– Кто это ты? Почему на ресницах пепел, а кожа чуть светлее, чем голубика?

– Я рыцарь, что с позднего лета странствует в её поисках.

– Да ведь оглянись кругом: давно пришла зима, на твоих доспехах не тает лёд, а губы такие синие, что я не думала, что ты жив.

– Я должен найти её. Видение в тени дубов – предстала в короне из листьев и страстоцвета, с глазами зелёными, как весна и моя тоска, поманила, подарила единый, сладкий, как мёд, поцелуй – и исчезла. Не истаяла, как свеча или дым, не провалилась под землю, не улетела на кроны деревьев – а исчезла, будто её и не было вовсе… Зима? Зима случилась тогда, а снег мне не важен сейчас.

– Вот ещё, я не оставляю просто так тех, кого решила спасти. Ведь я – принцесса медведей.

– Да ведь медведи все спят зимой… Пусти меня, девочка, я должен её найти.

– Пока весь мир спит, я не могу тебя отпустить. А весной ты растаешь вместе со снегом, так замёрзли твои тело с душой.

– Я ни о чём не жалею, если смогу встретиться с ней.

– Но ведь ты её не встретишь. Желала бы показаться – показалась бы раньше, сейчас – верно спит в своей фейской берлоге и думать о тебе и десятке таких же привороженных забыла.

– Как жестока ты, девочка!

– Я отправлюсь с тобой. Мне нужно согревать, чтобы дожить до весны.

Человек в заиндевелых доспехах с тяжким стоном поднялся и побрёл прочь под тёмными небесами, спотыкаясь поножами о наст. Его впалые серые щёки вдруг начало покалывать от холода, который он давно перестал замечать. Но мужчина лишь прикрыл лицо рукой, согнутой в локте, и упрямо зашагал дальше в поисках самого главного, что было в его жизни.

Маленькая девочка без одежды легко вдохнула морозный воздух и пошла рядом с рыцарем, не проваливаясь в снег, а незаплетённые волосы шлейфом тянулись за ней, и ветер рвал к себе это золото, сиявшее даже в ночи.

– Расскажи, какой ты представил её себе?

– Она существует, клянусь своей честью! Я до сих пор чувствую её дыхание.

– Так какой она была?

– С кожей, как свет солнца на персиках из далёких вечнозелёных лесов. С волосами, как пламя последней свечи в темноте. С рукавами струящимися, как вода. С дыханием, как у первого ландыша. Со взглядом далёким, как звёзды, и лепестки цветов на её платье и волосах сверкали, как снег на вершинах гор.

– Разве ты не предал сюзерна, когда оставил его одного? Какая же у тебя осталась честь? Пф, разве могу я в такое поверить.

– Сюзерена, девочка, сюзерена… Я… предал, конечно же, предал… И готов заплатить за это, но я выбрал лучшее, я не предал, нарушая все клятвы, её!

– Я не верю тебе, – лукаво улыбнулась медвежья принцесса и кончиками пальцев коснулась виска рыцаря.

– Я клянусь остротой своего меча!

– Тогда какой она притащилась к тебе? – злобно прошептала девочка, и снежинки, падавшие на её кожу, таяли с шипением.

– С губами алыми, как свежая кровь, с запястьями тонкими, как крылья птиц, с волосами мягкими, как сны шелкопряда…

– Я не верю тебе! Откуда тебе знать, что видят во сне шелкопряды? Ты придумал это, как и весь этот сон!

– То был не сон, клянусь памятью о нашей встрече!..

– Как славно, что ты не знаешь, где солгал. Так какой же она была?

– Рыцарь не может лгать. Она была… Я… Не помню. Забыл. Что пытаюсь я вспомнить? Силы небесные, как холодно, холодно, будто в гробу… Кто ты, дитя?

Медвежья принцесса, опустившись в снег, обняла себя, кутаясь в длинные волосы.

– Холодно, дяденька, холодно… – проскулила девочка, на которой не было даже мурашек.

Рыцарь одеревеневшим руками сорвал с плеча фибулу и завернул девочку в дырявый шерстяной плащ. С тщетной надеждой осмотрелся в поисках дымка на горизонте, но метель над белым простором холмов слепила глаза.

Мужчина повернул назад, к лесу, из которого не помнил, как выходил. Тёмные ели смотрели мрачно и неприветливо.

Им повезло тогда. Сразу на опушке рыцарь нашёл в столетнем дубе глухое дупло, полное сухих, одурело пахнущих прелой осенью листьев, куда поместил девочку и влез сам, оставив доспехи с порезанными ремешками и оружие у заметённых корней. Железо – лишь холод, дерево – почти тепло.

Метель билась ему в спину, забиралась в дыры на рукавах, но становилось всё теплей и теплей.

Когда метель кончилась, они дошли до костров неподалёку от дуба, давшего им приют.

На поляне среди елей, разложенные широким кругом, они вздымали языки пламени к небесам, гудели от жара и трещали опадающими вниз углями ветвями. Дым поднимался вверх до такого ясного звёздного неба, что рыцарь пожалел, что огней не случилось раньше, когда он очнулся от колдовства, как сказала медвежья принцесса.

Девочка в дырявом плаще властно шагнула меж костров в круг зелёной весенней травы, не тронутой жаром огня.

– Моя леди, это явное колдовство! Может быть даже страшнее чем то, от которого был я сегодня спасён тобой!

Девочка обернулась, и всё её круглое личико и тонкие плечи будто измождённо заострились и отдалились, но то казалось от жаркого марева. Тон её сделался жалобным:

– А что, если так? Если только так я смогу отблагодарить тебя, человека, спасшего меня зимой – от холодной гибели в зимнем лесу? И разве ты оставишь меня одну посреди колдовских костров?

Рыцарь без доспехов вгляделся в неуловимо изменившееся лицо, в ледяные глаза болотного цвета, но шагнул вперёд, закрыв лицо руками от жара, почувствовав, как стало вдруг холодней и темнее, а меч на поясе даже не накалился.

Когда человек отвёл руки, они уже были в пещере.

Он изумлённо вскрикнул и огляделся, но сзади тянулся такой же каменный туннель, как и спереди: округлый, с неровными выступами, влажными потёками и голубоватым мерцающим мхом.

В пещере было заметно теплее, и пар больше не вылетал облачком изо рта с каждым выдохом, а стены казались мокрыми и скользкими. Пахло сыростью и перегноем.

– Мы в землях троллей. Зимой ночи от снега такие светлые, что тролли не выходят на поверхность, но и не спят, как медведи.

Рыцарь схватился за меч и тихо воскликнул:

– Моя леди, нам нужно быть осторожней! Я справлюсь с одним троллем, но даже если их будет двое…

– Успокойся. Ты не будешь с ними сражаться. Ты будешь их гостем. У меня есть ключ от их города.

– Только от отчаянья и желания тебя защитить я могу согласиться на это.

– Но тебе будет хорошо там, уж поверь мне, уж я-то знаю.

Девочка развернулась и лёгкой походкой двинулась по туннелю.

Длинный плащ на ней волочился по полу вместе с чуть поблёкшими волосами, и мужчина отправился следом, стараясь не наступить на них и не отстать. Он с радостью пошёл бы первым, но она усмехнулась и не позволила.

Слишком быстро они попали в наполненную светом пещеру, полную лиловых и ультрамариновых сполохов от пульсирующих кристаллов на каменных стенах и потолке, покрытом льдом. В мигающем свете ртутью блестело озеро от края до края пещеры, в которое сверху с пронзительным звоном срывались капли воды.

Девочка, не подбирая полы плаща, запрыгала по кочкам через озеро, и рыцарь широкими шагами продолжил следовать за ней, с опаской заглядывая в неверном свете в воду. Мигание мешало рассмотреть даже собственное отражение, и дна не было видно. Рыцарю казалось, что под ним не кочки, а колонны, уходящие основанием в бездонную глубину, где таились морские чудовища.

Захотелось коснуться воды, попробовать, действительно ли она солона на вкус, вкуса крови, нырнуть в глубину, совершить самый блистательный подвиг, сразившись…

– Рыцарь! Не смотри туда, откуда не возвращаются.

Он вздрогнул и продолжил идти.

– Что там, под водой, моя леди?

– Не зови так меня. Теперь мы друзья, и ты будешь играть со мной до весны. Внизу спят стражи, которые не просыпаются.

– Никогда?

– Почти никогда.

Плащ, подолом тащившийся по воде, отяжелел, скользнул с её плеч и упал в воду между двух торчащих из воды валунов. Рыцарь не осмелился поднять его, но, перешагнув, оглянулся, чтобы увидеть, как преданная тёплая шерсть исчезает, опустившись на дно. Будто голубое марево поднялось от того места и исчезло.

Показалось, что под водой мелькнул белый огонёк.

Девочка начала спешить.

Теперь он видел лишь золотистые волосы, скрывавшие фигуру девочки, но на повороте в следующий туннель ему бросился в глаза край голубого платья.

Меч его ударился о выступ и выпал из рук. От изумления рыцарь, допустивший оплошность, которую не позволял себе с младых лет, нагнулся за оружием, но его не было ни у ног, ни вокруг. Не скоро он нагнал девочку, на голове которой сияла украшенная сотней маленьких цветных сияющих камешков золотая корона, которую он раньше не замечал.

Медвежья принцесса привела его к проходу, загороженному валуном, где земля тряслась от какой-то вибрации, трижды постучала по камню небольшой белой косточкой, и пещера с дрожанием отворилась. Запах, шедший из прохода, не был приятен, но не был и невыносимым смрадом – пахло шерстью и подгнившими фруктами. Он будто сгустился у входа, пытаясь оттолкнуть незваных гостей, но потом, в пещере с неровными грубыми колоннами, оплетёнными корнями деревьев, будто развеялся, уступил место ароматам хвои, яблок и груш, собранных в огромных, по грудь рыцарю, кадках у стен, подпрыгивающих вместе с подрагиванием земли.

По пещере метались громадные тёмные тени, прыгали синие огни факелов в лапах огромных чудовищ, водящих хоровод вокруг большого гранитного валуна. Шары света всплеснулись языками пламени, поменяли цвет на зелёный, и чудища, ударяясь друг о друга со звуком стука камня о камень, повернули свои прыжки в другую сторону, и качались на их поросших мхом плечах одежды из шкур, и звякали монеты и обломки щитов, нанизанных на кожаные шнуры у поясов, и колыхались на головах спутанные копны волос, и тряслись своды пещеры от дружного топота шаркающих подошв.

Возле взрослых бегали маленькие, всего лишь размером с рыцаря, троллята, драли друг друга за волосы и хвосты с погремушками, корчили рожи и ловкими пальцами черпали из котлов кашу, засовывая её чуть ли не со всей пятернёй в рот.

Рыцарь обомлел, а тролли, с треском потирая мозолистые лапы, принялись кидать на валун шишки и кости, еловые ветки и содранную кору, ветви рябины и принесённый с поверхности подтаявший снег. Мгновенно валун наполовину погрузился в кучу нехитрых приношений.

Человек стоял в изумлении, не в силах даже попятиться, а девочка, сияющая в изумительном свете снова посиневших огней, будто стремящихся к ней, вышла к валуну. Дети притихли, и все, даже самые старые подслеповатые тролли, пытались огромными серыми пальцами с грубо обломанными зеленоватыми ногтями осторожно коснуться этой сверкающей красоты.

По протянутым рукам, пригибавшимся так, будто девочка не весит чуть больше пушинки, она прошагала на вершину валуна и поманила рыцаря к себе.

Собрав все остатки храбрости, постыдно меняясь в лице, мужчина неверным шагом двинулся вперёд, к толпе чудовищ, но те не шелохнулись и не попытались дотронуться или напасть.

– Сегодня, – звонко взвизгнула медвежья принцесса, взмахивая пышными рукавами, – мы встречаем в гостях героя! Героя, которого спасла я, а он спасёт нас! Он поможет нам избавиться от солнечных змулей!

Тролли попытались победно взреветь, но девочка приставила палец к губам, и сказала: «Тссс!». И старые тролли повернулись к младшим, и сделали знак «Тсс!», а те донесли до отвлёкшихся от чуда детей, такое пренебрежительное «тс», что малыши не услышали, и продолжили с глухим стуком кидать камни в какое-то дерево, врытое в груду камешков размером с яйцо.

Вот один из троллят сделал шаг вбок, чтобы замахнуться булыжником получше, и рыцарь увидел, что к стволу деревца привязана кукла из пакли и шкур – белая девочка с длинными светлыми волосами и помятым браслетом заместо короны.

– Дети – злюки, не думай придираться. Они боятся чужого, чудно́го и незнакомого. Они не знают, почему моя кожа не припорошена серой пылью, волосы не похожи на мох, и я мелкая, словно мышь.

Троллята не смотрели на людей и увлечённо продолжали игру. Иногда камень отлетал от стены за куклой и попадал в кого-нибудь из малышей. Они утробно урчали и валили друг друга на пол, катались по полу, сцепившись намертво, выкрикивая слова на незнакомом рыцарю тролльем, а взрослые насмешливо хрюкали, продолжая стоять вокруг девочки и мужчины.

– Ты, – шершавым голосом спросил один из троллей, и костяные серёжки в его колыхнувшихся ушах угрожающе звякнули. – Будешь есть змулей?

Рыцарь отрицательно качнул головой.

Тролли нависли, дыша недоваренным мясом и гнилью, но девочка взмахнула рукой.

– Если бы мы могли съесть или победить их силой, мы победили бы сами давно. Но змуля можно одолеть только спящим, и его днёвку не так просто найти, рыцарь поможет.

Три дня прогостив у троллей, рыцарь так и не узнал, какого змуля должен найти, но начал скучать по солнцу и звёздам.

Здесь не было холодно или тесно, но было темно и душно, ему постоянно казалось, что голодные взгляды троллей, не наедавшихся сушёным кабаньим мясом, грубой кашей и горстками фруктов, всегда наблюдают. Рыцарь старался не уходить далеко, ведь лежбища тролльих семей были тем темней и зловонней, чем дальше от главного зала они находились.

Рыцарь жил вместе с медвежьей принцессой в высокой пещерке под потолком главного зала, устланной медвежьими шкурами, полной драгоценных чаш, нитей бус, колец, дорогой одежды, вырванных из книг страниц и других неведомо как оказавшихся там вещей. «Это подарки тех, кто гостил здесь когда-то или тех, кто решил остаться среди троллей», – поясняла медвежья принцесса, закинув корону в угол и примеряя браслет за браслетом, будто видела их впервые.

– Разве захочет кто-то по своей воле остаться с троллями?

– Разве ты здесь остался не сам? Не обижай приютившей тебя гостеприимный народ. Они ни в чём тебе не отказывают, а сами не наедаются!

Рыцарь не отвечал. Старшие тролли, знавшие его язык, не раз говорили, что он ест меньше ребёнка. Он, может быть, съел бы больше, да еда ему надоела, как и всё это ожидание.

«Жди, герой, жди, змули, которые нападают на наши земли, уводят стада оленей и заставляют нас голодать, скоро дадут о себе знать», – уверяла медвежья принцесса.

И он ждал, от безделья пытаясь найти неприметную пещерку, через которую они вошли в подземное царство.

Временами ему казалось, что его зовёт голос. Тише воды, он будто шептал его имя, неузнанное троллями, потому что ни один рыцарь не скажет своё имя троллям.

Голос, подобный нежности лепестков, запаху абрикосов, звуку весенней капели, шороху расшитого серебром платья – этот голос точно знал его имя, и звуки, дрожа, звучали на границе сознания, не давая покоя.

Так редко, что он скучал по нему, как по звёздам.

Когда это случалось, медвежья принцесса морщилась и недоумённо обводила взглядом потолок и рыцаря, но тот не подавал вида, что что-то его тревожит, и она успокаивалась. Так он узнал, что звук ему не прислышался.

Мужчина заметил, что девочка повзрослела, вытянулась, изменилась фигурой и смотрела на него порой то ласково и приветливо, то требовательно и жёстко.

Лишь три недели прогостив у троллей, рыцарь встретил своего первого змуля.

Он сидел на корточках в одной из узких маленьких тупиковых пещер и растирал в шестипалых лапах прозрачные стеклянные камешки. На его песочной длинной шёрстке блестели капли от растаявших снежинок.

Рыцарь, увидев незнакомца, отшатнулся, но тот поднял круглую голову с острым носиком и янтарными плошками глаз и тихо произнёс мягким тенором:

– Я вовсе не хотел тебя напугать, и ты ничуть не помешал мне, путник. Я змуль, если ты ещё не встречал подобных мне.

– Солнечный змуль?

– Нет, обычный. Вижу, тролли научили тебя ругаться на их языке.

– Я вовсе не хотел оскорбить тебя. Ты пришёл с поверхности, прекрасное создание летних цветов?

– Несомненно, о достопочтенный рыцарь.

– Так мог бы ты вывести меня туда, даже если там царит леденейшая зима?

– Это не составило бы мне труда.

И существо, бодро вскочив на ноги, заячьими прыжками бросилось вперёд, помахивая тремя хвостами, пышными, как плюмажи.

– Я приведу тебя в пещеру, где дневуют змули, забравшиеся глубже всего в царство троллей. Там ты приготовишься к пути на поверхность! – прокричал он, не оглядываясь, и эхо разлетелось по туннелю.

– Разве я не помешаю их сну, пробившемуся к ним с солнечных наземных лугов? – попытался на бегу разговаривать рыцарь.

– О, вовсе нет, странноговорящий сэр, мы всегда рады гостям, даже во сне.

Большая часть обитателей днёвки продолжила спать, но остальные действительно были рады, окружили его, любопытно дёргая влажными чёрными носиками и высокими голосами переговариваясь между собой. Вскоре рыцарь сидел на низеньком табурете и ел тёплый хлеб со сладким ежевичным вареньем. Чай был такой вкусный, что, казалось, он вот-вот вспомнит про что-то самое важное. Что-то о взмахе крыла, наклоне травинок и вкусе вишнёвой косточки на языке…

Тролли пришли, когда чай ещё не был допит. Они ворвались в днёвку змулей под отвратительный скрежет волочащихся за ними утренних звёзд. Металлические шипастые шары взмывали вверх и обрушивались на спящих змулей, и те лопались, как мыльные пузыри, разлетаясь, как солнечные лучи от зеркал, и слышался их предсмертный тонкий удивлённый писк.

Позади троллей стояла медвежья принцесса, крича о том, что знала, кто сможет их привести к беспомощным во сне врагам, берегущим оленей, что не ошиблась, и показывала пальцем с длинным ногтём на рыцаря.

Бодрствующие зверьки вместо попыток защититься бросились будить спящих и убегали от троллей прочь. Их пушистые гибкие тела с такой ловкостью и скоростью скользили между ног троллей, что ни один шип утренних звёзд не коснулся проснувшихся.

Мгновенно пещера опустела и потускнела, лишь догорали в тенях золотистые капли, летали в воздухе невесомые шерстинки песочного цвета и рыцарь у перевёрнутого стола сидел, не сводя взгляда с ручки от разбитой чашки.

Медленно, один за другим, он разжал пальцы, и ручка упала и тоже разбилась.

Смахнув с плеча ладонь что-то одобрительно галдящей девочки, мужчина поднялся, и тролли расступались перед ним. Они не обращали на него внимания. Человек больше не чувствовал себя рыцарем. Ему казалось, что что-то, что он не мог вспомнить, но поиски чего завели его в подземелья, он только что окончательно и безвозвратно потерял.

Мужчина вышел из пещеры и, сделав пару шагов, понял, что ноги всё ещё держат его. Тогда он побежал, не разбирая дороги, сворачивая во все встречающиеся боковые проходы: чем уже и незаметней они казались, тем вернее он их выбирал.

Ноги принесли человека к широкому прямому туннелю, полному свежего воздуха и тускло освещённому ровным серым светом, льющемуся из пробоины в потолке, но сейчас он не чувствовал в себе силы выбраться на поверхность. Там, впереди, ему показалось – блеснул свет, как от стёклышка в шестипалой лапке гостеприимного змуля. На пол сквозь отверстие упала горстка снежинок, сквозняк взъерошил отросшие волосы мужчины.

Чего человек хотел? Раскаяться, попросить прощения, добить, чтобы не было свидетелей его чудовищного преступления, и можно было ещё хоть раз прикоснуться к живому чуду?

За поворотом туннеля был широкий пологий спуск к светившейся внизу пещерке, и зимний холод, полный свежести.

В пещерке, занимая всю ширину, спала огромная бурая медведица, и её ровное дыхание, взлетавшее облачками пара, не тревожило трёх маленьких медвежат, прижавшихся к животу матери и тихо ворчавших во сне. Среди медвежат лежала маленькая девочка.

Без одежды она казалась облачённой в лучший наряд, а от её длинных золотистых волос, спутавшихся с медвежьей шерстью, шёл желтоватый свет, заполнявший всю крохотную пещерку. Волосы девочки были такого потрясающего оттенка, что маленькая золотая корона, съехавшая с головы на бок одного из медвежат, была бы на них незаметна.

Медвежья принцесса легко вздохнула во сне, сунула в рот большой палец и прижалась к тёплой медведице поплотнее. Медведица грела принцессу или принцесса – медведицу? Кому из них нужно согревать, чтобы дожить до весны?

Рыцарь никогда не встречал эту девочку прежде, но был уверен, что глаза её похожи не на болото, а на самое глубокое чистое озеро под солнцем полуденного дня. В ней было больше змульего, чем человеческого.

Трудно было наглядеться на медвежью принцессу, наслушаться ровного дыхания огромной медведицы, но холод пробрал рыцаря, как раскаянье грешника, и он медленно отправился прочь. Выйдя из пещеры, он понял, что ему давно не было так тепло.

Голосившие троллята нашли его спустя несколько коридоров и отвели к себе домой, но разве мог он теперь оставаться там?

В центре пещеры, в дыму от костров, над которыми палились туши тонконогих оленей, стояла девочка, и зелёный оттенок проглядывал сквозь её располневшее тело, рвущее белое тонкое платье. Она всхрюкнула, уронив сырую оленью ногу, и увидела человека.

– Мы выпьем крепкого эля из мха за тебя сегодня, паршивый охотник! Змули за змулями, им не устоять перед твоею бедой, и они будут снова и снова пытаться помочь тебе! Хе-кхе! Снова и снова!

Рыцарь отвернулся и поднялся к маленькой комнатке, где, как он вспомнил, лежал его меч, обращенный в корону.

Решимость лица человека заставляла троллей расступаться, а близость освобождения пронизывала каждый мускул желанием действовать. В лёгких, словно живительный свет, плескался морозный воздух из берлоги медведицы. Он ещё не пришёл в себя до конца, но что-то огромное, горячее и безнадёжное просыпалось у него за спиной и готово было вот-вот обрушить всё своё знание на него.

Обернувшись с мечом в руках, он увидел серое лицо с мшистыми родинками, дрожащей дряблой шеей и болотными глазами, тянувшее к нему жадные руки с длинными блестящими когтями и вросшими в плоть слишком узкими браслетами.

Сжав зубы, он заставил себя забыть спасшую его от колдовства девочку и с выпадом рубанул троллиху по предплечью, стараясь не задеть кость. Послышался горестный вой, и, пока противница зажимала рану, рыцарь бежал к выходу рядом с кадушками яблок, и дальше по узкому коридору – вперёд и вперёд, пока не показалось озерцо с выступающими валунами под ледяным потолком, с которого ещё чаще, чем рыцарю помнилось, падали капли воды.

Дна озера по-прежнему не было видно, но мужчина был уверен, что узнанное им прежде – морок, что нет времени осторожно вышагивать по гладким валунам и мшистым кочкам.

Человек не замедлившись шёл вперёд, и нога тут же с веером брызг провалилась в мокрую холодную пустоту. Рыцарь, едва не выронив меч, успел схватиться руками за гладкий каменный столб, торчавший, как кочка, из воды.

У озера от края до края пещеры не просто не было дна – у него не было и пологого спуска, это была расщелина, заполненная водой.

Мужчина поспешно выбрался на берег, не рискнув переплывать непроглядную глубину, и осторожно пошёл по камням. Неочарованному было легче думать, но сложнее идти.

На середине озера вода всплеснулась и забурлила, и рыцарь в мигающем свете кристаллов едва рассмотрел перед собой синевато-серые ноздри и чёрные глаза без радужки и зрачка существа, которое медленно вылезало на воздух.

Две короткие лапы, упершиеся в камни, с трудом поддерживали голубоватое склизкое тело, покрытое редкой чешуёй и извивающимися тонкими отростками длиною с ладонь, покрывавшими живот существа. Они не сразу нащупывали камни, но случайно сталкиваясь с их поверхностью, приклеивались кончиками, быстро вытянув короткое толстое тело и задние лапы на тропу через озеро.

Существо раскрыло широкую круглую пасть и зевнуло. Послышался запах тины и плесени. Качнулся отросток с белёсым огоньком у него на носу.

Рыцарь занёс меч и помедлил.

Капли, срывающиеся с потолка, продолжали звенеть, ударяясь о ставшую беспокойней поверхность озера. Одна скатилась по лезвию меча, другая упала на щеку.

Существо было маленьким, как змуль, но мужчина не спешил атаковать, пока не заслышал вдалеке шаги.

Существо закрыло пасть и проникновенно взглянуло на рыцаря своими бездонными чёрными глазами. Были ли они незрячими? Хотело ли существо напасть?

Тролли выбежали из тоннеля, нерешительно остановившись на берегу.

Рыцарь рубанул мечом воздух перед носом чудовища, надеясь отпугнуть, и в тот же момент водный страж ринулся, мгновенно переставляя крохотные отростки по камням и воде, вперёд, широко раскрыв пасть.

Человек отшатнулся, едва удержав равновесие, и ударил сверху, разрубая мягкую дрожащую плоть. Зеленоватая кровь существа пахла рыбой.

Озверев от боли, монстр взвыл и, судорожно мотая раненной головой, толкнул рыцаря. Пытаясь удержаться, он свободной рукой схватился за щупальца и почувствовал, как в ладонь и голень вцепилось по десятку жадных крохотных ртов. Чем больнее становилось человеку, тем быстрее зарастала рана на морде существа.

Рыцарь вскрикнул, отдёрнул руку и отрубил присосавшиеся к ноге мелкие щупальца. Боль ослабла, но не исчезла. Мотнув головой, краем глаза рыцарь заметил, как сзади него, пользуясь шумом капель, вылезает на тропу такое же существо, и ещё пара всплывают по правую руку.

Тогда мужчина почувствовал, как был лёгок морозный воздух берлоги медведицы, которым он напился до дна. Оттолкнувшись, рыцарь прыгнул, опуская меч сквозь рыхлое тело существа на камень, от которого оттолкнулся, будто шестом.

Мужчина приземлился в воду неподалёку от отвесного берега, закинул меч подальше и тут же выбрался следом.

Под крики и радостное хрюканье троллей, существа с плеском бросились вслед за рыцарем, но он был уже далеко, легко отталкиваясь ногами от земляного пола туннеля.

Но тут раненую ногу ожгло огнём, волной прошедшим от стопы до паха. Потом онемела и рука. Рыцарь слышал частые мокрые шлепки рыхлых туш о землю, но не мог даже идти.

Подволакивая раненую ногу, рыцарь изготовился к бою, и в этот момент проснувшееся воспоминание обрушилось на него всей своей тяжестью, снимая остатки наваждения. Что-то прохладное и ласковое коснулось ран, и в белой вспышке после рывка рыцарю послышался голос.

Наверху просыпалась весна. Деревья стояли голые в по-зимнему тихом лесу, но было теплее, чем когда он повстречал колдунью троллей. Солнце бриллиантово отражалось от налившегося влагой снега так, что человеку пришлось зажмурить привыкшие к полутьме глаза и прикрыть веки ладонями.

Он скорее почувствовал её, чем услышал, как она стояла неподалёку от чёрных давно погасших кострищ, разложенных кругом, и не сводила с него зелёных весенних глаз.

Там, под могучими и чёрными на фоне голубого неба ветвями, она смотрела на него – с запястьями тонкими, как крылья птиц, с дыханием нежным, как цветы ландыша, со взглядом глубоким, как солнечные небеса.

Он пытался открыть глаза, чтобы взглянуть на неё, но не мог без боли смотреть даже сквозь щели меж пальцев.

Её глубокий голос разбил пронзительное молчание, как испуганный вздох, как шорох ласточкиного крыла, как первая капля, сорвавшаяся весной с крыш – тихо и беспощадно:

– Ты отравил себя ложной клятвой, а я отравилась тобой. С краёв сна я шагнула к тебе в твой мир, сделавшись смертной и такой уязвимой для снега… Тебе нужно было лишь подождать до весны.

– Если бы то был не сон, чары троллей не заставили бы меня забыть!

– Если бы ты верил в то, что произошло во сне, ты не смог бы меня забыть.

– Я умирал… Мне казалось – спасение…

– Я бы спасла тебя. Я спасла бы тебя, едва наступила весна, если бы ты только помнил меня, чтобы я видела путь к тебе. Если бы ты продолжал верить, как верил тогда – я бы спасла тебя. А ты позабыл…

Вдалеке послышался гул от треснувшей на реке льдины.