Я вообще считаю , что в России надо с русской фамилией. Бережное окончание "ов" или "ова" сообщает незаконченность портрету.

Сейчас новое десятилетие. Все чаще молодые люди набирают номер моего телефона. Я заметно похорошела за последние восемь лет. Меня всегда ждут . Я званный гость и могу позволить себе маленькую роскошь - не являться к назначенному часу,то есть слегка опаздывать, а вернее задерживаться.

Маэстро нежно похлопывает меня по берцу, в отделе кадров таинственно и доверительно улыбаются. Мой отчим не зовет меня больше жидовкой. Жизнь заметно налаживается.

Исключением бывают те случаи, когда я стою в редких уже для союза очередях, перехожу улицу на пролетарский свет, не уступаю место в автобусе.

Метрополитен все больше давит своей перенасыщенностью, дружелюбной информативностью,с легким оттенком советского гламура, в смысле все больше бомжей, и все чаще выпивающих.

Образуется едва уловимая дистанция между бакинской группировкой нашего квартала и объемным декольте продавщицы на кирочной. Между диалектикой и идеологией. Наконец между мною и утвердившимся ветераном ВОВ в душном салоне автобусе.

Пыльная занавеска загораживает мне обзор,то есть напрочь не видны улицы и проспекты северной Венесуэлы. Мелкая раскадровка не передает точного впечатления.а тут еще и пожилой дембель в погонах.

На тротуарах едва различимы блики прожекторов. Местная киногруппа снимает очередной трек. Желтая лента контролера висит на ручке сиденья.
Я как и прежде готова к отпору
Точнее сказать, знаю, что могу нахамить.

Страх поселился в моей душе Мне совестно доставать инвалидную книжицу. Поэтому смотрю в окно. Игнорирую советы окружающих
Наблюдая редких птиц на остановке. Оставляя метки на асфальте воробьи пружинят к мостовой.

Я помню отчим держал щегла. Птица была своевольной. Умудрялась отщипывать от батона размоченного в молоке мелкие ребрышки. Питалась из кормушки "сокол"(недвусмысленное дополнение). Сидя на клетке орошала пестиковый поддон доминиканской расцветки.

Страх стал тем гнетом, что очертил мою жизнь,разграфил ее на вычурное после и вертлявое до.

До - я слонялась по гулким классам десятилетки. Припадала к гофрированным батареям, отсчитывала экзаменационные часы. До я прогуливала классы физ.подготовки изучала веселую пьеску Петя и Волк и втайне завидовала Чернявскому, разглядывая его конопатое лицо.

Меня не любили учителя, хотя некоторые явно симпатизировали. Например юный биолог Борткевич. Инна Яковлевна по арифметике прощала мне мое незнание алгоритмов, не говоря уже о физике. Но это отдельная история. Кстати, по истории у меня были аналогичные проблемы. Видимо не хватало молодцеватости.

Что же стало теперь. Обучение переросло в профессию. Я занимаю скромную должность в местном ДК.

Я часто слышу - постоянство не красит.

И тем не менее я осилила местный сленг. Меня не удивишь словом супермаркет. Я ежедневно покупаю себя там колбасу. Мне все трудней со своими и все сложней с теми другими. Мой узкий круг, мой цилиндр,остался там в восьмидесятых. Он на памяти иных людей.

Диалог не возможен,говорил мой отец. Мой отец умер. Я примерила на свои плечи двух других и все так же могу повторить диалог не возможен между пошлостью и шовинизмом , между комплексом и и легкой компрессией в области кишечника покуда тот пенсионер или пенсионерка не снимая залихватской шляпы и не планируя тросточкой в воздухе будут видеть во мне врага, на резко оттопыренные уши критиковать, на легкомысленно задранные брюки осуждать.

Диалог не возможен, повторял мой отец. Впоследствии они с матерью развелись. Чуть позже едва возобновившееся отношения прекратились вовсе.Новое имя обязывает...