочки в карамели там явно не в почёте, пусть ваш друг успеет насладиться ими до того, как попадет в обитель аскезы и трёх тысяч правил.

Не Хуайсан читает наивного чужака, как книжку: вот он подбирает слова, округляет глаза и рот, вот явно придумывает место и занятие своему другу, улыбается не к месту, теребит подвеску из речного жемчуга и белого нефрита на поясе, купленную по указке самого Хуайсана… Но деньги у него явно есть, речь и манеры выдают воспитанного и даже учёного человека, а почти исчезнувшие мозоли на ладонях и невольное придерживание меча при огибании углов — ещё и хорошо знакомого с оружием. Ацзи Фэнь совсем не прост и, несомненно, силён как заклинатель: его золотое ядро сияет так ярко и жарко, что впору рядом садиться и греться, но это видение доступно посвященным. Не будь Ацзи Фэнь одет по-гусуланьски, уличные воришки приняли бы его за ротозея и, пожалуй, попытались бы обокрасть, такой у него открытый взгляд и необычный облик. Ещё и волосы эти белые, каких не бывает у нормального человека, если у него такое молодое лицо! Но старый чужестранец, рассказывающий о древних временах так, будто он сам этому свидетель… Лаовай, одним словом.

И он совершенно точно ничего не знает об ордене Гусу Лань, куда якобы направляется.

— Я попробую настроиться на волну, — говорит меж тем Ацзи Фэнь, — и перенестись. Я это один раз проделывал уже, во время потопа, когда Гжоу Ли чуть не утонул. Полез спасать этих детей, плот развалился, а он запутался в веревках…

— Ваш друг — благородный молодой господин, — подхватывает Не Хуайсан. — Спасение детей всегда… А, кстати, как вы это делаете?

Азирафель хлопает глазами и останавливает взор на пустых сосудах из-под вина. Он понимает, что в своих восторгах чуть не проговорился, но, с другой стороны, местные заклинатели, как он выяснил, способны легко преодолевать огромные расстояния с помощью мечей и воображения. Забавный способ, можно опробовать, если не знаешь, в каком конкретном направлении двигаться.

Потому что как ни напрягает своё ангельское видение Азирафель, пространство вокруг него оказывается заполнено множеством мельчайших огоньков и отдельных клякс тьмы. Огоньки — это все заклинатели Поднебесной, а тьма — демонические силы, и их в общем-то немало. Где в этом хаосе искать Кроули?

Наконец он улавливает воистину мрачную вспышку демонической энергии где-то на горизонте и удивляется: с какой стати Кроули так далеко забрался? Или это и было целью его путешествия? Но зачем всё время двигаться на восток, чтобы вдруг перенестись на юго-запад? Обманный манёвр? Азирафелю обидно, но он гасит чувство попранного доверия к кому — к демону! — и собирается в срочном порядке восстановить баланс сил. Пятно демонического мрака начинает слегка сдвигаться и расползаться. Да полно, может, Кроули там не один? Этот, как его, Хастур (у Азирафеля безупречная память, но имена демонов он не запоминает из принципа) или ещё какая пренеприятнейшая личность.

— Мне кажется, я чувствую его присутствие. — Азирафель открывает глаза и видит умильную лисью мордочку Главы Не.

— Я так понимаю, на мечах вам путешествовать не приходилось? — угадывает Не Хуайсан.

— Ах, нет, это для меня пока что экзотика. Хотя хотелось бы попробовать, тем более что я не уверен, точно ли определил место. Мгновенное перемещение в неизвестном направлении будет несколько проблематичным.

— У наших заклинателей именные мечи, в которых заключена часть души заклинателя, они слушаются только своего хозяина. А ваш?

— Я думаю, мой меч вполне меня послушается, я, правда, с ним пока об этом не разговаривал, — улыбается Азирафель и вытаскивает блестящее голубоватое лезвие из ножен. По мечу пробегает холодный райский огонь благодати. — Имя «Миротворец», наверное, подойдет?

Меч вспыхивает лазурными и снежными искрами. Не Хуайсан прикидывает в уме: гусуланьские одежды никого не делают заклинателем, но такой меч! Такого рода мечи он видел только у Двух Нефритов ордена Лань, а ещё, совершенно случайно, — в детстве, когда брат брал его в гости, у Лань Цижэня, который как раз показывал свой меч совсем юным адептам и объяснял малышне суть духовного оружия. У лаоши был точно такой же меч (даже рукоять венчали два крыла, а пониже шли облака), и он так же холодно сверкал на солнце, но имя, конечно, светилось родными иероглифами, а не этими непонятными лаовайскими значками.

Лезвие с тонким свистом рассекает воздух, по нему пробегает волна энергии, и Азирафель задает вопрос на вульгарной латыни:

— Милейший, не отвезёте ли меня к демону Кроули? Буду премного благодарен.

Меч гудит в ответ и, легко выскользнув из ладони, повисает в полуметре над полом. Не Хуайсан хлопает в ладоши. Потом быстро выхватывает откуда-то, будто из-за спины, широченную саблю, ужасающую своим сходством с мясницким тесаком, и так же располагает ее в воздухе. Сабля издает низкий вибрирующий звук, похожий на негодование. Глава Не цыкает на неё и осторожно обходит. Он явно не привык часто путешествовать на мече. Спохватившись, он звонит колокольчиком, вбегают слуги.

— У нас с гостем небольшая прогулка! Так что чай переносится. Дайте нам по пирожку и не ждите до вечера. Когда точно вернёмся, не знаю! И никаких дел, никого не принимаю, ничего не знаю…

Глава VI

Вэй Усянь и Кроули сидят в дурацкой пентаграмме спиной друг к другу. Кроули разглядывает разросшийся ивняк, свешивающийся через разрушаемую временем ограду. В верхних ветвях райские мухоловки свили гнездо и сейчас с энергичными воплями учат подросших птенцов летать. Кроули с азартом подбадривает пичуг, те пытаются оправдать доверие и не пораниться.

Вэй Усянь сидит, надув губы и подперев подбородок кулаком, скучает: ему не повезло с пейзажем. Весь обзор закрывает чья-то буддийская усыпальница с остроконечной крышей. Он оборачивается на бормотание демонического Гжоу Ли и видит его маленьких крылатых протеже. Интересуется:

— Змей, а змей! Примеряешься их сожрать?

— Мне таких нужно пару сотен на закуску. Ты прикалываешься? Я вообще стараюсь не есть. Вот выпить…

— Не, выпить можно и нужно, но после плотного обеда. Супчику бы или курочку с лапшой… — В животе урчит. — Не силен я в инедии, увы. Это вам, демонам, жрать еду ни к чему, вы душами человеческими кормитесь.

— Кем? Чем? Да это начальство меня сожрет за пропажу каждой вшивой душонки! Учёт и аудит, блин… Я существо подневольное, хоть и на хорошем счету. Ты меня со своими мертвяками не равняй!

После исчезновения демона великий и ужасный Саньду Шеншоу отошёл от шока, походил кругами, пощёлкал энергетическим кнутом, ничем не навредив пленникам, чем вызвал приступ неуёмной радости «дяди Вэя», потом прихватил юного Цзинь Лина за розовеющее ушко и попытался увести куда-то в более приличествующее живым детям место. Племянник (Кроули уже выяснил, что ребёнок — сирота с кучей дядек) заныл, что ему нужно срочно решить вопрос с воскрешением, да и с ним гости из Гусу. Мальчики-зайчики неслышно возникли из кустиков, поклонились и рассыпались в церемонных любезностях. Цзян Ваньинь плюнул, махнул рукой и повёл всех троих обедать, на прощанье проверив целостность пентаграммы и притворно посетовав, что никакая пища сквозь невидимые стены не пройдёт.

— Саркастичный старый осёл! — крикнул вдогонку Вэй Усянь, когда фиолетовая молния удалилась на приличное расстояние. — Кстати об ослах. Покормите там Яблочко, он нежное животное!!!

И вот теперь они сидят вдвоем в унылом ожидании, периодически споря о пустяках и прощупывая почву для более серьёзного разговора.

Чтобы попусту не таращиться на покрытую мхом стену, Вэй Усянь решает занять руки: достаёт из мешочка цянькунь пачку чистых листов и дорожную тушечницу. Через минуту он поглощен тиражированием идентичных талисманов изгнания духов и проникновения извне. Лучше запастись впрок. Параллельно он размышляет о произошедшем.

Мелкий демон известил о том, что заявление Цзинь Лина принято в работу, так что отсчёт пошёл. Им двоим совершенно не улыбается торчать в пентаграмме до морковкина заговенья. Даже если Ад примет решение кого-то отпустить, ни Гжоу Ли, ни тем более Вэй Усяню пребывание в проклятом круге необязательно.

— Я так понимаю, у нас есть шанс кого-то вернуть, но этот кто-то сидит в Аду, — проницательно замечает Вэй Усянь после затянувшейся паузы.— Сомневаюсь, что моя шицзе попала в Ад, защищая меня. Она была настолько светлым и незлобивым человеком, что точно где-то на Небесах. Она умерла, всех прощая, даже меня... — Кроули чувствует спиной, что Вэй Усянь непроизвольно дёргается, и возвращает его к теме:

— Цзинь Лин огорчится. Что бы мы не придумали, это вряд ли совпадёт с его желанием.

— Тебе-то, демон, какое дело до моего племянника?

— Мне отчёт писать! Заявление должно совпадать с решением. Не забывай, им в Диюе ещё тело подбирать. Уйма согласований!

— У вас там волокита и бюрократия, прямо как у нас.

— И ещё правила! На всех стенах висят таблички с идиотскими предписаниями!

— Ты не был в Гусу Лань. Вам бы Лань Цижэня — циркуляры составлять и стену плача, то есть стену с правилами, заставить нарушителей высекать в камне.

— А что, полезный опыт, надо взять на вооружение. — Кроули представляет свой шикарный отчёт с рацпредложением и толпу грешников с зубилами. Квартальная премия в кармане. — И всё же, кого нужно воскресить? Давай, думай уже. Мальчишке такое доверять — только время терять.

Вэй Усянь задумывается. Кто из общих знакомых гарантированно попал в Диюй и при этом стоит возвращения на землю, да ещё этого «кого-то» согласился бы вернуть Цзинь Лин? Главной кандидатурой Вэй Усянь видел бы Старейшину Илина, но, к счастью, ему уже удалось вернуться на этот свет.

Кто был нужен наследнику Цзиней? Вэй Усянь представил себе покойного Цзинь Гуанъяо, и его слегка передёрнуло. Нет уж, пусть поработает на Диюй. Надо упомянуть его Гжоу Ли, тот пристроит покойного Яо на дипломатическую работу. Ад станет адом.

Еще Вэй Усянь вернул бы к жизни Вэнь Нина. Но, во-первых, он его уже воскресил — шатко-валко, а Призрачный Генерал бегает бодрячком и опекает А-Юаня. Во-вторых, на что он Цзинь Лину — невольный убийца его отца?

Кстати об отце. Цзинь Цзысюань, наверное, вместе с шицзе смотрит с облачка, и как бы ни фыркал на павлина Вэй Ин, но… Из всех Цзиней он скорее всех оказался бы на небесах.

Что нужно Цзинь Лину лично? Собака у него уже есть… И злой как собака, нет, всё же злой, как бешеный осёл, Цзян Чэн. О! Цзинь Лину нужна личная свобода и счастливый дядюшка. Однако при чём тут Диюй…

Кроули не видит его лица, но считывает спектр разнообразных эмоций и раздумий. Он решает внести ясность:

— Если ты обещаешь больше не дудеть на меня своей чёртовой дудкой, я смогу дать дельный совет.

— Если ты не планируешь обрушить свои дьявольские козни на призвавших тебя детей, я, так и быть, подумаю.

— Ишь ты, подумает. Мне поскорей бы здесь разобраться и метнуться в Гусу Лань, там у меня дельце архиважное.

— Дельце? — Вэй Усянь начинает резво поворачиваться, вдавливая собеседника в невидимую стену.

— С этим... Лань Цижэнем обменяться опытом по высечению правил из скал.

***

Азирафель очень осторожно топчет пламенеющий меч. Во-первых, не хочет испортить новые белые сапоги, во-вторых, боится проявить неуважение к оружию. Всё его внимание сосредоточено на движении к далёкой тёмной точке невидимого глазом пространства.

Под ногами проносятся купы ярко-зелёных деревьев, иногда с белыми, розовыми, жёлтыми вкраплениями цветов и начинающих зреть фруктов. Они похожи на живопись по мокрому шёлку — смазанные широкой кистью, сливающиеся в пятна, так что Азирафель не успевает различить детали. Кое-где змеятся серебряные жилы рек, но чем дальше на юг, тем больше открытых пространств, отражающих голубое небо.

Не Хуайсан заметно отстает, сабля плохо слушается своего повелителя. Кроме того, Глава Не явно боится высоты и открытых водных пространств. Иногда его качает и заносит, пару раз сабля гордо зависла, а Хуайсан пролетел целый бу вперёд, причитая и ойкая. Азирафель понимает, что отрываться нельзя, и зорко следит за манёврами своего спутника.

Над особенно крупным озером в северном Юньмэне сабля неожиданно встаёт на ребро, и Не Хуайсан с криком рушится в воду. Азирафель успевает на ходу спрыгнуть с меча и поймать несчастного в туче брызг. Владыка Не похож на мокрого котёнка, его муаровое серое ханьфу мокрое по пояс, один сапог потерян, но он поднимает лицо с радостной улыбкой и округляет глаза. Его губки сердечком также превращаются в большое О.

Азирафель понимает, что в минуту опасности наплевал на новый способ передвижения и предпочёл привычный. Огромные белые крылья со свистом рассекают воздух, маленькое пёрышко прилипло к носу Не Хуайсана. Они быстро приземляются на ближайший берег, и ангел опускает бедолагу на зеленый лужок.

— Н-небожитель! — шепчет Не Хуайсан. — Настоящий, пришедший в наш бренный мир. Прости, что усомнился в твоих действ-виях…

— А вы усомнились, молодой господин Не? — удивлённо переспрашивает Азирафель. — Хотя, наверное, я несколько переоценил свои возможности к мимикрии. Ох! — восклицает он тотчас. — Кажется, я обронил меч. Вечно у меня неприятности с оружием!

— Но вы же можете призвать его. — Не Хуайсан перестаёт трястись от холода и опасливо трогает маховые перья ближайшего — левого — крыла.

Ангел подходит к краю берега, протягивает руку и робко зовёт меч по имени. Миротворец с шумом рассекает поверхность озера и вежливо тычется рукоятью в ладонь. Азирафель смеется и вытирает гладкое лезвие о длинную полу своего одеяния. Следом за Миротворцем откуда-то из-под деревьев безмолвно появляется сабля Не Хуайсана и скромненько шмякается под мокрые ноги хозяина. У неё очень пристыженный вид.

— Ну вот как в таком виде мне появиться в Пристани Лотоса? — спрашивает её Не Хуайсан, всплескивая маленькими ладонями. — Мы ведь наверняка найдём друга господина Ацзи и пойдём обедать к Цзян Чэну. Как же без этого? А у меня юбка и рукава грязные?

Он ещё сокрушается пару мгновений, косясь на небожителя, который что-то тихо бормочет мечу. Не Хуайсан различает имя Гжоу Ли. Похоже, наивный ангел решил использовать его как ищейку.

— Вот что, господин Не, — обращается Азирафель и щёлкает пальцами, высушивая его одежду и возвращая с озёрного дна сапожок. — При всём уважении к вашему клановому оружию, давайте полетим на моём мече. Мне так гораздо легче сконцентрироваться на цели.

— Превосходно! — Не Хуайсан принимает предложение с явным облегчением. — Вам любые полёты удаются гораздо лучше, чем мне. С крыльями или без… — И его сабля мгновенно исчезает в бездонных недрах мешочка цянкунь.

Ах, что за чудо эти местные мешочки! К сожалению, ими пользуются только некоторые представители заклинательских орденов, а то вся Поднебесная таскала бы свой скарб в крошечных пакетиках. В один такой скромненький серый узелок с бычьей башкой, великодушно предоставленный Не Хуайсаном, влезло полное собрание Ицзин, Шицзин и Шуцзин, один чудный веер с горой Баошань, набор кистей и тушечница, три бутылочки благовоний, связка ароматических палочек якобы для медитаций, но они просто классные, остро заточенный охотничий нож в ножнах, набор чая, шёлковый платок бледно-голубого цвета, запасная нефритовая заколка для Кроули (очень пойдёт к рыжим волосам) и чёрный гребень из коллекции хозяина мешочка.

А сколько сокровищ таскает с собой в цянкуне Глава Не, Азирафелю трудно представить. Да лучше и не знать!

***

— Камень, ножницы, бумага, раз-два-три! Тебе щелбан.

— Жульничающий демон! Ты выдвинул пальцы уже после счёта, так что это камень, а не ножницы!

— У тебя слишком острый глаз, Вэй Усянь! Жульничество — суть моей жизни.

— Всё, надоело. Скажи, что сможешь наколдовать нам жратвы внутрь круга! Я скоро взвою от голода. И где носит Цзинь Лина с его дядькой? Куриных крылышек бы притаранили… острых. Адски жгучих от перца.

Они сидят много, много часов в тесном пространстве пентаграммы. У несовершенного людского тела Кроули затекли руки, ноги, а спина скоро отвалится. Колдовать не получается от слова совсем. Единственное, что ему здесь удалось — это дважды обратиться под музыку Вэй Усяня. Стоп!

— Так, погоди… Мне удалось захлестнуть тебя хвостом и втащить в круг, когда я был змеёй. Для моей змеиной ипостаси круг не действует?

Кроули быстренько оборачивается Змеем Эдемским, слегка придавив соседа, но, Ад и Преисподняя, ничего не получается!

— А, может, дело в музыке? Если я заиграю на Чэньцин, ты попытаешься разрушить границу круга? Хотя бы в одной точке?

— Играй, хоть я и терпеть не могу эти змеиные танцы…

Вэй Усянь достаёт из-за пояса флейту, но глаза его уже не светятся красным, а из голоса Чэньцин ушли визгливые и сварливые ноты. Она поёт о приближающейся вечерней прохладе, о ласковой будущей ночи, об ожидании ночлега, о материнской любви. О Её любви, Кроули знает, но не может выразить. Он хотел бы подпеть мелодии, но может только бессильно шипеть… С досады он резко взмахивает хвостом и кончиком рассекает невидимую оболочку. Это минимальное разрушение — всё, на что он способен, увы. Флейта смолкает.

— Ага! А теперь дело за Старейшиной Илина!

Вэй Усянь вытягивает целую пачку талисманов проникновения извне. Надо лишь поправить пару штрихов, чтобы «извне» заработало как «вовне». Заклинатель прокусывает палец и для надёжности вносит исправления кровью: круг всё же связан с Адом, а кровь для талисманов Тёмного Пути — наилучший проводник.

Кроули, вытянув шею в мелких рыжих веснушках, с интересом наблюдает за работой. Закончив кровавые росписи, тёмный маг лепит сразу пять штук в почти невидимую точку, которую задел змеиный хвост. Следующие пять он располагает над ними прямо в воздухе на невидимом куполе. Приходится встать и отыскать незримый «потолок». Пентаграмма явно не рассчитана на существо выше их роста — потолок легко прощупывается руками. В верхнюю точку Вэй Усянь лепит последние три и, как плотник, с удовольствием рассматривает результат работы.

Сделав полшага назад, буквально садится на голову Кроули, но не замечает, захваченный магическим действием. Он поднимает руки на уровень груди, щёлкает пальцами и, согнув локти, резко разводит руки в стороны, словно раздвигая невидимые створки. Раздаётся хлопок, словно лопнул большой стеклянный пузырь.

Вэй Усянь делает шаг вперёд и легко выходит наружу. Оборачивается.

— Змей, выползай! — Хотя Кроули давно уже сидит человеком. — Идём в Пристань Лотоса, иначе я помру от голода и упадка сил.

— Гжоу Ли, для своих Кроули, а не Змей.

— Вэй Усянь, для своих Вэй Ин, а еще Старейшина Илина.

— А-а, это про тебя талдычили торговцы: чёрный с красным костюм, буйный и бесстыдный нравом, греховодник и пьяница, в целом порочная и отталкивающая личность…

— Но ты обо мне слышал! — Вэй Ин смеётся, расправляя плечи и размахивая руками, и легкомысленно добавляет: — Не сомневаюсь, что про тебя тоже много всякой белиберды рассказывают.

Солнце клонится к западу. На северо-востоке в золотых вечерних лучах над деревьями появляется белая точка. Оба бывших пленника пентаграммы вглядываются, один сквозь тёмные очки, другой из-под ладони.

— Это за мной, — лениво тянет демон, — это с-стопроцентно за мной, мой ангеличес-ский спутник…

— Не-а, это — за мной, — возражает Вэй Усянь, едва завидев сверкающие одеяния летящего заклинателя.

— Кого это он с собой тащит?

— А это? Тоже за мной, что ли? — Вэй Усянь удивленно замечает не менее яркую фигуру, зависшую над ближним леском на востоке. Солнце превращает белоснежное ханьфу в расплавленное золото. — Это всё-таки он. Мой Ванцзи…

— Ацзи, — поправляет демон, — Ацзи Фэнь.

Они растерянно смотрят друг на друга. Очки Кроули сползают на кончик носа.

Глава VII

— Кого я вижу! — перекрикивает ветер Не Хуайсан. — Конечно, дело не обошлось без Вэй Усяня.

Азирафель видит внизу вместо зелёных рощ и рисовых полей заставленное серыми столбиками и прямоугольниками кладбище. Он снижается и сразу замечает на краю две тонкие долговязые фигуры, различающиеся цветом волос, и от обеих распространяется невидимое глазу чёрное антисвечение.

На заре мира один ангел, имени которого Азирафель отчего-то не запомнил, показывал ему чёрную дыру, сотворённую ради забытой весёлой шутки вроде игры в прятки. Теперь он понимает, что именно так выглядит демоническое воздействие на мир. Но сквозь чёрный флёр в заклинателе рядом с Кроули горит яркая неугасимая искра. Она мала, но тем ярче её свет. «Как странно, неужели такое возможно? — Азирафель продолжает метафору. — Чёрные дыры света не выпускают. Интересный человек, должно быть, этот Вэй Усянь».

Кроули и его собеседник показывают руками на них и ещё куда-то влево. Азирафель не успевает сориентироваться, когда его сшибает совершенно неожиданная звуковая волна. Он слетает с меча и роняет в траву Не Хуайсана, тот кувыркается по мелким моховым кочкам, но после падения в озеро это сущая ерунда.

Ангел чувствует себя чуточку оглохшим, хотя никакого громкого звука не слышал. В своё время его слегка испугала и оглушила Иерихонская труба. Здесь воздействие сходное, но звук негромкий и отнюдь не трубный. Арфа? Откуда тут райская арфа?

— Самозванец.

Слово припечатывает и прибивает к земле почище архангельской трубы. Ему должно быть стыдно, хотя он не очень понимает, за что.

К нему идет… нет, к нему величаво шествует высокий человек в таком же белом ханьфу, как у него. Пожалуй, побелее и побогаче. В руках покачивается местная псалтирь — источник звука. Лоб незнакомца украшает белая лента с вышитыми облаками, и тут Азирафеля накрывает запоздалое открытие: вот что высматривал на его лбу Не Хуайсан при первом знакомстве. В этой Гусьей Лани у всех на лбу ленты.

А у него — нет. И поэтому он…

— Я бы не хотел завязывать знакомство со ссоры, господин…

— Господин Лань Ванцзи, почтенный Ханьгуан-цзюнь, позвольте объяснить… — это вылезает из-за безымянной могилки Глава Не.

— Лань Чжань, ты прилетел меня спасать? Как романтично…

— Ази, придурок тебя сшиб? А как ты научился летать на этой фиговине?

Все галдят, перебивая друг друга, в то время как упомянутый Лань молниеносно задвигает за спину гуцинь и выхватывает во всех смыслах грандиозный меч.

Азирафель, будучи чуть выше его плеча, подхватывает с травы Миротворца и со звенящим свистом описывает в воздухе полукруг.

Страж Восточных Врат редко сражается с людьми. В конце концов, он был поставлен их защищать. Но иногда ему приходится защищать себя.

Два голубоватых лезвия сталкиваются в воздухе, и вдруг происходит что-то странное. Миротворец с ужасающей силой и звоном отталкивает от себя меч Лань Ванцзи, после чего вылетает из руки ангела и втыкается в ближайший могильный холм.

Пятеро мужчин смотрят на улетевший меч с разной степенью изумления. Райские мухоловки в ивняке заходятся заполошными воплями.

— Он не желает поединка, — шепчет Вэй Усянь.

Лань Ванцзи, временно потеряв интерес к самозванцу, обходит его меч и разглядывает латинскую надпись. Тихо спрашивает:

— Откуда?

— Купил по случаю в Цишане, но это мой меч, собственный, он признал меня, его зовут Миротворцем.

Несмотря ни на что, Азирафель широко улыбается, складывает ручки на груди и поворачивается к Кроули, замечает в нескольких шагах забытую пентаграмму.

— Ох, Кроули, с тобой все в порядке? Тебя призвали злодеи?

— Скорее, слишком инициативная молодежь.

Тот встряхивает рыжей гривой и почему-то пытается заслонить Азирафеля от вредного Лань Ванцзи.

— Не может быть! — шепчет Не Хуайсан. — Настоящие ангел и демон! Вместе!

— В каком смысле вместе, любезный? — одёргивает его Кроули. — Я ему вовсе не друг, не брат и не тётка. Мы просто ехали в орден Гусу Лань по одной колее.

— И что вам угодно в Гусу? — голос второго молодого господина Лань схож тембром со звуком его гуциня.

— Хотят изучать правила, что же ещё? Лань Чжань, а как ты нас нашёл? — Вэй Усянь пытается привлечь внимание голосом, лицом, телом, но взгляд его друга возвращается к Миротворцу.

— Лань Сычжуй прислал цзиньских бабочек. Они с Цзинъи и Цзинь Лином косвенно поучаствовали в твоём пленении этим демоном. Изгнать его?

— Ещ-щё чего! Кто кого ещё ис-с-сгонит!

— Лань Чжань, его зовут Гжоу Ли, он демонический путешественник, а главное — у него задание от Цзинь Лина, лучше его не изгонять.

Вэй Усянь жестикулирует и разве что на месте не подпрыгивает. Застоявшаяся в многочасовом плену гиперактивность выплёскивается волнами. Он хватает за безупречный рукав гусуланьца, но тот не отводит взора от чужого меча.

— Купили в Цишане? Давно?

— Месяца два назад.

— Его имя Хешилао, и это меч Цинхэн-цзюня… Я узнал бы его из сотни подобных, но главное не это. Отцовский меч не поднимется на своих детей… Бичэнь — его дитя. — Лань Ванцзи переводит дыхание, будто говорил целый час. Его глаза цвета зелёного чая останавливаются на Азирафеле. — Он пропал во время пожара в Облачных Глубинах. Но он не мог вас послушаться. Почему Не Хуайсан так назвал вас?

— Потому что он видел крылья, — ангел виновато косится на демона и пожимает плечами. — Так уж вышло. Довольно случайно, непредсказуемо.

— Непостижимо. — Брови Лань Ванцзи изгибаются в трагическом изломе, но уже через мгновение его лицо теряет всякую эмоциональность. Он бросает Бичэнь в ножны и церемонно кланяется по очереди Азирафелю, Кроули, Не Хуайсану и, наконец, Вэй Усяню. — Этот недостойный не поприветствовал будущих гостей Гусу Лань и Главу Не. Лань Ванцзи, временно исполняющий обязанности Верховного Заклинателя.

После возникшей паузы снова поднимается лёгкий шум: Азирафель вытаскивает меч из земли и чистит лезвие, Кроули хлопает его по плечу и вполголоса делится некоторыми сведениями об обстоятельствах его призыва, Не Хуайсан громко шепчется с Вэй Усянем на ту же тему, Лань Ванцзи стирает носком сапога круг пентаграммы. Мухоловки стараются поддержать беседу.

— Я надеюсь, мы не будем до ночи на кладбище торчать? Оно жутко скучное, а я есть хочу, — наконец громко восклицает Вэй Усянь.

— Вэй Ин.

— У нас куча дел: пообедать, воскресить кого попало по просьбе Цзинь Лина, поужинать, найти Яблочко, напиться с Не Хуайсаном и Гжоу Ли — я обещал ему достать «Улыбку императора», пощупать ангельские крылья, поругаться от души с Цзян Чэном… С тобой чаю выпить, кстати!

Лань Ванцзи опускает долу свои невозможные глаза и почти улыбается. Не Хуайсан что-то ищет в цянькуне. Азирафель щурится на садящееся солнце и надевает шляпу. Наконец пятеро заклинателей и не совсем таковых пешком покидают кладбище.

Часов через пять, при сгустившихся сумерках в полустёртом круге происходит очередное подземное шевеление и на поверхность выходит одноразовый демон Эрик с каким-то грязноватым бланком в трёх экземплярах. Он оглядывается на пустое кладбище, пару раз топает ногой по разрушенному кругу Призыва, слабым голосом зовет «Эй!», и в этот миг ему бодро сворачивает шею лютый мертвец из буддийской усыпальницы. Забрав бланки, мертвяк начинает складывать из них подобие оригами, случайно отламывает средний палец и скоро прекращает это занятие. Он чешет в затылке непослушной рукой и тащится вдоль стены кладбища куда-то в сторону леса. Средний палец остается валяться в центре пентаграммы…

***

— Товарищи цари! Мы собрались в этом роскошном чёрном-пречёрном зале, дабы обсудить назревшую проблему…

Восемнадцать почтенных старейшин чинно восседают на подушках, набитых волосами девственниц-самоубийц. Восемь из них украшены сверкающими во тьме зубами огненных саламандр, десять — вышитыми прозрачным стеклярусом морозными узорами. Старейшины — начальники подразделений Диюя — устало и недовольно переглядываются. Речь в докладе генерального секретаря Департамента Диюй идет о неслыханной наглости давно расформированного и сосланного на перевоспитание райского (даже доэдемского) Отдела Высших Воздействий.

Когда-то ОВВ планировал и программировал различные процессы на Земле и в космосе: чудеса, явления, знамения, озарения и изобретения. Говорят, что именно этой группе принадлежали первые наработки Непостижимого плана. В частности, в незапамятные времена они разработали систему экстренного оповещения и ангельской сигнализации с вызовом на место происшествия. Система была кругла и многоугольна и запросто чертилась на любой плоской горизонтальной поверхности. Именно её после разделения мира на два полюса изобретательные умельцы доработали до пентаграмм. Оповещение, вызов и исполнение никто так и не отменил. И демоны были вынуждены исполнять предписания вызывающего. Другое дело, что программа была архаична и скатывалась в эзотерику.

Вот как раз сейчас докладчик говорит:

—… разумеется, протянет не более пары столетий. В ответ на четыре тысячи двадцатое предупреждение небесная сторона в лице Габжи Ина-лаоши заверяет нас, что это в последний раз…

Все прекрасно понимают, что не в последний. И эти райские прохвосты просто сваливают на Диюй работу своего давно закрытого Отдела Высших Воздействий. Теперь ещё воскрешать придётся кого-то. Седой старейшина ада номер шестнадцать поднимает чёрную когтистую руку:

— Они нам навязали это дело, пусть их Ад и выполняет. Госпожа Вэй Цзевуй. Она молодая, энергичная, справится… Пошлите гонца. Душу мы им найдем, а с остальным пусть сами, не маленькие чай…

Докладчик щелчком подзывает крупную летучую мышь из рода крыланов и, почесав за ухом, привязывает к ноге свиток с решением пленума центрального комитета Диюя. Подбрасывает мыша и внезапным пинком отправляет в полёт. Зверь с писком исчезает.

Глава VIII

Цзян Чэн не одинок. Ему тридцать шесть, и у него всё впереди.

Он гордо вышагивает во главе процессии: Глава Ордена, маленький Глава другого Ордена, рядовые адепты третьего ордена, две штуки. Ворота Пристани Лотоса распахнуты, их ждут.

Здесь всё новое: дома, деревянные павильоны, ворота, заборы, кухни и трапезные. Давно уже выстроено, но Цзян Чэну до сих пор чудится запах свежей стружки поверх другого — страшной и злой вони пожарища. Новые люди. Старушки-служанки, знающие Цзинь Лина с раннего детства, на самом деле состарились не здесь — приехали из деревни после войны. Пятнадцать лет назад не осталось никого, даже распоследнего поварёнка.

Цзян Чэн не говорил, но самым страшным после войны для него стало упокоение разгневанных мертвецов родного ордена. Чёрная обида и жуткая смерть в огне не давали им покоя. А новоявленные тёмные заклинатели продолжали ворошить могилы и напускать чудовищ, бывших когда-то кухарками, кузнецами, младшими учениками, на юньмэнские деревни. Те платили им дань. Цзян Чэн воевал со всеми. Он привык воевать.

Но всё когда-нибудь кончается. Не только хорошее, но и плохое. Вернулся шисюн. Хотя какой ему Старейшина Илина теперь шисюн, они давно врозь. Этот зараза не мог проявиться в мире без скандала. В процессе выяснилось, что их связывают не просто детские воспоминания, но и ещё кое-что. И Цзян Чэн не хочет чувствовать себя в долгу перед чужим теперь человеком.

Ему кажется, что он оградил себя от явлений брата, а тот продолжает навязываться, лезть, бередить, являться невесть откуда ни с того ни с сего в странном сопровождении, правда, чаще всего это происходит во сне. А сегодня и наяву. Он ещё и лыбится, как начищенный медный фынь. Тьфу!

На обед подают любимую еду семейства Цзян. Цзинь Лин радостно предвкушает встречу с острой курочкой и кисло-сладкой лапшой. Адепты Гусу Лань вежливо улыбаются и сразу просят водички. Лань Сычжуй с ровным выражением лица ест рис, стараясь выбрать хоть что-то, не затронутое острыми приправами, и при этом не морщить благородный нос. Лань Цзинъи поглощает всё, что приносят, будто не ел месяц. Он не похож на нормального ланьца, скорее на одного очень беспокойного обормота с вечно пустым желудком, который задевал рукавом чашки или ронял палочки, подсовывая младшему брату самые вкусные, то есть самые перчёные кусочки — от них немел язык…

Ну вот. Увидел эту рожу бесстыжую, теперь в голову лезет всякая ерунда. Не дай предки, еще намылится сюда. Придётся с ним разговаривать. Чтоб он там застрял своей куцей задницей, в круге этом, с таким же злодейским уродом (а как ещё можно назвать нелюдя с волосами, будто у шлюхи из весеннего квартала?), чтоб его там мелкие шишковатые демоны съели на обед!

Цзян Чэн сводит брови, поджимает губы и шепчет что-то неслышное, будто спорит с невидимым противником. Цзинь Лин делает вид, что не замечает. У всех свои привычки.

***

Когда солнце начинает задевать верхушки деревьев, к воротам гостеприимной Пристани Лотоса подходят пятеро в одеждах заклинателей. Вид у них вполне миролюбивый. Адепты Цзян сразу узнают Верховного Заклинателя и Главу Не, на страшного и прекрасного Вэй Усяня они втайне мечтают походить, двое оставшихся выглядят странно и необычно, но всех вместе их пропускают без помех. Спрашивают, как о такой грандиозной делегации доложить Саньду Шеншоу.

Тот сам встречает гостей и сразу пытается взглядом пронзить бывшего брата. Вэй Усянь улыбается, несмотря ни на что, и кланяется наравне со всеми. Однако приветствие начинает Лань Ванцзи.

— Глубокоуважаемый и достопочтенный Саньду Шеншоу! Позвольте встретиться с вашим драгоценным племянником по уже известному вам делу.

— Ну и поесть, Цзян Чэн, и попить… — неприлично громко шепчет братец.

— Водички захотелось? А то так есть хочется, что и переночевать негде? — таким же шёпотом отзывается Цзян Чэн, тут же кланяясь и отвечая Лань Ванцзи уже в полный голос: — Добро пожаловать, гости дорогие, почтенные заклинатели и не очень, располагайтесь и чувствуйте себя непринуждённо и своеобычно… Цзинь Лин, конечно, с вами встретится. В настоящий момент он со своими друзьями играет в мацзян и обдумывает то самое дело.

Пока он говорит, слуги на заднем плане сдвигают мебель, носятся с какими-то кухонными приказаниями… Высокие, высокие гости. Кстати, странные двое оказываются пришельцами из далекой страны — ещё бы, с такими рожами и волосами. Бедные уроды. Ну, рыжий, которого он счёл тёмным заклинателем, совершенно точно таковым и является, а приглашённый гусуланец вроде ничего, но болтает с Не Хуайсаном о какой-то красивой дребедени. Рассматривает деревянную резьбу. Он хоть с мечом управляться умеет?

***

Разумеется, ни в какой мацзян они не играют, а скромно слушают по ту сторону двери. Лань Сычжуй и Лань Цзинъи уже заранее предвкушают разнообразный спектр наказаний за участие в призвании демона и пленении Вэй Усяня. Лань Ванцзи им этого не спустит.

Последние два часа юноши провели в спорах о возможном воскрешении кого-то из родственников и покойных знакомых. Чем больше горячится Лань Цзинъи, тем скорее Цзинь Лин теряет терпение, его щёки становятся всё более надутыми, а брови сходятся к переносице. Однако большинство достойных воскрешения либо уже живы, либо вряд ли в Диюе.

Главный вопрос: зачем? Чтобы понять, кого вызволить с того света, надо понять, как этот человек пригодится здесь, на земле. Они даже подумывают о возвращении великих мудрецов древности, но приходят к выводу, что те давно уже переродились или вознеслись. В Диюе им не место.

Устав от пререканий, они замирают у резных дверей. Периодически до них доносятся громовые восклицания хозяина дома, звонкий смех Вэй Усяня и того белокурого незнакомца, что пришел с Верховным Заклинателем, пару раз что-то сказал Не Хуайсан, после чего все рассмеялись уже хором. Атмосфера за дверью явно не располагает к наказаниям.

Цзинь Лин немного расслабляется и с надеждой смотрит на своих товарищей. Из бокового коридора появляется слуга и спрашивает, могут ли молодые господа присоединиться к гостям.

— А как же!. Доложи, что Глава Ордена Цзинь сейчас будет.

Лань Цзинъи и Лань Сычжуй понимающе переглядываются.

***

Кроули несколько напряжён. Конечно, выбраться из чёртова круга (буквально) было облегчением. Но требование срочно воскресить кого-то из местных и одновременно продолжить свою миссию, не вызывая подозрений, слегка напрягает. Чуточку.

А всё потому, что ангел каким-то дьявольским образом пронюхал, куда и зачем он едет. «Библиотека Ордена Гусу Лань», ну надо же! И разболтал местным! Теперь самый гусуланьский гусуланец смотрит на него по-тигриному, искоса и низко голову наклоня. При этом сохраняя идеально прямую спину. Кроули тоже так может, но не хочет. Забавно, что самые прямые спины — у беленьких, Азирафеля и этого серафимического Лань Ванцзи. Его коллега по пентаграмме сидит как попало, жестикулирует, крутит палочки, вертится ужом и всё время спрашивает. Эх, парень, слишком много вопросов не доведут тебя до добра. Или уже не довели…

Хозяин дома, неуловимо напоминающий то ли Азраила, то ли кого-то из отдела братоубийц, постепенно растрачивает сердитость и начинает посмеиваться со всеми. Видно, что он совсем молодой человек, но несёт груз то ли вины, то ли ответственности, то ли того и другого. Ага, наш клиент. Такого соблазнить облегчением — плёвое дело. Но тогда придётся задержаться в этом дивном озёрном краю (Кроули уже оценил тёпленькую водичку на глаз и вопли купающихся мальчишек на слух. Тут должен быть отличный отдых, и ангелу понравятся лотосы). С другой стороны, задержаться на пару дней для выполнения контракта не помешает. Народец гостеприимный, еда отличная — он не особо заинтересован, но перец до сих пор язык жжёт… Вино не самое выдающееся, но вполне на уровне.

В зал вваливается троица давешних пацанов. Кроули сразу опознает по надутым щёчкам и золотистым шмоткам «своего». Цзинь Лин и прочие церемонно кланяются, усаживаются на пятки напротив Верховного Заклинателя.

— Вы приняли решение, владыка Цзинь? — в голосе серафимствующего Лань Ванцзи нет иронии, вполне уместной, по мнению Кроули. Райская холодность. Фу! Кроули хочется поддеть этого святошу, но первоочередная его задача — втереться в доверие. Он прослушивает ответ, но очевидно, что мальцы не обладают должным воображением.

Молчаливость и нарочитая праведность этого Ланя раздражает до зуда в несуществующей чешуе. Прям как при линьке. Что Вэй Усянь в нём нашел? Видно же, что чуть не в рот смотрит этой глыбе ледниковой. А Азирафель? Так вписался в эту компашку, как будто свой и тут родился!

Кроули недовольно отворачивается и натыкается взглядом на загадочную улыбку недотёпы, зачем-то прихваченного Азирафелем из Цинхэ. Тот загораживает рот веером, скрывая зевок или усмешку, но не забывая расширять глаза от воображаемого страха или удивления. Интересно, что если в Лань Ванцзи Кроули угадывает невыносимую ангельскую спесь, а в Вэй Усяне — родственное любопытство и остатки пережитого Падения, то этот вот — совершеннейший человек. Воплощенная свобода воли! Кроули пытается влезть ему в голову, но только краем сознания задевает совершеннейший хаос мыслей, как сразу бросает попытку. Полный сумбур. Этот улыбчивый господин Не думает о пятидесяти вещах сразу: оценивает резьбу на новом кресле Саньду Шеншоу, слушает смех Азирафеля (ему нравится Азирафель!), высчитывает, сколько выпьет вместе с Вэй Усянем, оставаясь трезвым, но после какой чаши придётся прикидываться пьяным, долго ли пробудут гости в Пристани Лотоса и какую политическую выгоду можно из этого извлечь, сколько стоит явно новая серебряная шпилька в волосах Верховного Заклинателя и как долго тот ещё протянет без Вэй Усяня, кого всё-таки воскресить (он рассуждает, как будто воскрешать лично ему!), ну кого же, кого, чтобы не оскорбить Ланей и Цзиней, чтобы это стало верным решением, чтобы не поссориться с Цзян Чэном, чтобы не потерять доверие Вэй Усяня, ах да, и как расположить к себе этого сердитого, но красивого демона, ведь наверняка пригодится знакомство в Преисподней…

Кроули выдергивает себя из чужих мыслей и чувствует, что его земная телесная голова начинает побаливать от потока информации. Господин Не молча ему подмигивает и отворачивается, чтобы продолжить играть на публику трусливого пустомелю с эстетическими заскоками.

***

Азирафелю нравится эта местность! Да-да, лотосы он приметил, равно как и обширные глади озёр и блестящие ленты рек. И люди такие приветливые! Угощают неожиданно вкусной пряной едой, изящной беседой и даже музыкой (позади столов что-то тихо наигрывают бледно-сиреневая девушка с псалтирью и такая же с флейтой, ну как в Раю!). Хозяин, поначалу строгий, растаял и тоже наслаждается обществом гостей (нечастых, мелькает мысль, но быстро испаряется).

Насладившись крупным юньмэнским рисом с местным перцем, запив сливово-рисовым вином что-то довольно воздушное из моллюсков или яиц (он точно не понял), распробовав разные сладкие лакомства, от которых отвыкли в Европе, Азирафель благодушно улыбается. Жизнь кажется заигравшей новыми красками. Приятные знакомства в рядах таинственных заклинателей, перспективы поработать в самой обширной библиотеке, доброе отношение местных жителей — что ещё нужно скромному работнику Небес! И Кроули нашёлся! Правда, он почему-то неправдоподобно молчалив. Но так мило, вернее, мерзко… дерзко… выглядел на кладбище, когда они приземлились. Кажется, они с господином Вэем нашли общий язык. Но сейчас демон как-то невесел. Ах да, ему же предстоит какое-то мутное искушение. Или что?

Азирафель отлично помнит, что дельце у Кроули какое-то несвойственное демонический природе. Или породе вроде? Всё-таки он не привык летать на мече, и его, кажется, слегка укачало… или этот слабенький местный алкоголь, что пьётся как водица, оказался не настолько слабеньким? Или это гуцинь Лань Ванцзи так пумкнул ангела по голове, что до сих пор звенит в ушах? Азирафель чувствует, что у него кружится голова.

В этот момент к нему обращается тоже немного захмелевший Не Хуайсан и просит показать пример новых вееров из Дунъин, чтобы присутствующие мужчины оценили, должны ли брови благородной девы располагаться посреди лба. Саньду Шеншоу смеётся в ответ и признаёт, что такие брови ему не оценить никогда. Азирафель смотрит на его собственные, достаточно густые и резко выделяющиеся на скуластом лице.

Правая рука ангела вслепую шарит в мешочке с бычьей головой в тщетной надежде нащупать заморский веер, неловкие пальцы не хотят слушаться. Азирафель неуклюжим жестом вытряхивает добрую часть содержимого на стол.

За окном в перегретом воздухе начинается движение. Внезапный порыв сухого ветра взбивает пыль, близится шум, напоминающий далёкие аплодисменты в греческом театре. Азирафель поднимает голову, и в его серых глазах отражается смутное понимание. Косые лучи вечернего солнца заливают гладь воды, очищенной от избытка лотосов, но со стороны, противоположной той, откуда они пришли, стремительно надвигается дрожащий перламутровый занавес. Гроза несётся с неземной скоростью, и Азирафель непроизвольно встает. Участники трапезы все разворачиваются к окнам и вечернему озеру, наблюдая за необычным явлением. К счастью, широкая крыша не позволит воде пробиться в помещение.

Ангел понимает, что именно сейчас ему необходимо выйти. Он торопливо извиняется и покидает собрание. Никто не поворачивает головы, даже демон, потому что в этот момент после фиолетовой вспышки разражается страшный грохот, как будто занавес в том самом театре разрывают на мелкие клочки тысячерукие исполины.

В соседней комнатке, где обычно слуги сортируют грязную посуду и разгружают подносы, он немедленно попадает в сизо-сиреневый туман того же оттенка, что и бушующая стихия снаружи. В центре тесноватого помещения высится фигура в ослепительно белой хламиде поверх изысканной туники цвета голубиной грудки.

— Архангел Гавриил, какая в-встреча, — лепечет Азирафель вполголоса, прекрасно понимая, что ни одна душа в этом доме их сейчас не слышит. Вот тебе и отпуск! Вот и культурный обмен!

Начальство торжественно расправляет плечи и заодно крылья, величаво поправляет фибулу на плече, невидимые пылинки разлетаются по углам в священном трепете.

— Дошло до нас, Начало Азирафель, что ты направил стопы свои в сторону Дальнего Востока во исполнение планов позапрошлостолетнего заседания Всенебесного Конгресса. — Архангел неожиданно оскаливает передние зубы в радостно-официальной улыбке. Азирафель вздрагивает.

— Некоторым образом я провожу научные изыскания и исследую местные нравы. Отдельные души кажутся мне весьма перспективными. Кроме того, я выяснил, что Гадский Демон тоже направил свои… стопы и что-то замышляет.

— Предугадать и предотвратить — вот наша первоочередная задача! Но я здесь не по этому делу. Кстати, чем это тут пахнет? — Архангел поводит кончиком мясистого породистого носа (Азирафель бы так не смог). В воздухе разливается грозовой аромат озона, но это шлейф от самого Гавриила. — Вино пьют, что ли?

Азирафель от неожиданности икает, но маскирует звук веером с горой Баошань. Очень удобная вещь! Точно, веер с девицами купил Хуайсан и оставил в своей комнате. О чём он думает в такой ответственный момент?

Начало Азирафель тужится в желании соответствовать начальственной беседе. В соседней комнате стоящий на столике кувшин между его опустевшим местом и Не Хуайсаном неожиданно начинает прерывисто булькать. Господин Не косится на сам собою наполняющийся кувшин и окосевает окончательно.

— Итак, — продолжает Гавриил, глядя куда-то в резьбу на потолке, — в здешних краях неспокойно. Нам пришла разнарядка на воскрешение одного объекта типа человек. Причем это должно быть показательное воскрешение грешника! Который, преисполнясь благодарности и покаявшись….— Гавриил повышает голос, как на собрании перед залом слушателей. Всё-таки должность Вестника Воли Божией обязывает соответствовать. Азирафель прикрывает веером левое ухо, оказавшееся на пути архангельского гласа. — Но, поскольку проводить операцию будут враги Снизу, наша задача…

— П-пресечь? — брови Начала Азирафеля ползут вверх, как у девушки с дунъинского веера.

— Не совсем. Наша задача — осуществить после их провала. Улавливаешь разницу? Нащупать кандидатуру снизу и помешать осуществлению адских происков, а потом поспособствовать продвижению нужного человечка. Которого тебе укажет в подходящий момент доверенное лицо. Скажем, Сандальфон.

Азирафель представляет себе лоснящееся от оказанного доверия лицо Сандальфона и невидимо морщится. То есть Гавриил этого, разумеется, не видит, но глубоко в душе Азирафель куксится всем своим ангельским ликом. Гавриил же устремляет грозовой свой взор куда-то совсем за пределы воображаемого горизонта и, не прощаясь, скрывается из виду. Ангел тихо возвращается в обеденный зал. Его отлучку заметил только Не Хуайсан, тот приподнимает кувшин с вином в приветственном жесте. За окном резко, как отрубленная, падает стена воды, шум мгновенно стихает. Разговоры возобновляются.

Неожиданно смолкает баритон хозяина дома. Он смотрит на стол перед Азирафелем, тот краснеет и начинает запихивать в цянкунь вытряхнутые вещи, оправдываясь, что веер с японской девой они оставили в Цинхэ…

— Что это? — требовательно вопрошает Саньду Шеншоу.

Азирафель продолжает прямую линию вдоль его указательного пальца. Траектория упирается в неброский чёрный гребень с серебряной инкрустацией. Он беспомощно разводит руками:

— Находка…

Глава IX

— Это юньмэнский! — громко восклицает Вэй Усянь, вытягивая шею в направлении гребешка. — Лотосы местные, инкрустация довольно дорогая. Сам-то простенький, но такая работа стоит денег… Где-то я такие видел? А, точно, мы же с тобой такие рассматривали, Цзян Чэн, в Юнпине на выставке. У меня на имена и лица память дырявая, а вот всякие красивенькие штучки запоминаю хорошо…

— Ацзи Фэнь, только не говори, что случайно принёс в мой дом эту вещь. — Голос Саньду Шеншоу припечатывает неподъемной глыбой, и ангел непроизвольно испытывает чувство вины, хотя совершенно точно знает: именно что случайно.

— Ох ты ж! — продолжает нести пургу Вэй Усянь. — А это не той ли девушке ты хотел подарить гребень... Ты сватался, что ли? Хотя нет, не к той… А к кому, а, Цзян Чэн?

Поначалу тёмный заклинатель слегка ёжился под взглядом брата, но компания старых и новых знакомых, общая проблема с воскрешением, а главное — родное фруктово-рисовое вино развязали ему язык. И сейчас этот фонтан не заткнуть. Он продолжает вслух перебирать имена всех знакомых дев, с которыми хоть раз связывали имя Цзян Чэна. Он жестикулирует правой рукой ровно до тех пор, пока Лань Ванцзи не ловит его кисть и слегка не прижимает к столу. Одновременно с этим раздаётся стук дверей. Его брат вышел.

— О, и она, конечно, отказала, — подытоживает Вэй Усянь.

***

— Она отказала мне, но жила с тобой, — недовольным тоном начинает Саньду Шеншоу, которого, как теперь знает Кроули, домашние зовут Цзян Чэном. Тон этот маскирует неуверенность в себе и ещё что-то задавленное, почти не имеющее отношения к ревности или собственничеству. Вэй Усянь, вовремя сообразивший броситься вдогонку, начинает защитную речь, но Цзян Чэну она не нужна, он жалеет себя.

Этот точно будет мой, самодовольно решает Кроули, потом вспоминает о долгожительстве местных заклинателей и хмурится. Он не шпионит открыто, нет. Просто стоит перед дверью и делает вид, что внимает рассказу Не Хуайсана о каких-то особенно изящных керамических чашечках, хранящих аромат пролитого чая дольше всех прочих. Потом он понимает, что Не Хуайсану ещё сложнее — тот подслушивает, открывая рот и издавая звуки. Они встречаются взглядами и одновременно поворачиваются к юношам, перетаптывающимся шагах в пяти от них. Лани отчаянно прячут зевки, им, похоже, пора в кроватку. Цзинь Лин, озабоченный выбором, этого не замечает.

— Ну так что, господин Гжоу Ли?

— Твой дядя немного несчастен, дай послушать, — нетерпеливо отзывается демон, в открытую прикладывая ухо к лаковой поверхности двери.

— С чего бы ему? У него одна радость — командовать и всем ноги переламывать. И то мысленно.

— В его жизни нет люб… страсти нет, в общем, — строго возражает Кроули. Судя по звукам за дверью, девица, с помощью которой можно было заполучить душу Саньду Шеншоу, погибла во время недавней войны. Или после, он не понимает. Вот ведь непруха! Угораздило ж её.

— Вы думаете, если у него кто-то будет, он перестанет орать и бросаться на людей? — с сомнением тянет золотоносный племянник.

— Странно, что ты не озаботился этим раньше! — Кроули чует, что копать надо в этом направлении. Он, правда, ещё не понял, что ищет, но руки уже чешутся. И язык. — Нашел бы подходящую тётушку и горя бы не знал. Хочешь, купайся, хочешь, лягушек, то есть гулей лови.

— Вы бы знали, какой дядя разборчивый. У него есть списочек достоинств «первой невесты Юньмэна», в кабинете приколот на стену. Типа примера каллиграфии, но все в курсе, что список настоящий. Я клянусь, ни одна живая душа не смогла бы соответствовать. Ну, кроме мамы, конечно.

М-да, кажется, Кроули не там копает. Но уши его всё же продолжают улавливать сбивчивые звуки за дверью. Там давно перестали обсуждать девушку, перешли на какие-то золотые яйца? ядра? Но имя он запомнил.

— Кто такая Вэнь Цин?

— Ну, она-а?.. — тянет Цзинь Лин и оглядывается на белоликих и белоперых гусуланьцев, словно ища поддержки.

— Целительница. Покойная, — спокойно произносит Лань Ванцзи. Его голос тихий, но покрывает пространство зала без малейшего напряжения. Парень явно смыслит в резонирующих свойствах звука.

— Она моя тётя, — неожиданно подаёт голос самый благообразный из мальчиков.

Кроули успевает заметить сверкнувший взгляд Лань Ванцзи. Поздно, слово уже вылетело… И вдруг Кроули складывает два и два:

— Вэни — это которые из Цишаня? Их разбили, и теперь…

— Она сама убилась. Пошла и сдалась моим дядькам, — торопливо бормочет Цзинь Лин, сжимая кулачки, — которые оказались, в общем, не очень хорошими людьми, а она приняла смерть за Вэй Усяня и сгорела, а брат её остался жив, хотя он и так мертвец, что ему сделается, но он умеет думать и всё помнит…

Вот оно что. Целительница из разгромленного клана, по обожжённым землям которого они ехали весь прошлый месяц. Кроули почти не вслушивается в сумбур, который вываливает на него юный господин Цзинь. Его интересует очень шкурный вопрос — эта девица самоубийца, следовательно, должна попасть в ад. Но смерть приняла за других — следовательно, должна попасть в рай. Мир Кроули биполярен, предположить компромиссный вариант покамест сложно, концепция Чистилища ещё не доработана.

Азирафель всё это время тихо сидит у стола, листая вытащенные из цянкуня книги. Но именно он задает тот самый вопрос:

— В вашей религиозной системе целители попадают в рай или в ад?

— В ад, конечно. Они стольким людям приносили страдания при жизни. — бойко отвечает Цзинь Лин. Вот кого сон не берёт.

— Это как? Они же их облегчали…

— Иголками тычут, лекарства гадкие варят, ноги бинтуют больно, режим постельный соблюдать заставляют, зубы вырывают или чего хуже, — мальчик воодушевленно загибает пальцы.

Судя по всему, к дворцовым лекарям у него отдельный счёт, который он им будет зачитывать на смертном одре.

— А Вэнь Цин была самым выдающимся целителем поколения, так что иголок, наверное, вдвое больше навтыкала, не говоря о примочках и компрессах.

— Ну-у, это ж её долг, — Кроули вспоминает старика Гиппократа с острова Кос. — Вряд ли она получала удовольствие от того, что колола людей иголками.

— Даже не знаю, — отзывается Лань Ванцзи.

Кроули разворачивается к нему всем корпусом:

— Вы были знакомы? И на кого она вообще была похожа?

— На Цзян Ваньиня.

— Это?.. — Кроули показывает большим пальцем за спину. — Что ж, он явно не искал легкой судьбы.

***

После краткого (очень краткого) введения в семейную историю Цзянов Лань Ванцзи выводит своих юных подчиненных на широкий двор, чтобы отвести в гостевой боковой дворик. Девять часов давно миновали, мальчики засыпают на ходу! О наказаниях за своевольное участие в призывании рыжего иноземца он сообщит им завтра.

Из-под земли прямо перед ними возникает чёрная макушка со всклокоченными волосами. Одноразовый демон Эрик пытается разглядеть что-то на грязных листах, но рука, их сжимающая, застряла в корнях старой магнолии. Густая листва загородила светлый лик Луны, поэтому демон безнадежно упускает момент, когда два облегчённых, но невероятно острых меча с частицами благодати со свистом рассекают ночной воздух. Они чудом не сталкиваются, но голове Эрика все равно — она перелетает на другую часть двора, превращаясь в воздухе в удушливый клуб чёрного дыма. Бумага разлетается на мелкие чешуйки.

Лань Сычжуй и Лань Цзинъи устало смаргивают и убирают мечи. На лезвиях ни пятнышка.

— Господин Гжоу тоже так путешествует? — раздаётся баритон их наставника.

— Вроде бы нет, он ходит, как обычный человек. Или переносится, — отзывается Цзинъи.

— Мгм…

***

Ангел утешает двоих бывших братьев. Это «бывших» звучит издевательством. Ну можно ли назвать Каина бывшим братом Авеля? А Локи бывшим братом Тора? Нелепые казуисты…

Они сидят втроём в небольшой уютной комнате, совершенно квадратной, гармоничной, но почти без мебели. Видно, что в ней давно никто не живёт. А судя по невыветрившемуся запаху сосновой стружки, никто и не жил никогда. Но кровать — неширокая, даже аскетичная деревянная кровать, некогда принадлежавшая мальчику-подростку (он успел заметить нарисованных человечков в изголовье), хранит память о давнем пожаре. Азирафель не чувствует запаха, но знает, что под застеленным левым нижним углом должно быть большое чёрное пятно-подпалина. Тление он узнает даже там, где его никто не видит. Такова уж ангельская натура — видеть то, чего нет, но было.

Цзян Чэн сидит ближе к изголовью и царапает ногтем рисунок. Вэй Усянь свернулся немыслимой загогулиной прямо поверх пятна, а Азирафель занимает центристскую позицию. Братья слишком взволнованы и не могут спать. Азирафель во сне не нуждается вовсе. Он сидит, бережно прижимая к животу пузатый кувшинчик из запасов хозяина дома. После пары-тройки повторных чудес кувшинчик уже самостоятельно наполняется из огромной бочки под кухней. Если Гавриилу не придется по вкусу перерасход бытовых чудес, придётся списать всё на сегодняшнее задание.

На маленьком столике три невысокие чаши в чёрной лаковой глазури, ангел по очереди наполняет все три, это облегчает бессвязную беседу, делая её ещё более бессвязной. У обоих братцев припухли веки, а носы похожи на бледно-розовые сливы. С утра лучше друг на друга не смотреть, хотя они же заклинатели… Чудеснут своей благодатью — и похмелья как не бывало…

Цзян Чэн периодически замахивается в сторону «А-сяня», но его тычки сталкиваются с ангельским защитным полем и настолько слабы, что Азирафель перенёс бы их безо всякой защиты, но ему лень. Вэй Усянь синхронно закрывает голову рукой, но тоже делает это по привычке, поскольку ангел сейчас весьма материален и никакие братские замахи долететь до Усяня не могут.

Они уже давно перестали упрекать друг друга, а Азирафель сделал вывод, что причиной размолвки послужил сам факт расставания. Их развела жизнь, но оба не смогли вовремя воссоединиться. Отсутствие братского плеча Цзян Чэн воспринял как предательство, а Вэй Усянь — как неизбежное избавление от обузы в своём лице. Каждый гордо задрал нос, они разошлись по воображаемым углам и оттуда обиженно и потерянно взирали на действия друг друга. Пока не погибла сестра, ждали ответных действий, признания и реванша, но…

— Дорогие мальчики! — восклицает Ацзи Фэнь и обнимает их за плечи. — Вы уже столько потеряли и растратили. Как можно было разбрасываться тем, что дороже всего?

Он знает, что это всего лишь риторический вопрос, достойный Цицерона, но продолжает что-то говорить и говорить, сперва сбившись с ханьского на латынь, потом на енохианский, не замечая, что Вэй Усянь подливает ему вина…

— А скольких братьев потерял ты? — внезапный вопрос Цзян Чэна возвращает его на землю.

— Точно не помню. Половину… — он забыл их имена. Кроме Денницы, пожалуй. Всех остальных Снизу он знает исключительно по «погонялам» и языческим кличкам. Кроули единственный, кто сознательно выбрал себе нормальное земное имя…

— И ты вздумал давать нам советы? Не помнящий своих братьев?

— Это была братоубийственная война. Забвение стало актом божественного Милосердия…

— Бедные люди, — легкомысленно улыбается Вэй Усянь сквозь бегущие слезы. — Нам забвения в таких случаях не полагается.

— Именно поэтому вы можете попросить прощения друг у друга! — пылко (пожалуй, даже излишне пылко) возражает Азирафель. — Вы можете вспоминать вместе! Вам же есть что вспомнить, всё самое лучшее, самое замечательное!

…Он никак не может вспомнить имени того ангела, что показывал ему чёрную дыру. Но после Падения памяти лишились все подряд. Он тогда заново знакомился с Уриил и Михаил, а Гавриил сам ввёл его в курс дела, потому что стал главным: у него оказались списки сотрудников и их новых обязанностей. Так что, когда Азирафеля назначили бессменным Стражем Восточных Врат, это автоматически означало новый виток одиночества…

Цзян Чэн и Вэй Усянь переглядываются поверх его поникшей головы и поднимают чаши.

— За нашу память!

Глава X

В преисподнем округе Диюй неспокойно.

Уже второй день среди местных демонов и чертей ходит брожение и смущение умов. Прибыли послы из Европы. Их возглавляет жутко скалящийся предводитель в необычайно замызганных одеждах. Обитатели Диюя не понимают, зачем было рядиться в белую тогу, чтобы размазывать по этому фону дорожную грязь, кровь и прочие телесные жидкости грешников, а также слизь зелёной жабы, намертво прилипшей к голове. Но второй молодой господин Хас Тючжи таращит страшные непроглядно-чёрные глаза, угрожающе покрывается волдырями и бородавками и всячески измывается над своими подчиненными, такими же пупырчатыми и глубоко несчастными. От страха перед безрассудным своим господином они периодически нервно лижут стены, чем портят резьбу и указы Восемнадцати Старейшин.

Вокруг этих пришельцев сразу возникает напряжение, никто не стремится с ними налаживать контакт, после того как третьего дня пара любопытных были превращены в две неаккуратные, совершенно неэстетичные кучки пепла. Тогда Цзинь Гуанъяо поспешно развеял из неловким движением плохо слушающейся правой руки. Фигурально выражаясь, нет тела — нет дела.

Единственной переменной величиной в окружении второго молодого господина Хас Тючжи является демон Эйликэ. Эйликэ молодой, смуглый и болтливый, с торчащими волосами — типичный лаовай. Переменным Эйликэ становится после того, как лопается, словно мыльный пузырь, от огненных тычков своего хозяина. К тому же Хас Тючжи отправляет Эйликэ с какими-то поручениями, но тот никогда не возвращается, однако спустя некоторое время возобновляет своё существование в Диюе. Никто из посланных Цзинь Гуанъяо наблюдателей так и не смог определить, один ли это демон Эйликэ, или их бесконечное число.

— Гы-ы! — неприлично громко ржёт Хас Тючжи. Его рёв подхватывает свита из четырех тритонообразных демонов и одного темнокожего человекоподобного с хамелеоном — типичного европейца. Кажется, они собираются послать Эйликэ в новый невозвратный путь. Цзинь Гуанъяо вслушивается, ибо только учится различать довавилонский, на котором болтают высшие демоны.

Он мается в непроглядных чертогах Диюя уже несколько лет. Или веков. Отсутствие разумной деятельности и бесконечная волокита по любым пустякам способна вывести из себя даже такого сверхтерпеливого человека, как Цзинь Гуанъяо. Сначала ему казалось, что среди туповатых жалобщиков и лукавых сутяг он сделает быструю карьеру и сможет подняться повыше по службе. Сперва покойный заклинатель, потом покойный Глава клана, потом покойный Верховный заклинатель (их тут несколько, но он быстро обошел Вэнь Жоханя), потом покойный князь, потом покойный император (о! это был незабываемый триумф) — и тут он вместо того, чтобы подняться, внезапно провалился глубже и стал третьим помощником судьи, правда, перестав зваться покойным. Цзинь Гуанъяо охватил ужас, когда он осознал, что чем выше его достижения в аду, тем глубже он проваливается. Но, ненадолго задумавшись, он принял решение не унывать, а добиться наивысшего могущества в рекордно сжатые сроки.

Так дело с воскрешением по заказу племянника становится важной вехой в посмертной судьбе Цзинь Гуанъяо. Он практически сразу бесповоротно решает, что этим смертным, вне всякого сомнения, станет он сам. Кто ж роднее Маленькой Госпоже, как не родной дядя!

Теперь же, вслушиваясь в поручения Хас Тючжи, он находит прямую лазейку для возвращения к жизни. Достаточно перехватить Эйликэ и вписать своё имя в трёх экземплярах заявок на воссоединение души с телом.

***

Белоснежные хвостики самца райской мухоловки свешиваются меж ивовых ветвей. При виде людей птица торопливо вспархивает — пытается отвлечь от гнезда. В нём остался последний птенец, самый трусливый и неуклюжий, но оттого ещё более любимый.

— Лань Чжа-ань, — тянет Вэй Усянь, — у него хвост как твоя налобная лента. Такой же беленький. И помогает рулить при полёте, ха-ха…

Они вернулись на кладбище, чтобы забрать оброненную и забытую вчера книгу с призыванием «Небесного дракона». Чужестранная книжонка оказывается как раз под ивой. Вэй Усянь отряхивает сафьяновую обложку и прячет за пазуху.

Лань Ванцзи немного ревниво прослеживает путь книжки, но тут острый взгляд его цепляется за ошмётки серой бумаги, на которые недвусмысленно указывает серый палец трупа с загнутым чёрным ногтем.

— Вот не нравилась мне эта могилка, — бормочет Вэй Усянь и, небрежно оттолкнув палец, поднимает неаккуратно скомканный бланк. — Ну надо же! Тот же язык, что в книге. Надо показать…

— Ацзи Фэню. Он учёный… нечеловек. И не склонен ко лжи. Я думаю. — Лань Ванцзи не скрывает, что не доверяет Гжоу Ли, особенно из-за его адской ауры и некоторой симпатии к нему Вэй Усяня.

— Да-да, конечно. К нему и направимся? Ты наверняка плохо знаешь Юньмэн, так что можем отправиться к ангелу самой красивой дорогой!

— Самой короткой. Демоны изменчивы. Времени мало. Надо спасти.

— Лань Чжань, подожди! Пока, птички…

Величественная фигура Верховного Заклинателя удаляется стремительным, буквально летящим шагом, впрочем, ничуть не напоминающим бег. Однако Вэй Усяню приходится значительно ускориться, чтобы хоть как-то соответствовать.

Юньмэнское лето радостно распахивает гостеприимные объятия, но они игнорируют блеск мелькающей там-сям воды и ароматы расцветающих лилий. Нужно торопиться. Райские мухоловки по-быстрому выпихивают последнего птенца...

***

Азирафель и Кроули сидят в изящной резной беседке, с трех сторон окруженной водами роскошного лотосового пруда. На белых одеждах ангела застыли розовые и изумрудные рефлексы. Где-то лениво плещет хвостом рыба. В небе ни облачка. Азирафель зажмурился и подставил своё белокожее лицо солнцу. «Сгорит ведь», — почему-то беспокоится Кроули, но понимает, что нежный цвет лица был при ангеле с древнейших времен.

Кроули вынужден поделиться всеми подробностями дела о воскрешении. Ему не хочется делать никаких добрых дел, но на всякий случай он спрашивает, может ли Азирафель навести справки о некоторых людях с фамилиями Цзян и Цзинь. Ангел рассеянно соглашается, но тут же спохватывается: его общение с Небесами всё ещё одностороннее. Он надеется, что хотя бы в следующем столетии сможет связаться с Раем с помощью какого-нибудь простого устройства. Кроули предлагает употребить «информационных бабочек» Цзинь Лина. Они начинают ленивый спор, совершенно не заботясь о правоте или достоверности предположений.

— Позволь всё же усомниться в разумности насекомых, — ангел не занудствует, он правда осторожен и предусмотрителен.

— Они не насекомые как таковые, они искусственные магические субстанции с единственной функцией передачи данных, — Кроули совершенно трезв, поэтому его речи становятся не столько соблазнительными, сколько логичными и требующими внимания. Этот злобный демон был толковым ангелом…

— Ты предлагаешь их попросту послать на небеса в поисках души Цзян Яньли? Они точно потеряются.

— Да нет же! В архив, к ангелу, ведущему реестр. У вас же есть реестры? Ты знаком хоть с кем-то?

Азирафель хочет ответить, что знаком с весьма узким кругом лиц, из-за того что был приставлен сначала к Эдемским вратам, а потом — к оставленному человечеству, но он не хочет прослыть невеждой или, того хуже, недотёпой. У него есть, в конце концов, его легион и его ангельское подразделение… где его, скорее всего, никто не знает. С другой стороны, архивист… Архивист и букинист практически коллеги.

На лоб размышляющего ангела присаживается маленькая голубянка. Она нерешительно шагает по светлой брови. Он морщит лоб. Бабочка останавливается, но после минутного замешательства продолжает бороздить просторы ангельского лба.

— А довольно противные лапки у этих небесных созданий… — Азирафель решительно сгоняет голубянку и садится. Щелчком правой руки он создает её копию и, шепнув несколько слов, отправляет в полет.

— Жаль, нет таких для Ада. Удобно с отчетами посылать.

— А летучие мыши как же?

— Ох, Ази, ты гений, хоть и светлый. Поймал мыша и ждёшь не спеша. Ты небось завтракать хочешь, по щекам вижу.

— А что с ними? — Азирафель испуганно обхватывает лицо.

— Сдулись.

— Гадкий демон.

— Взаимно. Тут чудные локвы и ещё какие-то интересные штучки из теста…

Они поднимаются и идут в сторону трапезной в Пристани Лотоса. Когда они удаляются на приличное расстояние, с трудом проламывая крепкие доски пола, в беседке появляется одноразовый демон Эрик с пачкой бумаг. Оказавшись в опасной близости от воды, он отшатывается, прыжками несётся вдогонку за Кроули и тут же попадается в снабженную тревожными талисманами ловчую Сеть Божественного плетения. На вопли поверженного демона сбегаются ученики ордена Юньмэн Цзян и, недолго думая, чинят расправу. Серые, замызганные жабьей икрой бумаги ветер уносит в пруд.

***

— Ты, эта, чего рядом с нами ошиваешься? — Хастур смотрит чёрными глазами без белков на слегка съежившегося в поклоне и без того миниатюрного Цзинь Гуанъяо. — Весь в золоте аки прынц. Не положено! На меня смотри!

Тот поднимает глаза, взмахивает ресницами и скромно улыбается, на щеках играют ямочки, и весь вид его, покорный и умильный, должен вызвать у нормального собеседника расположение. Но он имеет дело с Хастуром.

— Цзинь Гуанъяо, второй помощник судьи, ваше демоническое достоинство. Осмелюсь заметить, что слуга ваш, посылаемый наверх, очевидно, при всей расторопности своей, незнаком с местными обычаями, посему не может вовремя исполнить данное ему поручение.

— Хочешь вместо него? Хитрый какой! То-то рожа мне твоя сразу не понравилась. Подержи! — Он протягивает жабу, и Яо покорно держит её на вытянутых руках, поливая вонючей слизью вполне приличный пол в чёрную и золотистую плитку. Хастур в это время утирает какой-то тряпкой лоб и жалуется: — Жарко у вас тут! Даже забыл, какая в Аду холодрыга.

— Это в этом кругу так, — охотно отзывается Цзинь Гуанъяо. — В десяти подразделах Диюя мороз. И всё же ваш демон Эйликэ не знает расположения ловушек и препятствий.

Через пару часов вежливых препирательств, двух пригоршней слизняков, собранных с годовалых трупов специально для жабы, и пожертвованной в качестве жабьего трона шапочки маоцзы бывший Верховный Заклинатель выбирается на поверхность Земли. В плохо слушающейся правой руке он сжимает три бланка на непонятном языке, который должен заполнить некто Гжоу Ли, эмиссар Ада, в настоящий момент путешествующий по Юньмэну.

В первую минуту Цзинь Гуанъяо чуть не падает, сбитый с ног солнечным светом, душистым летним ветром и огромным количеством звуков: орут мухоловки, где-то заливается иволга, стучит дятел, плещет вода, олень проламывает путь сквозь слишком тесно растущие заросли молодого бамбука, удирая от невидимого хищника. На самом деле олень бежит довольно далеко, но Яо оглушен, он слепо смотрит на Солнце и больше всего на свете хочет остаться в этом мгновении. Чтоб они все провалились в центр Земли со своими бланками и подписями!

Но сейчас его задача — встретиться с господином Гжоу и одновременно не попасться на глаза кому-нибудь другому, кто помнит его в лицо. Возможно, стоило переодеться.

Глава XI

— Твоя бабушка вряд ли гордилась бы тобой! Притащил чёрти кого в Орден, вступил в сговор с демонами, с какими-то подозрительными ангелами, а теперь мнёшься, как жеманная девица, не в силах принять решение! Какую тряпку я вырастил!

Цзян Чэн горячится, не жалея слов в адрес несчастного племянника, который стоит в его кабинете, надутый и красный, и комкает в руках какие-то свитки. От бамбуковой бумаги остались уже жалкие полоски и клочки. Цзинь Лин молча клянется себе, что точно не будет хныкать, что бесконечные ожидания со стороны никогда не виданной бабушки не оправдываются из года в год, что сам дядя, наверняка, в юности выслушивал подобные упрёки ежечасно. Что он сам, в конце концов, наследник великого Ордена Ланьлин Цзинь, и не потерпит… вернее, как раз потерпит.

Страдания юного Главы Цзинь прерываются деликатным стуком и покашливанием из-за двери. Господ приглашают в обеденную залу. В приоткрытую щель внезапно влетают три маленькие бабочки необычного зеленовато-голубого цвета и начинают кружиться в хороводе над головой дяди и племянника, а потом возвращаются обратно за дверь.

Следует поспешить: бабочки должны означать вести, хоть и не отливают привычным золотом. Цзинь Лин немедленно забывает об обидах и вприпрыжку мчится по коридору.

Когда они входят в зал, где уже мается в уголке Не Хуайсан, в противоположные двери с вежливым поклоном вступает Лань Ванцзи с незабвенным родственником у плеча. В руках Верховного Заклинателя обнаруживается забытая книга. Однако, о ней сейчас никто не думает, все взгляды обращены на загадочных вестниц.

— Ах, вот они! — восклицает Азирафаэль, с улыбкой входя в помещение. — Но их теперь стало три.

Бабочки при виде ангела выстраиваются в рядок, потом неожиданно сталкиваются в воздухе и обращаются бледным призраком, источающим свет и какой-то знакомый запах — грозы и сирени.

Молоденькая женщина с лицом, почти копирующим черты Цзян Чэна, в котором, однако, каждый угол сглажен, каждая напряженная морщинка расправлена, смотрит прозрачными глазами в сторону юноши в золотых одеждах. Он сразу понял, кто перед ним, но прирастает к месту в ужасе, что, если приблизится хоть на шаг, иллюзия тотчас развеется. Цзян Чэн замирает на месте, точно так же не в силах оторвать взгляда.

— Яньли, — выдыхает бесстыдник Вэй Усянь, — дорогая шицзе! Ты вернёшься к нам?

Цзян Чэн делает нетерпеливый жест рукой, как будто мысленно сворачивает шею разговорчивому братцу. Но тот продолжает, вот ведь поганец:

— Ты ведь узнаёшь своего сына, шицзе? Цзинь Жулань вырос и стал совсем взрослым…

Призрак не отрывает взгляда от лица Цзинь Лина, по которому наконец текут слёзы. Тому совершенно наплевать, сколько людей и нелюдей сейчас на него смотрят. И вот раздаётся голос тихий, но достаточно звонкий, чтобы его услышали все присутствующие:

— Мальчик мой! Ты хотел видеть меня с момента, как осознал себя в этом мире, но я не могла прийти. Прости, что оставила тебя одного. Мне показалось, что моя роль в жизни близких слишком велика и я могу остановить судьбу. Увы, наш выбор не всегда удачен. Хотя… — девушка поднимает голову, — братья мои, вы вместе, значит смерть моя не была напрасной.

— Ты вернёшься? — Цзинь Лин озвучивает свой главный вопрос, но призрак качает головой.

— Я не могу вернуться сейчас, сынок. Ты подожди нашей встречи, проживи долгую счастливую жизнь, и мы обязательно увидимся. Клянусь, я сделаю всё, чтобы встретить тебя первой. А вам, мальчики…. я желаю поскорее найти свою дорогу. Мне кажется, вы немного застряли на перепутье… — Цзян Яньли улыбается, и комната наполняется солнечным светом, отчего призрак становится чуть более прозрачным. Её братья и сын непроизвольно делают шаг навстречу, чтобы удержать её от окончательного растворения в воздухе. — А-Сянь, ты желаешь повидать мир, бежишь от себя, но твоё сердце находится в известном тебе месте. А ты, А-Чэн, никак не можешь остановиться и подумать: чего ты на самом деле хочешь. Тебе нельзя быть одному, а к этому всё идет. Мальчик вырос и скоро пойдет по своему пути, а что останется тебе?

Цзян Яньли склоняет голову, и призрак становится совсем маленьким. Она меньше ростом, чем её сын. Но вдруг она как будто слышит что-то и поднимается над землёй.

— Ангел, ангел Ацзи Фэнь, сюда идут! Ты должен выполнить поручение Небес, но сделай так, чтобы никто не пострадал, прошу!..

Она протягивает тонкую прозрачную руку, словно желая охватить всех стоящих вблизи неё родственников. Изображение исчезает: фигура девушки распадается на мириады светящихся пылинок, тающих мгновенно. Вот она была — и вот нет её.

Цзинь Лин с коротким вскриком пролетает сквозь то место, где только что стояла его мать, и утыкается в грудь Вэй Усяня, тоже сорвавшегося вперёд. Кроули морщится: он не выносит слёз и издает какой-то свистящий раздражённый звук. Лань Ванцзи кладёт руку на плечо друга: «Вэй Ин». Не Хуайсан неожиданно громко икает и закрывается веером. В дверях замерли младшие Лани, Цзинъи хочет подойти к другу, но Сычжуй его удерживает.

Все поражены и тронуты. Однако дела это не меняет. Кроули сердится на слезливых смертных и тихо всхлипывающего рядом Азирафеля. Им по-прежнему надо искать кандидатуру в Аду.

***

После скомканного позднего завтрака Кроули один выходит за дверь. Ему срочно надо подумать и по возможности проверить, что творится в Конторе. Он ни разу не проникал в Ад на территории департамента Диюй. Для качественного входа под землю Кроули решает принять свою змеиную форму и ищет уединённое место, чтобы не привлекать излишнего внимания. Как назло, вокруг снуют облачённые в сиреневые костюмчики ученики Юньмэн Цзян, чтоб их!

Он удаляется всё дальше и дальше от строений и скопления людей, пока не выходит к берегу длинного, как язык, озерца, окружённого мирно колышущимся камышом. Среди голубых и бронзовых стрекоз он чувствует себя значительно спокойнее. Он совсем было уже собрался обратиться, как за спиной раздаётся деликатное покашливание.

— Господин Гжоу Ли? Прошу прощения за то, что нарушаю ваше… — Кроули резко, по-змеиному, поворачивается. — Уединение.

Перед ним склонился хрупкий молодой человек, которого он поначалу принял было за Цзинь Лина, но уж больно вежлив этот приставала. Распрямившись он едва достигает груди демона. Кроули прищуривается и рассматривает пришельца. Он точно знает, что секунду назад его здесь не было. Но что он явственно ощущает: от парня попахивает. Адской копотью, вонью загробной жизни, чёрным душком предательства и клятвопреступления, гаденьким ароматом жжёной карамели с привкусом тухлой рыбы и прогорклых благовоний.

— Этого недостойного зовут Цзинь Гуанъяо, я помощник судьи тринадцатого округа департамента Диюй. И я дядя Цзинь Лина.

— Нгк?

Еще один дядя? Сколько их у несчастного мальчишки?

— Он мой единственный племянник… был. Я подарил ему собаку на день рождения. Растил его в Ланьлине, он же остался без отца и матери. Но я погиб после войны из-за происков моих политических оппонентов. Они могли внушить мальчику враждебные мысли. А ведь я его действительно любил, вам кто угодно скажет.

Цзинь Гуанъяо не кривит душой, он никогда не испытывал к Цзинь Лину ничего, кроме симпатии. Разве что однажды в детстве, когда малявку стошнило на его парадную мантию за мгновение до выхода к народу на празднике Середины Осени. Это было омерзительно, но никак не хуже того, что он ежедневно видит и обоняет теперь. Потом А-Лин рос сообразительным и вполне усердным, несмотря на дурную наследственность вздорных Цзянов.

Цзинь Гуанъяо смотрит Кроули прямо в глаза, и всё его кукольное личико выражает уверенность в собственной правоте. Правая рука протянута в сторону демона, и в ней всё те же три бланка на серой бумаге из вторсырья.

— Я не имею никаких прав настаивать, но установленный срок приближается, и вам надо принять решение. Я ручаюсь, что Цзинь Лину моя помощь в управлении Ланьлином будет только на руку. А вам — тем более.

Кроули поднимает брови над маленькими чёрными стёклышками очков. Весь его вид выражает недоумение, граничащее с возмущением, но Мэн Яо продолжает:

— Вам что важнее, исполнить глупое желание мальчишки? Доброе дело хотите совершить, Гжоу Ли? Ни капли не хотите Хас Тючжи нос утереть? Завоевать доверие начальства и зависть коллег?

Кто кого здесь соблазняет? Кроули осознаёт, что под влиянием Азирафеля заигрался в добренького небожителя. А он такой же, как этот вот Цзинь-как его, даже ещё более расчётливый и властный. Он будущий герцог Ада! И Хастур со своей жабой будет чёрной слизью исходить, когда поймёт, что ему как до Луны до неподражаемого Кроули, Змея Эдемского…

— Кроули, ты где?! — голос Азирафеля высокий и звонкий, и разносится далеко.

Ну вот, всё величие спугнул, ангел чёртов! Кроули выдёргивает из протянутой руки бланки, хмурит изогнутые брови и резко спрашивает:

— Имя точно как пишется? Мне надо латиницей внести и отправить сегодня же.

Цзинь Гуанъяо долго терпеливо, буквально по отдельным звукам диктует своё имя, неотрывно смотрит, как значки дублируются ещё и ещё раз. Его давно смолкнувшее сердце готово вырваться из бестелесной груди.

— Но ведь я сам могу отправить, господин Гжоу. Меня, собственно, с этим к вам и направили. Госпожа Вэй Цзэвуй… — он наугад произносит чужеземное имя, но по реакции Кроули замечает, что всё правильно сказал, — велела поторопиться.

— Иду! Иду! — орёт дурным голосом демон и торопливо суёт Цзинь Гуанъяо три бумажки, на которых уже вывел в качестве исполнителя своё имя.

Тот кланяется три раза и исчезает в болотистой почве в мгновение ока. Кроули его не замечает: он торопится к ангелу сказать, что всё прекрасно уладил и они могут двигаться прежним курсом.

***

В далёком Заоблачье в светлом стерильном кабинете на белоснежном офисном столе звенит серебряный колокольчик. Нежно-фиалковое велюровое кресло-яйцо резко разворачивается. Архангел Гавриил хлопает и потирает ладони.

— Попался, голубчик! Эй, кто там в приёмной! Несите!

Дверь кабинета отворяется. Возникший на пороге кудрявый ангел-секретарь с кремовыми бакенбардами и курчавыми перьями на крыльях держит двумя пальцами мелкую летучую мышку.

Гавриил достает из невидимого стенного шкафа шишковатую палицу, которая в замахе превращается в деревянный молоток для крокета, и сразу же — в титановую клюшку для гольфа:

— Давай!

Секретарь подбрасывает мыша, клюшка описывает дугу и отправляет несчастное создание в полёт прямо сквозь огромное панорамное окно. Стекло остаётся невредимым.

— Ну что, Вельзевулище, попляшешь у меня, высокомерная тварь!

Глава XII

Не Хуайсан скачет по илистым кочкам вслед за Азирафелем и придерживает на макушке такую же шёлковую шляпу доули нежно-розового цвета.

Он не может понять, что толкает ангела именно в этом направлении. Наверное, какая-то потусторонняя чуйка, а может, связь в области парного совершенствования, что звучит гораздо более романтично и заставляет вздрагивать его нежную натуру. Не Хуайсан, несмотря на всю изворотливость ума, совсем не циник.

Поскользнувшись в глинистой луже, оставшейся после вчерашней грозы, Глава Не шлёпается на пятую точку и с трудом пытается догнать слишком оживлённо шагающего приятеля-небожителя.

— Кроули, ну куда ж ты запропастился, я знаю, что ты здесь!

— Откуда?

— Ах, я всё-таки был прав. Ты здесь. Я хочу посоветоваться. Мы с господином Не сопоставили данные и пришли к выводу. Для нормального взросления и семейного счастья молодому господину Цзиню нужно, чтобы в его семействе царили мир и душевное благополучие. У него не так мало родни. Вэй Усянь, как мы видим, вполне гармонично распорядился своей жизнью, несмотря на прежние противоречия. Чего не скажешь о самом близком человеке для мальчика — о его дяде Цзяне.

— Цзян Чэн упрям и несговорчив, но сердце у него мягкое. Именно он так избаловал племянника. — Не Хуайсан слегка запыхался, но легко подхватывает мысль.

— Если будет счастлив дядя, всё пойдет на лад, Цзинь Лин сможет строить самостоятельную жизнь и не метаться между двумя кланами, а для этого...

Они говорят по очереди, видно, что уже обсудили это не единожды. Кроули прекрасно понимает, что объективно они правы. Но в нём играет внезапное демоническое упрямство (и запоздалый ужас, поскольку документы он уже заполнил и отправил).

— А с чего вы взяли, что Аду выгодна эта семейная идиллия? Нашли о чём заботиться! Я, может, сам уже подыскал кандидатуру, вполне подходящую…

— ...Главу Цзян нужно женить! Что, Кроули?..

Вид у ангела какой-то не то чтобы несчастный, но такой… неуверенный. Он ещё продолжает лучезарно улыбаться, а в глазах поселилась тревога. Кроули нервно поглаживает татуировку на виске, и его встречный оскал мало напоминает улыбку. Всё-таки зачем он поторопился? Хотел поскорей избавиться от обузы, да и сладкоречивый этот помощник судьи…

Кроули запоздало понимает, что его использовали, как наивного игрока в напёрстки. Кое-кто слегка облажался. Только слегка, потому что какое ему дело до этих смертных. Какое ему дело до этого ангела! Этот нежнотелый зануда всё время называет его гадким демоном и смотрит так, что Кроули всякий раз нервно сглатывает. А потом оказывается в пентаграмме на потеху ребятне… Он не будет сожалеть, это недостойно пафосного демонического образа!

Воздух вокруг них наполняется пронзительным звоном, от которого Кроули глохнет и валится на колени. Азирафель расправляет огромные белые крылья и прикрывает его уши. Не Хуайсан не слышит ровным счётом ничего и недоуменно взирает на пару сверхъестественных существ.

Вокруг них вздыбливается берег озера, в камышах трещит, словно пробирается бегемот, раздаётся воинственное кваканье. Не Хуайсан в ужасе вытягивает шею и тотчас прячется за веер. Камыши вспыхивают, но тотчас гаснут из-за сырости, оставляя в воздухе удушливую вонь. По мелководью к ним вышагивает Хастур с жабой на шляпе и тащит за шиворот семенящего Цзинь Гуанъяо.

Пронзительный звон сменяется свистом лопастей, напоминающим десантный вертолёт будущего, но об этом никто из присутствующих ещё не знает. Разрезая крыльями влажный полуденный воздух, на сцену боевых действий влетает архангел Гавриил.

— Именем Святых Небес приказываю вам, ничтожные демоны, повиноваться! Вы хотите нарушить мировой порядок и воскресить грешника пртив Воли Ея!

Из самой зловонной лужи с чпоканьем вылупляется мухомор и вырастает до размеров весьма невысокой дамочки в чёрных лохмотьях, но с вызолоченной саблей у пояса и роем навозных мух вокруг головы. В руке она сжимает давешнего мышонка и непринуждённо чешет за ухом указательным пальцем. Она явно не робеет перед громыхающим архангелом и сразу вступает в перепалку:

— Что за высокопарные речи! Это ваш Отдел Высших Воздействий предписал нам выполнить заказ третьей стороны по воскрешению смертного. Обычная процедура, в первый раз что ли…

— Да как смеешь ты, Адское отродье! Вельзевул, следи лучше за своими мухами!

— От отродья слышу! Хастур, этого человечка вписал Кроули?

— Да, самый что ни на есть грешник, первый сорт, душа чернее сажи!

— Вот! Давай я подмахну, и ему выдадут тельце. Дагон с моей подписью подсуетится, не придется три года ждать.

Гавриил пыхает электричеством, вода в озере морщится складками, жаба Хастура начинает орать особенно мерзко, ей вторят юньмэнские лягушки. Архангел не выдерживает и в момент передачи бумаг испепеляет серые бланки компактной шаровой молнией. Цзинь Гуанъяо горестно вскрикивает и хватается за голову.

— Ты что творишь! — воинственно орёт Вельзевул, мухи угрожающе жужжат у самого носа Гавриила.

— П-простите, а можем ли мы предложить другого кандидата на воскрешение, более… достойную? — Азирафель поднимает руку и беспомощно шевелит в воздухе пальцами. Мухи тотчас подлетают к нему, он отмахивается доули.

Все присутствующие нетерпеливо разворачиваются к ангелу, тот нервно теребит вышивку на ханьфу.

— На самом деле я, как случайный свидетель со стороны Небес, осмелюсь предложить кандидата, чьё воскрешение пошло бы на пользу общества. Это женщина, — он непроизвольно кланяется в сторону Вельзевул, — вылечившая сотни людей, она спасла многие жизни и приняла смерть от рук толпы, чтобы спасти близкого человека.

— Любовника? — сурово вопрошает Гавриил, а сам показывает Азирафелю большой палец, как будто Это Адское Отродье слепая. Вельзевул замечает и хмурится.

— Нет, совсем нет. Изгнанника, взявшего под защиту её род. Она умерла незамужней девой.

— Откуда ты всё это знаешь? — одними губами спрашивает Кроули, и ангел делает случайный жест шляпой в сторону сидящего под кустом Не Хуайсана.

Чавкающая грязь у ног Вельзевул вновь вспучивается сероводородными пузырями, и на твёрдую почву вышагивает шишковатый и пупырчатый демон-привратник, он же глашатай, он же младший чиновник минимальных поручений. Собственно, это мелкое чудище не имеет имени, никто не знает даже, один ли он или их легион, таких уродцев.

— А вот значица из канцелярии докладивають, што кончилися у них бланки-та. Эрик как есть все извёл, одноразовая нечисть.

Гавриил смотрит так страшно, что всем становится ясно: сейчас на одного пупырчатого идиота станет меньше. Но тому совершенно безразличны гневные взгляды чужого начальства — у него есть своё. Пупырок продолжает кланяться Вельзевул и разводить лапками — нет, ни одного даже вот такусенького. Мухи благосклонно усаживаются на голове пупырчатого в форме лаврового венца.

***

— Та-ак, а теперь мой выход, не будь я Старейшиной Илина, — шепчет в высоких кустах боярышника Вэй Усянь. — Лань Чжань, как я выгляжу?

— Мгм…

— Давай сюда эти бумажки. Хорошо, что в твоём ордене используют разглаживающие заклинания. То-то вы всегда так аккуратно выгля… Не толкайся, я уже иду. Цзинь Лин со мной.

— Мы тоже идём!

— Не-а, вы ноги в руки, вернее, на мечи — и бегом за Цзян Чэном, он сейчас разбирает почту.

Вэй Усянь заводит какую-то кабацкую песенку про девицу в красном ханьфу и её мать и с шумом лезет на полянку.

Все стоящие на берегу уже повернули головы в сторону боярышника и ждут очередного подвоха, правда, не знают, с чьей именно стороны. Подвох не заставляет себя ждать в виде местного смертного в чёрном ханьфу с красной отделкой. Человек приямо таки лучится радостью и приветственно машет Кроули, тот непроизвольно кривится в ответ. В правой руке местный прокручивает флейту, а в левой сжимает пачку потерянных на кладбище бланков.

Позади него высится внушительная фигура в белом. Рядом жмётся зелёный юнец в золотистых одеждах, неосторожно вызвавший этот межмирный конфликт. Гавриил оценивает группу поддержки и подозрительно щурится. Вэй Усянь торопливо кланяется и обращается с речью сразу ко всем присутствующим:

— Поскольку господин Ацзи Фэнь уже озвучил вполне взвешенную позицию, удовлетворяющую заказчика… Удовлетворяющую? — строго спрашивает он племянника. Тот испуганно кивает. — То мы можем предложить ему. Ах нет, это же господин Гжоу Ли уполномочен заполнить бумаги, они действительны только с его подписью… — Вэй Усянь протягивает бумажки демону. — И конфликт исчерпан. Бабайки сыты, детишки целы.

— Мгм, — в подтверждение его слов наклоняет голову Лань Ванцзи и поворачивается к мальчику.

— Я желаю, чтобы демон Гжоу Ли вернул из Диюя Вэнь Цин!!! — голос Цзинь Лина срывается на писк, но он услышан обеими сторонами.

— Принято, малой, — шипит Кроули и, взяв у Вэй Усяня бумажки, вписывает имя девы Вэнь. Повторив процедуру трижды и снабдив документы подписью, он отправляет их прямиком в грязнющие лапы привратника. — И не вздумай потерять, пирожочек!

Кроули встаёт и небрежно отряхивает одежду. Гавриил проверил бумаги издали, кинув орлиный взор, ещё когда Кроули писал имя.

— Справедливость восторжествовала, Азирафелю объявляется устная благодарность. Всем спасибо, все свободны.

Он расправляет крылья и берёт разгон. Вельзевул широко замахивается, и среди широких складок архангельского одеяния расцветает чернильное пятно. Это летучая мышь в ужасе растопырила лапки и крылышки.

— А вот и счастливый будущий жених, — неожиданно бодро восклицает Кроули при виде приближающегося Цзян Чэна. — Покуда мы не разошлись, я сообщу вам, моя госпожа, своё экспертное мнение.

Вельзевул, тоже собравшаяся восвояси, оборачивается:

— Что ты можешь сказать? Ты опозорил нас перед этими белопёрыми…

— А вот и нет. Я действительно ждал их одобрения, чтобы позже посрамить. Итак, за что же госпожа Вэнь попала в департамент Диюй? — Кроули скалится и обводит взглядом всех, включая жабу. — Вздорная баба, любительница втыкать иголки в кого попало, деспотичная сестра, врачиха, проводившая весьма рискованные операции на живых людях без наркоза, вивисекторша редисок. Поздравляю, глава Цзян! Вам достанется склочница и скандалистка, которая заткнула бы за пояс вашу покойную мать в самые худшие минуты жизни. После ссор она подсунет вам в рис пилюлю, вызывающую понос. Она будет кормить ваших детей по часам и не даст ни есть, ни спать!

Он с трудом переводит дух и замечает совершенно изумлённый взгляд Лань Ванцзи. Тот, наверное, не видел, чтобы люди говорили с подобной скоростью. Хотя у него же есть Вэй Усянь…

Азирафель в ужасе мнёт поля доули и смотрит на Не Хуайсана. Тот загадочно улыбается. Тогда Азирафель переводит взгляд на демона.

— Откуда ты всё это узнал? — спрашивает он одними губами Кроули. Тот незаметно кивает на Вэй Усяня.

— Повезёт тебе с тёткой, — Вельзевул ядовито улыбается, и одна подлая муха садится Цзинь Лину прямо на кончик носа. — Кроули, реабилитирован. Хастур, за мной.

Она уходит под землю как военный корабль с пробоиной — не спеша и с определённым достоинством. Впечатление портят мухи, суетливо пытающиеся пробить земную кору. Цзинь Гуанъяо делает несколько отчаянных жестов в сторону Кроули, но Хастур тащит его по лужам. Кроули пожимает плечами: ну, не повезло, не потонешь же? Гуанъяо действительно болтается на поверхности грязи и отказывается тонуть. Кроули подходит ближе.

— Да не трепыхайся ты так. Хочешь, в Вальхаллу пристрою? У меня есть одна знакомая там, с рогами и ногами и… всем остальным. Она бы тебя на руке носила. Дипломатические связи опять же, а?

— Кроули, ты молодец, — непонятно, чего в голосе Азирафеля больше — яда или восторга.

— А вот это вот не надо! — Демон раздражённо щёлкает пальцами, и бывший Верховный Заклинатель исчезает с поверхности земли.

Цзян Чэн безмолвствует всё это время, не в силах вставить слово. Он уже понял про Вэнь Цин, но совершенно не в курсе, что за странные существа бродят в окрестностях Пристани Лотоса. Летающий мужчина — вне всякого сомнения, ангел, уродец с гребнем и лохматая девка с мухами — демоны, тот парень с чёрными глазами тоже. Откуда взялся Цзинь-чтоб-он-провалился-Гуанъяо? К счастью, все они поспешно покидают место встречи, причем прямо в соответствии с его пожеланиями. Цзинь Лин смотрит на него с какой-то надеждой.

— Что смотришь? Без меня меня женил? Я так понимаю, это заговор? — Цзян Чэн обводит глазами всех присутствующих.

— Надеюсь, что да, — шепчет Не Хуайсан и первым идёт в сторону дома. Он чертовски устал.

***

— Ждать три года, сказала она? —Цзян Чэн цедит фруктовое вино в компании всех гостей, кроме мальчиков и Лань Ванцзи.

Мальчишки отправились на ночную охоту, запланированную ещё две недели назад. Цзян Чэн очень сомневается, что на его юных гостей может произвести впечатление мелкая юньмэнская нечисть после небожителей и демонов. Но им надо войти в ритм повседневной жизни. Потренироваться. В конце концов, провести время без взрослых.

Лань Ванцзи не переносит алкоголь, потому обретает душевное равновесие (оно у него поколебалось хоть на волос?) с помощью музицирования на гуцине. Сейчас он не играет ничего особенного, просто перебирает струны, но постепенно вырисовывается мелодия «Покоя». Потом он играет разную светскую музыку, не применяя духовных сил, и изысканные мелодии настраивают каждого на лирический лад.

Ангелу сегодня приятно сидеть молча, он медленно просматривает книгу поэзии из местной библиотеки. Кроули и Вэй Усянь поспорили, кто кого перепьёт, но быстро забросили соревнование и теперь болтают о разных местах Поднебесной. Днём Кроули познакомился с Яблочком и невероятно быстро очаровал его яблоками. После этого они ещё гуляли по местным садам, и ослик трусил за демоном как привязанный. Странно, его вечно пугаются лошади и кошки, но этот дружелюбный осёл явно хочет познакомиться поближе. Это всё яблоки. Соблазнение и яблоки.

Снаружи в резную панель окна ударяется яблочный огрызок. Спустя совсем краткий промежуток времени — второй огрызок. Вряд ли кто-то будет поднимать огрызки, чтобы бросить снова. Кроули подходит к окну. Под окном мнётся одноразовый Эрик. Он со страшной скоростью обкусывает наливное яблочко и опять замахивается. Кроули успевает увернуться. Эрик наконец понимает, что его заметили, и машет когтистой черной рукой. А рядом с ним стоит кто-то очень небольшого роста, пониже Эрика, но голову не видно, она скрыта большим шёлковым зонтом того же алого цвета, что и яблоки, растущие на дереве рядом.

— Мне кажется, она преувеличила, чтобы Гавриилу досадить.

— Думаешь? — Ангел рядом с ним смотрит вниз.

— Ох, цзе-цзе! — Вэй Усянь кричит на всю комнату: — Цзян Чэн, иди встречай!

Эрик быстро ретируется в темноту, а Вэнь Цин остаётся в круге света от большого бумажного фонаря на палке. Она убирает зонт и задирает голову. На её маленькое личико зануды-отличницы со сведёнными бровями падают тяжёлые капли летнего дождя, и она вдруг начинает ловить их губами и смеяться, когда вода попадает в чуть оттопыренные уши. На неё налетает Вэй Усянь и что-то вопит, подняв на руки. Цзян Чэн подходит и кланяется в пояс, зовёт в дом.

— Мы поедем завтра? — спрашивает Кроули и разом отхлёбывает большой глоток вина.

— Имеет смысл путешествовать с семьёй Лань. Не стоит вламываться на охраняемую территорию без специальных жетонов. Во всяком случае, мне — я планирую там поработать. Да и Ханьгуан-цзюнь прикроет наши… эм-м ягодицы, если что. И мальчики адекватные вполне, я знаю, что они тебе нравятся. Подозреваю, что и господин Вэй составит тебе компанию. Я уже не говорю об осле.

И они остаются ещё на немного, пока Вэй Усянь наобщается со своей подругой, а Цзян Чэн начнёт разговаривать длинными предложениями.

Райские мухоловки Юньмэна вырастили птенцов и теперь радостно носятся с ними по ивовым кустам. Лето катится к завершению.

Глава XIII

Август они проводят в ордене Гусу Лань.

В Облачных Глубинах Азирафеля приводит в восторг практически всё: и чудесная лёгкая архитектура, все эти белые стены с круглыми окнами, крыши, крытые чёрной черепицей, и действительно огромная библиотека, собравшая крупицы мудрости со всех уголков Поднебесной, и занятия юных учеников в классах, которые Азирафель склонен сравнивать с философскими школами в Афинах, и даже — о ужас! — любовь ланьцев ко всевозможным правилам и предписаниям.

— А что? Это очень упорядочивает жизнь. Упрощает выбор в сложной ситуации. Помогает вырастить молодёжь, руководствующуюся высокими нравственными принципами. Я неправ?

— Как ангел ты несомненно прав, но это не ангельская обитель! У людей есть свобода воли, которой тут лишают с детства. Если человека неустанно давить правилами, что из него вырастет? Бесхребетный слизняк! — Кроули знает, что горячится, но не хочет сдаваться. — А ещё хуже — лицемер, который будет нарушать их за спиной, прекрасно сознавая ненужность. Но хуже всего тем, кто будет и следовать правилам, и страдать от этого. Не раб и не свободный.

— Ну полно тебе, ты ещё у них тут восстание поднимешь, Люцифер недоделанный… — Азирафель улыбается беззаботно, но Кроули не обманешь: за пару тысячелетий он научился сеять сомнения в этой кудрявой голове. — Здесь хорошая школа, позволяющая передать максимум знаний и воспитать дисциплинированного и способного постоять за себя человека.

— Лань Ванцзи способен постоять за себя, но каким мозгоедом надо быть, чтобы публично обвинять себя за мелкие проступки и специально подставлять спину под палки! Мне всё Вэй Усянь рассказал про детство золотое. И он ведь не дурачок! Погляди на этого свободного и дисциплинированного!

— Это в тебе говорит чисто демоническая непокорность и склонность к хаосу. Тебе бы очень понравилась демократия по принципу «кто кого переорёт».

— Ты хочешь меня оскорбить, потому что я прав!

— Я никогда не хочу тебя оскорбить…

— Пойдём к кроликам, а?

Азирафелю очень идут кролики, особенно когда обступают его со всех сторон, теребят лапками, а он выращивает морковку прямо у своих ног и протягивает им ярко-оранжевые корнеплоды. Кроули только не знает, насколько кролики подходят ему. Он лежит на спине и смотрит в бесконечное августовское небо. Облака в Гусу такие близкие, кажется, вот вчера валялся среди них, как на пуховой перине… Тёмно-бурый кролик спокойно идёт вдоль его правой руки и пытается забраться на плечо. Вскарабкивается и начинает что-то по-кроличьи сопеть на ухо.

— Изыди, — тихо шепчет Кроули, но кролик прекрасно понимает интонацию и продолжает мурчать. — Ты паршивец, знаешь...

Кролик знает. Кроули засыпает в полной безопасности.

***

В отличие от своего преисподнего коллеги, Ацзи Фэнь спать не умеет.

Вэй Усянь ежевечерне после отбоя видит, как ангел «неслышно» отправляется к зданию библиотеки и просиживает там, очевидно, всю ночь до утра. Потому что с утра пораньше он отправляется с учителями на трапезу, а местная еда ему не по нраву, это Вэй Усянь уже понял, но ангел сохраняет благодушный вид, минимально потребляя пресный рис и безвкусные овощи. Вэй Усянь прекрасно помнит «праздники живота» в Юньмэне и завидный аппетит небожителя.

Еще Вэй Усянь видит Гжоу Ли. На самом деле они регулярно видятся, потому что живут в соседних комнатах. Чудесный классификатор Лань Цижэнь расселил всех по цвету ханьфу: Вэй Усянь и Гжоу Ли оказались выселенными на задворки между зимними дровяниками и хозяйственным двором. Гжоу Ли ничего не ест, зато спит порой дольше самого Вэй Усяня. Но поскольку ему не обязательно принимать пищу со всеми, его перемещения мало кто замечает.

Он обычно ловит ангела после дневной трапезы, потом они отправляются на прогулку. Неоднократно сталкиваясь с неразлучной парочкой на кроличьей поляне, Вэй Усянь отмечает лёгкую рассеянность Ацзи Фэня и совершенную расслабленность Змея (странно, он ведь должен алкать кроличьего мяса! Где охотничий инстинкт? Самому Вэй Усяню ужасно нравятся кролики, так бы прямо и съел).

Зато алчущий взор у Гжоу Ли он замечает только по отношению к ангелу. Тот же в упор не различает неожиданной внимательности среди язвительных выпадов, проявленной заботы во время какой-то хулиганской выходки.

Однажды Вэй Усянь повел соседа «по местам боевой славы», то есть по гусуланьским крышам в поисках заныканной выпивки. И каким огненным золотом окрасились змеиные глаза, когда узкий вертикальный зрачок стал отчетливо чёрным. Это Гжоу Ли увидел в окне библиотеки своего ангела над книжкой. Тот сидел, подперев лицо обеими ладонями, и читал какой-то нудный трактат о благочестии (ну не любовный роман же?). Вэй Усянь это запомнил. У него вообще выборочная память на детали, но он никогда не забывает то, что его удивило.

А Ацзи Фэнь? Вэй Усянь никак не может раскусить его характер. Он несомненно очень умён и начитан, с ним можно болтать о совершенно любых вещах, он поддержит разговор ровно до момента, когда будут употреблены слова Рай и Ад или имя Гжоу Ли. Его Азци Фэнь упорно называет демоном, рассуждает о хаосе, неверных решениях и поступках, а сам так оценивающе смотрит.

Однажды Вэй Усянь видит странную картину. Ацзи Фэнь сидит в библиотеке и медленно листает книгу явно не философского содержания: иллюстрации занимают полразворота. Гжоу Ли лежит на скамье, которую, несомненно, придвинул специально, а голова его покоится у ангела на коленях. Демон спит сладким сном, его длинный нос уютно уткнулся в край белого шёлкового рукава и слегка посвистывает.

Ацзи Фэнь резко оборачивается. Позади него Вэй Усяню приходится мучительно определять высоту потолка и расстояние между балками. Губы его крепко сомкнуты в напряжении, как будто мгновение назад его душили.

— Не вижу ничего смешного. Не мешай отдыхать этому злобному исчадью. И, мальчик мой, — это обращение звучит почти угрожающе, — мои рукава на месте, любые намёки оставь при себе. Не тебе, смертный, вмешиваться в дела небесных сущностей!

— Заносчивый южный лаовай с крыльями, — бормочет Вэй Усянь, — ты и друга своего так же ставишь на место. «Ах, Гжоу Ли, хочу еще тех сдобных баоцзы, принеси мне их, гнусный грязный демон». Ты его то приманиваешь, то отталкиваешь, как старая кокетка.

«Ну, давай, вытаскивай свой Хешилао. Ой, щас он меня прибьёт… Или всё-таки побоится разбудить?»

Ацзи Фэнь неожиданно ахает и закрывает ладонями щёки. На голубых глазах выступают слёзы. Он тут же спохватывается, на месте ли голова Гжоу Ли.

— Вам не понять дела небесных сущностей, — бессмысленно повторяет ангел. — Это люди могут дружить, любить, а демоны не могут. Их тьма убивает все светлые чувства. Я привязан к Гжоу Ли, с ним весело, он мне иногда даже помогает, ты же сам видел, но...

— Слышал бы ты себя... понятно, отчего ты так нравишься Лань Цижэню. А насчет Тьмы. Человек любит не из-за неё, а наперекор ей. Гжоу Ли мог сто раз разнести ещё в Юньмэне всё к гулям собачьим, как только выбрался из круга. Когда мы вылезли, я держал в рукаве талисман перемещения. Есть у меня такой, на самый-самый крайний случай. Но он никого не тронул. И пытался помочь Цзинь Лину, чем бы ни прикрывался. Он скверный демон, но хороший человек...

— Такая у него профессия — коварно замышлять. Вот он и... — Ацзи Фэнь сбивается, продолжая прижимать руки к груди. Вся его поза выражает смятение. И Вэй Ин решает дожать.

— А не кажется ли тебе, почтенный Ацзи Фэнь, что замышляешь сейчас ты. В компании чернокнижника и супостата очерняешь имя того, кто тебе ничего, кроме хорошего, не сделал, а? Но ты врёшь, потому что ты его...

— Замолчи! Тс-с-с... нас могут услышать наверху. Я не могу хвалить его, не могу ничего... И адские твари не знают, что мы видимся в этом мире. У нас взаимная жгучая ненависть и полное невзаимпонимание. Молчи, Вэй Усянь!

— Но они же видели вас вместе? Там, на озере. И Габжи Ин этот знает, что вы путешествуете вместе.

— Это мы друг друга выслеживали и мешали.

— Слушай, а зачем вы друг другу мешаете?

— Ну как же, — жарко шепчет Ацзи Фэнь, — он ломает, я чиню, я возвожу — он низвергает, я благословляю — он проклинает. Так и крутимся как можем.

— А зачем? Не проще забить на всю эту головную боль. Если ты не починишь — он не сломает. Так плюньте, и дело с концом. Взаимозачёт.

— Ну знаешь! — у Азирафеля аж дух захватывает от возмущения. — Это же девальвация высших принципов… А вдруг я не починю, а он всё-таки сломает?

— Так договоритесь. Вы же умные! Работайте посменно, меняйтесь заданиями, делов-то!

Вэй Усянь выходит за дверь библиотеки и, нахально насвистывая, углубляется в переходы и закоулки Облачных Глубин — оплота благочестия, средоточия правил и непоколебимых устоев. Его ждёт тот, кто знает все правила наизусть, поэтому умеет ловко фланировать между ними. Это главный блюститель праведности ордена Гусу Лань, блистательный Ханьгуан-цзюнь.

Эпилог

В последний день перед предполагаемым отъездом Ацзи Фэнь наносит официальный визит Лань Цижэню. Они долго беседуют о воспитании молодёжи, об умножении правил, о великолепии библиотеки. Всё это будет отражено в воображаемой лаовайской книге в далёкой Европе. (Или не будет, но об этом Лань Цижэнь вряд ли узнает, хотя как знать, как знать…)

На прощание путешественник Ацзи Фэнь с глубочайшим уважением к почтенному учителю просит показать его меч. Лань Цижень подходит к стойке для оружия и достаёт чудесный меч в белоснежных ножнах, с эфесом, украшенным крыльями. Ацзи Фэнь молча достаёт свой.

— Хешилао! — восклицает Лань Цижэнь и проводит рукой над мечом, словно лаская лезвие на высоте в ширину ладони.

— Я понял, что это меч вашего брата, но теперь он принадлежит мне, хотя носит то же имя. Я хочу оставить его в Гусу Лань для защиты. Здесь его дом, и сюда я вернусь за ним, если мне понадобится защищать мир.

— Он будет храниться в покоях Главы ордена. Сейчас они, увы, пустуют, но так даже лучше для меча. Раньше это был один меч, страшно тяжёлый и неудобный, наверное, для кого-то из древних исполинов. Он светился в темноте и во время войны был опасен — от него мог сгореть дом, а то и деревня. Лань Ань, основав орден, велел перековать меч, разделив драгоценную сталь пополам.

— О Боже, — шепчет Азирафель. — Так вот куда он подевался…

Он откланивается и спешит поделиться с Кроули неожиданной новостью. Тот идет, насвистывая какой-то мотивчик, и лицо его выражает беспечность и задумчивость одновременно.

— Навещал Главу ордена, Лань Сичэня…

— Что? — глаза Азирафеля округляются от удивления. Глава ордена ушёл в затвор на неопределенный срок, и лично он с ним так и не виделся.

— Да сказал, что дружок его теперь в Вальхалле, песни, танцы, пиво и вино, потные мужики в шлемах и бабищи в бронелифчиках. И этот его там, между ними… дипломатию разводит. Очередную медальку от Вельзевул получил…

— Откуда ты знаешь?

— А мыши на что?

После долгих проводов с выходом и выводом Яблочка, гордого как Буцефал, они прощаются с обитателями Облачных Глубин и идут дальше.

— А зачем тебе нужно было в Гусу? — спрашивает Азирафель.

— Ну, смутить там, развратить, соблазнить праведников… — Кроули отчего-то краснеет. — Познакомить с порнографией.

— Оу, так у них половина запретной секции в этих книжонках, нашёл чем удивить.

— И ты! И ты там был?

— Ну разумеется. Многие книги бесподобно оформлены, а качество и достоверность рисунков оставляет большинство европейских образчиков далеко позади…

— Нгк.

— Мгм.

Это «мгм» он узнает из тысячи. Блистательный…. вот зараза!

— Но это ведь не всё?

— Ах да, ещё надо было съездить в одну деревушку в горах и выпустить из пещеры какую-то девчонку. Вельзевул ну о-очень просила («Чтобы завтра доложил, убожество змеиное!»). Как она туда залезла, ума не приложу! Причем явно не местная, в шапочке островерхой, в меховых сапожках — прикинь, летом! Весёлая, румяная такая, всё с хомячками возилась, с кроликами… Только кашляла всё время, хотя после пещеры не мудрено.

Они поднимаются на высокий холм и бросают последний прощальный взгляд на Облачные Глубины. Внизу, в долине, скачет пегий конь монгольской породы, низкий и мохноногий. На нём сидит девчонка из пещеры, Кроули прищуривается и провожает её долгим взглядом. Азирафель вглядывается в маленькую фигурку, ловко сидящую на лошадке.

— Пестиленция Максима, — шепчет Азирафель. Он не хочет говорить Кроули, тот сам догадается, когда придёт время.

Третий всадник Апокалипсиса скачет по зелёной равнине навстречу жатве и плодородной осени 542 года от Рождества Христова.

***

Двадцать четвертого августа 20… года мимо сада Львиная роща, Сучжоу, пролетает белая почтовая машина. Она резко притормаживает у малозаметной калитки в высоком тёмно-сером заборе примыкающей к саду резиденции. Курьер с длинным пакетом под мышкой несколько раз звонит в дверь. Дребезжащий перезвон далеко разносится в душном полуденном воздухе. Наконец калитка распахивается. На пороге стоит худощавый молодой человек в чёрной футболке, алых шёлковых шортах и шлепанцах на босу ногу. Он вглядывается в выбритое лицо типичного англосакса и спрашивает, скрывая зевок ладонью, по-английски:

— Опять? Не вышло у них? Ха! То майя, то Рагнарёк, теперь Эти. Где расписаться-то?

— Вот тут, сэр. — Курьер подставляет планшетку, суёт ручку для подписи и вручает длинный пакет парню в футболке.

— Пасиб и приветики ангелодемонам. — Парень подмигивает курьеру, разворачивается и не торопясь тащится по дорожке куда-то вглубь двора. — Лань Чжа-а-ань! Второй меч вернули… Где ключи от витрины?

Калитка захлопывается одновременно с дверцей курьерской машины. В саду открывают концерт райские мухоловки. Земля продолжает свой путь...