Мгновение. Для радости ничтожно мало, но для острых, решающих событий оно на вес золота. Едва заметного движения хватит, чтобы луч солнца скользнул по лезвию и стремглав сорвался прочь, танцуя на лице соперника, грозясь ослепить его.

Двое противников стоят на дороге. Между ними – мгновения. Сотни? Тысячи? Взгляд обоих неподвижен и сосредоточен, предрассветный сумрак настороженно крадётся от одной катаны к другой. Первая опущена вдоль бедра, лишь киссаки[1] направлен чуть в сторону. Уверенность, игра, снисходительность. Вторая находится в среднем положении[2], крепко зажата в руках, недвижима, хотя плечи её обладателя приподнимаются в такт глубокому размеренному дыханию. Собранность, смирение, честь.

Сумрак вынужден покинуть поле битвы, отступить перед внезапно взошедшим солнцем. На полчаса раньше положенного срока. Сумрак злится и скребётся в тенях, как живой, но увидев того, по чьему зову пробудился рассвет, предпочитает скрыться.

Тёплый жёлто-розовый свет озарил противников и одного наблюдателя, расположившегося на плоском камне у дороги. Чужеземец; волосы – лёгкая льняная волна, взгляд увлечённый, пламенный, улыбка не сходит с молодого лица. И одежда, странная не только для места, но и времени: лёгкая рубашка в красно-чёрную клетку, чёрная же футболка, вытертые джинсы и кеды. Опавшие блёклые листья странно кружились возле него. Издалека могло показаться, что за спиной восседающего на камне светловолосого молодого человека раскинулись крылья.

Но несмотря на его странный вид, дуэлянты не замечали его, и даже не слышали, когда чужеземец сыпал короткие возгласы восхищения. Их мир, их чувства сейчас сжались до нескольких мгновений.

– Вот ты где, – прозвучал за спиной у чужеземца угрюмый голос. – У меня для тебя важные ново…

– Тсссссс! – недовольно шикнул он на своего брата. – Ну, в самом деле, такой момент, а ты…

– Они всё равно нас не слышат, – вяло отмахнулся тот.

– Зато я слышу их. Присядь, подожди немного, они скоро начнут.

Его брат недовольно откинул со лба тёмные волосы, отросшие и заслоняющие непослушными завитками карие глаза, и присел рядом. Крылья из тёмно-янтарной застывшей смолы он предусмотрительно спрятал. Скрестил ноги по-турецки, а потом недовольно скривился, словно совершил какую-то досадную оплошность. Выставил вперёд любимые ботинки и, краем глаза поглядывая на дуэлянтов, бережно отряхнул их. Он, как, впрочем, и брат, не особо жаловал военную форму всех времён и народов, а вот ботинки из обмундирования французского иностранного легиона просто обожал.

– И кто из них твой? – равнодушно спросил темноволосый.

– Если скажу, тебе будет неинтересно, – улыбнулся брат. – Вообще, я тут не только ради души погибшего, Фалег. Надеюсь кое-что услышать.

– Хм, я заинтригован, – однако его голос говорил об обратном. – Но не совсем понимаю, для чего тебе исполнять чужую работу, Гадриэль.

– Ну, положим, Самаэль нередко поручает мне сопровождать души грешников в Чистилище, но насчёт японцев у нас особая договорённость.

– Какая?

Вопрос задан скорее ради того, чтобы избежать скуки ожидания.

Но вот наконец противники пришли в движение. Почти одновременно. Первый – подобно снежной лавине – быстрый, неотвратимый, смертоносный. Второй – словно прохладный ручей в тени раскидистых ив и умэ[3] – тихий, неторопливый, скользящий. Оружие первого со свистом рассекло воздух снизу вверх по диагонали, второй лишь уклонился. Тут же ещё одна атака – горизонтальный рубящий в корпус. Звон металла о металл: удар блокирован обратной стороной меча, противник вынужден отступить и бегло проверить, не повреждена ли ха[4] его катаны. Оборонявшийся воспользовался передышкой, чтобы собраться с мыслями и занять более выгодную защитную позицию.

Образовавшаяся пауза невольно заставила Фалега зевнуть, хотя он не испытывал потребности во сне. Привычка. Глупая человеческая привычка. Его брат напротив оживился.

– Второй предпочитает защиту нападению, – быстро пояснил Гадриэль. – Видишь? На мунэ[5] едва заметные зазубрины. Четыре. Вообще, их там было семь, но остальные сгладились при полировке. Но я-то вижу.

– Тебе обязательно всё это объяснять? – обречённо закатил глаза Фалег.

– Привычка, – пожал плечами его брат. – Не будь тебя здесь, я бы всё равно сказал это.

Атака возобновилась. Сначала нападающий орудовал одной рукой, но противник лишь уклонялся и парировал любые его удары: колющие, рубящие, горизонтальные, вертикальные, диагональные… Атакующий гневно зарычал, перехватил катану двумя руками. Теперь его удары теснили противника, вынуждая отступать.

Довольный, он занёс катану над головой, чтобы обрушить на соперника всю мощь, но в это самое мгновение тот ушёл из глухой обороны и нанёс стремительный колющий удар в сердце и повернул рукоять на сорок пять градусов. Кровь хлынула из раны, победитель вытащил меч и чётким движением стряхнул россыпь алых брызг в пыль.

– Ты – не победитель, а проигравший, – поверженный смеётся, глаза слепо уставились ввысь. – Твоя драгоценная Сая всё равно мертва. Ни люди, ни боги не в силах вернуть её.

– Ты прав, – отвечает выживший. – Но, может быть, боги позволят мне взглянуть на неё в Небесном дворце…

Он опускается на колени, держит меч на раскрытых ладонях.

Не прячься в тенях,

Чужак, призвавший рассвет.

Белые листья –

Мёртвые крылья Жнеца.

Но я не уйду с тобой.

Гадриэль блаженно закрывает глаза, губы шевелятся, повторяя слова. Слушает, как победитель вспарывает себе живот. Ждёт, пока воин не упадёт замертво. Потом подходит к его сопернику, касается груди и неторопливо вытягивает прозрачную нить души.

– Я закончил. Какие важные новости у тебя были?

– А другой? – склонил голову его брат.

– Не выйдет, – для наглядности Гадриэль попытался проделать то же самое, но нить на середине пути замерла, и он разжал пальцы. – Вроде самоубийца, но душа отходит Небу. Это какая-то хитрая лазейка с чистотой помыслов. В конечном итоге никто не смотрит на текст скрижалей. Никакого порядка. Один добрый, богоугодный поступок может перекрыть все злодеяния. И по-другому бывает. Вообще, всякое бывает, понимаешь? Они же люди. Не поддаются никакой логике. Впрочем, как и Бог.

– А если сильнее потянуть? – на лице Фалега промелькнула искра заинтересованности.

Гадриэль с грустной улыбкой повторил процесс уже с применением силы. Душа натянулась дрожащей струной и, хлестнув демона по запястью, вернулась на место.

– Доволен?

– Почти. Давай к новостям лучше, – Фалег еле заметно улыбнулся. – Цепные книппели. Первое испытание на пехоте.

– Надо же, я едва не пропустил это знаменательное событие! Надо спешить, брат!

И они покинули поле боя: один в радостном предвкушении массового сражения, где слышен чистый голос стали и грохот орудий, второй – с разрастающимся разочарованием. Вряд ли кто-то из тех бойцов с ходу сочинит дзисэй так же ловко, как этот безымянный воин-самоубийца. Если вообще сочинит.

[1] Остриё катаны.

[2] При среднем положении катану держат перед собой, киссаки при этом направлен в горло противника.

[3] Китайская слива.

[4] Режущая кромка катаны.

[5] Обратная сторона катаны, противоположная режущей кромке.