Синий Сайт
Всего на линии: 355
Гостей: 353
Пользователей онлайн: 2

Пользователи онлайн
Shmel
Rasvet

Последние 3 пользователя
Анаид
Anastasia02
Iriska

Сегодня родились
Savior Wood Lillita opensoul

Всего произведений – 5045

 

Очерки, найденные под кроватью - 2

  Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 
Azog
Проза
Различные
Мистика
G
12 000
Несколько мистических очерков
закончен
размещайте

******

К утру дождь прекратился. Все замерло в ожидании рассвета, а когда солнце бросило свой первый луч, показав на небе белые ссадины облаков, кто-то толкнул маховик и жизнь зашумела. Я неспешно потянулся, посетил клозет и умывальник и принялся одеваться. Сегодня никаких маек, исключительно костюм, начищенные до блеска туфли и бабочка белого цвета. Ну чем не котофей? Каблучки цокают по ступенькам, соседи выглядывают из-за дверей, выбегают на лестницу, тянут руки.

– Как, уже сегодня, Войцек? – изумляются они.

– Сегодня. – Я с важным видом киваю головой. 

Женщины охают, а мужчины, стоящие в домашних трико и тапках, с дымящейся "козьей ножкой" задумчиво улыбаются, в пол голоса говорят что-то сентиментально – глупое.

Возле подъезда меня уже ждёт плотник Йозеф, родственники, возлюбленная. В воздухе висит атмосфера праздничного ожидания.

– Господин Войцек, – старый плотник трясет мне руку. – все как вы просили. Отборный дуб, лакирован, обивка из красного атласа. Крышка стеклянная, ударопрочная.

– Спасибо, Йозеф. – Я засовываю в нагрудный карман его сорочки рентную марку и вижу, как он млеет от восторга.

Ложусь. Конструкция не особо удобная, но, надо признать, сделана изящно и на совесть. Четверо мужчин поднимают ее, ставят на плечи, и процессия начинает свой ход. Лежать всё-таки чертовски неудобно, каждый шаг несущих откликается в спине и в почках. Выказать почтение подходит Патрон – важный дядька с черными с проседью усами и мне приходится привстать, чтобы пожать протянутую руку. Детский смех и шум машин, запах мокрого асфальта, разноцветные разводы бензина в лужах. Стараюсь запомнить, вдохнуть все это и запереть внутри. Пришли. Пахнет лесом и только что копаной землёй.

"В яму не натекло воды? – где-то справа раздается голос Патрона. – Смотрите мне, собаки, головой отвечаете". В ответ слышится виноватое, недоуменное бурчание. Наконец, на конструкцию в которой я лежу, монтируют стеклянную крышку и подцепив веревками спускают в яму. Раздаются аплодисменты, и я снизу наблюдаю, как края ямы обступают смеющиеся люди. Ближе всех стоит моя возлюбленная. В белом свадебном платье, туфлях на шпильке, она выглядит неотразимо. Я вижу, как шевелятся ее губы, в глазах застыл влажный блеск счастья. Только помада слегка размазалась, оставив розовый след чуть выше подбородка. Мне, вдруг становится смешно оттого, что идеальный образ ее подпорчен такой мелочью и я начинаю улыбаться. Мы смотрим друг на друга до тех пор, пока земля, летящая с лопат, не засыпает полностью стеклянную крышку, оставляя меня в одиночестве. "Господи, – думаю, – до чего же хороша жизнь". Темнота баюкает, дышать с каждым вдохом все сложнее. Все ещё улыбаясь, я ложусь на бок и закрываю глаза.

 

*******

Чем шепчут деревья? Вы слышите их? Я, вот, часто слышу. Они шепчут   опавшими на голову листьями, хмелем оставшемся в сознании на утро после Пасхи. Под серебряным серпом месяца тенью встают друзья, памятники любви, девочки, которые чиркнули босоножками по душе. В лето часто вспоминаешь такое. Проснешься в Кисловодске, ночь свежа, ладонь гладит спину, а сон дурной. Тебе грезится, что всё вернулось, абрикос в соку и теряется в сахарных листьях лип тоска. Фонарь светом своим обжигает тьму, она отступает в углы, сгущается, сень ее – черная вуаль на спящих цветах. А звёзды? Вы же знаете, что они глупы, они старят ковыль на обочине, дарят ему седину. 

"Теперь все конечно, посмотри, лилия стала черной"– твердит мне Граф, а первые лучи солнца катятся по лапам елей. Зрачки расширены, пульс учащен, липкий пот на ладонях. От беседки, в которой мы сидим, жёлтым кирпичом вымощена тропинка, слышен звук родника. Ночь в июле коротка, и я вижу, что Граф торопится. Он шпорит коня в тот момент, когда встаёт солнце, обжигающее его черный плащ. Утренний свет падает на тропинку и все исчезает. Вдалеке только лязганье шпор и свист хлыста.

На краю города есть лес. Дубы, осины, буки. Сами знаете. Конечно в Ставрополе. А если и нет, то просто летней ночью, звёздной, с луной-серпом, с деревьями, с полным вдохом, с письмами Достоевского, с бесами, с лаем псов, с ладонью, протянутой цыганке, с кристальным шаром, с ветлой над водой – отдайте душу, чтобы найти его.

У всадника было три меча и три лошади. Первый меч – утро, второй – осень, третий – серп лунный. Пахнет шинком, брагой, гроздью сирени, тремя конями его – тяжеловесом, иноходцем, тьмой. Ты стоишь на обочине, ковыль и зверобой дышат в лицо. Ты ждёшь Графа. Топот копыт все чётче, ночь будто нагоняет тебя, слышен звон шпор, впивающихся в бока вороного жеребца. Беседка в лозе, костер разбросан каблуком того, чья нога в стремени. Первый меч – надежда. Второй меч – всадник на иноходце. Третий – ночь.

Над степью смыкаются звёзды, вечная пляска в ставропольских пожухлых травах. Беседка уже посреди степи, каменный монолит ее вдруг обернулся деревом, четырьмя колоннами и куполом, над которым кружат силуэты. Я бы все отдал, чтобы вернуть револьверы с серебряной пулей, барабаны, что крутят звезды. Бегу к беседке. В ней пылает костер и кажется, что песочные часы вот– вот перевернутся. "Все потеряно" – говорит Граф. Он метит мечом – надеждой в часы, и я понимаю, что шансов больше нет. Конь становится на дыбы и ржёт, он в мыле, а пламя костра горит синим пламенем. "Мы повержены, но не побеждены, мой Лорд, я возвращаюсь домой". Удар хлыстом.

На Стрижаменте воют ветра. Кличут осень. Ждут дождя.

Давно, в эпоху "Молота ведьм", жил священник. Был он жесток, полон исполинской силой, да предан Церкви всецело и слепо, поэтому костры, затмевающие светом своим звёзды, облизывали и поглощали неповинных людей, названных еретиками, без доказательств, по щелчку перста ватиканского. Обутые в "испанский сапог" прозвали его Кардиналом – за неистовую злость, за собачью преданность инквизиции, за освещающие поляну огни, за перстень из серебра и аметиста на безымянном пальце. Дочь его родилась рыжей и была забита, словно скотина, в ту же минуту после появления из утробы. В приступе ярости Кардинал сомкнул руки на шее неверной жены, что родила ему ведьму, предав Бога.

Новая Англия окутала лесами ветхое жилище его. Вьюнок "забрал" пшеницу, урожай погиб. Вместо нее, на поле выросло два креста. Поле стало погостом.

Перед глазами – мир. Чуждый и безголосый. Черный, требующий жертвы. Свечи тлеют, на алтаре нет икон. Кардинал шепчет заклятье, слова паучьей вязью оплетают углы дома и вот, тень его поднимается с колен, целует перстень, тушит потрескивающие в ледяном воздухе огоньки. Одна из стен рушится, и дорога из жёлтого кирпича стелется в ночь. Священник слепнет, закрывает глаза ладонями. Завтра он наденет маску с шипами, уродуя лик свой, но очищая дух. Замок ее сомкнется вечной темницей на шее, ключ поглотит тина лесной топи. Отныне он Кардинал. Покручивая на пальце перстень из вычерненного серебра, он слушает, как подковы огромного вороного коня разбивают жёлтый кирпич. Хлыст соткан из степи. Тот, кто был слугой божьим, призвал всадника, сотворенного из детских кошмаров и красного уголка в русской избе, которую покинули и в которой умирает огонь. Кардинал призвал Графа.

Меня спрашивают: "Кто есть Граф? Кем он был? Рыцарь ли он или демон?". У него, конечно, есть своя история, своя судьба и плащ, что есть ночь, что есть вуаль, что есть мороз в степи. Возможно, Граф являлся детям, спавшим без ночника, когда занавеси июльской ночи ветром реют в комнате, качая колыбель. А на утро ребенка нет в ней. Может быть вы откроете старый сарай, полог его выложен ещё с советских времён белой глянцевой плиткой, на дворе так блестит луна, что глазам больно и перед взором вашим, цокая копытцами по плитке пробегут бесы – юркие, с бородками и рожками, тихо, по своим делам и в ту же секунду вы поймете, что Граф был здесь мгновением ранее. А когда осень свинцовым небом свалилась на дачный хуторок? Помните? Домик стоит на розе ветров. За домом озеро с плавающим островом, а ветер косу литую наточил на травах и подбирается к нему. У тебя пальцы не сгибаются от холода, откуда бежал – черт знает. Но ты знаешь точно, что из дальних ворот поселка выехал всадник. До дома две калитки, а хлыст его свистит словно буревестник. Одна калитка – хлыст путает ноги, начищенные до блеска прохаря. Ты падаешь, силишься подняться, а всадник опять набирает силу, замахивается хлыстом и пока озеро пляшет волнами, клича беду из глубин, черная нагайка его пролетает возле твоего уха. Ты врываешься в калитку, запираешь ее – в доме пахнет чабрецом и раскаленной от дров печью. Шифер крыши стремительно теряет тепло, начинается ураган. Ставни закрыты. Лисы хвостами чертят круг возле дома. Сердце заката бьётся топотом копыт, затихающих в обратной стороне от багрового диска. Был ли всадник Графом?  Все зависит от того, был ли ты ребёнком? Боишься ли ты темноты, и помнишь ли ты, как гаснет ночник.

e-max.it: your social media marketing partner

Добавить комментарий

Уважаемый читатель!
При конкурсном голосовании просим оценить текст, поставив оценку от 0 до 10 (только целое число) с обоснованием этой оценки.

Помним: 0 — 2: работа слабая, не соответствует теме, идея не заявлена или не раскрыта, герои картонные, сюжета нет;
3 — 4: работа, требующая серьезной правки, достаточно ошибок, имеет значительные недочеты в раскрытии темы, идеи, героев, в построении рассказа;
5 — 6: работа средняя, есть ошибки, есть, что править, но виден потенциал;
7 — 8: хорошая интересная работа, тема и идея достаточно раскрыты, в сюжете нет значительных перекосов, ошибки и недочеты легко устранимы;
9 — 10: отличная работа по всем критериям, могут быть незначительные ошибки, недочеты

Личный кабинет



Вы не авторизованы.

Поиск

trout rvmptrout rvmp

Новое на форуме

  • Нет сообщений для показа