– Папа, я боюсь высоты, – Кира Ли доверчиво прижалась к теплому боку отца и вдохнула запах его старой кожаной куртки. Такой знакомый, родной, успокаивающий запах. Рихард потрепал дочь по голове и мягко отстранил ее и, глядя в круглые, испуганные глаза, произнес:

– Я с тобой, родная. Все будет хорошо.

Кира верила, но, еще раз взглянув на землю, что была так ужасающе далеко, издала испуганный вскрик и снова зарылась лицом в куртку, едва сдерживая слезы.

Круспе вздохнул, поглаживая ребенка по спине.

"Ну вот, теперь она не получит никакого удовольствия от парка аттракционов. Считай, пропал мой единственный выходной перед концертом", – подумал мужчина, дожидаясь, когда их кабинка колеса обозрения опустится на достаточное расстояние, чтобы можно было слезть.

Схватив дочь в охапку, Рихард спрыгнул на землю. Кира по-прежнему стояла, зажмурив глаза и часто-часто дыша.

– Эй, открой-ка глазки, принцесса! Мы уже на земле.

И тут его маленькая Линдеманн закапризничала, надув губки и грозясь устроить истерику на весь парк аттракционов:

– Домой хочу! К маме хочу! Не хочу больше на карусели, мне страшно!

– Хорошо-хорошо! – Круспе испуганно оглянулся, извиняюще улыбнулся тем, кого привлекла истерика дочери, и, схватив Киру Ли за руку, потащил ее прочь. На ходу купив ребенку сладкой ваты, Рихард лихорадочно думал о том, что же ему теперь делать. И не придумал ничего лучшего, чем опять отвести Киру Марайке.

***

– Скажи, почему наша дочь всего боится? – спросил мужчина у бывшей гражданской жены, когда Киру, наконец, успокоили и уложили в постель.

Марайке скрестила руки на груди и холодно взглянула на музыканта:

– Не всего, Круспе, не преувеличивай. Только высоты и большого скопления людей.

– Откуда такие фобии? – недоумевал Рихард, кляня себя за то, что потащил любимую дочурку туда, где и то, и другое присутствует в полной мере.

– Не знаю, – пожала плечами женщина. – Но ей надо побыстрей побороть их, пока она не стала закомплексованным подростком.

– Моя дочь никогда не обзаведется кучей комплексов! – решительно заявил мужчина, рассекая воздух ребром ладони.

– Отлично, Круспе. Вот и займись этим, выполни свой отцовский долг.

Несмотря на едкий сарказм в словах Марайке, Рихард серьезно задумался. Пропустив сквозь пальцы отросшие по самое не балуйся волосы, мужчина все думал, думал, перебирал идею за идеей, пока его не осенило.

Он подскочил к телефонному аппарату и, набрав номер Тилля, заученный до оскомины, быстро протараторил в трубку:

– Алло, Линдеман? Это Цвен, да. Слушай, можно в один из номеров внести кое-какую поправочку? Все последствия от этого я беру на себя. Да, всего один номер... Tier? Окей, сойдет. Балкон там будет пустовать, да? Отлично, пусть никто его не занимает. Все, пока, до завтра.

Круспе положил трубку и перевел дыхание. 

"Не помню, кто там из психологов придумал шокотерапию как средство борьбы со страхом, но если все удастся, я ему памятник при жизни поставлю. Ну, или что-нибудь подобное придумаю".

***

– Кира, я хочу с тобой поговорить.

Рихард присел на кровать дочери и внимательно посмотрел на нее, уверяясь, что семена его разговора упадут в благодатную почву:

– Да? – девочка зевнула. В этой белой ночной рубашечке она выглядела так трогательно и беззащитно, что Круспе даже на мгновение заколебался: а стоит ли игра свеч? Но мужчина взял себя в руки и заговорил, ласково улыбаясь:

– Кира, ты ведь хочешь попасть ко мне на концерт?

Девочка мигом вспомнила, как папа и мама отказывали ей в просьбе "посмотреть, как папа на гитарке играет, и как остальные дяди помогают ему делать музыку", и тут же с готовностью кивнула. Глаза Киры загорелись:

– Да, конечно!

– Отлично! – хлопнул в ладоши Рихард. – Только мне нужна будет твоя помощь. Ты не просто будешь в зале, ты будешь на сцене.

– Правда? – восторгу Киры Ли не было предела, и она чуть было не запрыгала на кровати, но дальнейшие слова папы малость поостудили ее пыл:

– Тебя поставят на балкончике, прямо в этой рубашечке, и ты должна будешь стоять там. Только, чур, прямо, не моргая и не плача. И личико твое должно быть как можно серьезнее. На тебя будут люди смотреть, даже больше, чем на меня или дядю Тилля. Ты ведь поможешь мне, правда, дочь? Мне и дяде Тиллю?

Девочка сникла и тут же поежилась, представив, через что ей придется пройти. Но ведь папа просит, папа хочет ею гордиться...

– А точно дядя Тилль просил? А Неле там будет? А мама?

– Если согласишься, солнце мое, будут все! – пообещал Рихард, и глазом не моргнув.

И девочка решительно кивнула.