– Ну что за молодежь нынче пошла, еть твою налево! – от суровых окриков водителя худой паренёк на соседнем пассажирском сиденье вздрагивал и всё ниже опускал голову. – Башка тебе для чего, я тебя спрашиваю? Кто ночью околачивается на трассе, да ещё под колёса кидается, как шавка малолетняя?

Машина – огромная серая фура – плавно скользила по влажному асфальту. Мотор сердито урчал в тон водителю, словно соглашался с хозяином. Из рации доносились помехи и обрывки чьих-то диалогов. Как маятник, покачивался освежитель-ёлочка под зеркалом дальнего вида.

– Н-ну, ис-испугался я, – заикаясь, вытолкнул из себя слова парень. – П-проехали бы мимо и не з-заметили, а я... там... жесть!

Водитель покосился на него, тяжело вздохнул и кинул на колени выцветшее, но мягкое махровое полотенце:

– Оботрись хоть, пока не застудился. Печка раскочегарится, потеплеет.

– С-спасибо, – он уткнулся в полотенце, видно, украдкой выдохнул с облегчением, что неприятности, какие бы они там ни были, уже позади, обтёр лицо. – Меня Ян зовут, а вас?

– Сергей.

В кабине воцарилось молчание. Ян сцепил руки в замок и поглядывал по сторонам: в тёмном окне ничего не было видно, только фары освещали пятачок дороги, да впереди огоньками сверкали другие машины. Он ждал, что его начнут расспрашивать. В самом деле, один на трассе, без вещей и денег, вынырнул из кустов, как вурдалак в старых чёрно-белых фильмах. Но водитель всё ещё сурово хмурил брови и молчал. Не интересно? Не важно? Меньше знаешь, крепче спишь?

Сергей внимательно следил за дорогой. Одного такого происшествия в день вполне достаточно, не хватало только аварии в чёрт знает скольки километрах от города.

– Тебя в деревне где выкинуть или... – он осёкся, оглядывая свернувшегося в клубок посапывающего Яна. – Мальчишка, ну какой же ещё мальчишка – лишь бы тепло и хорошо, а там хоть трава не расти, – Сергей сбавил скорость, пошарил рукой сзади, нащупывая плед. – Ну, спи-спи.

* * *

– Да не хочу я в Сургуте выходить! – Ян злился, волчком вертелся на сиденье, не зная, куда себя деть. Он покраснел какими-то пятнами и сверкал подозрительно блестящими глазищами. – Не хочу! Ясно? Ну какая вам проблема? Я мало ем и...

– И причём тут это? – Сергей с аппетитом вгрызался в огромный бутерброд, хлеб крошился и осыпался прямо в густую бороду. – Из-за тебя я нарушаю правила: в кабине водителя может находиться второй водитель, прошедший инструктаж и медосмотр, посторонние в кабину водителя не допускаются. – Он шумно отхлебнул чай из термоса. – И потом, у тебя нет даже документов... остановит нас патруль, и всё: тебя – за шкирку в отделение, мне – штраф.

– Да что мне в том Сургуте делать? – парень схватил огурец, который ему подсунули, но еда его сейчас мало интересовала. – Вот! У вас же за сиденьями достаточно места, я влезу – спрячусь и никто меня не найдёт!

– Ну что ты выёбываешься, как будто тебя там на кол посадят! – Сергей сердито хлопнул огромными ладонями по коленям. – Моя фура – мои правила. Или сейчас вываливайся, или катись до Сургута, но дальше не повезу. Точка.

Ян обиженно подобрался и... промолчал. Отвернулся к окну, закутавшись в плед по тёмную макушку, и на какое-то время затих.

За окном проносился лес, в нём перемешивались тоненькие берёзы и сосны, раскидывались пышные кусты. Из мелких озёр, затянутых по краям тиной, выглядывали почерневшие коряги. Поля расцвечивались ярко-жёлтыми, розовыми, лиловыми венчиками, но выше всех и гуще росла в небо острая сочно-зелёная трава.

– Что такое «куст 148»? – Ян отлепился от окна, повернувшись обратно. – Я уже видел такие таблички. А там, где вы меня подобрали, тоже такая была. Только номер другой.

– Номер он номер и есть, а куст – это куст скважин, так нефть добывают, – Сергей пожал плечами: мало кто в этих краях не знает этих элементарных вещей. – Бурят скважины под разными углами, соединяют все ветки в один резервуар и качают чуть там, чуть здесь.

– И всё? Только нефть?

– А что? – водитель глянул на небо: облака кучковались, проплывали пока ещё редкими, но уже пышными островками.

– Мне показалось, я видел что-то необычное...

– Хм. Ты боялся, дрожал от холода и голода – я бы удивился, если бы тебя не посещали глюки в таком состоянии. Но...

– Но?

– Ладно, хрен с тобой! Среди нашего брата ходят такие истории...

* * *

– Нефть добывают в любую погоду и в любых условиях. Электронасосы и кабели находятся на глубине нескольких километров, что им до того, какие над землёй облачка, верно?

Но – это слухи, помнишь? – говорят, что в дни особо сильных гроз добычу останавливают. Потому что из-под земли по кабелям вверх несутся молнии или что-то вроде того. Их никто не видит, только в воздухе пахнет озоном, а тех, кому не посчастливилось нарваться на такие, ну... раз на раз не приходится.

Некоторые врут, что видели голубые огоньки над кустами. Знаешь, как шаровые молнии. Брешут, как по мне. Видеть невидимое могут либо сумасшедшие, либо призраки. Либо как ты, кто просто заблудился и глючил.

Скажешь, ты видел... Ах ты ж сука блядь!

Сергей резко притормозил, фура неохотно дёрнулась и затихла, а лихач на какой-то ярко-красной машине, противно сигналя клаксоном, уже умчался в стену дождя впереди.

Ян не успел вынырнуть из истории и только недоумённо переводил взгляд туда обратно:

– Что? Что он сделал?

– Упырь недоёбанный! Таких только и надо, что по мордасам, – Сергей взял рацию, покрутил что-то, настраивая нужную частоту: – Приём. Трасса Тюмень-Сургут, 289 километр, упырь на красной Киа Сид номер Р551ОВ. Кто встретит патруль, просигнальте, братки, чтобы этого урода перехватили.

– Ух ты, – Ян навис над прибором, – я думал, эта штука просто как радио... И что, их перехватят?

– Очень надеюсь. Запомни, малой, упырей на дороге не любит никто. Не ценишь свою жизнь, не трожь чужую... Вот сейчас какая хрень. На этом участке запрещён обгон, ограничена скорость... попади ему под шину камешек, он не справился бы с управлением, или вынырни навстречу другой автомобиль... и мы все всмятку. Меньше тридцати секунд – минус четыре души.

– Не хотел бы я быть минусом...

– Никто не хочет.

Дождь крупными каплями бил по стеклу, дворники монотонно шуршали, смахивая воду в сторону, где она ручейками ползла куда-то вниз.

Ян вяло грыз яблоко, думая о той истории. Он не успел сказать, что правда видел, как из-под земли вырываются молнии – искрятся, сверкают, рассыпаются над поверхностью тысячами огоньков так, что глазам больно. На фоне этого фейерверка провалы в памяти и отсутствие при себе всяких вещей уже не казались чем-то особенным. Там спятить можно было, не то что вещи потерять.

Кажется, он теперь сумасшедший...

* * *

– Ты сегодня молчаливый. До Сургута осталось чуть больше суток, имей в виду. – Сергей приоткрыл окно, выпуская дым наружу. Сигарета тлела ярким оранжевым огоньком.

Они остановились на стоянке, подкрепиться да просто отдохнуть от бесконечной дороги перед глазами.

– Думаю, откуда берутся молнии. Ну... те.

– Кто ж их, собак таких, знает? Кто-то говорит, что это всё сказки, кто-то утверждает, что видел, кто-то предпочитает держаться подальше. Но глубже... глубже мало кто раздумывал.

– А вы таких знаете?

– Кого только не встретишь на дороге.

Немой вопрос в сверкающих зелёных глазищах не заметил бы только слепой. Сергей хмыкнул:

– Чувствую себя дедушкой, который рассказывает сказки внуку.

– Вот ещё! Но сказки люблю...

– Нефть называют по-разному, чаще всего «чёрным золотом», но не менее часто – «кровью земли». До того, как начали добывать её из скважин, подобных происшествий не было... Конечно, это север! Здесь люди гибли по-всякому, но от невидимых молний – только после внедрения кустов. И говорят, что эти жертвы – своеобразная... плата. Мы забираем кровь, земля забирает равноценную плату.

Кстати говоря, это не обязательно жизнь... Понятие жертвы очень условное, но не безобидное, нет, никогда.

Впрочем, мне это рассказал такой болезный старик, сухонький, как палка. Подбрасывал его до деревни, жалко жеж, шаркал в своих лаптях, небось, сотню метров за час, так что не бери в голову.

Сергей задумался о чём-то своём и начал добродушно проговаривать под нос какую-то песенку: мо-о-олодость, ты как времени замок... и захочешь – не взломаешь, чтоб взглянуть ещё разок... мо-о-олодость...

В этот момент Ян почувствовал, как по позвоночнику пробежали мурашки: впереди сверкнула молния, грянул гром – гулко, раскатисто; сильный ветер пронёсся над кронами, пригибая деревья к земле.

Даже под пледом пробирал какой-то неестественный холод. Резко замолкла рация, как отрезало – ни помех, ни обрывков диалогов, ничего. В воздухе появился какой-то странный запах...

– Тормозите! Тормозите сейчас же! – Ян вцепился в руку Сергея, расширенными от страха глазами наблюдая, как прямо посередине дороги возникают шаровые молнии.

– Не ссы, малой, вижу, – как-то очень серьёзно и хмуро ответил водитель; он резко вывернул руль, нажал на тормоз, и грузная фура, взвизгнув шинами, перекрыла обе полосы: – Чтобы никто туда не сунулся, пока они не исчезнут к ебеням, – он сжал прохладную ладонь Яна.

– Как?.. Почему вы их видите?

* * *

Справа белела табличка «куст 95».

Свистел ветер, по лобовому стеклу хлестали ветки деревьев, гремел гром, но даже он не мог заглушить противный, пробирающий до дна души, электрический треск.

Шары пульсировали, выпускали маленькие молнии, однако пока покачивались в пределах одного места.

– Я видел их и раньше, – Сергей задумчиво пригладил бороду, – но лишь точками. Сейчас, думаю, вижу их целиком из-за тебя.

– Ничего... ничего не помню, – Ян вжался в сиденье, стараясь не смотреть в окно, – это не я их привёл! – он подёргал дверную ручку, паника захлёстывала. Хотелось бежать, и быстро.

– Конечно, нет, парень, ты что! Сиди, не дрыгайся! – мужчина для верности погнул рычаг с ремнём, чтобы Ян его не выдернул. – Шаг из машины, и ты не жилец.

– Что мы будем делать? – сладковатый аромат ёлочки, смешанный с озоном, вызывал тошноту и головную боль.

– Подождём. Пройдёт гроза, и они исчезнут вместе с ней.

Тёмное небо, шум дождя, сладкое тепло машины навевали дрёму. Ян всё ещё настороженно вскидывался, но шары не подлетали ближе, это немного успокаивало. Рано или поздно покажется солнце, и липкий страх отступит.

Значит, сказки – это не сказки? Но что им надо? И тогда... Ян помнил эти вспышки, но какую жертву они взяли? Что он им отдал? Память? Но о чём?

Впереди показались огоньки. Тени шмыгнули врассыпную от света фонарей, уже можно было представить, как шуршат шины по асфальту.

– Это... это...

– Приехали, ебать их через колено! – Сергей с досадой хлопнул по рулю, а затем потянулся к дверной ручке.

– Что?.. Что вы делаете? – Ян вскинулся и клещом вцепился в кожаную куртку.

– Не кипишуй, а? – мужчина попытался скинуть с себя его руки. – Принцип меньшего зла, слышал о таком? А серьёзно. Я не хочу туда идти... не хочу, хоть убей. Но я один, а там, – он кивнул в сторону машины, – может быть семья, дети... Кто-то один выйдет посмотреть, что случилось, и эти шарики выжгут всех подчистую. Я – эгоист, слышишь? Я в жизни собаку не сбил, как я могу... спокойно смотреть на это? Не хочу смотреть на это.

Ян ревел в голос, дёргал ремень, извивался, пытаясь его скинуть. В руках осталась кожаная куртка. Громко хлопнула дверь, а затем всё поглотил острый бело-голубой свет.

* * *

Высоко в небе светило солнце. В кабине пахло ёлочкой, хотя запах порядком выветрился. На приборной панели чернела длинная царапина, словно кто-то нарочно ключом вспорол.

– Уроды грёбанные... руки оторвать и в задницу засунуть за такое, – Ян провёл по ней кончиками пальцев, вспоминая грубоватого, но доброго водилу, кто когда-то подобрал его на трассе. И бесследно исчез спустя два дня недалеко от Сургута. Дело забросили уже через месяц. Кому нужен одинокий мужчина преклонного возраста?

– Вы были бы рады слышать, что у меня всё хорошо?

В полиции Яна не опознали, но один из ветеранов долго к нему присматривался, а потом принёс старое пожелтевшее фото – он с товарищами. С плотной грубой карточки на Яна смотрел он сам, только больше, чем пол века назад. Память так до конца и не вернулась, но испытывать судьбу парень не стал: документы восстановили, он совершеннолетний, а дальше как-нибудь сам. Вернуться в деревню, поспрашивать про – вот так совпадение! – неделю назад пропавшего деда... И начать искать информацию.

– Говорят, что вы не обязательно... что вы можете быть... живы.

Выцветшее махровое полотенце. Клетчатый плед. Сломанная, но узнаваемая рация. Ян прикусил губу изнутри – это оказалось больно.

– Найду вас хотя бы затем, чтобы извиниться! – он улыбнулся, откинувшись на сиденье. – Я стал упырём, да, тем ещё ублюдком... Не могу отвязаться от мысли, что они могут догнать. Вижу молнию, ссу, как девчонка, и стараюсь убраться куда подальше.

Погнутый рычаг для ремня так и не выправили обратно. Его почти доломали, когда вытаскивали Яна, а со временем, наверное, решили вообще не ломать голову, прицепили к нему переносной, и делов-то.

– И всё же... я хочу вернуться, я ведь тоже эгоист... не хочу их бояться. Если я вас найду, вы поможете мне?

Ян погладил руль, крутанул колёсико приёмника и устроился поудобнее:

– Как думаешь, за сколько мне тебя продадут, малыш?