I.

У Дэниеля Донеля всегда было множество друзей. Друзья из «Школы Садоводства» знакомили его со своими друзьями, те – со своими женами, а те – с подругами. Его круг знакомств был феноменально огромен и включал в себя самых разных людей: были и военные, и врачи, и швеи, и даже грузчики. Тонкой нитью его знакомые раскинулись по всему миру, образуя огромную сеть, о которой Донель даже не подозревал. Порой кто-то здоровался с ним в Париже, а он лишь робко улыбался, абсолютно уверенный, что видит этого человека впервые.

Так случилось и с Алексом Вебер.

Алекс просто поздоровался с Донелем, прогуливающимся с Мартиной в солнечный парижский день, на улице, поймав того за локоть. Это был один из тех кратких дней после медового месяца, когда Дэниелю удавалось на время уехать из «Школы», чтобы побыть с Мартиной, а Мартине удавалось быть счастливой рядом с мужем. Алекс был высоким, красивым мужчиной с дивными светло-зелеными глазами цвета весенней листвы и каштановыми, чуть вьющимися волосами. Весь его вид говорил об аккуратности и приглаженности, все в нем дышало какой-то глянцевой прилизанностью. Если Донель не узнал Алекса, то Мартина узнала почти сразу. Ее феноменальная память помогла разглядеть за этим блеском и чистотой мальчика из ее прошлого. Когда-то Алекс был просто грязным оборванцем, ровесником старшей сестры Мартины, который игрался вместе с ее младшими братьями-лягушатами. Алекс был знаком с Донелем, являясь и его ровесником, но увидеть их вместе было редкостью. Алекс жил еще хуже, чем Мартина. Казалось бы – куда хуже вот-вот готовой развалиться лачужки, полной крыс и вони, дерьма и посторонних мужчин. Алекс жил на улице. И не среди романтического лесного пейзажа или у чистой реки. Алекс жил у проселочных дорог, питался жареными крысами, и лишь летом ему перепадали ягоды. Жителям деревни было жаль его, поэтому иногда они подкидывали малышу Веберу кусок хлеба или мяса на косточке. Алекс воровал одежду в Р., зная, что если начнет промышлять подобным в их деревне, то его лишат и этих мелких подачек. Всегда за спиной он носил огромную сумку со всякой всячиной, с разными мелочами, по сути, абсолютно бесполезными, но горячо Алексом любимые.

— Мартина! — Алекс обратился к ней и замер, увидев на ее пальце кольцо. Его улыбка чуть сникла, но он тут же попытался приободриться, вопрошая: — Все же получила свое, да? Как и всегда получаешь?

Мартина тут же несколько смутилась. Ее, холодную и решительную девушку, трудно было смутить, но мальчику-из-ее-прошлого это вполне удалось. Донель с легким удивлением взглянул на Мартину. Конечно же, он знал, кого Мартина постоянно ждала на въезде у деревне, но никогда он не думал, что об этом знает кто-то еще. Тем не менее, Алекс знал. Он знал об этой одержимости Дэниелем Донелем Мартины также, как знали и все в деревне, также, как любой приличный парижанин знал, что в Париже есть Эйфелева башня. Любовь Мартины была самой собой разумеющееся, как был обыденным дождь в Лондоне или парижские голуби. Мартина, эта сорока-воровка, однажды украла из его сумки блестящее зеркало. Зеркало показывало Мартине, как она выглядит, поэтому Мартина разбила его, оставив лишь блестящую раму. Видя, как девушки постарше глядятся в свои зеркала, Мартина решила в такой же позе ждать Донеля в очередное утро. Будто прихорашиваясь в свое разбитое зеркало, она то и дело бросала взгляд на дорогу в ожидании Дэниеля. Вместо него за ее спиной неожиданно вырос Алекс, злой, как черт.

— Это мое, — сурово сказал он. Мартина взглянула не него. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

— Больше нет. Что упало – то пропало, — девочка показала Алексу язык.

— Это мое! — требовательнее сказал Алекс и бросился на Мартину. Из драки он вышел проигравшим, ведь что его постоянное бегство от хозяев разных вещей в сравнении с постоянной борьбой Мартины против кучи крыс?

— Я всегда получаю свое, — запыхавшаяся Мартина грозно глядела на Алекса. Именно в этот момент мимо них проехал Донель. Мартине было так стыдно, что она почти заплакала. Заметив взгляд Мартины, Алекс все понял. Он вскочил и начал голосить «тили-тили-тесто, жених и невеста!», после чего был прогнан запущенным в него камнем.

Алекс поведал, что стал одним из самых лучших бухгалтеров Франции. О его математических способностях и лидерских качествах наслышаны в Германии и Англии. Имея ближайший доступ ко всем денежным расходам тех или иных компаний, он был чрезвычайно любопытен, поэтому являлся носителем ценнейшей информации тех или иных глав. Конечно, это было не то, чем Алекс стал бы хвастаться, поэтому он просто сказал, что он «нарасхват». Мартина чуть поморщилась. Выражение «главный бухгалтер» неприятно резало по ушам, отдавая какой-то бедностью и запахом давно знакомой гнили. Что может бухгалтер? Может ли он сам стать главой какой-то компании? Наверное, может, но Алекс об этом не упоминал. Он пригласил их к себе в выходные поиграть в бридж. Ах, Донель, ты уже уедешь в свою «Школу»? Как жаль. Но, может, милая Мартина согласится? О, и ты играешь, как прелестно! Мой шофер заедет за тобой в субботу. Нет-нет, не отказывайся, никакой приличный мужчина не допустит, чтоб жена его старого друга ехала на метро! Да, в субботу. Все будут очень рады тебя увидеть.

Алекс бросил взгляд на наручные часы, извинился, чуть улыбаясь и обнажая ровный ряд зубов, а затем убежал. Мартина задумалась на миг, не сделал ли Алекс себе новые зубы, ведь не могут такие оборванцы ходить с такими зубами – даже ей периодически приходилось тщательно выскабливать эмаль. Дэниель постоял еще немного, словно обдумывая произошедшую встречу, затем взял Мартину под руку и повел дальше по бульвару. Мартина обернулась всего на миг, но силуэт Вебера уже исчез в суетливой вечерней толпе.

II.

Машина приехала около семи вечера в субботу. Дэниель уехал с самого утра, торопясь в «Школу» на какие-то специальные занятия по генетике. Мартина в этом разбиралась также, как и в самом начале их брака, поэтому не стала расспрашивать мужа. Оплатив днем очередной взнос за клетчатый стол и диванчик, она успела заехать на дом к паре своих клиенток, привела себя в порядок, надела одно из новых платьиц, причесала голову волосок к волоску и осталась ждать. Она не могла себе объяснить, зачем вообще едет к Алексу. Ей бы стоило навестить Сесиль и маму Дениз или проехать еще по нескольким клиенткам, но отчего-то она променяла свой законный выходной на встречу с этим Алексом Вебером. Возможно, потому что Дэниель был не против, а, возможно, потому что Алекс слишком быстро озвучил свое «шофер заедет за тобой». В этом была какая-то картинка из ее мечтаний – ее друзья с положением отправляют за ней шофера в белых перчатках на блестящей черной машине, в салоне обязательно много напитков и он весь обит кожей. Возможно, дело было и в том, что Алекс явно уже не тот оборванец, каким был много лет назад, и теперь приобрел статус, пусть и в лице бухгалтера.

Машина действительно была блестящей, только не черного, а нежно-бежевого цвета. Это мелкое расхождение с мечтой Мартины несколько расстроило ее, но она тут же приободрилась из-за бутылочки хорошего вина, которая и правда оказалась в салоне. Машина ехала быстро, но тихо, то и дело на нее оборачивались прохожие, кто с завистью, кто с еще бОльшей, и Мартина была абсолютно счастлива.

Квартира Алекса находилась в самом центре Парижа. Квартира занимала два этажа – третий и четвертый, и была так огромна, что Мартина непроизвольно ахнула. Прямо из окна была видна Вандомская площадь со всеми ее лучшими магазинами, которые так нравились Мартине, но были ей абсолютно не по карману. Также можно было увидеть Лувр и кусочек сада Тюильри. Восторг пробирал Мартину от кончиков пальцев до макушки, по плечам ее бежали мурашки. Вот та жизнь, которой она хотела бы. К черту кухонный гарнитур и даже эластичный матрас – дайте ей Вандомскую площадь прямо из окна.

— Мартина, — Алекс улыбнулся, увидев ее, — проходи. Мы как раз ждем еще одну гостью, чтобы начать.

Мартина прошла в зал с высоким потолком и большими окнами. Светлые стены, обтянутые темной кожей диваны, круглый игральный стол, отделанные золотым настенные светильники, ковер в тон – все вокруг было словно из самого чудесного сна, так, как Мартина всегда мечтала. Она села за стол и поздоровалась с мадам Дениз, единственным знакомым лицом. Мадам Дениз была одна, без своего гонщика.

— Он играет хуже, чем Алекс, но денег ставит больше, — засмеялась мадам Дениз. — Не хотелось бы мне уйти с этого вечера ни с чем!

Мартина побледнела. Никто не предупреждал ее, что играть будут на деньги. Она бросила взгляд на Алекса, который приветствовал ту самую последнюю гостью, помогая снять пальто. У Мартины не было денег, чтобы играть. Единственным выходом было выиграть.

За столом болтали о всем подряд: о моде, погоде, последних новинках в мире техники и культуре. Изредка разговор заходил о деревне Алекса и Мартины, но последняя достаточно жестко пресекала его, что за столом меняли тему. Мартина была полностью сосредоточена, и разговоры о старых домах и покосившихся крышах только отвлекали ее. Вебер находил эту сосредоточенность очаровательной, то и дело бросая на Мартину взгляды, отчего играл несколько рассеянно. Выиграв в первых двух турах, Мартина стала чувствовать себя спокойнее хоть с какой-то суммой в кармане. Теперь она играла не на свои, а на чужие деньги, что заметно лучше, чем играть на суммы из воздуха. Несколько раундов подряд она не выигрывала и не проигрывала, но после краткого перекуса, который состоялся уже среди ночи, начала играть бодрее, выигрывая все большие и большие суммы. Мысленно она распределила уже выигранную сумму на те или иные взносы. Когда очередной раунд стал выигрышным, Мартина встала из-за стола, сославшись на головную боль, извинилась и отправилась на балкон. Столь легкие деньги слегка кружили ей голову, ведь она получила их, абсолютно не подготовившись к такой возможности. Это не было ни сорванным кушем на телевидении, ни попрошенные деньги у мамы Донзер или мсье Донеля-старшего. Это было чем-то непредвиденным, незапланированным, к чему Мартина стремилась, но не таким путем. Она отпила еще вина и замерла, вдыхая ночной парижский воздух. Под окнами гудели машины и люди, но ничто не отвлекало ее взора от уже погасших магазинов Вандомской площади. Она выиграла ровно столько, чтобы погасить все нынешние взносы, значит, можно взять еще в кредит. Что насчет машины? Ей пора бы заиметь свою машину, как и любой парижанке. Или, может, стоит немного накопить и купить хотя бы одну дорогую дизайнерскую вещь? Мартина засмеялась этим мыслям. Она копила вещи, но не деньги, ведь зачем заниматься скрупулезным откладыванием денег в дальний ящик, когда на них можно приобрести новенькую, блестящую вещичку?

— Как твоя голова, Мартина? — на балкон вышел Вебер. Его бедняковая фамильярность начинала утомлять Мартину.

— Уже лучше, спасибо, — заученной фразой ответила она, чуть отодвигаясь от Алекса. Тот встал рядом.

— Ты ведь слышала, что твоя старшая сестра умерла от туберкулеза? — тихо поинтересовался Алекс. Мартина повела плечом. Эта новость никак не задела ее.

— Нет. Думаю, мне пора, — Мартина выпрямилась и повернулась к выходу. Дверь загородил Алекс.

— Мартина, могу я поцеловать тебя?

— Я замужем, — незамедлительно ответила она, ведь подобные просьбы не раз сыпались на ее голову. На миг Мартина вспомнила, как когда-то летом, еще до конкурса «Мисс Каникул», Алекс бегал на речку вместе с Анриеттой. Вспомнила, как пряталась за кустом вместе с Сесиль от голосящей толпы. И как обходителен и вежлив был Вебер наравне с другими мальчишками, когда Мартина и Сесиль купались с ними.

— Да. Прости, — Алекс отошел, пропуская Мартину к двери. — Шофер ждет внизу. Если что-то понадобится, то… — Алекс достал из нагрудного кармана что-то вроде маленькой записной книжки и быстрым почерком начеркал свой номер. — Звони в любое время.

Мартина приняла номер и сжала в кулачке. Пройдя мимо Алекса, Мартина слегка задела мужчину плечом, но и не заметила этого. Она не хотела говорить ему, что так и не обзавелась телефоном. Мартина собрала свои выигранные деньги, услужливо попрощалась со всеми, взяла свой летний плащ и ушла.

III.

Мартина продолжала работать, не покладая рук, ровно до момента ее увольнения. Сесиль вовсю готовилась к свадьбе с тем пластмассовым магнатом, а Дэниель снова был в разъездах. Конечно же, она не сказала, что ее уволили, солгала, что ушла сама. Мартина-пропадавшая-в-лесах пропала среди собственных вещей, чья цена все росла, которых становилось все больше. Она обзавелась шикарным столовым серебром, тратя на него почти всю свою зарплату. Изящные люстры, эмалевая ванная и двери из красного дерева. «Я ушла сама», – тихая ложь во благо спасения собственной гордыни. «Я нашла работу получше», – щит от возвращения чувства собственной ущербности в грязной лачуге.

Она лежала на эластичном матрасе в темной квартире и думала, как бы было хорошо, если бы Дэниель пришел. Как бы было здорово, если бы он просто появился из ниоткуда и ни о чем не спрашивал. Но Дэниель был с Жизеттой, о чем Мартине, столь увлеченной собственным миром, собственной бетонной коробкой, известно не было. Дэниель послал к чертям и Мартину, и ее гарнитур, и ее столовое серебро, и матрас. Дэниель нежился в руках другой женщины, не первой, с кем он изменял Мартине, на жесткой постели дешевого отеля где-то у черты города.

Мартина села на кровати, не в состоянии заснуть. Страшное чувство отчаяние грызло ее изнутри. Она не боялась, она была уверена, что сможет выбраться из долгов, ведь найти работу в столь огромном Париже не так уж и сложно. Отчаяние произрастало из неожиданности вставшей на ее пути ситуации. Конечно, риск в переманивании клиенток был с самого начала, но это ни капли не трогало Мартину, ровно до того момента, как все риски стали явью. Всего на миг в ее голове появилась здравая мысль о том, что пора уже остановиться. Появилась и тут же погасла. Мартина заполняла огромную пустоту недолюбленного ребенка внутри себя дорогими вещами и безделушками, пыталась неосознанно утереть нос своей матери – я не стала такой, как ты, я никогда не стану, я лучше тебя, я выше тебя, ты всегда будешь жалеть о всех тех побоях, криках и гонениях из дому, когда в твою постель приходила очередная сволочь. Мартина так страстно желала быть любимой, что, кажется, давно разучилась любить что-то, кроме вещей. Дэниель Донель тоже был своеобразной вещью. В детстве для нее он казался хрустальным подсвечником, теперь же он не вписывался в шикарный интерьер, отчего ему и было позволено пропадать то в «Школе», то на плантациях. По сравнению со столь блестящими, дорогими вещами вокруг Мартины, Дэниель был чем-то вроде туалетного ершика или пакетом для мусора, из чего и произрастала уверенность Мартины, что такая дешевая вещица никуда не исчезнет. Ведь видели ли вы когда-нибудь, что бы мягкое кресло горчичной расцветки двинулось и ушло из вашей квартиры? Или что бы эмалевая ванная, плюнув на ваше безразличие, заковыляла прочь на кривых, маленьких ножках? Дэниель Донель не мог уйти от Мартины, в этом она не сомневалась. Мир человеческий был поделен для нее на вещи дорогие и глянцевые, вроде мадам Дениз или мсье Жоржа, и дешевые, поистрепавшиеся, вроде Дэниеля. Вещи дорогие могли быть отобраны чем-то, как забирают кредиторы при неуплате взноса, но куда денутся вещи старые?

Мартина полезла в прикроватную тумбочку, желая там найти заколку, но вместо этого ее пальцы наткнулись на что-то шершавое и смятое. Мартина достала листок и при ночном свете прочла почерк Алекса с его номером. Странно, почему она не выкинула эту гадость? В голове всплыли те события на балконе. Не просьба о поцелуе, а разрешение звонить в любое время. Мартина надела на ноги что-то вроде аккуратных тапочек-туфель, накинула на шелковую ночнушку халат, а поверх халата – плащ. Наспех соорудила на голове какую-то простую прическу, а затем пошла вниз, чтобы позвонить от консьержки. Та встретила ее радостной улыбкой. Вам тоже не спится? Как чудно. Могу я позвонить? О, просто друг, должен заехать за бумагами моего мужа. Дэниель приезжал? Уехал вместе с какой-то женщиной? Боже правый. Вам, должно быть, показалось. Отчего-то Мартина, узнав, что Донель уехал в неизвестном направлении с неизвестной женщиной, достаточно крепко вцепилась в телефон, набирая номер Алекса. Через пару гудков на том конце провода ответили.

— Алло? — сонный голос Вебера совсем не был похож на голос Вебера бодрого. Мартина не знала, что сказать. Алекс молчал, но потом догадался сам: — Мартина?

— Да.

— Что-то случилось? — Мартина промолчала. Она не знала, зачем на самом деле позвонила ему. Алекс вздохнул. Было слышно шуршание одеяла, видимо, мужчина сел. — Мне приехать?

— Да.

— Диктуй адрес.

Мартина назвала ему адрес и положила трубку. Алекс пообещал прибыть через полчаса. Мартина, находясь в каком-то тумане, сообщила консьержке, что скоро приедет друг ее мужа, которого нужно пропустить. Консьержка поверила ей, ведь никогда за все время проживания здесь Мартина не водила мужчин или была замечена кем-то в подобном. Мартина знала об этом, поэтому не понимала, зачем ей нужно было лгать женщине о несуществующих бумагах Дэниеля. Наверху она переоделась в одно из своих летних платьев, нанесла легкий макияж, но решила не причесывать волосы получше, чтобы не давать Алексу надежду на что-либо. Это лишь ночное приглашение друга, не мужчины.

Вебер приехал через полчаса, секунда в секунду. Поднялся на нужный этаж и постучал в дверь. Мартина открыла. Вебер был расчесан, приглажен, на нем была свежая рубашка и выглаженные штаны, чистые ботинки блестели, на лице же не осталось и тени сна. Молча Алекс зашел в квартиру, разделся и окинул помещение взглядом. Он всегда был наблюдателен, поэтому заметил чистоту и порядок в квартире, а также некоторую разрозненность. Мебель словно собиралась по кускам в разное время, где-то были отведены пустые места для чего-то, что, по идее, должно было там вскоре появиться. Мартина собирала свою квартиру, как конструктор, заранее зная, чего она хочет, и где это будет находиться. Вебер хмыкнул, представив, как Мартина-пропадавшая-в-лесах тянет руку к столику с сервизом, которого еще нет – настолько она уверена, что он будет, настолько она привыкла к нему уже заранее.

Мартина смотрела на мужчину и все еще не понимала, зачем позвала его. Потому что она могла? Чтобы насолить Дэниелю? В чем был смысл? В ее голове проскользнула мысль о том, что Алекс был бы хорошим любовником. Красивый и статный, он производил впечатление человека сильного и страстного. И если Донель изменяет ей (что просто невозможно!), то пора бы и ей приглядываться к разным мужчинам. Алекс был хорош собой, богат, умел играть в бридж и разделял страсть Мартины к красивым вещам и людям – это было ясно по его тону и взглядам, но Мартина не могла себе представить, чтобы лечь с ним в постель. Нет, Дэниель все еще принадлежит ей, он все еще ее Дэниель, а все ее волнения беспочвенны. Ну и что, что уехал с какой-то женщиной? Быть может, это была Сесиль? Хотя вряд ли, ведь к Сесиль она заходила… Может, это была мадам Дениз? В конце концов, консьержка употребила слово «женщина», а не «девушка», значит, это вполне могла быть мадам Дениз. И, не застав Мартину, они решили пойти и найти ее. Мартина полностью успокоилась, и теперь смотрела на Алекса так, словно он сам явился без приглашения.

— Мне нравится то, как ты подобрала обои, — неожиданно произнес Вебер, продолжая оглядываться. — Очень красиво. Шикарно, я бы сказал.

Похвала польстила Мартине и даже подняла ей настроение. Дэниель никогда не хвалил интерьер ее квартиры или вкуса, скорее даже ругал.

— Цвет слоновой кости, — сказала Мартина и подошла к Алексу. От ее стройных ног, гордо взбрасывающих юбку, платье развевалось вокруг нее, словно вокруг древней богини. Она встала рядом с Вебером.

— Очень красиво, — повторил Алекс, вольным жестом засунув руки по карманам светлых брюк. — Ты в своем выборе совсем не как твоя мать.

Очередная похвала заставила Мартину чуть улыбнуться. Да, пожалуй, именно эти слова она ждала услышать в сторону своих вещей, своего образа жизни. С другой стороны, она приняла эту похвалу, как само собой разумеющееся, словно это то, о чем думал каждый, входя в квартиру Мартины, просто не решался высказать. Она вспомнила, как вошла в квартиру Алекса, какой испытала восторг и трепет перед блеском стен. Мартина кинула взгляд на Вебера. Испытал ли он то же самое? Ведь он видел столько шикарных домов и людей, уж он-то точно видел, недаром он бухгалтер, кочующий из конторы в контору на правах главного.

— Хочешь выпить? Чай, кофе? — Мартина вспомнила о своей роли радушной хозяйки и направилась в сторону кухни. Алекс направился за ней и сел за стол.

— Кофе. Спасибо, — мужчина чуть сощурился, наблюдая, как Мартина ставит чайник. В воздухе висело нечто неуловимое, вроде неловкости или смущения. Мартина повела плечом, ощущая на себе взгляд.

— Я ушла с работы, — решила она задать тон разговору. На лице Вебера появилось непонимание. Ушла? С чего бы ей, прдававшей цветы с самого детства, чтобы иметь деньги, вырвавшейся из их деревни только благодаря постоянному труду, уходить с работы?

— Ты врешь, — усмехнулся Алекс, хоть и не был уверен в своих словах.

— Нет. Я нашла место получше, — Мартина пожала плечами. Ее горло сдавило неприятное чувство. Она неожиданно осознала, как сильно хочет поделиться с кем-нибудь своим позором и горем, как сильно хочет, что бы хоть кто-то заметил уровень ее стараний. Да, она уводила клиентуру у «Института Красоты», ну и что? Что им эти пара-тройка клиенток? Ей же их деньги позволяли мечтать снова и снова, и медленно претворять мечты в жизнь.

— Дэниель, может, и слеп, когда ты врешь, но не я, — произнес Вебер. Мартина повернула голову.

— Не мели чепухи. Какая ложь? Зачем мне тебе лгать? — Мартина поставила две кружки на стол. Это были кружки из ее специального сервиза на двоих – для нее и Дэниеля. Обе кружки пока еще были целы.

— Не знаю. Но если ты лжешь, значит, смысл в чем-то есть, — Алекс пожал плечами и отвел взгляд, отпивая кофе. Мартина холодно взглянула на него и промолчала.

Как ни странно, у них нашлось множество тем для разговоров. Мартине нравились сплетни, а Алекс был просто кладезем этих сплетен. Они перемывали косточки всем самым богатым и знаменитым людям Парижа, вываливали их грязное белье, тщательно разглядывая и потешаясь. Алекс запоминал каждое имя, что называла Мартина, не путаясь в людях, о которых она рассказывала. Периодически они вспоминали гнусных мальчишек или мерзких девчонок из их деревни, придумывая разные небылицы, что бы могло с ними статься теперь. Вспомнили они и то, как Мартину выбрали на конкурсе «Мисс Каникул» или вроде того. А, может, он назывался как-то иначе? Кто уже вспомнит, да и какая разница, все это было слишком давно и слишком большой глупостью.

Алекс, как завороженный, наблюдал за красотой Мартины. За тем, как чуть щурятся ее смеющиеся глаза, как растягивается в обворожительной улыбке большой рот, как подрагивают края платья. Алекс пожирал глазами всю Мартину, не испытывая никакого стыда, как маленький мальчик не испытывает стыда, смотря на самую красивую и дорогую игрушку на витрине. Мир Алекса делился на то, что можно купить, и то, на что нужно заработать чуть больше и все равно купить. Из этих двух категорий Мартина не подпадала ни под одну, являясь чем-то абсолютно потусторонним, прекрасным лесным духом, что старательно пытается спрятаться ото всех, но кричит так, что любой путник найдет. Алекс шел на этот зов, как шел и Дэниель, потому что он, как и Дэниель, как и Бернар Донель, как и любой из пятидесяти процентов земного шара, был мужчиной.

Их разговор затянулся, скоро должно было светать. Неожиданно для самой себя, Мартина предложила Алексу переночевать. Тот согласился. Быстро был разложен диван, найдены подушка и одеяло. Мартина нашла чистые вещи Дэниеля в шкафу, которые могли бы подойти Веберу. Он спросил, можно ли воспользоваться душем. Это очень понравилось Мартине: по крайней мере, диван не пропахнет им. Когда Алекс вышел из душа, Мартина уже лежала в постели. Затаив дыхание, она прислушивалась, как Вебер лег на диван, как долго ворочался, пока, по-видимому, наконец не заснул. Она корила себя – нормально ли это приглашать едва знакомого мужчину, каким она и считала Алекса, не смотря на то, что они были знакомы в детстве, к себе в дом среди ночи, а потом еще и предлагать остаться на ночь? Такой странный опыт случился с ней впервые, и она не знала, поступают ли так важные, глянцевые люди с обложек журналов Парижа?

Когда Мартина проснулась, Алекс уже ушел. Он не стал прощаться, оставив лишь извинительную записку с объяснениями, что его срочно вызвали в контору. Постельное белье было аккуратно сложено на сдвинутом диване, уголок к уголку. Мартина хихикнула, подумав, что, будь у Алекса время, он бы и постирал его, и высушил, и погладил. Мартине нравилась такая педантичность Вебера. А то, каким он расчесанным и выглаженным приехал к ней среди ночи, сдернутый с постели? И это всего за полчаса! Мартина коснулась подушки, на которой спал Алекс, затем подняла и поднесла к носу. Едва различимый запах мужского парфюма и приятного мыла. Ни запаха тела, ни пота, словно на подушке спал святой дух, сотканный из лаванды и «Christian Dior». Алекс не пах грязью или пылью, чем обычно пах Дэниель даже после тщательного мытья. Мартина ткнулась носом в подушку, крепко прижав к себе, глубоко вдыхая.

IV.

Дэниель требовал развода. Мартина металась по квартире, снося предметы, переворачивая мебель, она кричала, плакала, ругалась, топала ногами. Это было непостижимо, это было невозможно. Для всех, и Дэниеля в том числе, они уже как бы давно были не вместе, но не для Мартины. Донель не решался подойти к Мартине, зная, что та может ранить его, и, пока Мартина не бросалась на Дэниеля – стоял у двери. Летучая мышь опасна, когда она в панике бьется о стены и двери, когда она вцепляется своими коготками в каждый предмет, что может достичь. Донель не ожидал такой реакции, такого взрыва эмоций, поэтому на миг ставшая ему столь отвратной Мартина вызвала в нем жалость и горечь. Невеста. У ее мужа невеста, а она и не замечала все это время! Мартина выбилась из сил и упала на пол. Дэниель подошел, пытаясь помочь ей добраться до постели, но та лишь откинула его руку.

— Не трогай меня. Позвони Веберу. Пусть Вебер приедет. Позвони ему, только он меня понимает, позвони, ты, сволочь, урод, чертов хам, — бормотала Мартина сквозь слезы. Дэниэль напоил ее снотворным и, когда она заснула, решился спуститься к консьержке, чтобы позвонить Алексу. Уж лучше так. Если видеть Вебера – предсмертное желание Мартины, а выглядела она так, словно вот-вот умрет от распирающей ее ненависти, то пусть будет так.

Алекс не задавал вопросов, когда Дэниель, дозвонившись до него, попросил приехать. Вебер давно догадывался, что происходило с Донелем, поэтому когда случится нечто подобное было вопросом времени. Правда, Алекс абсолютно не ожидал, что Мартина захочет увидеть его. Он сказал, что приедет через полчаса. Он всегда отводил себе на приезд не менее получаса, и всегда успевал. Не смотря на угрюмость взгляда и крепко сжатые челюсти, он все равно был идеален, идеален настолько, что Дэниель почувствовал себя неуютно, когда этот высокий мужчина вошел в квартиру. С того вечера он часто появлялся у Мартины. Их разговоры становились все длиннее, а связь – крепче. Они понимали друг друга: Алекс тоже интересовался меблировкой и последними новостями, Мартина тоже интересовалась деньгами и способами их добычи. Он даже пытался научить ее играть на бирже, и, благодаря своей памяти, Мартине это удалось, но перспектива сидеть целыми днями, вперившись в цифры, рассчитывая прибыль-убыль ее не привлекала.

— Добился своего? — зло спросил Вебер, выйдя в коридор с Дэниелем, собиравшимся уходить. Донель вспыхнул.

— Ты пытаешься меня в чем-то обвинить? — таким же тоном вопросил Дэниель.

— Так и есть, — усмехнулся Алекс. — Ты растоптал ее, Дэниель Донель. Ты воспользовался ее любовью, а когда надоело – решил повременить. Ведь так приятно, когда кто-то постоянно ждет и щенком скачет у двери, верно? О, ты мог развлекаться с любой, но Мартина, да, Мартина всегда ждала тебя.

— Да как ты можешь!? — закричал Дэниель. — Она…она мне всю душу вымотала своими кредитами, покупками, своей помешанностью на себе! Она вся в свою мать!

— Не смей! — рыкнул Алекс, став словно в два раза больше. Дэниель примолк, сжавшись. Ему не приходилось драться или выживать, поэтому сомнений не было – если бы драка завязалась, то Алекс бы победил. — Сынишка буржуя. Золотой мальчик. Пошел вон отсюда.

Дэниель сжал зубы. Его выгоняли из его дома, пусть он никогда его своим и не считал. Он развернулся и пошел в сторону лестницу, выкрикнув перед этим что-то о том, что Мартина должна подписать развод. Алекс вернулся в квартиру, разделся, нашел все необходимые вещи, которые считал таковыми – кружки, снотворное, ремни на всякий случай. Он твердо решил для себя, что не станет звать врачей. Когда отец вызвал врача для матери Алекса много лет назад, ее лечили электрошоком и разными металлическими предметами, вводимыми внутрь нее через вагину, пытаясь вылечить якобы «бешенство матки». Она умерла от внутренних разрывов, и отец был убежден, что все это из-за неизлечимости бешенства матери Алекса. Алекс так не считал. Он знал, что такой больницы, лечебные пансионаты и психиатрические лечебницы, он знал в силу того, что в первое время работал в подобных заведениях, ведя денежный учет медицинских учреждений. Он твердо решил, что Мартина этого не испытает.

Мартина проснулась через какое-то время. Увидев Алекса, она потянула к нему руки, рыдая и всхлипывая. Вебер сел на ее постель, наклонился и дал себя обнять, гладя по волосам. Мартина не боялась пропасть в лесу, не боялась быть съеденной крысами, не боялась ночных проселочных дорог или даже побоев от матери, но сейчас она, словно маленькая девочка, дрожала в руках Алекса, называя Дэниеля последними словами. Она боялась остаться одна здесь и сейчас. Раньше у Мартины была она сама, теперь же она была растоптана и сломлена. Она то и дело колотила кулаками по груди Вебера, сильно и ощутимо, но Алекс не двигался. Даже когда ее ногти расцарапали ему щеку и плечи. Он не двигался, он знал, что должен быть здесь. Мартина выбилась из сил через какое-то время. Прижалась к Алексу крепче. Слез уже не было: она слишком устала. Мартина обмякла в сильных руках и стихла. Она сидела на коленях Алекса, прижимаясь плечом к его груди. Пальцы ног у нее замерзли, как когда-то в детстве, когда она мылась на снегу ледяной водой из колодца и вся дрожала, но и не думала залезть под одеяло – так ужасно оно воняло. От Алекса пахло вкусно и тепло. Весь он был сплошным воплощением того, чего Мартина так хотела от своих вещей. Но Вебер не был вещью, Вебер стал каким-то отражением ее самой, напоминанием, что и она – не вещь, не чудо-машина Теслы, способная работать без перерыва.

— Ложись со мной, прошу. Я не смогу уснуть одна, — тихо прошептала Мартина, и Алекс подчинился ее желанию. Скинул ботинки и лег рядом поверх одеяла, кутая в него Мартину.

— Спи. Тебе нужно спать, — сказал Алекс.

— Ты не уйдешь..? — Мартина была взволнована, проглотив «как Даниель».

— Не уйду. Я никуда не уйду. Я здесь, Мартина, — он прижимал ее к себе все крепче.

Сорока-воровка Мартина украла у общества самого блестящего человека.

V.

Документы на развод подписаны. Мартина отказалась от денег Дэниеля, чтобы поскорее покончить с этим и более не видеть его. Алекс – вот, кто был с ней все это время. Алекс выхаживал ее, кормил и не давал переедать, убирался в ее квартире, заставлял ходить в ванную и нормально спать. Мартина пыталась сделать ему что-то словно назло: разбить тарелку, пока ест, взбить простыни, солгать, что ее зарплату урезали вдвое. Алекс оплатил все ее взносы и выгнал кредиторов, забрал у нее деньги и обзвонил все конторы, требуя не давать ей ничего в кредит. Мартина бесилась, злилась, то и дело кидалась на Алекса с кулаками, но он героически все переносил. Он нанял сиделку, чтобы та приглядывала за Мартиной, пока сам Вебер находился на работе, но то и дело ему звонили: «мсье Вебер, Мартина кидается на меня с ножом, мне страшно!», и приходилось срываться с работы, чтобы успокоить девочку-пропадавшую-в-лесах. В конце концов, он подписал просьбу о работе дома, которую одобрили. Теперь он находился с Мартиной двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. В каждый приезд мамы Донзер или Сесиль Мартина пыталась задеть их чем-нибудь, заставить волноваться, выдумывала скверные истории или небылицы даже об Алексе, лишь бы помучить всех вокруг. Вебер ничего не говорил, понимая, что это лишь столь долго сдерживаемый внутри пронзительный крик человека, которого никто так и не смог полюбить, которого всю жизнь ранили, у которого всегда забирали все самое дорогое. Алекс понимал это, поэтому и хранил молчание.

Через какое-то время Мартина даже привыкла. Ничто не напоминало в квартире о Дэниеле, и это было даже хорошо. Теперь на его полках лежали вещи Алекса, который буквально перебрался в квартиру Мартины, чтобы следить за ней, а на месте надколотого сервиза на двоих теперь был новый. Мартина перестала постоянно кричать с перерывами на плач, даже смогла ходить спокойнее и не бить все подряд. Алекс с опаской смотрел на это затишье – не новая ли это форма предупреждения перед бурей? Но Мартина была спокойна. Мартина готовила по вечерам кофе для Алекса, когда тот снова собирался сидеть допоздна над квартальным отчетом, скрупулезно записывая каждую цифру на бумагу. Алекс выходил из дома только с Мартиной, прогуливаясь с ней, пытаясь заинтересовать чем-нибудь. Со становлением более спокойного поведения Мартины, он решился водить ее в кино и на выставки. Ее лицо не менялось, лишь раз она засмеялась, когда в Лувре упала картина.

Абсолютно растерянный, не зная, что будет дальше, Алекс все же решился вызвать врача. Мартине выписали какие-то таблетки, строго-настрого наказав принимать определенные дозы. Алекс постоянно носил таблетки с собой и даже спал с ними, боясь, что Мартина примет больше нужного, желая умереть. Но Мартина хотела жить. Алекс выскабливал ее со дна по кусочку, и вскоре Мартина сама начала прыгать ему в руки, желая подняться. Кино снова начало интересовать ее, а встречи с Сесиль проходили все спокойнее. Вскоре мама Донзер тоже решилась прийти. Мартина просила у нее прощения и плакала. Алекс оставил их наедине на все это время.

Однажды Алекс и Мартина вернулись из магазина. Как обычно, Вебер направился на кухню и поставил пакеты на стол, затем вернулся в коридор, снял шляпу и пальто. Стояла ранняя весна. Он не сразу понял, что нигде не видит Мартину, хотя ее жакет висел а коридоре. В панике он бросился в ванную, туалет, затем – зал. Он нашел ее в спальне, сидящей на краю постели. Мартина крутила колесико радио, настраивая передачу. Алекс замер. Так естественно и нормально выглядела Мартина в этот момент, что скажи ему кто-нибудь, что эта женщина больна депрессией – рассмеялся бы. Мартина повернула голову, когда по комнате разлилась музыка. Чуть улыбнулась мужчине.

— Эти новые песни такие отвратительные, да? — она хмыкнула и поставила радио на тумбочку, а затем улеглась в постель, вытянув ноги. Затем она вскочила и схватила Алекса за руки. — Давай танцевать, Алекс! Давай танцевать!

Вебер не знал, что это – очередной виток в настроении Мартины или старт для ее выздоровления? В любом случае, он решил подчиниться. Через три песни Мартина запыхалась, но выглядела вполне счастливой, Алекс тоже улыбался, несколько расслабившись впервые за этот год и чуть более. Мартина увалилась в свою постель и заснула прямо днем, так и не дотанцевав, под голосящее радио. Алекс выключил музыку и ушел, прикрыв дверь.

Мартина проснулась к вечеру. Алекс еще работал, ужин был на плите. Вебер поднял взгляд и чуть улыбнулся. Он уже привык видеть встрепанную, сонную Мартину по утрам. Пусть за этими стенами она и была очаровательной птицей в голубом платье или черном пальто, здесь, в ее доме, он знал, какой встрепанной она бывает сорокой. Хотя сорока – глупое сравнение, сороки болтливы, а Мартина всегда была очень молчалива и холодна, глаза и сердце ее загорались лишь тогда, когда она видела нечто сияющее, но и за прошедший год это поутихло. Мартина взяла аккуратную тарелку и очень ровными секциями положила на тарелку четыре разных блюда, выкладывая их в одну небольшую порцию. Села за стол напротив Алекса и принялась есть. Вебер то и дело кидал взгляды на нее. Благодаря его неусыпному контролю Мартина не похудела и не потолстела, под ее глазами не появилось синяков, хотя вид она все еще имела нездоровый. Радовало одно – впервые за все это время она сама положила себе порцию, не взяв слишком много, как это было в самом начале их совместной жизни, но и не отказываясь вообще, как было совсем недавно.

— Я решила перестать любить Донеля, — неожиданно произнесла Мартина. Алекс с интересом уставился на нее, отведя взгляд от бумаг. Нужно было верно подобрать вопрос, найти верную точку опоры, иначе – все пропало.

— Правда? И почему? — спросил Алекс.

— Сегодня днем, когда мы пришли из магазина, я включила радио. Я промотала все радиостанции, но не нашла ни одной знакомой мелодии, — Мартина разрезала мясо на мелкие кусочки и взяла один, кладя в рот. — И я поняла, что время идет. Я ждала его всю свою жизнь, Алекс, а он поступил со мной, как последний человек. Я поняла, что мне еще не поздно влюбиться. Или не влюбиться вообще – какая разница? Главное ведь то, что скоро я сморщусь, как изюм, стану старой и дряхлой. И я не хочу стать, как моя мать. Я хочу быть такой, как мама Донзер. Я хочу, чтобы меня любили и после тридцати. Я не хочу быть выброшенной на помойку из-за Дэниеля Донеля, как…как старый гостиный гарнитур.

Мартина повернула тарелку другой стороной, принимаясь за рис. Алекс обдумал эти слова и кивнул, чуть ободряюще улыбнулся. Мартина прочла по его глазам какое-то облегчение, но не из-за того, что его, Алекса, доля якобы стала легче, нет. Она поняла, что Алекс – один из тех людей, кому не плевать. Его облегчение было вызвано тем, что самой Мартине стало легче, что она более не испытывает боли. Мартина чуть расправила плечи, ощущая некую гордость за саму себя. Ей нравилась эта забота в глазах столь аккуратного и красивого человека.

— Что ж, тогда, может, мне стоит начать подумывать о переезде в свою квартиру обратно? — смех Алекса был совсем невеселым. Мартина похолодела от этой мысли. Квартира казалась ей пустой и бездушной без Вебера, холодной и бесполезной. Мартина чуть нахмурилась, как бывало когда-то давно.

— Может быть, — произнесла Мартина. Алекс не понял, что это было в ее голосе – нежелание отпускать его или призыв к действиям? Он не решился спросить. Мартина доела, помыла за собой посуду и ушла обратно в спальню.

VI.

Мартина спала круглыми сутками. Алекс не знал, как объяснить это, и даже вызвал врача. Врач сказал, что с Мартиной все в порядке, она просто…спит. По двадцать часов, по тридцать, просыпаясь лишь на еду и душ. Чаще всего она просыпалась ночью. Тогда Алекс, постоянно мучившийся болью от неудобного дивана, не спал вовсе, прислушиваясь к тому, как она встает, как льется вода в ванной, как тихо она ест и ступает обратно в постель, где снова засыпает. Алекс пытался отвязаться от мысли, что Мартина-пропадавшая-в-лесах стала его идеей фикс, его собственной страстью и одержимостью, его воздухом. Было невозможно видеть, как она мучается, как плачет и стенает, как она неожиданно начинает смеяться или как замирает в углу, но еще невозможнее – не видеть совсем. Квартира перестала быть теплой, какой казалась с самого начала, в ней стало удушливо тихо. Алекс даже пытался намеренно ходить громко и шуметь посудой – все без толку, Мартина спала. То и дело приходилось виновато оправдываться по телефону перед Сесиль или мамой Донзер, более Мартине уже давно никто не звонил. Алекс и сам забыл, когда ему последний раз звонил кто-то кроме этих двоих, но это мало волновало его. Единственное, что волновало его – Мартина, девочка-пропадавшая-в-лесах, сорока-воровка, маленькая принцесса на горошине.

Ночью Мартина проснулась в очередной раз. Она сходила в душ, где в этот раз пробыла достаточно долго. Алекс взглянул на часы, что продолжали висеть на стене, освещаемые светом фонарей с улицы. Четыре часа утра. Алекс уже давно не мог спать нормально. Он сам лег всего полчаса назад, почистив зубы и приняв душ, но так и не заснул. Мартина вышла через какое-то время, Алекс прикрыл глаза, пытаясь снова прислушаться. Неожиданно пространство на диване рядом с ним чуть прогнулось, от испуга Алекс распахнул глаза. Мартина нависла над ним, благоухающая, прекрасная, с еще мокрыми черными волосами. Она глядела прямо в зеленые глаза, заинтересованная, словно разглядывала блестящий шарик одного из братьев или разбитое зеркало из старой сумки Алекса.

— Пойдем со мной, — тихо позвала она.

И Алекс пошел.

Потому что Мартина, прекрасная, идеальная, бесподобная Мартина, как лесной дух, зазывала его все глубже и глубже в таинственные чащобы, стоя на опушке леса, а Алекс все-таки был мужчиной. В спальне она мягко обняла его за шею и прильнула всем телом. Очень осторожно, очень аккуратно потянулась к Алексу, рассеянно целуя в щеку, скулу, подбородок. Алекс высокий, даже очень, поэтому Мартине пришлось встать на носочки. Алекс не дышал, боясь спугнуть эту черноволосую нимфу, сотканную из темной ночи и лесной голубики. Он тянулся к ней, также рассеянно целуя в ответ, прижимая к себе. Он приподнял ее и аккуратно опрокинул на эластичный матрас. Мартина не испугалась, даже наоборот – ощутила себя лучше в таком положении. Алекс навис над ней, заглядывая в огромные глаза.

— Ты уверена, что это – то, чего ты хочешь? — спросил он тихо, но достаточно строго. Мартина обдумала этот вопрос всего миг, но затем кивнула, чуть улыбнувшись. Алекс кивнул в ответ, также слегка улыбаясь, а затем наклонился, целуя мягкие губы Мартины.

Мар-ти-на.

Мар-ти-нет-та.

Девочка-пропадавшая-в-лесах.

Сорока-воровка.

Чьи желания были пластмассовые, а мечты нейлоновые.

В которую влюбился мальчик-пропавший-в-ее-глазах.

И который точно ее не отпустит и не оставит.