Этой ночью тревога низким гулом лавины разлилась в воздухе. Беспокойство не отпускало, язвило крючковатыми когтями сердца, заставляло со страхом смотреть в небеса. Праздничные гирлянды сиротливо покачивались на ветру.

Закат полыхнул зелёным и потух, островки света в городских окнах и двориках трепетали под дыханием ночи. Шпили замка упирались в тёмную бездну.

Эльф в сотый раз замер перед высоким стрельчатым окном, растеряв мысли.

Сегодняшнее небо примораживало взгляд, как стальная труба длинный язык.

Мысли цепенели, текст не шёл. Только что он был тут — тёплый и бархатный — и вот уже осыпался из пальцев листвяной трухой. Открытка лежала, распластанная, на столе и ждала.

Где-то в небе пропадал Аль.

Взволновалось северное сияние — по небесным занавескам рвануло ветром — зазвенело, загудело.

Звёзды сдвинулись, и что-то в зените лопнуло.

Падающая звезда катилась, полыхала, и сердце эльфа застыло от ужаса. Не раздумывая, он распахнул окно, ухватился за штору и шагнул за подоконник.

Ледяной ветер перехватывал дух, рвал полы мантии, заклинание срывалось с губ стынущим облаком. Бояться было некогда — время остановилось в «здесь и сейчас». Штора, послушная силе слов, удлинялась, тянулась, земля приближалась — и когда падающая звезда упала, осветив заревом голые ветви рощи, Тин штору отпустил.

Обледеневший булыжник пребольно ударил в ступни, эльф поднялся и, оскальзываясь, помчался в сторону гаснущего зарева.

Он нашёл его на опушке, в снегу.

Аль тяжело дышал, снег облепил его курточку, крылья дрожали.

Тин кинулся к ангелу, хлопнулся в снег:

— Аль, ты страшно меня напугал! Просто до жути.

Ангел посмотрел на друга, моргнул заснеженными ресницами:

— Беда, Тинчик. Небо сломалось.

— С чего бы созвездию ранить тебя? — удивлялся Тин. Они с ангелом разлили по чашкам горячий какао и пытались обсудить произошедшее спокойно, словно им предстояло решить будничную задачу.

Страшное неправильное небо простиралось над Синеземьем, давило и тревожило. Звёзды покраснели и моргали, время от времени то одна, то другая гасли.

— Их что-то сильно напугало, — пожал плечами Аль и поморщился: плечо и правое крыло всё ещё болели. По правде сказать, болели сильно, но с другой стороны, его ещё никогда не ранили звёзды.

— Нифигасебе, — пробормотал эльф, потёр ухо, потом закликал клавишами. — Так, смотри, линии небесной деформации образуют ритмичный узор. Если смоделировать смещение, учесть интерференцию звёздного света и гравитационное преломление, то получится, что что-то случилось… на Синем полюсе. Там нужно искать проблему, Аль.

— Отправляюсь немедленно, — кивнул ангел и расправил крылья.

— Подожди, мне нужно взять с собой термос, и шапку, и…

— Я полечу один, — покачал головой ангел. — Так будет быстрее всего.

Он подхватил куртку и распахнул окно. Морозный ветер взметнул шторы, зазвенел цветными кристаллами иллюзий на полках.

Не успел эльф и слова сказать — как Аль шагнул за подоконник и провалился в ночь.

Снизу раздался глухой стук и стон.

— Аль! — Тин свесился из окна, стараясь разглядеть в полутьме дворика знакомую фигуру. — Я бегу к тебе!..

Поднимались они по винтовой лестнице как все остальные обитатели Замка, ногами. Аль хмурился, как голодный Бармаглот.

— Тин, ты не понимаешь, — сказал он. — Мне нужно быть там как можно скорее.

— Сейчас приложим мазь Фито, у меня где-то были лечебные заклинания, — кивнул Тин. — К утру должно помочь.

Эльф понимал, что как быстро бы он не бежал, не плыл и не ехал, за ангелом ему не поспеть. А ангел понимал, что придётся пожертвовать несколькими предутренними часами ради быстрого полёта.

Наутро оказалось, что ни мазь, ни прочие лекарства не помогли. Аль морщился и с трудом облетел Северную башню, а приземлился на крышу, боясь промахнуться мимо окна.

— Похоже, магия действует как-то не так, — покачал головой эльф, рассматривая покрывшийся незабудками мясной пирог, который он хотел всего лишь разогреть. — Так бывает, что когда в системе слетает один плагин или компонент, то рушится всё. Потому не сработали ни лекарства, ни заклинания.

Ангел поглядел на свои ладони:

— Давай не будем рисковать с телепортацией, ладно?

— Зато механика действует на отлично, — приободрил его эльф. — Сейчас соорудим сани, море-то замёрзло до самого Полюса. И покатим.

— Угу, и изловим пару ездовых гоблинов, — скептично сказал Аль. — Сколько времени нужно, чтобы сделать сани?

— Ну если без магии, — кончики эльфиных ушей согнулись и расправились, — дня в два должен управиться.

— У нас есть два дня? — зашагал по комнате Аль. — Вот что, Тин, ты делай свою тарантайку, а я пошёл. Буду лететь сколько смогу. Нам нельзя терять времени никак.

Тин вздохнул. Он терпеть не мог, когда его друг пытался совершать подвиги сам, без него! И дело было вовсе не в подвигах.

А ещё он терпеть не мог, когда его друг оказывался чертовски прав — по неприятным поводам.

— Хорошо, Аль, — сказал Тин. — Возьми мой пятимерный термос и запасные носочки. Всё-таки, Полюс!

Ангелу не нужен был компас. Сейчас он явственно чувствовал направление — словно в груди возникла особенная стрелка, которая указывала вперёд. Шаг за шагом приближали его к месту, которое сломалось.

Аль не сказал Тину, что плечо и крыло не просто болят. Они горели нестерпимым огнём, выворачивались, а кожа на них приобрела серый оттенок и потрескалась. Аль знал, что бежит наперегонки с моментом, когда мир не сможет удерживать распадающиеся части и разлетится на куски.

Иногда он летел — сколько мог. Сознание в такие моменты мутилось, и ангел приземлялся за секунду до того, как упасть, но не позволял себе лечь на снег и отдохнуть. Он заставлял себя сделать шаг, ещё шаг, идти ритмично и думать о… ромашках. О дрожащих в ласковом молоке солнца цветах. А ещё о колких и гладких ракушках в горячем песке… Ноги утопали в снегу, поднялся ветер. Он сёк щёки и губы, Аль прикрыл ресницами глаза — так лучше мечталось.

На берегу моря колебались ветви шиповника — с крупными алыми цветами, гибкие тени играли на мелких камешках под деревянными перилами домика. Мелкий острый снег на самом деле был тихим дождиком, просто тоже замёрзшим и напуганным. Как все, даже звёзды.

«А как вот выразить, когда неведом путь,

И море плещется порой в пустыне мира?», — подумал Аль.

Идти было ещё страшно далеко, и потому он сжал зубы, развернул крылья и поймал ветер. Ветер поможет — как парусник лавирует, добавляя скорости, так и крыло можно поставить…

Он тянул, сколько мог, прикусывая губу до крови. Жар охватил всё крыло и правый бок. Когда Аль приземлился, он не смог сдержать стона. Перед глазами кружились цветные точки.

«Когда звезда теряет свою суть,

А космос жив в границах транспортира?», — пришли строки.

Ему показалось, что в шуршании снега прорезался какой-то звук?

Он оглянулся и ничего в пелене не увидел. Пришла мысль: ведь эти места отнюдь не безжизненны. Ангел настолько торопился, что не взял с собой оружия. Маленький напоясный ножик не в счёт перед снежным чудовищем. Магия сломалась, и улететь не получится. Аль знал, что от каждого подъёма в воздух ему становилось хуже.

Он помотал головой и пошёл вперёд. Нужно найти место возле торосов, чтобы отдохнуть и проверить, кто идёт по следу.

Хотя, вполне может быть, это фокусы уставшего организма.

Нет, звук определённо был. Аль остановился и повернулся. Кто-то крался по его следу.

— Когда любовь уводит корабли

Из гаваней фантазий и мечтаний?[1] — сказал он и достал напоясный нож. Держать его приходилось в левой руке, потому что правая чувствовала себя странно, словно чужая.

— Мы встретимся на краешке земли,

И ты мне будешь рад без колебаний! — закричала снежная пелена знакомым голосом.

Перед Алем затормозила нелепая конструкция, похожая на помесь велосипеда, кухонного комбайна и ложа падишаха.

— Наконец я тебя догнал! — воскликнул эльф. — Ты ужасно далеко добрался. Когда инструменты работают не как надо, задача по созданию тарантайки становится трудноосуществимой.

Он спрыгнул в снег и начал что-то быстро разворачивать.

— Что это? — удивился Аль и понял, что губы замёрзли. Эльфийская пёстрая конструкция выглядела чуждой на монохромной вьюжной равнине.

— Это пляжный тент, — вздохнул Тин. — Вообще-то в обычном режиме он спасает от жары и комаров, но у нас режим необычный!

Он гостеприимно откинул полог, приглашая ангела внутрь.

И точно… Натянутое на тонкий металлический каркас павлинье-пёстрое полотно трепетало под ударами ветра, но внутри палатки воцарилась такая теплынь, что впору было поверить, что снаружи — июльское утро.

Аль стянул с себя куртку и растянулся на полу.

— А что это? — кивнул он на бутылки, материализовавшиеся в углу.

— Это должен был быть лимонад, — вздохнул эльф. Так, по крайней мере, в магограмме было прописано. Но там теперь какая-то дрянь.

Жёлто-чёрная маслянистая жидкость премерзко воняла, и Аль поспешил заткнуть горлышко пробкой обратно.

— Не волнуйся, у нас есть чай и горячие бутерброды, — засуетился Тиннад.

— Чай, — поморщился Аль. — А кофе?

— Ты настолько замёрз, что готов пить сваренный мной кофе? — рассмеялся эльф. — Я б не добрался сюда, если б занялся его варкой.

— Я вообще не хотел, чтобы ты шёл к Полюсу, — сказал ангел другу. — Потому что ты холод не переносишь, и здесь попросту помрёшь, без шуток.

— Ага, типа ты не помрёшь, — фыркнул эльф. — Вон у тебя уже всё крыло… Эй! — воскликнул он, вглядываясь. — Что с тобой?

По правде, снаружи, в снегу, у ангела не было возможности рассмотреть себя толком — пока не оказался в тепле и не снял куртку. Сейчас же Аль скинул футболку, и взорам предстало ужасное зрелище.

Всё правое плечо, рука, бок — от бедра до ключицы — покрывала тёмно-серая чешуя. Эльфийские глаза округлились так, что брови уползли под край капюшона, а челюсть отвисла:

— Ничего себе, — прохрипел Тин. — Это из-за той звёздной царапины?

— Похоже на то, — растерянно разглядывал правую руку с острыми чёрными когтями Аль. — Это было созвездие Дракона. Тин, Тинчик, кто я теперь?

— Ты — ангел Аль, без вариантов, — сурово сказал эльф. — Я точно знаю, кто ты был, и кем ты есть, даже если ты сам сомневаешься. И уж постараюсь, чтобы всё вернулось, как должно быть.

— Для этого нужно достичь Синего Полюса, — сказал Аль. — Но и от горячего бутерброда я б не отказался.

Тин криво улыбнулся и выскочил наружу.

— Ты не представляешь, что можно сделать из того, что когда-то было кухонным миксером, — доверительно сказал он Алю, когда бутерброды были съедены, чай выпит, а пляжный тент упакован обратно в тарантайку. Которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась плюшевым зелёным диванчиком из Обиталища, к которому эльф прикрутил велосипедный руль, кроватные пружины, пакет с мячиками для пинг-понга, сундук и три миксера. Вся эта конструкция висела над ледяной поверхностью, не касаясь её. Диванному кадавру в новых реалиях миксеры давали неплохую реактивную тягу. Магия работала неправильно, но и её можно было пока приспособить.

Снегопад утих, и тарантайка скользила над белой равниной — синеватая тень от неё растягивалась на боках снежных дюн, ломалась на ледяных трещинах и мерцала на зелёных сколах торосов.

Тишина царила в мире, разрезаемая звенящими лезвиями ветра. Небо впереди наливалось чернильной угрозой. Оно подрагивало, звёзды падали слезами.

— Смотри, бегут! — Тин указал в сторону, Аль всмотрелся и увидел стайку мерзлотных зайцев, мчащихся во все лопатки. Тонкие тела вытягивались чёрточками, стелились, почти невидимые на белом снегу.

Тёмный клубок упал на мерзайца сверху, и не успел Аль ахнуть, как червеобразная масса обвила маленькое тельце, затрепетала и унеслась ввысь.

— Пресветлый Эру! — тарантайка остановилась, Тин вскочил и уставился на кровавую кляксу на льду. — Что это за дрянь?!

— Не знаю, Тинчик, — одёрнул его за полу здоровой рукой Аль. — Что-то гадкое донельзя. Вроде пучка змей. Поехали.

Тин кивнул и тронул рычаг.

— Смотри, вон она, — сказал Аль и указал вперёд.

В сизо-фиолетовой мгле блеснуло серебром — как если бы гигантская игла воткнулась в подушечку размером в мир — немного под углом.

— Синяя Ось, — прошептал Тин. Его губы посиреневели, капюшон притрусило снегом, но в глазах светился восторг. — Мы почти дошли!

Громыхнуло, снег под тарантайкой ухнул, поднял мелкую острую взвесь. Мир задрожал, по льду зазмеились трещины. Транспорт клюнул носом, зажужжал и смолк.

— Магия продолжает разрушаться, — покачал головой Аль. — Побежали!

Бледный эльф кивнул, подхватил рюкзак и сполз с зелёного плюшевого сиденья. Полыхающее северное сияние бросало блики на лица, руки и два крыла — одно белое, а второе — совсем чёрное и чешуйчатое. Слезинка защипала глаз, и эльф её смахнул перчаткой. Вот ещё, рыдать вздумал. Некогда!

Бежать было сначала трудно — тело застыло и плохо гнулось, но потом пошло легче. Ритмично — вдох, выдох, облачка дыхания уносило назад.

Налетело, зашуршало — тяжестью ударило в плечи, пучок липких щупалец заелозил по капюшону и щекам.

— Ах ты же сволочь, — пальцы вцепились в упругую скользкую массу, эльф принялся отдирать от себя напавшего. Краем глаза заметил, как отшвыривает змеистые щупальца Аль.

Шмякнуло снова — ещё одна тварь вцепилась в рюкзак, потянула, и Тин выскользнул из лямок. Он подпрыгнул вслед похитителю, но не дотянулся — тот подымался выше.

Ударили крылья — ввысь взметнулась фигура ангела, объятая светом. Она осветила кроющихся в небесном мраке существ с рыбьими фосфоресцирующими глазами. Твари заверещали, заметались, одна из них выпустила добычу — и рюкзак шлёпнулся у ног эльфа.

Аль приземлился, тяжело дыша, его губы побелели, под глазами залегли тени.

Тин кинулся к нему:

— Аль, ты что, зачем?

— Думаешь, я не вижу, что тебе здесь слишком холодно, Тин? — сказал ангел, улыбаясь. Его зрачки были сильно расширены, и улыбка получилась страшненькой. — Тебе нужен этот дурацкий тент, чтобы вернуться домой.

— Аль, твои крылья… — эльф обхватил ангела за плечи, обнял, словно пытаясь ладонями крылья отогреть.

Теперь и второе крыло топорщилось тёмной чешуёй.

— Давай я поставлю палатку, посмотрим, может, мазью растереть? — глаза Тина лихорадочно блестели. — А ещё есть другие заклинания…

— Нет, — сказал Аль. — Мы почти пришли. Нужно успеть.

На самом деле он понимал, что обречён. Ещё один полёт — и он превратится полностью. И исчезнет.

— Правильно, — сказал эльф. — Давай починим эту чёртову Ось, и домой. Нам ещё твой день рожденья праздновать.

От этих слов Аль улыбнулся, сердце кольнуло теплом и чем-то ромашково-ракушечным.

— Давай, поставь палатку и грейся, — в десятый раз сказал он эльфу, но тот упрямо помотал головой. Облепленные инеем пряди светлых волос свисали из-под капюшона, кожа посинела, а болтать у ушастого явно не осталось сил.

Аль про себя решил, что когда Тин не сможет идти дальше, он насильно его замотает в тент и оставит. Это единственный шанс выжить здесь такому теплолюбивому существу.

— Всё хорошо, Аль, — пробормотал эльф. — Мне тепло, правда.

Аль сжал губы и зашагал вперёд.

Ось мира — монументальная конструкция — делила небо пополам. Основанием с гору — она титанической стрелой вонзалась в небо — и утыкалась в кривой страшный разрыв, который сминал ткань мироздания. Там, снаружи, не было ничего.

Аль задрал голову:

— Я вижу что-то на вершине. Погляди, Тинчик.

Эльф прищурился — его взгляд проколол мрачную пелену — и часто заморгал:

— Знаешь, Аль, похоже, там что-то вроде осиного гнезда. Очень большого. Огромадного.

— Мне нужно подняться и посмотреть, — кивнул Аль. — Я так и знал, что Синяя Ось не сама по себе наклонилась.

— Если ты взлетишь ещё раз, то ты превратишься, — совсем серьёзно сказал Тин. — Ты можешь не вернуться.

Он знал, что ангел не перестанет быть ангелом никогда, но и знал, что потеряться — может.

— Всё хорошо, Тин, — ответил Аль. — Мы за тем сюда и шли. Избежать того, что случится, не получится.

Эльф кивнул:

— Думаю, тебе пригодится вот это. — Он достал из рюкзака бутылочку с маслянистым жёлто-чёрным «лимонадом». — Оно горючее. Сейчас поставлю палатку и сделаю десяток. Там наверху эти слизистые твари.

— Кальмары, — ухмыльнулся Аль. — Я их рассмотрел. Это стаи летучих кальмаров.

— Откуда? — поднял брови Тин. — Что-то совсем не местное. Он смахнул с капюшона снег и неуклюже высвободился из лямок рюкзака.

— Оттуда, — ткнул пальцем вверх Аль. — Из той дыры в небе.

Воздух лизал ледяным огнём гортань, тело уже не болело. Сердце ангела стучало, как безумное, захлёбывалось, словно кровь стала густой и тяжело струилась по венам.

Аль сжимал в руке нож и время от времени рассекал визжащие хрящеватые тела, которые попадались на пути. Гладкая металлическая стена уходила вверх, и ангел, взмах за взмахом, толкал тело вверх и вверх. Взгляд прикипел к ноздреватой массе, шляпкой гриба приклеившейся к исполинской колонне. Аль даже немного удивился, когда стена кончилась, и пупырчатая колкая твердь странного образования оказалась перед носом. Образования, что-то сильно напоминающего.

Аль покачал головой, поднялся выше и встал на неё. Потопал. Ботинок лопнул, и Аль прижмурился: он не хотел видеть, что его нога стала натуральной лапой.

Клинок звякнул по камнеподобной антрацитовой поверхности: этот нарост точно не осиное гнездо, его так просто не сковырнёшь. Это, скорее… коралл.

Аль понял, где он видел подобные штуки. Далеко в Синем море были целые острова, созданные сахарно-белыми кораллами. Если есть летучие кальмары, то, наверное, в их мире есть и воздушные кораллы.

Перед мысленным взором понеслись летающие острова и небесные киты. А где-то внизу, в пёстрой маленькой палатке волновался за ангела Тин.

Аль отвязал от пояса первую бутылочку и вылил её содержимое в место стыка коралла и Оси. Ещё и ещё.

Он похлопал себя по одежде. Руки стали огромными и неуклюжими, когти цеплялись за ткань. Аль осторожно выудил из кармана зажигалку. Неожиданно маленькую, гладкую, скользкую. Он сосредоточился на том, как нажать на рычажок, чтоб выбить пламя, и понял, как чувствовали себя древние водолазы в тяжёлых металлических скафандрах — которые пытались вставить ключик в скважину сундука с сокровищами.

Зажигалка мелькнула искрой, ударилась о склон коралла и, кувыркаясь, полетела во тьму.

Аль скрипнул чешуёй на ладонях. Если спуститься за ней, он не сможет подняться обратно. Сознание ускользало — словно ангел подглядывал за происходящим в окошко.

Он схватил нож и ударил по стальной стене исполинской колонны. Проскочила искра. Он бил снова и снова, оставляя едва заметные царапины, и сноп искр становился ярче — и последнее, что помнил Аль — это рёв пламени и толчок.

Тин не мог себя заставить зайти в палатку. Он стоял, задрав голову, вглядываясь в мельтешение в небе. И когда услышал рёв взрыва, понял, что получилось.

Он, сломя голову, бросился бежать — шестое чувство кричало во весь свой сверхъестественный голос — он мчался, словно по его пятам катилась лавина.

Первые чёрные камни загромыхали оземь, сотрясли мир. Тин прикрыл голову руками и кинулся к одной из глыб, прижался к ней. Вокруг свистели камни, пыль царапала щёки, смесь крошева и снега хрустела на зубах.

— Аль, — закашлялся Тин, когда бомбардировка утихла. Он поднялся, и вытирая чумазым рукавом снег с лица, поспешил на поиски друга.

Он нашёл его лежащим ничком. Длинная шея изогнулась, кожисто-чешуйчатые крылья подрагивали. Чёрные изогнутые когти пропахали во льду борозды. Дракон смотрел на эльфа золотыми равнодушными глазами и устало дышал.

Тин замер, не понимая, и одновременно понимая, что Аль, всё-таки, окончательно трансформировался.

— Аль, — позвал он охрипшим голосом. — Аль, ты… со мной?

Дракон фыркнул и облизнул клыки.

Глаза защипало.

— Аль, это я, Тин, помнишь меня? У тебя же завтра день рожденья, чёрт побери, а не день исчезновения.

Солнечный свет прорвал пелену, осветил полную картину разрушений.

Ось, избавленная от непомерной тяжести коралла, выпрямилась. Прореха в небесах заткалась облаками и свежей синью.

Подножие Оси усеивали чёрные куски коралла, и среди них поднимался на четыре лапы тёмно-серый дракон, когда-то бывший ангелом.

— Нет, не улетай, — закричал Тин, на его пальцах замерцали голубые искры. — Ты можешь вспомнить, ты же Аль!

— Любить, значит отпустить, — донёсся чей-то вкрадчивый голос.

Эльф обернулся, капюшон слетел с его головы. По серебряной колонне распластался, как геккон, другой дракон. Словно сотканный из ночного неба — иссиня-чёрный, он выглядел провалом, в котором сияли несколько огней, выстроившихся в знакомое созвездие.

— Ты — тот самый дракон! — вскинулся эльф. — Это ты превратил моего друга в неизвестно что.

— Скажем прямо, я его не превращал, — существо перетекло ниже. — Просто так звёзды сошлись. Катаклизмы — они, знаешь, очень действуют на магических существ.

— Верни его, — сжал кулаки Тин.

— Не могу, — ответил дракон. — Отпусти его.

— Это решать Алю, — сказал Тин. — Любить — значит, помогать[2]. Ты смог его превратить, смоги и обратно.

Он почувствовал всё Синеземье, как часть себя самого. Наверное, так ангел чувствовал свои распахнутые крылья. Всё вокруг — от моря и радуг, до мрачных гор и Луны было им самим. Он ткнул пальцем в звёздного дракона и сказал:

— Ты точно знаешь, что делать.

— Знаю, — сдался звёздный дракон, его язвительный голос вдруг стал мягче и словно бы покорнее: — Любовь спасёт мир. Ты должен снять с него чешую.

— В смысле? — испугался эльф.

— В прямом, — сказал дракон. Я его усмирю, но ты должен снять с него чешую. Можно вот этим.

Под ногами лежал немного зазубренный поясной нож.

Глаза болели, ноги не чувствовались. Плоть под пальцами подрагивала — Тин не представлял, насколько это, должно быть, больно. Серую драконью кожу покрывали лункообразные рубцы, заполненные чёрной кровью.

— Потерпи, прошу тебя, — приговаривал эльф, поддевая влажным лезвием очередную чешуйку. — Только не умирай.

Он уже тысячу раз передумал мысль — стоит ли причинять немыслимую боль тому, кто не понимает, ради чего это. Ведь действительно достаточно просто отпустить…

И понимал, что если в глубине этого змееобразного тела теплится ангельский огонёк, то единственный шанс вызволить его — сделать это. Нужно хотя бы дать возможность спастись, а если эльф ошибся — он примет ненависть покорно. Бросить ангела, возможно, в беде — хуже ненависти.

Последняя скорлупка отлетела с щеки, из углов закрытых драконьих глаз струились чёрные капли. Тин уронил нож — тот звякнул о лёд, скрытый покровом снятой чешуи. Мягкое сияние окутало изуродованного, как чищенная рыбина, дракона. Взлетели, переплетаясь, огни, и сияние опало. На снегу спал, подложив ладонь под щёку и поджав ноги, ангел. Крылья прикрывали его наготу — одно белое, другое серое.

— Спасать мир в собственный день рожденья — ужасная привычка, — сказал Тин, подтыкая ангелу пушистое одеяло. Летний тент перестал греть — ну ясное дело, магия вернулась в прежнее русло — но зато зелёный плюшевый диванчик оказался невредим. Вместе с одеялом, запасными носками и даже запасным эльфийским бельём.

Тин ворчал, скорее, для виду, поскольку был совершенно счастлив. Словно стремясь извиниться, природа радовала ярким весенним солнцем и дорожкой из усеянной крокусами зелёной травки — от серебряной Оси мира до, как надеялся эльф, самого Замка.

— А ты, эльфик, эстет, — насмешливо прищурился Аль, взглянул на себя под одеяло и в сотый раз фыркнул.

— Зараза ты, — беззлобно откликнулся эльф. — Будешь ржать, полетишь домой без трусов. А там все тебя встречают, день рожденья же.

— А запасной курточки у тебя нет? — спросил ангел. — Пусть даже тоже эльфийской?

— Нет, — развёл руками Тин. — Только пять вёдер горячего чая шести сортов для согрева. — Он поболтал пятимерным термосом. — Хотя из одеяла выйдет неплохое пончо.

— Я даже готов тебя нести на руках, — заявил Аль. — Легендариумить, так по-полной.

— Ну уж такой экспресс до праздника я точно не пропущу, — обрадовался Тин. Он хотел поскорее покинуть это место, ведь если не видеть изгвазданный, засыпанный пепельной чешуёй снег, то вполне можно представить себе, что всё приснилось.

Неожиданно тёплый ветер трепал волосы, в обледеневшей глади далеко внизу проступали просини-полыньи. Мелькнуло незамерзающее устье речки Хвост, потянулся окутанный сиреневой и лиловой дымкой лес, на горизонте блеснул яркий шпиль Северной башни.

— Летит, летит! — закричала Лисичка. Она высунулась из окна и с восторгом смотрела на полёт ангела с ношей. В её лапках трепетали язычки цветных флажков, которыми она украшала шпили и подсвечники.

Зазвенела бьющаяся посуда.

Аль забил крыльями — перелёт страшно утомил его, но залитый солнцем дворик с аккуратно расчищенной мостовой, увязанными на зиму плетями вьющихся цветов, молчаливыми фонтанами наполнял особой ангельской силой.

— Отпускай! — сказал на ухо Тин, его уши покраснели.

— Высоко. Иногда отпускать может быть опасно, — ответил ангел.

Он твёрдо стал ногами на землю, и только после этого отпустил эльфа.

Их встречали все — и восторженная подпрыгивающая Натка в распахнутой шубке, и Серпенс в полосатом свитере-трубе, и Асточка с ведёрком лыжной мази, и Дора с двумя кротиками подмышками, и Умка с лапами, обутыми в коньки, и Полинка с перемазанным красками носом. Двери распахнулись, оттуда вывалились сияющая Лисёнка и Фито в усыпанной цветочками плетёной накидке. От фонтана пятилась Сонька, тянущая за собой хмурую Лапочку.

— Вау! — сказала Лиса.

— Весёлая была ночка, — захлопала ресницами Пандочка. Она с интересом изучала кокетливые трусы невинного голубого цвета с золотыми коронами на ангеле. — Вы что, бельём махнулись?

— И-и-и-и! — втянула в себя воздух Фито: — Тогда почему Тин одет?

— Вы что же, ничего не заметили странного в последние дни? — изумился Аль.

— По правде сказать, я всё проспала, — потупилась Фито.

— И я! — удивилась Натка. — Как-то раз — и проснулась в кресле, а кофе остыл.

— Для меня спячка зимой — норма, — хмыкнула Умка.

— Для меня тоже, — пожала несуществующими плечами Серпенс.

— Случился ужасный катаклизм! — замахал руками Тин. — Просто чудовищный. И все проспали.

— Не морозьте ангела! — воскликнула Сонька. — Февраль на дворе.

Дверь ещё раз хлопнула. На пороге возникла необычайно бледная Нерея:

— Там… — Она взволновано ткнула острым ноготком в сторону верхних этажей. — Вы не поверите, но там весь пентхаус забит… кальмарами!

— Кальмарами? — в Замковые ворота просунулась мохнатая сиреневая морда Бармаглота. — Значит, будет суперпикник! Приглашаю всех! С Днём рожденья тебя, Мастер.

Все закричали «Ура!», кинулись обнимать то ангела, то смущённого Бармаглота, а Тин смотрел на всю эту безмятежную катавасию и думал, как же здорово, что есть небо, есть мир, и крылья, и — Аль.

[1] стихи Алексея Ладо

[2] слова принадлежат Наталье Шемет