Канун в Новом Свете

Шторм бушевал на море уже больше суток. Уильям редко поднимался на палубу корабля – его, как и остальных мигрантов, почти все время держали в трюме – но хотя бы примерно мог посчитать, сколько дней они в пути. Правда, сейчас ему казалось, что плывут они гораздо дольше, чем следует. А это путешествие в поисках лучшей жизни – возможно, не самая хорошая идея. Да, в Ирландии свирепствовал голод, но там по крайней мере был кров, и их жизнь не висела на волоске из-за капризов погоды. Уверенность, что они доберутся до берегов Америки, сейчас таяла как огарки свечей, скудно освещавшие трюм.

Элизабет за время путешествия совсем зачахла – щеки ввалились, под глазами залегли тени, а лицо стало мертвенно-серого оттенка. Даже прекрасные рыжие волосы его жены потускнели и ложились ей на плечи грязными патлами. А Том… Уильям даже боялся думать о судьбе сына. Сегодня утром у него началась лихорадка, а затем – кашель, настолько сильный, что малыш задыхался при каждом приступе. Том, их единственное дитя, долгожданный, выстраданный ребенок – Уилл опасался, что он не переживет и эту ночь.

Сейчас мать и сын забылись коротким тревожным сном: Элиза – прислонившись к деревянной обшивке трюма, Том – у нее на руках. Конечно, ни о каких лекарствах для него и речи не могло быть, у них даже еды осталось на один-два дня. Элизабет сквозь сон лишь шептала едва слышимые, бессвязные молитвы о спасении сына. И Уилл тоже мысленно возносил молитвы всем ангелам и святым, лишь бы спасти Тома…

А ведь сегодня Канун Всех Святых.

Эта мысль поразила Уильяма как молния. Точно, по его расчетам как раз должен быть Хэллоуин. Сам толком не понимая, что его подвигло на такой поступок, он, словно в бреду, извлек из мешка из-под скамьи небольшую репу и ножиком принялся вырезать из нее фонарь. Сложно было представить менее подходящее время для этого действа – но Уильяму почему-то казалось, что он поступает правильно. А вот его жена так не считала.

– Уилл, – она проснулась и с изумлением уставилась на него, – что ты делаешь?

Ее супруг к тому моменту уже закончил свою работу и даже воткнул внутрь овоща огарок свечи. Теперь импровизированный фонарь засветился мягким золотым светом через прорези – вовсе не злобного, а скорее даже милого лица. Однако Элиза его таковым не нашла.

– Ты с ума сошел?! – возопила она. Том от этого вскрика тоже проснулся и захныкал. – Нам нечего есть, наш сын болен, мы можем вот-вот пойти ко дну – а ты вздумал устраивать здесь праздник?!

– Лиз, это традиция, – попытался оправдаться Уильям. – Такие фонари призваны освещать путь заблудившимся во мраке. Может, и нам он поможет выбраться из непроглядной тьмы? Смотри, и Тому он нравится! – сынишка и правда перестал хныкать и потянулся ручками к овощному светильнику. Впервые за этот день ребенок едва заметно улыбнулся.

– Ты веришь в эти сказки?! – Элиза все сильнее злилась. – Этот день называется Днем Всех Святых – кому вообще пришло в голову на христианский праздник совершать эти богомерзкие обряды?

– Не уверен насчет христианства, – Уилл задумался, что-то припоминая. – Да и насчет Дня Всех Святых тоже. Мои предки так же отмечали этот праздник – но они его называли Самайном.

Это была последняя капля. Элизабет не слишком уважала древние традиции, тем более языческие, а потому рассвирепела настолько, что даже не смогла накричать на мужа – просто прижала сына к себе, отвернулась и больше с ним не разговаривала. Уилл посчитал, что лучше оставить ее в покое, и вскоре сам задремал – но фонарь из рук не выпустил.

Проснулся он пару часов спустя, когда уже почти все в трюме спали. Похоже, наступила ночь. А еще он почувствовал, что прекратилась качка – значит, буря наконец утихла. Уильям испытал нестерпимое желание подняться наверх, вдохнуть свежий воздух. Конечно, люк мог быть и закрыт, да его могли и не пустить на палубу, но попытаться все же стоило. Все также держа в руках фонарь, Уилл направился к лестнице. Как ни странно, но выход не был заперт, и он без всяких помех выбрался наружу.

На море воцарилась восхитительная погода. Шторм стих, его сменил легкий попутный ветер. Тучи разошлись, позволяя полной луне залить все вокруг мягким серебряным светом. Звезды сияли на небе как алмазы. Уильям выпрямился во весь рост, с наслаждением вдыхая прохладный, пахнущий океаном воздух. Его никто не гнал обратно в душный мрак трюма. Моряки, измученные борьбой со стихией, отправились отдыхать. Так что наверху остались только рулевой да дозорный на мачте – но те мало обращали на Уилла внимание.

А еще один человек застыл на носу корабля.

Даже в неярком лунном свете он привлек внимание Уильяма – тот, разумеется, не знал всех обитателей судна, но сразу подумал, что незнакомец не принадлежит ни к мигрантам, ни к экипажу. Высокий, худощавый, темноволосый, он вглядывался в бескрайние просторы океана, слегка опершись руками о деревянный борт корабля. Одет он был тоже странно – в длинный плащ, напоминающий сутану священника, цвета столь темного, что казалось, одеяние сливалось с ночным небом. Выглядел незнакомец немного пугающе, но Уиллу по непонятной причине очень захотелось с ним поговорить. И он направился на нос корабля.

– Доброй ночи, – не оборачиваясь, поприветствовал Уильяма новый спутник, – и с праздником.

– Спасибо, взаимно, – с легким изумлением отозвался Уилл, – а как вы…

– Видел, как ты смастерил фонарь, Уильям, – собеседник обернулся. Темные волосы и одежда резко контрастировали с его бледным лицом и ледяно-серыми глазами, но улыбка у него была вполне дружелюбная. – На мой взгляд, отличная работа. – он посмотрел на фонарь в руках Уильяма и улыбнулся еще шире. – И приятно, что ты чтишь традиции даже в такие нелегкие дни.

– Похоже, только вы так считаете, – уныло отвечал Уилл. Откуда незнакомец знает его имя, его почему-то не заботило. – Моя жена думает совершенно по-другому. Она меня чуть не убила.

– Да, ей явно не до старинных праздников и богомерзких обрядов, – согласился собеседник, и в ответ на пораженный взгляд отца семейства пожал плечами, – извини, был невольным свидетелем вашей… хм, беседы.

– Так вы… путешествуете с нами?

– С самого отплытия из Ирландии, – подтвердил тот, и снова обернулся к океану. – Как ты думаешь, что ждет нас там, за горизонтом?

– Не знаю, – задумавшись, честно ответил Уилл. – Когда мы отплывали, я был уверен, что нас ждет светлое будущее, а теперь даже боюсь предполагать. Путешествие у нас не заладилось. Последние три дня я боялся, что мы вообще пойдем ко дну.

– А мне кажется, все будет удачно, – в лунном свете глаза странного человека казались совсем светлыми. – Чувствую, эта новая земля откроет нам массу возможностей. Куда больше, чем в Старом Свете.

– Если доплывем, – вздохнул Уилл. – Я может и продержусь еще, но мой сын… – он не закончил, а только горестно опустил голову.

– Все совсем плохо? – незнакомец пристально посмотрел на него. Уильям кивнул.

– Боюсь, что он не дотянет до утра. И хуже всего то, что мы сделать ничего не можем.

– Не можем? Что сказать, бывает и такое. Но попробовать стоит.

– А? – Уилл удивленно посмотрел на него, а его собеседник тем временем извлек из складок своего плаща маленький холщовый кисет.

– Что это – не спрашивай, все равно не поверишь, – он отдал мешочек Уиллу, – просто завари эту смесь горячей водой и напои сына. Можешь, конечно, мне не доверять и ничего этого не делать, поскольку ты со мной не знаком. Но боюсь, выбора у тебя особо нет.

Тут впервые за ночь по коже Уильяма пробежал мороз. Пустынный корабль, странный человек в непонятном одеянии, предлагающий ему чуть ли не магический ритуал – и все это в самую колдовскую ночь в году. Мысли одна хуже другой заполнили его голову.

– С-спасибо, – он нервно сглотнул, сжимая кисет в кулаке. – Вот только денег у меня с собой нет. Подожди здесь, я сейчас…

Окончание его фразы прервал негромкий смех.

– Мне не нужны деньги, Уильям, – усмехнулся незнакомец. – И поверь, то что я тебе отдал, за деньги ты не купишь. У меня несколько другие способы оплаты.

– Значит… все-таки… – Уилл почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Рука невольно потянулась к деревянному кресту на шее. Заметив его движение, собеседник перестал смеяться и нахмурился.

– Ты что, решил, что я демон, который предлагает тебе жизнь сына в обмен на душу? Господь и Все Святые с тобой, Уильям! – оскорбился он. – Души меня интересуют не больше денег. Если тебе так уж захочется меня отблагодарить – что ж, пусть твоя семья всегда в этот день зажигает овощные фонари, чтобы они освещали заблудшим душам путь во тьме. Поверь, этого будет более чем достаточно.

– Да кто ты такой? – хрипло вопросил Уилл. Во рту у него совсем пересохло. Его собеседник снова улыбнулся.

– Просто твой земляк. А земляки ведь должны помогать друг другу, верно? – он посмотрел Уиллу прямо в глаза. И на мгновение тому показалось, что в темных зрачках странного человека промелькнули отсветы пламени – совсем как в прорезях овощного светильника. Потрясенный Уильям зажмурился и протер глаза. Когда он вновь открыл их, на палубе уже никого не было… И он бы твердо решил, что все ему померещилось, если бы не украшенный старинными узорами холщовый кисет в его руке. Что с ним теперь делать – даже вопросов не возникало.

На ватных ногах Уилл кое-как добрался до трюма, спустился вниз, сел на свое место, и приступил к изготовлению лекарства – в металлической чашке нагрел воду прямо над реповым фонариком, и размешал в ней содержимое мешочка – серо-бурый мелкий порошок, пахнущий какими-то травами.

– Иди сюда, Том, – он бережно забрал сына у спящей жены. Малыш уже даже не плакал. Сначала Уилл боялся, что опоздал, но потом ребенок проснулся, и беспрекословно выпил с ложки все лекарство. И уже к последнему глотку отец заметил, что дыхание Тома стало ровнее, а жар пошел на спад. В этот момент проснулась и Элизабет.

– Уилл?

Он молча передал ей ребенка. Едва оказавшись на руках у матери, Том мирно засопел – впервые за день заснул спокойным здоровым сном. Лиз провела рукой по лбу сына, с изумлением отмечая, что температура падает. Тут ее взгляд упал на остатки варева в чашке.

– Где ты это взял?

Муж ничего ей не ответил, просто молча показал на реповый фонарь. Лиз с ужасом воззрилась на него, но не проронила ни слова и молчала до самого утра, пока не стало очевидно, что Том почти здоров. Но и потом она не поднимала эту тему – до тех пор, пока они, благодаря попутному ветру, через пару дней не причалили к берегам Нового Света.

– Уильям, послушай, – наконец изрекла Элизабет, когда они сошли на берег. Том, сидя у нее на руках, сжимал в ладошках все тот же овощной фонарик, пусть уже завявший. – Я не прошу тебя говорить, как тебе удалось спасти нашего сына, и я бесконечно благодарна тебе. Но прошу, ответь лишь на один вопрос, – она с беспокойством посмотрела в его глаза. – Что мы должны отдать за это?

– Ничего, – супруг нежно обнял ее. – Мы ничего не должны. Разве что в знак признательности – вот, – он снова указал на реповый светильник. – Раз в год зажигать овощные фонари, чтобы они освещали заблудшим душам путь во тьме – это все, что от нас требуется. Ничего больше.

Его спокойный взгляд и уверенный голос приободрили Лиз. Она помолчала некоторое время, глядя на репу, а потом улыбнулась:

– А ведь ты был прав – он и правда помог нам выбраться из непроглядной тьмы.

Больше ни он, ни она эту тему никогда не поднимали. И никогда не встречались с таинственным спасителем. Но овощные светильники стали у них обязательной хэллоуинской традицией.

И все же... незнакомец нет-нет, да и заглядывал к их семейству на огонёк.

***

– Том, ты готов? К тебе пришли!

Мальчуган лет двенадцати тут же сорвался с места – этого вечера он ждал уже несколько дней. Нацепив на голову рогатый шлем злодея Локи из комиксов – последний элемент своего костюма – он пулей слетел вниз по лестнице.

– Сильно долго не гуляйте, – напутствовала его мама. Она уже угостила его друзей сладостями и вернулась к готовке тыквы. – И не ешь сразу все конфеты, а то живот заболит.

– Есть, мэм, – Том отсалютовал ей жезлом из фольги и выскочил на улицу. На него тут же обрушился шквал хохота, визга, песен, калейдоскоп из десятка детских голосов. Здесь были все – пухлый Роджер в костюме пирата, Венди в наряде дочурки Аддамс, и даже Аманда, не слишком любившая Хэллоуин.

– Сладость или гадость! – хором завопила ребятня, и дружной ватагой начала охоту за конфетами.

Мама Тома проводила их взглядом через окно. Ей нравилась эта традиция – собирать сладости. Как впрочем, и традиция наряжаться в костюмы, вырезать фонари из тыкв – она вообще любила этот праздник. И, насколько ей это было известно, в их семье так повелось еще со времен первых поселенцев, а может и еще раньше – с тех времен, когда праздник даже называли по-другому. Но бесспорным было то, что городке, где они жили, Хэллоуин был в почёте едва ли не больше Рождества.

– А я уже начал собирать конфеты, – хвастался по дороге Роджер. – Мистер Смит, наш мэр, даже угостил меня огромной шоколадкой. Спорим, у меня сегодня лучший костюм?

– Посторонись, Роджер, это я сегодня королева нечисти! – засмеялась Венди, поправляя белый воротничок на платье. – Все призраки и скелеты разбегутся в страхе, когда увидят Венсдей Аддамс собственной персоной!

– И почему вам нравится наряжаться в эти ужасы? – чересчур религиозная Аманда в костюме ангелочка казалась в их компании белой вороной. – Я вообще не понимаю, почему в день, который называется Канун Всех Святых, все наряжаются какими-то монстрами! Как так можно?

– Понятия не имею, – Роджер пожал плечами. – Почему-то так заведено, что это праздник всяких страшилок. Но вообще ты права, странно что его называют Канун Вех Святых, когда по улице слоняются вампиры и ведьмы. А ты, Том, что думаешь?

Том ответил не сразу. Он смотрел на высокого худощавого мужчину в темном драповом пальто, идущего в конце улицы. Когда тот обернулся, мальчику показалось – хотя незнакомец и находился далеко – что в его глазах мелькают огоньки, напоминающие рожицы на тыквенных фонарях.

– Не знаю, – заметив, что мужчина едва заметно улыбнулся ему, он улыбнулся в ответ. – И вообще не уверен насчет Всех Святых. Мои предки называли его Самайном…