СОРОК ЧЕТВЕРТЫЙ ХЭЛЛОУИН        

Дьюи Андерсен проснулся от звона часов в гостиной, извещавших об окончании половины суток. Совсем скоро входная дверь будет страдать от стучащих в нее детишек. Дверной звонок Дьюи убрал еще пять лет назад, слишком уж он достал его. С кухни доносился сладковато-кислый запах тыквенного пирога (его жена Сьюзи считала, что на праздник, главным символом которого является тыква, грех не печь тыквенные пироги). По вкусу эти кругляши были так себе, но Дьюи, чтобы не расстраивать Сью, съедал два кусочка и сына Питера заставлял сделать тоже самое. Угрозой непослушанию служил запрет выходить из дома. Это срабатывало, когда Питер еще бегал за сладостями в искреннем предвкушении, срабатывает и сейчас, когда поход за конфетами сменился розыгрышами над школьными учителями и несомненной фишкой, о которой Дьюи за пределами Питсворта, штат Массачусетс, никогда не слышал – игра под названием «Конфетные Пираты».

Только ребята от тринадцати до шестнадцати лет могли в ней участвовать. Желавшие сыграть собирались в заброшенном доме 314 по Джорджстрит. Этот дом был там сколько себя Дьюи Андерсон помнил. Приближаясь к нему в свои четырнадцать лет, впервые, когда его брат Генри, поведал ему о «Конфетных пиратах», Дьюи охватило странное волнение, будто этот дом был не из их мира. Хотя на вид это был обычный деревянный покосившийся дом с заколоченными дверьми и ставнями. Единственным входом в который служило подвальное окно с правой стороны заднего крыльца. Стекло отсутствовало, по-видимому убранное еще поколением «пиратов» его отца, чтобы не дай бог не вспороть себе брюхо, спускаясь вниз. Дьюи спросил тогда Генри: «Почему бы, не выломать заднюю дверь и не проходить через неё, намного удобнее и практичнее?». «Так круче!» – ответил ему брат. Что ж, с этим Дьюи не мог поспорить. В том, что ты спускаешься вниз жуткого, заброшенного дома, посреди хэллоуинской ночи, была какая-то своя чарующая магия. Такие эмоции страха, переплетенного с восторгом, он испытал повторно, наверное, только занявшись впервые сексом со Сью на заднем сидении отцовского Тахо в семнадцать лет. Такое никогда не забывается, и эти переживания потом становятся едва осязаемыми, но о них всегда приятно вспоминать, пытаясь хоть на секунду испытать нечто подобное еще раз, и пусть это уже бессмысленно.

Обычно собиралось около двадцати человек, все ребята из соседних улиц, все избранные, знающие о «Конфетных пиратах». В те минуты, Дьюи чувствовал себя частью чего-то большого и значительного: у них свое секретное общество, существующее уже на протяжении, вы только вдумайтесь, почти шестидесяти лет. Но это опять же по словам Генри, которому о пиратах, в свою очередь, рассказал отец. Все собравшиеся делились на несколько команд из трех человек: пятнадцатилетний – капитан, четырнадцатилетний – боцман, тринадцатилетний – юнга. От того, кто ты в команде по старшинству, зависела часть получаемого тобой великого сокровища. «Капитану» пятьдесят процентов, «боцману» сорок и десять «юнге». Каждая команда должна была собрать (отнять, было бы более верным словом) максимально возможный куш за один час, после чего вернуться на Джордж стрит для подсчета добычи, собравшие больше остальных получали все сладости других команд и звание «Конфетного короля» для их капитана. Да ваше имя будут помнить, по крайне мере две-три последующих игры, великая честь, а сладостей получалось столько, что хватало королю на следующие пару месяцев, если сильно на них не налегать… Тот злосчастный тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год, Дьюи навсегда запомнит, год, когда Генри Андерсон, его старший брат, решил во чтобы то не стало получить титул «короля».

От воспоминаний Дьюи отвлек стук в дверь. «Ну вот и первый посетитель», – подумал он, взяв приготовленную стеклянную вазочку, полную тянучек, шоколадок, мармелада, взрывной карамели и прочих вредностей. За дверью оказался паренек лет одиннадцати, облаченный в костюм супергероя, которого Дьюи видел на картинках комиксов Питера, но совершенно понятия не имел, что из себя этот самый супергерой представлял.

– Сладость или гадость? – спросил мальчишка писклявым голосом.

– Выбираю сладость, – ответил Дьюи, натянуто улыбнувшись. Его очень ущемляло, что он не может, как этот паренек, облачиться в маскарадный наряд и побегать, собирая конфеты. Напоминало о том, что ты уже постарел и детские годы давным-давно позади. Он взял небольшую жменьку из вазы, не хватало еще раздать все сразу, и бросил в бумажный пакет мальчика, обклеенный летучими мышами и желтыми звездами.

– Спасибо, сэр! – учтиво ответил паренек и со всех ног помчался к следующему крыльцу.

Дьюи закрыл дверь, заранее зная, что через минут пять-десять снова вернется, чтобы выполнить свою функцию в этот праздник, как «настоящий взрослый». Он прошел на кухню. Сьюзи сидела на корточках, заглядывая в светящееся окошко духовки. На этот хэллоуин, впрочем, как и на прошлые десять, она вырядилась «мертвой невестой». Дьюи считал, что Сьюзи просто хотелось покрасоваться в свадебном платье, в котором она вышла за него. Она даже специально перешила его, чтобы влезать в него вместе со своими пятью лишними килограммами, набранными во время семейного быта. Но в принципе Дьюи готов был согласиться, что она по-прежнему была хороша, как в платье, так и без него, так же хороша как в их первую брачную ночь. Частенько наряд возбуждал его и, если звезды в такие вечера сходились верно: Питер уходил из дома, у Сьюзи было настроение, у Сьюзи не было «этих дней» и звонящие детишки их не выматывали – тогда он хватал её на руки и уносил в спальню на втором этаже, где они занимались любовью.

«Я трахал покойника в эту ночь, чертовски горячего покойника», – шутил Дьюи неизменно после, и неизменно Сьюзи хохотала и, поцеловав его, удалялась в ванную. На этом выдача сладостей в их доме приостанавливалась до следующего года.

Он подошел к ней, положив руки на плечи.

– Ну как там наши малыши? – спросил Дьюи. Как там твои уродцы, Сью?

– Замечательно еще пару минут и можно вынимать. Позови пожалуйста Питера, я ему кричала, но он должно быть опять заткнул уши наушниками и ничего не слышит, – ответила Сью.

– Окей. Слушаюсь, босс!

Но он не дошел даже до лестницы, когда в дверь постучали. Дьюи вздохнул, однако выбора не было Такова была его функция как настоящего взрослого. Не смотря в глазок, он открыл. Три мальчишки в костюмах черепашек-ниндзя хором прокричали:

– Сладость или гадость?!

– А что Донателло приболел? – спросил Дьюи ухмылнувшись. Он хотя бы знал, кто такие черепашки-ниндзя, их имена и что их было четверо.

Ребята оглядели друг друга и рассмеялись, Дьюи вместе с ними.

– Выбираю сладость, – он дал им конфет чуть больше, чем мальчишке-супергерою. Закрыл дверь на щеколду и стал подниматься наверх, в комнату Питера, попутно вновь возвращаясь к воспоминаниям своего четырнадцатого Хэллоуина.

Генри целый месяц только и говорил о том, что обязательно победит. «Чувствую это всеми фибрами души, Дью», – говорил он, выхватив, должно быть, эту крутую фразочку из просматриваемых им взахлеб вестернов. У него для этого был план.

Конфетные пираты своими жертвами выбирали, как правило, самых маленьких собирателей конфет. Семь-девять лет, без сопровождения взрослых. У таких легко отнять часть их богатств, не прибегая к кулакам. Следовало не брать слишком много, иначе потом могли быть проблемы со взрослыми, которые могли счесть это воровством. Ну да, воровать то, что раздают и так бесплатно. Правда они не наглели, благо детей в их районе было пруд пруди: «Одна жменя с пакета для каждого, а дальше иди-гуляй на все четыре стороны, приятель». Правило одной жмени было всегда нерушимым, но проконтролировать это никто не мог, приходилось верить на слово. Каждый выбирал свою улицу местом действия, и не везло тем «пиратам», чьи дома находились на одной улице. Но такое случалось редко: участников было не много, и ссоры между ними не было. Все искренне получали удовольствие от самого процесса игры, они – «конфетные пираты» – береги добро, ребята!

В подвале они собрались в 19:00, появившихся позже к игре не допускали. Король прошлого года, если он все-таки соизволил явиться (слишком часто парни, достигшие шестнадцати лет, теряли интерес к детским забавам и переключали внимание на девчонок, с которыми надеялись посмотреть ужастик, прижав её к себе), оглашал правила новичкам, и в семь тридцать, поделившись на команды, пираты выходили на охоту.

Дьюи, как и следовало ожидать, был в команде с Генри, и к ним привязался паренек из их школы, то ли Билли Стокс, то ли Бобби Стокс – Дьюи уже точно не помнил. Тогда он гордился тем, что он второй по важности в команде, а первый – его брат, Билли-Бобби – его не особо заботил.

– Питер? – Дьюи постучал в дверь, прежде чем войти. Личное пространство сына он уважал, и ему не хотелось, случайно ворвавшись, застать сына со спущенными штанами, уставившегося в экран компьютера. Нет, это ему точно было не нужно.

Никто не ответил. Дьюи постучал еще раз.

– Пит, мама зовет кушать! – снова тишина. Что ж, он не виноват, если что.

Но Питера не оказалось в комнате, на его кровати лежала свернутая вдвое бумага. Сердце Дьюи сковало. Однако, прочитав содержимое записки, он сначала разозлился, ненадолго. После этого он произнес вслух: «Ты меня обхитрил большой-Пит, похоже, пироги сегодня есть мне одному. На бумажке небрежными загогулинами было выведено: Пап, я ушел на игру. Сегодня мы точно победим.

Как бы Дьюи не хотелось, чтобы Питер не участвовал больше в игре, принесшей ему в 87-ом настоящие страдания, он понимал, что запрещать не вправе. В конце концов, Питер – это не он, и ни его дядя Генри, ему не обязаны грозить те же неприятности, что случились с ними, когда его брат решил осуществить свой гениальный план. Дьюи спустился, сообщив Сью, что сегодня ужин пройдет без сына. Сьюзи запаниковала, как это её сын останется голодным, но Дьюи, как всегда, её успокоил, заверив, что Питер уже достаточно взрослый, чтобы решать самому, хочет он есть или нет.

– Он отправился на игру, Сью, знаешь, ведь я тоже был таким.

– Знаю-знаю, твои хэллоунские истории я уже двадцать лет слушаю, хоть в этот год избавь меня от них, любимый.

– Нет проблем, сеньора. Слушай, Сью, я тут подумал, а может мы сегодня забудем о раздаче конфет и займемся чем-нибудь более приятным? Похоже сегодня звезды на нашей стороне, – подмигнул ей Дьюи.

– Может-может. Но сначала ужин, иначе выходит, что я зря корячилась полдня на кухне.

Тебя об этом никто не просил, дорогая, – подумал Дьюи, но вслух произнес лишь:

– Само собой, я, между прочим, очень голоден.

– Тогда сядь за стол и не маячь перед глазами – быстрее будет.

Дьюи присел, пристально пялясь на округлый зад своей супруги. Сегодня звезды точно сложатся как нужно.

Майки Датс – это имя ворвалось в подкорку так неожиданно. Четырнадцатый Хэллоуин для него и шестнадцатый для Майки Датса. Все было не так с того самого момента, как Генри решил стать королем.

Они вышли из заброшенного дома на Джорджстрит и потопали за Генри. Сегодня он их вел, был их вожаком.

– Помнишь, Дью, я тебе говорил, что у меня есть план? – спросил Генри Андерсон, обращаясь к брату, Билли-Бобби Стокс его не заботил.

– Еще бы. Ты всю неделю об этом твердил, Генри, еще бы я не знал этого… – остаток фразы Дьюи сказал себе под нос, уже тогда чувствуя недоброе из-за горячности и блеска, царившего во взгляде старшего брата.

– Сегодня мы оберем всего лишь одного мальчишку, но этого нам хватит, чтобы победить.

– Всего одного? – вмешался в разговор Бобби-Билли.

– Да. Всего одного – того, кому конфет дают всегда в два раза больше. – Генри ухмыльнулся, а Дьюи почувствовал, как холодок пробежал по спине. Таким он брата видел впервые. Готовый на все, чтобы достичь своей цели – славы в рядах кучки подростков. Великая цель для мальчишки пятнадцати лет.

Бобби-Билли плохо знал Генри, поэтому естественно, что он никакой тревоги не ощутил, а потому продолжил свои расспросы:

– А кто он? Сынок владельца конфетной фабрики, на криминал подписываться я не буду, ребята…

– Да заткнись, ты. Ей Богу еще одно слово, и я тебе накостыляю, чмошник! – проревел Генри. Теперь до парня дошло, что атмосфера у похода будет не дружественная, далеко не дружественная, и потому он последовал совету и заткнулся.

С Джорджстрит ребята вышли на Мейнстрит, откуда нужно было идти еще каких-то пять минут до их района. Но Генри чуть ли не бежал и оборачиваясь, грозным взглядом погонял остальных за собой. Быстрее-быстрее, сволочи, – словно говорил он. – Быстрее, а не то я вас прикончу, и даже тебя, Дью, не пожалею. Когда они добрались, Генри резко свернул в кусты, где, присев на желтеющий ковер листвы, стал копаться в своем рюкзаке. Дьюи еще перед выходом из дома заметил, что брат взял его с собой, но он счел это всего лишь частью плана, и как оказалось был прав. Из рюкзака Генри достал три уродливые маски чудищ, наподобие тех, из фильма «У холмов есть глаза» – жуткие, искорёженные генетические уродцы. Даже держать в руках такую маску было противным, не то, чтобы надевать на лицо.

– Генри, но зачем нам костюмы? Разве смысл в не том, что пираты «вне системы», нам не нужны костюмы.

– Так, Дьюи. Ты тоже решил меня подоставать, как этот парень, – махнул Генри головой в сторону третьего участника. – Просто надень эту маску. Если ты боишься – иди домой, я тебя не держу, но потом даже не проси ни единой конфеты.

– Черт, да не боюсь я, – в подтверждение своих слов, Дью выхватил маску и с трудом натянул на себя.

Дышать в этой штуке было неудобно – отверстия для ноздрей были слишком узкими, да к тому же вонь дешевой резины тоже была не сахаром.

– Ха-ха-ха! Отлично, Дью. Выглядишь жутко, в штаны можно наложить.

Дьюи попробовал ответить – не сомневаюсь. Однако вместо этого прозвучало: нхе-смеваюсь. Ротовое отверстие, как и на большинстве масок, отсутствовало. Блеск! – подумал Дьюи.

– Сегодня мы ограбим Майки Датса, парни, – сказал Генри и кивнул.

Дурачок Майки Датс. Майки был старшим ребенком Элеоноры и Стивена Датс. Майки родился, как взрослые это называли, «другим», дети же просто «дурачком». Но в голосах обоих была нескрываемая жалость. Над Майки Датсом никто не подшучивал и не издевался. Младших ребят Датс странным образом притягивал, а они готовы были горой встать за него. На Хэллоуин Датс, несмотря на его великовозрастность, ходил со всеми собирать конфеты. Его родители понимали, что Майки, скорее всего, так и останется «другим», и с этим ничего не поделаешь, по крайней мере у них останется в старости тот, кто за ними присмотрит, когда младший сын уедет в колледж, а потом женится, и ему уже будет не до своих стариков. Они к этому относились нормально и смиренно.

Дьюи стянул маску и со злостью выпалил:

– Нет, Генри, только не Майки! Это низко и подло, отнимать радость праздника у дурачка Датса, я на это не согласен.

– Черт, Дьюи, да ты хоть представляешь, сколько у этого Датса сладостей с собой? Ему всегда насыпают несколько жменей, жалея его отсталость. Заберем у него пакетики, он даже понять не успеет. Обгадится от наших масок, и не сможет рассказать, кто его обчистил. Разве это не подвиг для конфетных пиратов?!

– Нет – это не подвиг. Это уже воровство, а не просто игра. Не надо, Генри. Давай просто по-честному попробуем выиграть, не выйдет – и черт с ним, да я даже на маски согласен, но Датса не надо трогать. Не надо, Генри… – взмолился Дьюи. Если ему не удастся убедить Генри словами, по-другому не выйдет. Брат намного сильнее его. Он с легкостью сможет дать отпор Дьюи и Билли-Бобби, даже если тот поддержит, станет на его сторону.

– Я уже говорил тебе, Дью, что если тебе страшно, ты можешь идти домой, я все сделаю сам, и ты тоже, парень. Я справлюсь без вас.

Дьюи не верил. Неужели такой должна быть игра, о которой ему три месяца рассказывал Генри с восторженным видом? То, чего он ждал три месяца – психованный брат, помешавшийся на мыслях о победе. Тогда он понял, что все, вся эта игра – одна большая глупость, лишь звучавшая хорошо, а на деле оказавшаяся увлечением парочки поехавших ребят. И все же Дьюи остался, ровно для того, чтобы в нужный момент помешать Генри совершить поступок, о котором он потом будет жалеть всю жизнь.

– Супер, крошка! – любимая фраза Генри, выражавшая степень истинного восторга.

– А как мы найдем этого Датса, Генри? Наш район состоит из как минимум десятка улиц. Начни мы поиски, на это уйдет целая ночь.

– Она бы ушла, Билли, если бы не тот факт, что мне известно, в каком тряпье будет этот великовозрастный идиот, как и то, что Датс никогда не покидает пределов своей родной улицы. Может, боится, а может, мамочка не пускает. Так вот. Датси сегодня будет одет в костюм Чарли Брауна – идеальный костюм для дебила…

И они нашли его. Это не заняло много времени. Датс, в свои шестнадцать, был ростом под два метра, слегка полноватый, с вечно засохшей слюной в уголках рта – он представлял из себя настоящее недоразумение в идиотском желто-черном наряде с красной бейсболкой на голове. Не заметить такого было невозможно. Как и предполагал Дьюи, Датс был не один. С ним был еще какой-то мальчишка, лет десяти, в костюме Дракулы.

– О, еще и бонус будет. А? Дью?

Дьюи лишь посмотрел ему в глаза и покачал неодобрительно головой, головой на котором красовалась маска уродца. Детишки, видя их троих, перебегали на другую сторону улицы, такие костюмы никому не нравились. М-да уж. Немудрено, если первая машина с копами, патрулирующими улицы, наша. Но машины полиции видно не было, и сейчас Дьюи это огорчало. Да, в голове каждого мальчишки полиция – плохо, знак опасности и того, что дальше, кроме стены непонимания и желания поскорее отвязаться, ты ничего не встретишь. Взрослые чаще всего не хотели слушать детей, всё воспринимали за розыгрыш и шутку. И стоит такого вот «взрослого» облачить ко всему прочему в форму – это будет дважды непонимание и дважды желание отвязаться. И все же сейчас, сейчас бы он не отказался от того, чтобы их трио уродцев остановили. «Мальчики, вы трое! Стойте! Будьте добры показать свои лица…» Но этого не происходило. И этого не произойдет, Дьюи. Только ты и Генри. Сможешь пойти против старшего братца? – нашептывал внутренний голос.

Они шли от Датса и его приятеля «Дракулы» буквально в паре метров, так близко, что Дьюи мог различить голоса мальчишек:

– Приятель, Датс! Ты – настоящий конфетный налетчик! – вскрикнул мальчик-Дракула.

– Т-только т-т-ты и согласился п-п-пойти со мной Д-джозеф. Д-другие отказались, – сказал Майки Датс с наидобрейшей улыбкой, которую доводилось видеть Дьюи Андерсону. В сердце защемило, хотелось врезать себе по носу от собственного бессилия. Майки Датс был настоящим священным животным, за обиду которого полагалось одно – смерть (или хуже)!

– Где твоя чертова тыква, Чарли Браун?! – спросил, хохоча мальчишка.

И Датс загоготал вместе со своим другом. Ужасно. Что же мы творим? Что я творю?

Тут Генри Андерсон рванулся вперед, дождавшись, когда они пройдут очередной уличный фонарь. Мертвой хваткой хищной птицы он схватил Майки за плечо и развернул его на сто восемьдесят градусов. Глаза Датса округлились, его приятель Дракула шлепнулся на задницу. Скорее всего, от испуга. На них напал монстр, вылезающий каждый Хэллоуин из темного логова в стволе дерева. Там, где пахнет гнилью и сыростью, грибами и корой, там, где всегда темно и душно – вот она эта тварь, прямо перед ними, и она собирается сожрать Датса. Но у существа оказалась вполне человеческая, хоть и не совсем членораздельная, речь подростка:

– А ну гони все свои конфетки, Чарли-даун! Давай сюда свои пакеты иначе тебе конец! – проревела тварь. Проревел старший брат Дьюи Андерсона.

– П-п-п-п-п… – Майки Датс, как и говорил Генри, «обгадился». Из своей заикающейся глотки он не мог выдавить ни слова.

– И ты, дрочело! Отдавай все! – шыкнул Генри на друга Датса, который просто сидел на бетонной дорожке, оцепеневший.

А потом произошло то непоправимое, что Дьюи так надеялся предотвратить.

Мальчишка-Дракула неожиданно сильно затрясся, а потом громко вскрикнул, задрав вверх голову. Генри хотел рвануться к нему, скорее всего, чтобы вломить тому поддых, но парень кричал всего секунду. После чего осел на дорожку, как увядший цветок, и навсегда замолчал. Все остановилось… Что было потом Дьюи помнит, как в лихорадочном сне. Вопли ошеломленного Майки Датса: «В-в-вы, в-в-вы убили его ублядки, вы его убили! Н-н-ненавижу!» Они куда-то бегут, бегут, не разбирая дороги. Но как бы далеко не убегали, голос «Чарли Брауна» все еще с ними: «…ублядки… н-н-ненавижу! Потом где-то они, наконец, останавливаются. Только он и Генри, Билли-Бобби с ними нет. Наконец, до Дьюи доходит, что все это время они бежали в масках и чуть было не задохнулись в этих штуковинах. Генри тоже снимает свою маску. Слезы текут у него по лицу и, всхлипывая, он бросается в объятия младшего брата.

– Дьюи! Что я натворил, Дьюи?!

Дью прижимает Генри к себе.

Что мы натворили? Что мы натворили, братец?!

Конечно, их не нашли. Да и особо никто не искал. В ту ночь Джозеф Клинтон умер от сердечного приступа, у него был врожденный порок сердца. По сути, парень был бомбой замедленного действия и даже избавление от физических нагрузок и спорта не уберегли его жизнь. Испуг на хэллоуинскую ночь – это ли ни ироничная причина смерти десятилетнего ребенка. Родители Джозефа вроде как пытались найти виновных, чтобы хотя бы добиться возможности взглянуть в глаза, хоть и косвенных, убийц их мальчика. Но единственным свидетелем всей истории был Майки Датс. А Майки Датс, как говорили взрослые – «другой». Никто и не надеялся добиться от него информации, да и Майки после произошедшего окончательно замкнулся в себе. Если раньше для него детали просто были расположены иначе, чем для среднестатистического человека, что позволяло ему видеть мир иначе, под другими, не менее интересными, углами, то теперь детали просто сломались, а такое могло произойти с каждым. Майки Датс навсегда умолк, как и его погибший друг.

Дьюи и Генри переживали с неделю, что Датс все же узнал голос Генри, и теперь вопрос времени, когда их отыщут. Но никто не приходил и не звонил родителям на домашний телефон после шести вечера, чтобы сообщить «приятную новость». Потом они и вовсе узнали в школе, что Датс «сошел с ума и теперь родители сдают его в дурдом». Страх быть раскрытыми ушел, но вина, вина навсегда осталась с ними. Генри мучился. Он часто стал рассказывать Дьюи о снящихся ему кошмарах. Кошмары видел и Дьюи. В них Майки Датс, после того как он выкрикнул: «Н-н-ненавижу!», говорит еще одну фразу: «Н-ненавижу Генри и Дьюи!». Дьюи сотни раз воспроизводил в голове события той ночи, и этой фразы он не помнил. Её не было. Но во снах она постоянно являлась, и об этом Дьюи никогда Генри не рассказывал. Странным образом тот Хэллоуин сплотил их с Генри, Дьюи смог его простить. Наверное, потому что теперь они нуждались друг в друге как никогда. Разделить свою вину с кем-то другим – вот, что каждый из них мог предложить, и для обоих это было необходимым. Однако фраза из снов не ушла и спустя тридцать лет: «Н-н-ненавижу Генри и Дьюи».

Дьюи откинулся резко на свою сторону кровати и глубоко вздохнул. В такие моменты ему хотелось снова вернуться к оставленной в колледже привычке курить. Сьюзи лежала, закрыв глаза и сжав пальцы рук. Так она отходила от приятной эйфории и головокружения, пронизывающего все тело после оргазма.

– Было мощно, – выдавил из себя он. Дьюи Андерсен считал, что после секса мужчина обязательно должен что-то сказать, оценить произошедшее. Даже если этого вовсе и не требовалось.

– Да, – шепнула Сьюзи. – Ладно, я пойду в ванную, а то вдруг Пит вернется, а мы тут разлеглись. Тебе бы тоже не мешало искупаться, дорогуша, в постель грязным не пущу, так и знай!

– Да-да, обязательно. После тебя и пойду. Еще немножко полежу.

Сьюзи чмокнула его и отправилась принимать душ, прихватив с собой платье невесты. Сегодня шутить по поводу «траха с покойником» ему не хотелось. Слишком сильно его тревожило, как там сейчас обстоят дела у Питера в его первой игре. Ему Дьюи рассказал только хорошее о «конфетных пиратах». Почему – он и сам не знал. Возможно, просто не хотелось смиряться с тем фактом, что дети следуют судьбе своих родителей. Пит должен был сам понять, что хорошо, а что плохо, прочувствовать все на своей шкуре. Из-за своих опасений и совершенных ошибок, Дьюи вообще не имел права запрещать Питеру, не имел права не рассказывать. Это было его обязанностью, переданной ему еще от отца, и его проклятием было обо всем поведать сыну. Так, и никак по-другому. В доме царила тишина, лишь каплю нарушаемая звуком журчанья потока воды из ванной. Дьюи приподнялся с постели и натянул трусы, а затем спортивное трико. И правда, Пит мог скоро прийти. Внезапно снизу послышались глухие стуки в дверь, едва различимые со второго этажа. Тук-тук -пауза-тук-тук.

На сегодня выдача сладкого закончена, детишки, – подумал Дьюи. Но стуки не прекращались. Тук-тук… Что ж, он был из терпеливых, пускай себе ломятся. А как же твои обязанности, Дьюи? Разве ты – не «настоящий взрослый? Так-то оно так, он – Дьюи Андерсен. Ему сорок четыре. У него жена, сын, двухэтажный дом в приличном районе, автомобиль, лужайка с выкошенным газоном. Он, должно быть, «настоящий взрослый». А значит, должен пойти и открыть эту чертову дверь, дать парню или девчонке за ней конфет, нужно соблюдать правила.

По-быстрому накинул футболку и спустился бегом вниз. Взглянул на гостиные часы: 19:46. Еще час, и он начнет названивать Питеру. Дьюи на ходу схватил с тумбочки вазочку со сладостями, изрядно оскудевшую к концу вечера. Тук-тук. Не смотря в глазок, он открыл дверь. На сегодня это ей-богу последний ребенок. Но за дверью оказывается вовсе не ребенок. И если бы только Дьюи Андерсон посмотрел в глазок, то ни за что не открыл бы дверь.

Нет, на нем не было того дурацкого костюма Чарли Брауна, вместо него – белая, изорванная больничная пижама, усеянная пятнами крови. И как его никто не заметил, неужели никто не обратил внимание на слабоумного мужика сорока лет в окровавленной пижаме? – подумал тогда Дьюи. А затем пришло осознание:Сегодня Хэллоуин, приятель! Сегодня Хэллоуин!

– Н-н-ненавижу, Генри и Д-дьюи, ненавижу, – сказал поседевший и потолстевший на пару фунтов, но все с тем же детским голосом, Майки Датс. – Вы уб-б-били, уб-били ДЖОЗЕФА! – имя своего друга Майки Датс выговорил, не заикаясь, будто, чтобы Дьюи точно мог разобрать, о ком речь.

Дьюи застыл на месте, как тогда Джозеф Клинтон, до смерти напуганный, оцепеневший. Ему хотелось разрыдаться, упасть в ноги Майки Датса и умолять о прощении, но он просто стоял, не в силах пошевелиться. А Майки Датс продолжал говорить своим заикающимся голосом судьи, выносящего приговор:

– Г-генри, Г-генри теперь мертв. Т-теперь очередь… очередь Д-дью.

Дьюи выбрасывает из мандража, он пытается отпрянуть назад, но слишком поздно. Майки Датс, вынув из кармана штанов, достает складной нож и бросается на него. Одним резким и сильным движением лезвие вонзается в грудь Дьюи. Он пытается вскрикнуть, но из горла вырывается лишь бульканье кровавых пузырей.

– Г-генри мертв и Д-дьюи теперь мертв, – заканчивает Майки Датс.

Там был еще Бобби, там был еще Бобби Стокс! – пытается напоследок выкрикнуть Дьюи Андерсен, но опять лишь бульканье. В глазах темнеет и последнее, что он видит – слезы и широкую улыбку на постаревшем лице Майки Датса.

Посвящается моему старшему брату.