Сектор «В»

Что нас роднит с идущим плавно веком?

Лишь то, что мы исчезнем вслед за ним,

И то, что все творимо человеком, –

Сам этот век осознан только им…

Широкая безопасная дорога сузилась, превратилась – на три следа в ширину – тропинку, убегающую в заросли высокой травы. В полной тишине под серым небом раскачивались двухметровые камыши рядом с осокой, тянулся к размытому желтку солнца хрусткий ломкий хвощ, колыхались над головой фиолетовые шапки диких болотных ирисов. Лето – оно и в Зоне – лето.

Клим вгляделся, увидел вбитые жерди с повязанными на них лентами-метками, когда-то красными, но выцветшими от времени и солнца, вдохнул удовлетворенно и уже смело повел маленький отряд через заросли.

Клим плохо знал сектор «В», был тут всего один раз – юнцом еще. В том походе не было ничего необыкновенного, а вот итог неудачный – тогда пропал бесследно руководитель группы – опытный мастер Семецкий. Искали, конечно, – безрезультатно.

Сектор не привлекал сталкеров. Ходили туда редко, без особых целей, недалеко. Полезных дорогостоящих гаджетов тут не было, как и заживляющего раны порошка, серебряных прыгающих шариков или каких-либо еще нужных вещей. Однако ходили слухи, что в секторе непорядок со временем, что, мол, можно уйти старцем, а вернуться ребенком.

«Петли времени» в других местах Зоны (произносили только так, с большой буквы – Зона) – дело обычное, изученное. Давно нанесены на карты места хроноаномалий, хроноэффектов, ловушки переноса – телепорты, обозначены области возможных хроновихрей. В пору расцвета Зоны эта ее особенность – изменять время – унесла много жизней. А сейчас не боялись уже, если и попадешь случайно в тот же телепорт – окажешься в прошлом или будущем максимум в пределах нескольких дней.

Сектор «В» никто проверять на этот счет не спешил – кому же хочется в детство? Может, и были такие «хотельщики», может, ходили они туда – никто не знал. Сектор, словно родимое пятно у глаза, тянулся по краю Зоны – все привыкли. Не мешает, и ладно…

Клим Самгин – тезка героя романа древнего писателя Максима Горького – в тот вечер не чувствовал будущих неприятностей. Как и многие сталкеры, он сидел в кафе «У обочины» – для избранных, дул на пивную пену в пятой кружке, хрумкал солеными фисташками и слушал последние новости. Новости были так себе – рутина, одним словом.  

Дверь распахнулась, впустив свежий воздух и седобородого мужика, который тут же растворился в полумраке.

Эх, хорошо.

Было бы…

Если бы не громкий голос оповестителя:

– Поход в сектор «В», задаток – пять кусков, по прибытию – еще десять.

Никто не откликнулся – дураков мало, сектор «В» обходили стороной, а пятнадцать кусков – не бог весть какая сумма.

Только вот все знали, что через пару минут оповеститель, сверившись с записями, назовет сталкера, согласно очереди, и будет ждать решения. Да… не повезет сегодня заказчику.

– Очередь твоя, Клим Самгин. – Сталкер вздрогнул от неожиданности и холодного безжизненного голоса. – Берешься?

Клим мог бы отказаться, в конце концов, сектор «В» никому не нравился, все бы поняли, но… Вот «но» он почувствовал со всей ответственностью. Через пару недель ему должны были присвоить звание Мастера, а это… Это многое значило: почет и уважение, проценты с прибыли, желторотики на побегушках, много чего… Отказаться – и решение о звании отложится на неопределенный срок.

Клим тихо выругался, делать было нечего.

– Согласен, – вскинул он руку, и через несколько минут к нему подвели заказчика – того самого мужика в годах, который, не ведая сталкерских законов, вызвал уже в Климе раздражение.

Звали незнакомца Егором Павловичем, мужик не говорил, зачем ему нужно в сектор «В», но, оформляя задаток, расхваливал мзду за поход, словно надеялся обнаружить там «золотой круг», исполняющий желания. Как же! Круг в центре Зоны, не у края, к тому же мечта всех сталкеров так просто не появляется, повезет, если раз в жизни найдешь…

Клим поморщился, остановил словопоток, тут же сократил ФИО до Палыча, а потом до Деда,  заметил:

– Платишь, уже хорошо. А цели оставь при себе, разберемся. Завтра утром выходим, вот только желторотика обозначим. – Клим обвел глазами дальнюю часть кафе, где за столиками гужевалась молодежь – не сталкеры еще, так – сопляки.

Это тоже была традиция – брать в обязательный поход кого-то из молодняка. Только так юнцы могли превратиться в настоящих сталкеров.

Клим сморщился, он желторотиков не знал толком, ткнул наугад пальцем в консоль, упрятанную в столешнице.

Голос оповестителя тут же выдал:

– Юрий Рамзеский, сектор «В», сталкер – Клим Самгин.

К столику подлетел юнец лет двадцати от роду, глаза горят, как у ненормального, протараторил:

– Спасибо! Мне скоро должны звание дать. Я все жду и жду… А вы… – юноша захлебывался в словах, благоговел и рдел пухлыми щеками, видно было, что имя – Клим Самгин – не впервой слышит.

Так они оказались в секторе «В»: опытный Клим, дисциплинированный Палыч, который усердно выполнял все команды проводника и, кажется, дышал по расписанию, и Юра-Рамзес – пытливый, как суслик.

Продравшись сквозь заросли гигантских цветов, маленький отряд, идущий уже почти неделю без происшествий, оказался на берегу рва – слева и справа конца не видно, а в ширину метра три. Неестественно синяя вода текла тихо, спокойно.

Клим хотел уже раскинуть складной мостик, но засомневался, кинул в ров болт. Тот с плеском исчез в непрозрачной воде. Ничего… Мост настроили, закрепили. Первым пошел дед Палыч – кряхтя, поправляя нехилый рюкзак за плечами.

Тоже правило. Вперед нужно пускать заказчика, а замыкающим – желторотика. В середине есть все шансы сохраниться, если вдруг Зона решит действовать.

Дед большой, грузный, аристократов в роду не было – ясно, ладони с короткими, словно обрубыши, пальцами, могучая шея, мощный затылок… Седая аккуратная бородка обрамляет симпатичное лицо с синими глазами, ясный взгляд которых не вяжется с глубокими морщинами на лбу и у носа.

Клим зажмурился. Зрение мало понимания дает. Слепота, как игра: начинает работать интуиция, просыпаются чувства. «Интроверт, педант, при этом холерик явный – значит, вспышки любого рода возможны, решительный до упрямства, скрытный – такой вот Дед», – так казалось Климу.

Рамзес… тут и глаз закрывать не надо – копия сам Клим. Сколько юнцу – девятнадцать? Точно. Значит, на четырнадцать лет моложе. Интересно, к климовским тридцати трем годам у Юрки тоже не будет ни семьи, ни детей, ни друзей? Сталкеры, как правило, одиночки…

Палыч ступил на другой берег, обернулся, махнул рукой. Клим тоже перебрался быстро, уверовав в безопасность рва. Юрка шел осторожно, посредине опустился на колени, пополз, словно потерял точку опоры. Метр до берега… В этот самый миг из воды высунулись бурые щупальца, захлестнули Юркины сапоги.

Клим выхватил пистолет – новехонький СР.1М, за который недавно только расплатился, прицелился, перебил щупальца там, где они свисали с ног желторотика. Остатки булькнули в воде, пропали вслед за мерзкой тварью, бывшей в прошлом лягушкой или змеей.  

На берегу осмотрели юркины ноги, сапоги – к черту, ну запасные есть, конечно. Куда больше обеспокоили зеленоватые пятна на щиколотках. Рамзес вздрагивал, косился на ров, хмурил брови, но утверждал, что боли не чувствует, идти может.

Клим, наложив мазь и сделав юнцу укол от всех ядов сразу, облегченно вздохнул – ерунда.

Сгустились сумерки, в полной тишине отряд, пройдя пустошь, выбрал место для очередного ночлега – закуток между огромным камнем и остовом какого-то агрегата, покрытого ржавчиной. На железке краской из баллончика выведен старый, облупившийся от солнца знак безопасности.

В спальниках жарко – ночь теплая, безветренная, смотрит в лицо россыпью звезд. Клим всегда думал, что этих звезд нет в астрономических атласах, но проверить – так ли это – боялся.

Желторотик дрых – намаялся бедный, перепугался, а вот дед ворочается, кряхтит.

– Климентий, что вас – сталкеров – тянет сюда, в зону? – спросил Палыч, почувствовав, что проводник не спит. – Деньги? Слава? Или просто интересно?

Клим задумался. Странно, вопрос этот звучал периодически в его кругах, но точный ответ – никогда. Деньги, как и авторитет среди своих – хорошо, конечно, но…

– Я бы сказал – страх, – пробормотал Клим и сам поразился тому, что сказал.

– Понимаю, – Палыч, кажется, и не удивился.

«Что ты можешь понять, крыса внезоновская? – думал Клим. – Как неизведанное, таинственное пугает, пуская в кровь адреналин? Как мучают неразгаданные чудеса? Их же не разгадать никогда – в Зоне что-то остается неизменным, а что-то все время меняется. Вот, кажется, исходили ее вдоль и поперек – нет же, на смену диким собакам и зомби являются гигантские многоножки с зубами и призраки, вежливо исчезающие в развалинах при виде людей. Или ты поймешь, как страшит жизнь вне Зоны? Со всеми ее дурацкими законами и невозможностью выбора? Или то чувство, когда понимаешь, что не приспособлен ни к Зоне, ни к гребаной жизни вне ее…»

– Понимаю, – повторил Дед, – преодоление страха, вызов…

– А я удивляться люблю, – не спал, оказывается, и желторотик, прислушивался. – Словно идешь по длинной-длинной дороге, а впереди поворот, и не знаешь, что там – за поворотом, но веришь – что-то прекрасное… будет обязательно, – добавил юнец, вспомнив очевидно, что в Зоне прекрасного маловато.

– Удивитесь еще, мало не покажется, – хмыкнул Клим, приказал грозно: – Спать! До центра топать и топать. Завтра рывок сделаем.

Засыпая уже, Клим подумал, что из Деда мог бы выйти неплохой сталкер, а из Юрки – уже получился. Хотя… лучше вообще не входить в Зону, чтобы не заболеть ею без возможности выздоровления…

– Что это, Климентий? – Дед, забыв о костре и шипящем завтраке, всматривался в горизонт.

Клим глянул, отвернулся. Восход – ядовитый, как бриллиантовая зелень, – заливал небо.

– Утро просто, – буркнул, – дело обычное, бывает.

Такой рассвет случается в Зоне – тоже тайна – с чего вдруг? Ученые выдвигали версии, но сталкеры верили лишь себе. Опасности он не несет, однако поговаривали, что в такой миг все неприятности, которые не видны, но которые уже случились, – активизируются.

Клим смазал посиневшие пятна на ногах Рамзеса, и они покинули безопасный привал.

Рывок удался.

Пять дней они шли и шли, спали урывками, питались всухомятку, оживляли сухие горла минеральной водой или коньяком из фляжки Деда. Алкоголь в зоне – та еще непредсказуемость, но по глоточку можно. Отряд с успехом миновал обширное болото, кидая вперед болты, прыгая с кочки на кочку. Огромные грибы с виснущими на шляпках многоножками, укрывшиеся в березовой роще, попросту расстреляли, забавляясь и соревнуясь в точности попаданий. Один раз угодили в «петлю времени», хорошо хоть на пару километров всего вернулись – на час, не на неделю.  

Остановил их бурелом. Вернее, не бурелом, а поваленные явно не ветром деревья вперемешку с камнем и металлическими остатками неизвестных конструкций, словно именно здесь космический корабль зацепился и оставил крыло – если оно, конечно, у него было. Тут же, в завале, белели омытые дождями кости – людей ли, животных – не разберешь.

Ощущение, что раньше тут была животноводческая ферма, не оставляло Клима. Ферма, ну и что? Только чувство смятения, страха усиливалось – или это само место вызывало волны паники?

Клим глянул на Палыча и Рамзеса. Те разглядывали завал с интересом, никакого ужаса на лицах не было. Ну что ж – придется лезть.

На сей раз Клим пошел первым, перекинув и закрепив тросик. Он всегда шел первым, если чувствовал опасность отовсюду.

– Держитесь крепко, двигайтесь медленно, ни шагу в сторону. Я дерну, как окажусь за завалом, – предупредил он.

Другая сторона встретила Клима безмятежностью огромной поляны, мелкими, не свойственными Зоне белыми куртинами веретеницы.

«Выбрались», – подумал Клим, дернул за трос…

Сталкер упивался разгаром лета, теплом, обычностью картины, пока вдруг не понял, что тросик не дрожит и никто не появился с той стороны. Хрономираж, что ли? Поляна с ровной травой, как в городском сквере, цветы на клумбах, обихоженные чьими-то руками. Так веретеница в мае цветет… В мае!

Завал за спиной вернул Клима в реальность. Где все?

Болезненный ужас мурашками прошелся по спине. Никогда еще Клим не чувствовал себя таким одиноким, жалким, потерявшимся. Как будто вокруг выстроились неосязаемые стены, заключив его в прекрасную тюрьму настоящего.

Показался Палыч, и Клим вздохнул с облегчением. Пронесло!

Дед подошел, крякнул, уставился на необычный пейзаж. Что-то в нем было не так, не в пейзаже – в заказчике. Что? Клим вгляделся: словно морщинки разгладились на лице Деда. Занятно.

– Юрка застрял, надо выручать, – сказал Палыч, с неохотой отрывая взгляд от серебрящихся весенних цветов.  

Не услышав ответа, дед схватился за тросик, полез назад, исчез в нагромождении переломанной материи.

Клим ждал. Нет, он не чувствовал угрызений совести. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих – а заказчиков и желторотиков – тем более.

– Нашел? – крикнул Клим, как только Палыч снова появился на верхушке завала.

Дед промолчал, спрыгнул, держа в руках непонятный сверток. Спальник, что ли?

Ужас вернулся, Клим видел, что случилось, но мозг отказывался верить.

– Палыч, оставим его здесь, куда нам с таким грузом дальше.

Младенец в свертке вдруг зашевелился, высунул ножку с синими пятнами, заголосил истошно, словно чувствовал, что его собираются оставить.

– Нет, я понесу, Клим, не тяжела ноша-то, – Палыч взглянул строго, с укором: – Паренек не виноват же ни в чем.

«Не виноват… что ты задумал пойти в сектор «В», старый пердун», – с озлобленностью выругался Клим, сказал вслух:

– Не виноват, дальше-то что?

Они пошли осторожно, огибая поляну по краю.

Клим впереди, размышляя о Юркиной судьбе. Что скажет его мать – есть же у Юрки мать, наверное, – когда увидит вместо взрослого сына младенца? А сталкеры? Что скажут они, когда поймут: разговоры о секторе «В» – не пустая болтовня?

Палыч тащился сзади, прижимая плачущий иногда груз, баюкая младенца-Рамзеса.

Прямо перед центром Клим и Палыч остановились на ночлег. Поели.

Кормить младенца было нечем, и Дед, окунув в сладкий чай тряпицу, сделал соску, попытался сунуть ее в ротик ребенка, но Юрка, наоравшись, спал.

– Палыч, какого хрена тебе нужно? В секторе? – не выдержал Клим. Спрашивать заказчика о цели не полагалось. – Тут нет ничего, окраина это. Зона большая, других интересных мест не нашел, что ли?

Спать хотелось немилосердно, уставшие ноги гудели и ныли. Дед тоже клевал носом, нахмурился, не открывая глаз, но ответил:

– Где-то там дом моего прадеда. А в доме есть часы. Мне нужно их найти.

– На память, что ли? – съязвил все еще злой Клим.

– Не совсем… Памяти не будет, если я их найду. Много чего интересного про них оставил в дневниках прадед. Может, ты слышал – астрофизик Роберт Скворцов?

Клим не стал уточнять, что за бредовые идеи записал этот древний Скворцов. Он заснул вдруг прямо у костра, во сне кричал младенец, тикали какие-то часы, откуда-то вдруг взялись костыли, пустой холодильник, бегущая по деревянному полу мышь… А дальше – пустота. Заснул крепко…

Юрка-Рамзес – вовсе не младенец – вешал над костерком котелок, разогревая консервы с тушенкой и кашей. Палыч старательно зашивал дырку в куртке, продранную на завале.

Клим закашлялся, проморгался, хотел уже сказать – а где? – но промолчал. Зона подкидывает странности постоянно. В том, что все не было сном, Клим не сомневался.

– Вы в порядке? – только и спросил он, отходя в сторону для необходимых дел, ежась от непривычного летом утреннего морозца. И успокоился, услышав обычный ответ от обоих товарищей:

– Все пучком.

Подошел Юрка, осторожно дотронулся до плеча:

– Ничего не помню… Палыч рассказал, я аж не поверил, проснулся сам собой, только голова болит немножко. Не переживай, пожалуйста…

– А я твой краник видел, когда пеленки менял, – пошутил Клим, серьезно уже похлопал по дружеской ладони на плече: – Юр, я ходатайствовать буду, чтобы тебе сразу звание сталкера присвоили, заслужил…  

Юнец смутился, запротестовал:

– Ага, побыть младенцем – прямо подвиг.

– Нет, не поэтому, – Клим оборвал разговор, зная, что будущий сталкер все поймет. Отсутствие паники, выдержка – вот что ценно.

Неподалеку раздался вой. Палыч замер, отведя в сторону руку с иголкой в пальцах.

– Что это?

– Диких собак давно никто не встречал, – сказал Клим, прислушался, – это ветер.

Через час двинулись, надеясь дойти до цели уже к полудню.

Центр сектора «В» разочаровал Клима. Развалины, камень, железки – все как всегда. Полезностей тут не найдешь, разжиться нечем. Ветер выл в полуразрушенных стенах не хуже диких собак, скручивая в узлы ржавую колючую проволоку у входа.

Палыч оживился, ткнул Юрку в бок:

– Похоже на дом моего прадеда, я все приметы наизусть помню. Не врал он в дневниках, значит, а ну-ка… Климентий, можно?

Сталкер не чувствовал опасности, осторожность не помешает, но разве заказчика остановить? Он кивнул, и Дед тут же исчез, растворился в каменных лабиринтах.

Клим и Юрка, наученные опытом, не спешили, присели на полуразваленном крылечке, закурили…

Ветер утих, как будто только и ждал гостей.

Солнце разгоралось, ласково касаясь лучами щек, грело. Поднимались склоненные ветром растения, рядом сиреневый шар раскрылся вдруг трубочками с соцветиями на концах. С трудом, но в них узнавался клевер. Тишина. Только птицы щебечут в зарослях малины с колючками диной в палец, в кронах чахлого осинника… Птицы?!

– Птицы, Юрка, – прошептал Клим ставшими вдруг сухими губами, толкнул разомлевшего Рамзеса.

Юрка замер, прислушался…

Они застыли оба, боясь неверным движением, даже стуком сердца спугнуть расшалившихся птиц, осмысляя, что значит их появление в Зоне…

Дед появился через полчаса, сияя от радости, сжимая в ладони подряхлевшие от времени часы – дорогие, за такие полкуска точно бы отвалили любители раритетов.

Сталкер и желторотик, зная цену артефакту, засмеялись:

– Радости полные штаны. – У них был свой, особый сюрприз – для всех.

– Вы не понимаете, – кипятился дед, – они же идут! Идут! А если я их остановлю, то время кончится. – Синие глаза сверкали на помолодевшем лице, слюна брызгала изо рта. – Не будет ничего! Зоны не будет! Время вернется! Другое! Не будет катастрофы, зоны, радиации, мутаций тоже не будет и болезней… от которых умерла моя семья…  

Клим понял мгновенно, похолодел:

– Стой, дед! Ты с ума сошел. Это ведь и нас не будет тоже, – он не верил еще в происходящее, но знал – в Зоне лучше верить.

– Конечно!  – радостный Палыч, словно безумный, крутил старинные часы. – Это ерунда! Вы же родитесь снова, счастливые!

Юрка-Рамзес заплакал, он тоже все понял, младенчество существования вернулось к нему с тем самым ужасом, когда чувствуешь, но ничего не можешь сделать. «Птицы…» – только и шептал желторотик.

– И птицы будут, Юрка! Счастье, – выл дед, подпрыгивая от нетерпения всей своей грузной тушей.

– Ты сам его создай – счастье! Урод! Кто ты такой, чтобы исправлять чужие ошибки?! – закричал Клим, срывая голос до визга. «Вот и все. Потерпит ли крушение космический корабль, появится ли Зона, родятся ли вновь сталкеры – Клим и Рамзес – никто не может этого знать», – мысль царапнула мозг и исчезла. – Палыч! – от страха получилось сдавленно – «палач». – Ты же спас Юрку! Неужели ты хочешь, чтобы он пропал бесследно?! – Рука уже нащупывала пистолет, но по закону подлости тот был в рюкзаке, а рюкзак Клим снял, нежась на солнышке.

Сталкер не успел. Дед заметил попытку, нажал кнопку, останавливающую стрелки, мир закрутился юлой, сжался, вспыхнул как фейерверк и … исчез.

На земных картах не было зон, не было несуществующих в реальности звезд – шесть континентов спинами китов безмятежно горбатили океаны.

Здесь и сейчас раскинулось огромное поле с неубранной пока тучной пшеницей, солнце расцвечивало деревеньки, маленький городок у реки. Вдруг оно как будто испугалось, скрылось за тучей, небо тотчас потемнело, послышался непонятный страшный гул. Люди высунулись в окна, выбежали из домов, козырьками приставили ладони ко лбам.

Огромный космический корабль то ли падал, рассыпаясь на части, то ли искал место для экстренного приземления.

Пока еще пели птицы…

Схоронившись в границах отечеств,

Далекого космоса слыша зов,

Одинокое человечество

Видит сны, но не боится снов

О звездах…