В Синей стране, впрочем, как и во всем остальном мире, царила осень. Та самая пора, когда дни тихи, а ночи полны звуков, когда октябрь словно прогуливается: неспешно трогает помпоны поздних георгинов и хризантем, дышит холодком на астры, в шутку еще серебрит траву и стеклит лужи. Та самая пора, когда за минуту все меняется. И вот уже октябрь сходит с ума: гнет ураганом деревья, раздевает их – до последнего листочка, неистовым кратким ливнем смывает краски с клумб, да и с лиц, пожалуй, – страшно под черным, с разинутыми пастями туч, небом.

Именно в такое мгновение ангелу Алю приспичило пройтись по подземелью Синего Замка Легендариума. Не то что бы у него там было дело, а просто в «надземельи» сейчас так тихо и пустынно, пусто и одиноко – все жители занимались своими делами и мало обращали внимание друг на друга (кстати, и ангел тоже), – что веселье подвалов и кротовьих шахт казались Альмонду лучшим лекарством от тоски.

Аль выбрал те подвалы, в которых еще ни разу не бывал, спустился вниз по узкой лесенке, с трудом отворил тяжелую дубовую дверь.

Странно, вместо ожидаемого мрака в закутке трепетал огонек свечи, распугивая пауков. У плошки с огарком сгорбилась над чем-то маленькая фигурка. Он вгляделся:

– Натка! Ты что тут делаешь? Прячешься?

Натка вздрогнула, выронила тетрадку и старый – любимый – химический карандаш, с изумлением уставилась на внезапно – как с неба – свалившегося ангела. Судя по дрожащим перышкам, в которых еще гулял ветерок, по рассыпанным в беспорядке волосам, он недавно летал, а когда приземлился тут, рядом, она и не заметила. Замечталась...

– А ты? – только и спросила девушка, поправила растрепавшиеся прядки.

– Ну… я… – ангел пожал плечами, но все же не стал претендовать на первенство вопроса, – иногда хочется почувствовать другие стихии, кроме воздуха. К воде – только не в ливень, в огонь рановато еще, так что остается вот это, – он обвел взглядом подвал: мрачную кладку древних стен, начинающиеся в пяти шагах и теряющиеся в черноте ступеньки в подземные ходы, неровности каменного пола, увидел тетрадку… – Ты писала. Вот оно что! – Аль нагнулся и поднял тетрадку. – Можно поглядеть?

Натка заулыбалась, приоткрыла ротик, хотела что-то сказать, а ангел засмеялся.

– Ты чего? – обиделась моментально панда.

– У тебя язык синий от карандаша, совсем заработалась.

Натка покраснела до глубины души. То есть полностью.

– Так можно?

– Ну... э... ерунда такая, правда... – пробормотала девушка, а отказать ангелу не хотела – она на самом деле мечтала, чтобы он читал то, что она пишет, и давал советы, а попросить не могла. Стеснялась. – Да и времени у тебя наверняка нет...

– Время... что такое время? – пробормотал Аль. – Время нужно на любимых, Натка. А так оно – бесполезная штука, которую тратишь на кучу важных дел – без толку, – и он все же открыл тетрадку, а Натка… закрыла глаза.

«...Был месяц октябрь, который в Легендариуме в шутку обзывали Желтоглазиком. «Вот и Желтоглазик прибежал», – так говорили, радуясь ярким листьям на деревьях, поздним волшебным цветам в замковом саду, буро-рыжей травке и холодным ветрам. А что унывать? Желтоглазик приходил всегда, как и Хмурец – так прозвали ноябрь, потому что он – единственный из трех осенних братьев-месяцев – по-настоящему пасмурен и почти морозен. Хорошо, что до Хмуреца еще далеко.

В общем, Желтоглазик бегал. Так было всегда.

Но в этом году что-то изменилось.

Не носилась вокруг замка по рыжей листве рыжая Лиса, не зарывалась в нее и не выпрыгивала неожиданно, пугая милую невидимку Ретто.

А сама Ретто и не появлялась из своей комнаты. Нигде по коридорам в воздухе не плыли предметы, которые нужны были девушке для шалости-игры.

Акулка Аста периодически бегала (плавала, носилась, в зависимости от принимаемой формы) по саду, периодически кого-то покусывала, но как-то вяло и неохотно.

Нерея, прекраснейшая русалка Нерея, совсем углубилась в изучение орфографических тонкостей, так что между бровями появилась упрямая складочка – и такой серьезной Нерею еще никто не видел.

Травница Фито уходила за будущими снадобьями далеко в горы и пропадала там до ночи.

Юля вообще набила чемодан книгами из замковской библиотеки и унеслась во внешний мир.

Серпи... От Серпи изредка приходили весточки и прилетали с почтовой летучей мышью фотокарточки – вот она, прекрасная, в Андах, вот на берегу мексиканского залива, вот дебри Амазонки... Писала, что отправилась навестить родственников – не то своих, не то Кетцалькоатля, не то общих. Глубина родства достигала не менее восьми метров, то есть была глубока, почти как Марианская впадина, и, кажется, сама Змейса не могла определить ее точно, но это было не важно. Тин...».

Аль читал и мрачнел:

– Ты серьезно?

– Что?

– Да вот это, Нат: «Хмурец словно подвинул Желтоглазика и завладел Синей страной, окутал ранней тоской, печалью, грустью и холодностью. И полным отсутствием любви».

– Ну да...

– Надо же, думал, только я один вижу. Надеялся, что за работой ошибаюсь, и все на самом деле по-другому...

– Что случилось, Аль? – Натка растерялась.

– Понимаешь, тут у тебя все написано так, как есть на самом деле. Ты придумывала?

– Нет, ангел. Скорее, пробовала записывать, чтобы разобраться кое в чем.

– В том, что Хмурец пришел раньше времени? Так что же происходит, Нат?

– Не знаю… Словно все исчезли, понимаешь? Уехали, улетели, ушли – вроде по делам. Кто-то занят – так занят, до прозрачности. Кажется, что мир вокруг скоро станет невидимым. А что тогда с настоящей невидимкой будет? Вдруг она просто исчезнет? А виноваты будем мы.

– Винить себя раньше времени не стоит, – ответил Аль, – а вот делать что-то надо.

– Я хочу спрятаться. Чтобы никто меня не нашел... – глаза Натки наполнились слезами.

– Не выход. Думаешь, всем будет лучше, если ты исчезнешь?

– Не знаю.

– Надо нести любовь, ты же первая писала, что нужно не пускать осень в сердце.

– А я не могу. У меня больше не получается, Аль. И волшебство тоже не могу, – Натка кивнула на свечку, протянула вперед руки ладошками вверх. С них медленно поднялись два голубоватых огонечка, раздалось тихое шипение, и они погасли в воздухе, словно залитые дождем.

– Твой огонь гаснет, потому что его заливает дождь из твоих же слез, Нат.

– Я знаю. А что делать, не знаю. Но посмотри – магия уходит из Легендариума. Я это вижу. И ты тоже, да? Что делать, когда волшебство уходит, Аль?

– Отпустить?

– Ни за что! Мы же тоже все исчезнем тогда, понимаешь? Превратимся в простых людей, я не буду пандой... – Натка с грустью вспомнила шубку до пят, которая давным-давно висела в шкафу рядом с красным платьем. Еще там лежали стопками красные чулочки разной степени эротичности – от сеточки до атласных. В коробке – ролики. И несколько пар красных туфель на высоченных каблуках.

Она осмотрела себя: простая черная водолазка и синие джинсы. Сверху – грубой вязки кофта, на ногах – удобные замшевые полусапожки без каблука. В ушах – маленькие серебряные сережки-звездочки, больше никаких украшений. Ни грамма косметики. Волосы, хоть и достаточно рыжие, туго заколоты «крабиком». Какая уж тут панда любви – горе одно.

Аль выглядел лучше. Красивый – ну куда денешь два метра красоты? Никуда ж. Темные волосы, острый взгляд, правильные черты лица – ангел, ни дать ни взять. Ни джинсы, ни ветровка не давали никакой возможности усомниться в его волшебности – за спиной сложенные крылья. Белое и серое. Натка встрепенулась:

– Тебе не холодно?

– Нет, – Аль поглядел удивленно, – а что?

– Ничего.

«Плохой признак, – подумала Натка, – когда не чувствуешь жары и холода – это значит, что волшебство уходит. Вот так – просто. И становится все равно».

– Тогда спрячемся вместе! Там, – Аль показал на ступеньки, ведущие в шахты.

– Оу, там темно и страшно! – глаза у Натки расширились, что блюдца. – А если нас не будут искать?

– Давай поспорим? – Аль усмехнулся незаметно и выразительно поднял бровь.

– Я вовсе не уверена, что Натка такая важная персона... ой... прости, – девушка захлопнула ротик, поняв, что сморозила глупость: ангел – точно важная персона, и его искать будут обязательно. А заодно и ее. Но проверять, насколько ты нужен друзьям – бррр! Натка понимала, что это не совсем честно по отношению к ним. А еще, как малоуверенная в себе панда, обладающая низкой самооценкой (та сбежала от нее однажды вместе с зелюками и мюмзиками Алисы, а теперь возвращалась изредка – так, пообщаться, да узнать что нового), Натка боялась, что такая проверка выяснит одно – что она никому не нужна. Но, с учетом того, что Натка и так чувствовала, что никому не нужна, она согласилась спрятаться. Да еще с ангелом! А с ангелом она была готова хоть на край света. Что говорить о какой-то кротовьей шахте!

– Спорим, что нас будут искать? – настаивал Аль. – Только на что?

Спорить Натка любила, оттого глаза ее загорелись, а еще она очень хотела, чтобы ангел оказался прав. «На поцелуй», – хотела ляпнуть Натка, но вовремя прикусила язычок. Она давным-давно дала обет скромности, поэтому теперь все подобные игры проходили без ее участия.

– На рассказ. Если проиграю, я его напишу. А если я выиграю, – при этих словах она снова чуть не расплакалась, – то напишешь ты… Что-нибудь теплое, пожалуйста.

Они начали спускаться, освещая ступеньки остатком свечи. Спускались долго.

Ангел, посмеиваясь, шел впереди, за ним, тоже хихикая и одновременно дрожа от страха – Натка.

– Я боюсь, – каждые пару минут повторяла девушка, а ангел с воистину небесным терпением ее успокаивал. «Настоящий ангел», – в восхищении думала Натка, и это отвлекало от страшных мыслей.

Темнота стала такой густой, что огонек освещал лишь пальцы парня.

Вдруг он вскрикнул: «Аааа!», – и… пропал.

Натка с ужасом поняла, что ничего не видит, сделала шаг, вытянув вперед руки, и в следующий момент с воплем, многократно отразившимся от стен шахты, рухнула вниз…

Через какое-то время Натка обнаружила, что лежит на чем-то вполне удобном, но достаточно твердом, а ее лба касаются прохладные пальцы. Она раскрыла глаза, но ничего не увидела. Попыталась вскочить от ужаса, и со стоном опустилась обратно туда, где лежала.

– Тшш, тихо, – услышала она голос Аля. И голос, и рука на лбу принадлежали ему, – не двигайся. Хорошо ты приложилась, ничего не скажешь, – голос был ласковый и успокаивающий.

– Аль? – Натка попыталась подняться. – Я хочу попробовать встать. Неудобно ж тебе сидеть так, – она уже поняла, что голова покоилась на коленях ангела. Это было приятно. С ним она чувствовала себя спокойно – если бы могла, так бы и сидела тут, в темноте и в тишине.

– Уверена?

Девушка встала. Держа за руку ангела, она переступила с ноги на ногу, голова закружилась, и Натка вцепилась в его плечо, повисла, ощутив мягкость оперения.

Аль выругался и зашипел, почти как Змейса:

– Осторожнее! Крыло...

– Ой! Ты… цел? – последнее слово далось ей с трудом. Самое страшное, что девушка могла когда-нибудь увидеть в кошмарном сне – это ангел в кромешном мраке со сломанным крылом. И она виновата! Зачем только писала в тетрадке всякую глупость? Лучше вообще никогда больше ничего не писать...

– Цел, ушиб немного, – ангел не стал уточнять, что сам сомневается – не сломал ли? Боль адская. – Вот же дурочка. Ну, чисто панда, – прошептал Аль и погладил ее по голове.

– Что?..

– Ты вслух говоришь, – если бы в подземелье был свет, Натка увидела бы, что ангел улыбается.

Свеча погасла при падении, а волшебные огоньки зажигались лишь на секунды. Спустя какое-то время выяснилось, что они находятся в маленьком пространстве, из которого тянутся в разные стороны кротовьи ходы. Здесь явно никто никогда не бывал – даже сами кроты. Ступеньки разрушились от времени, панда и ангел рухнули с высоты – хорошо, не очень большой, а то бы головокружением и ушибами не отделались. Все же высота порядочная – назад без веревки не взобраться и не взлететь с ушибленным крылом.

Воздуха хватало – из многочисленных ходов тянуло холодком.

«Какой путь выбрать?» – думал ангел. По идее они очутились глубоко под библиотекой, но какой из узких туннелей ведет наверх – этого он не знал.

– Надо идти, Натка, – уверенно сказал ангел, повел ладонями по кругу, выбирая тот ход, из которого больше всего веяло холодом, – тебе лучше? Сможешь?

– Смогу, только где-то тут моя корзинка, Аль, там у меня пара бутербродов и бутылка минералки, – ответила панда.

Корзинка оказалась совсем рядом. Аль поднял ее и сделал шаг.

В тот момент, когда Натка перестала чувствовать прикосновение ангела, ей показалось, что кромешная тьма стала еще страшнее – она всегда боялась темноты, а сейчас особенно.

– Аль!!! – закричала она, – не уходи, я боюсь.

– Держи руку.

– Ага, – кивнула Натка, словно ангел мог ее видеть.

Они попытались идти, не разжимая рук, но это было очень и очень неудобно. «Блин, – пробормотал Аль, – как же мы будем выбираться?»

О том, что они собирались спрятаться от друзей, оба давно забыли. Сейчас вопрос был совсем о другом. Можно подождать, когда в шахту заявится Серпи – нет, черт, она ж уехала к родственникам! Можно поискать кротов, но даже если они тут и были, то, конечно, попрятались от страха. Можно покричать, но почему-то это казалось совершенно идиотским. Кто их тут услышит?

– Есть веревочка? Шнурок какой-нибудь?

– Нет, – Натка снова покраснела: вместо веревки можно было использовать только бюстгальтер, но это было последнее, что она хотела бы видеть в таком качестве!

Аль вытащил из джинсов ремень, один конец зацепил за шлевку, второй дал Натке.

– Держись, хвост! – попытался улыбнуться он.

Они шли в полной темноте, изредка зажигая волшебные огоньки. Шли медленно, долго.

Каменный пол давно сменился земляным, стены тоже, потолок не ощущался – деревянные склизкие балки как будто не имели конца. Через большие расстояния случались ответвления, и парочка долго думала – не свернуть ли туда. Туннель то расширялся, то сужался. Иногда приходилось идти боком, а иногда опускаться на коленки, чтобы проползти под обрушившейся балкой. Ангел полз молча, Натка – попискивая от страха – только бы поскорее миновать опасное место.

И вдруг – тупик! Сколько Аль не шарил по сторонам – пути вперед не было.

Совсем без сил панда и ангел опустились на землю.

– Кажется, что мы бредем несколько дней, – всхлипнула Натка, достала платочек и попыталась хоть немного очистить коленки и ладони от земли.

– Нет, часов семь-восемь, – устало пробормотал ангел.

Не сговариваясь, они сделали по глоточку воды – жалко, что бутылочка такая маленькая! – и разделили один бутерброд…

Аль встрепенулся – он и не заметил, как задремал. Натка сонно что-то прошептала, удобно устроившись на его здоровом плече.

– Пандочка, нужно идти, – потормошил он ее.

– Ой, Аль, так спать хочется... и ноги болят ужасно.

– Нельзя тут оставаться, путь назад долгий, будем правильно расходовать силы, – Аль с ужасом подумал о том, что будет, когда вода закончится, а их никто не найдет? Без еды еще можно продержаться, а вот без воды... – Натка, нам надо исследовать все эти боковые лазы.

– Мы заблудимся.

«Мы уже заблудились», – хотел сказать ангел, но сказал другое:

– Выхода нет. Останемся тут – останемся навсегда под замком, будем чем-то вроде местных привидений...

Снова послышалось всхлипывание.

– Ну, тихо, тихо... – ангел прижал панду к себе, погладил по волосам, – ты ж сильная!

– Неа, ни капельки, – Натка еле сдерживалась, чтобы не разреветься в голос и не завыть от страха и ужаса. Она боялась за себя, за ангела и за то, что всем будет больно, если они не вернутся.

– Вот же панда, – прошептал ангел, – ну не реви...

Натка продолжала реветь, тогда ангел обнял ее:

– Не реви, пожалуйста, – в голосе прозвучало что-то такое, что Натка еще раз всхлипнула и успокоилась. В его объятиях было хорошо. Она бы оставалась в них вечно. Тепло и спокойно. И надежно. Главное – надежно. И даже сейчас – в эту минуту – надежно.

– Пойдем, – сказала она, – будем исследовать – эти норы обязательно должны куда-нибудь вести.

Первый лаз быстро закончился тупиком, второй начал ветвиться и уходить глубоко в землю. В какой-то момент ангел и панда это поняли и вернулись. Третий лаз обнадежил светящимся мохом, но тоже закончился тупиком.

Сколько они уже идут? День? Второй? Кажется, второй…

Их коленки и ладони кровоточили, животы сводило судорогой – еще один бутерброд съеден давным-давно, губы пересохли и чесались, горло саднило – они делали по глоточку воды, в бутылке оставалось совсем чуть-чуть.

Они все время прислушивались – не раздадутся ли звуки поисков? Тщетно.

Тишина давила, темнота убивала чувство ориентации, дышать становилось все тяжелее – особенно ангелу, для которого стихия Земли была хороша разве что в волшебном саду Замка.

Иногда они дремали, но недолго. Оставаться на месте было еще страшнее, чем идти. Они поднимались, поддерживая друг друга, и снова шли…

Опять разветвления! Аль в досаде стукнул кулаком по земляной стене, поморщился от боли. Снова, как уже делал много раз, попробовал ладонями определить направление по тянущемуся холоду. Нашел подходящий лаз. Кажется, он был шире, чем соседи.

– Идем! Туда!

Натка не ответила… и не дернула за ремень. Аль вдруг понял, что никто за него и не держится, запаниковал, бросился назад и тут же наткнулся на сидящую панду.

– Натушка, как ты?!

– Не могу, Аль, совсем нет уже сил, не могу, – едва слышно прошептала девушка, – ногу еще натерла, больно.

– Надо! Я выход нашел! – соврал ангел, который никогда не врал. Сам же подумал: «Ну почему нас не ищут?! Почему?! Я проиграл…»

– Ура… – как-то слабо обрадовалась панда, наверное, она думала о том же, о чем и Аль. – Все равно не могу, – вздохнула Натка, – ты иди, а я тут подожду.

– Нет, – ангел не мог сказать девушке, что никакого выхода нет, – ну-ка, допивай воду, – он протянул ей бутылочку, – я тебя понесу, немножко осталось, – у него-то еще есть силы, а вот Натка без воды не выживет.

Ангел не видел – сколько там воды – и не знал, что Натка, смочив губы, поняла, что ее – всего на глоток.

– Твоя очередь, – она протянула бутылочку ангелу…

Вскоре сил не осталось и у ангела – панда хоть и легкая, но и у него уже шумело в голове от усталости. Идти стало тяжелее, дыхание сбивалось – земляной пол круто поднимался вверх.

Вдруг ангел резко остановился, а потом побежал. Вверх же! Он наконец осознал, что они поднимаются.

И точно – вскоре под ногами земля сменилась каменными плитами, а еще через полчаса ангел чуть не уронил Натку, больно ударившись о ступеньку…

Они выбрались сначала в чуланчик, потом в коридор Замка, очутились недалеко от кухни.

Глаза заслезились, хотя было не светло – сумеречно. Вечер, наверное. Вот же – все видели маленькую дверцу раньше, но почему-то не знали, что, кроме закутка с припасами, там есть еще вход в подземелье.

Двери в кухню распахнуты настежь.

Грязные, уставшие, голодные – ангел и панда хотели уже ринуться к холодильнику, но остановились в паре шагов от двери.

В кухне, у входа, почему-то стояли не корзины с едой, а валялись багры, какие-то сети, веревки, палки – все грязное, перепутанное... А в самой кухне, освещенной единственной свечой, сидели… все. И молчали.

Ангел и панда видели только сгорбленные спины, бледные лица, у Юли (она-то откуда здесь?) почему-то тряслись плечики. Фито бережно ее обнимала.

Тин – без короны, взлохмаченный – отметил что-то в блокноте, сказал тихо:

– Так… горы, болото… а что у тебя, Нерея?

Русалка Нерея вздохнула:

– Нет… ни в реках, ни в озерах их нет.

– Надо поесть, ребята, и поспать. Третья ночь пошла… – эльф не договорил. Сам он спать не собирался, но остальных нужно как-то отправить по комнатам…

Второй день не было ни Аля, ни Натки. Куда они делись? Аль улетел по делам, не сказав ни слова? Натка пропала в приступе пандохолии? Страшное предчувствие не отпускало эльфа, дурное, мрачное – заползало в душу ледяными тентаклями и сжимало сердце.

Все в замке не находили места. Обыскали все!

Прилетела Юля. Вернулась Змейса. Но она уж точно ничего сказать не могла.

Что же касается кротов, то они все были в отпуске – на время проходившего в замке конкурса. Ни одного из них в пределах Замка.

Никто ничего не знал. Двое исчезли – просто как сквозь землю провалились!

Тин вспомнил, как бродил в окрестностях Замка. Он не мог думать вообще ни о чем – вообще! Мир словно разделился на две части – в одной он и Аль, в другой – он один. И этот мир сейчас был серым и неуютным, и в нем не было ни грамма магии.

Он вспомнил, как сел на холодную землю. А потом лег навзничь, положив руки под голову. Совсем не холодно. Несмотря на то что он был по обыкновению в джинсах, рубашке, в кедах – совсем не по сезону, – эльф не чувствовал ни тепла, ни холода – ничего. Небо серое, низкое, невозможно низкое – вот-вот пойдет дождь. Осень уже глубокая, скоро ляжет и снег.

Желтоглазик ушел, уступив время Хмурецу...

Аль обнял Натку, они шагнули в проем, и он сказал почему-то не друзьям, а панде:

– Как думаешь, нас сначала накормят, а потом побьют, или наоборот?

Натка всхлипнула, прижалась к нему сильнее.

Ну… такая тишина бывает редко. Очень. В самые важные минуты. Тишина, в которой слышно лишь стук сердец. А потом она взорвалась криками, воплями, плачем и смехом…

Тин стоял спиной к окну. Лился лунный свет, отражался от короны, которую нацепил Тин.

– Зачем, Аль? – глухо спросил эльф.

– Что – зачем?

– Ты понимаешь, если бы мы вас потеряли?

– А вы бы беспокоились? – Почти как Малыш спросил Аль. Когда тебя любят – это чудо, но иногда даже самым лучшим из людей или ангелов нужно подтверждение.

– Замок... Легендариум... никогда бы...

– Тин... подойди сюда, – изменившимся голосом произнес Аль.

Тин нехотя подошел к кровати. Ангел сидел с перебинтованным крылом, шевелиться ему было неудобно.

– Сними корону. Нет, дай я.

Аль снял корону с головы Тина. Густые волосы рассыпались – в свете луны блеснули серебром несколько седых нитей.

– Эльфы не седеют... Разве эльфы седеют, Тин?

– Только если от страшных потерь, Аль.

– Прости, друг. Кто ж знал, что шалость обернется так. Мы просто думали, что вы будете нас искать, соскучитесь, мы вернемся, и...

– Мы всегда скучаем по тебе, Аль. Когда ты улетаешь даже ненадолго. Я... скучаю. Я люблю Легендариум и всех-всех, но, знаешь, иногда очень сложно одному. Просто нужен рядом друг, родное плечо, надежное... крыло. Твое, Аль.

– Прости, Тин. Даже ангелы совершают глупости.

– Идет же конкурс, понимаешь? Все старались написать, поучаствовать, не заметили, как стали ужасно серьезными. Забыли, что радоваться нужно самым простым вещам – рассвету и закату, как Натка говорит. И улыбке друга. Я очень хочу, чтобы ты улыбался, Аль. И чтобы все улыбались.

– И были озорными и веселыми, – продолжил Аль. – Знаешь, когда я подумал, что тоже могу вас всех потерять и никогда больше не увидеть неба над Легендариумом, не взлететь, не ввалиться в окно, когда ты занят решением какой-нибудь задачи, нарушить твой покой и работу… Когда я понял, что могу больше не увидеть никого из наших девочек... понял, что готов отдать все что угодно за возвращение домой.

– Значит, вместе? Плечом к плечу у мачты против тысячи – вдвоем?

– Вдвоем. И с девочками. Не забыл про них?

– Я не забыл! – в глазах Тина на мгновенье мелькнули синие искорки. И вдруг глаза его поменяли цвет – стали сине-фиолетовыми.

– Тин!!! – воскликнул Аль.

– Что?

– Твои глаза. Они снова синие.

Тин моргнул. Раз, еще раз. Провел рукой по глазам и схватил ангела в объятия.

– Ах ты, зараза!

– Ребята, я... – приоткрытая дверь заскрипела. Лиска взвизгнула и захлопнула дверь.

Ангел начал хохотать. За ним Тин.

– Ну вот, одна уже завтра будет строчить рассказы один за другим, – усмехнулся Аль.

– Так... и на Натку надеть красные чулки. Срочно! Панда она или нет, в конце концов? Ножки у нее что надо! – подхватил Тин.

А в это самое время, в комнате панды Натки, в эти самые – сильно разбитые – ножки Серпи втирала целебную мазь, взятую у Фито.

Змейса энергично работала ладошками, а Натка ойкала.

Вдруг Серпи замерла, выпрямилась, присела на кровати рядышком, задумчиво сказала:

– Знаешь, Натка, кажется, из-за тебя размер моего хвоста начинает увеличиваться. Я места себе не находила…

– Прости, – Натка вздохнула, – просто я думала, что никому…

– Чччч, – перебила Серпи, – вот отправлю тебя на лечение к…

– К Кетцалькоатлю? – невинно уточнила Натка, и в глазах ее вспыхнули искры веселья, озорства и любви.

Желтоглазик заглянул в Синюю страну, удовлетворенно похмыкал, узнав о последних событиях, и… остался еще ненадолго.