ГЛАВНАЯ ОСЬ.

Дорогу преграждала решётка из толстых металлических прутьев. Сашка минут десять пыхтел, напрасно пытаясь выломать арматуру из гнезда или хотя бы её согнуть, но отступил, потный и злой.

– Нужно идти в обход, – сказал он сбитым дыханием, – здесь не пробиться.

Я кивнул. Мне это пришло в голову за минуту до того, как мы подошли к решётке. Но издалека в сумерках Сержу показалось, что одна из колонн упала на препятствие и смяла его. Очень жаль, что он ошибся.

– Давайте поищем ломик, – неуверенно предложила Настя. – Длинный прочный прут. Может, Сашка сумеет…

– Не сумеет, – возразил Сашка, показывая царапину на ладони. – Решётка стоит, как мёртвая. Нужно что-то более радикальное.

– Ой! – всплеснула руками Настя. – А я как раз йод из санчасти прихватила…

Она закопошилась в своей сумке с красным крестом на белом круге, вытряхивая из неё бесчисленные пузырьки и коробочки.

– Вот, нашла! А хочешь, перекисью промоем?

Сашка что-то недовольно проворчал, в том смысле, что и йода не нужно, а Серж с невесёлым смешком подвёл итог мнениям:

– Что может быть радикальней другой дороги? Двинемся вправо. Там завалы кажутся не такими страшными.

– Не страшнее тех, через которые мы уже прошли, – кивнул Сашка, вздрагивая от Настиной помощи. – Не спеши, сестричка. Береги раствор.

– Будет нужно, ещё намешаю, – отмахнулась «сестричка».

– Нужно повалить решётку, – сказал Тихоня. – Или выломать один из узлов.

Мы удивились. Не самому предложению, конечно, а его наличию: это были первые слова Тихони за время нашего короткого знакомства. Его голос соответствовал прозвищу, которое мы ему придумали: звучал негромко, но как-то твёрдо и несгибаемо. Человеку с таким голосом не хотелось перечить. Но Серж всё-таки спросил:

– Какая разница, куда идти?

Тихоня поднял руку и указал пальцем на темнеющий за решёткой люк.

– Единственная дорога к Мостику. Идти в обход бессмысленно, потому что нет никакого «обхода». На корпусе протыкателя множество «карманов» для самых разных служб. Но дорога от лазарета к Мостику, – одна, прямая. Мы всё время шли по ней.

– И эта дорога закончилась решёткой, – напомнила Настя, пряча медикаменты в сумку. – Если такой умный, покажи, как пройти дальше.

Она отодвинулась в сторону, шутливо предлагая Тихоне шагнуть сквозь прутья. Но тот не сдвинулся с места. И не улыбнулся.

– Решётку пройти несложно, если вернуться в лазарет и принести жидкий азот. Я там приметил батарею дюаров. Низкая температура в два счёта справится с арматурой.

– Мы идём третий час, – сказал Серж. – Дорога туда и обратно займёт шесть часов. И не факт, что жидкий азот проломит решётку. А если двинуться в обход, может, уже через десять минут подвернётся что-нибудь путное.

Тихоня посмотрел на него, и мне вдруг подумалось, что для него криоусталость металла – как раз именно факт: непреложный, как математика.

– «Путное»? Например?

Серж развёл руками. Если бы спросили меня, я бы ответил так же. Мы не знали, куда идём, и что ищем. Просто так получилось, что, выбравшись из автоклава, мы встретились в фойе лазарета и после часового ожидания решили самостоятельно пробираться к своим вахтенным местам. Правда, по дороге выяснилось, что никто не помнит своего места. Потом пошло ещё хуже: никто не смог вспомнить ни должности, ни звания… с именами тоже оказалось непросто.

Не дождавшись ответа, Тихоня сказал:

– Сейчас мы на главной оси: от штопала к острию… хотя бы основные узлы звездолёта вы помните?

Мы дружно подняли плечи, поджали губы и сделали круглые глаза. Тихоня горестно вздохнул и продолжил:

– Трансгалактический переход превращает организмы в студень. Единственный выход: разборка людей на атомы до перехода, и сборка после прыжка. Так же с питанием, оранжереей и виварием. Каждый субъект обслуживается отдельным компьютерным терминалом и молекулярным 3D принтером. Судя по всему, что-то сломалось.

– Да уж! – ухмыльнулся Серж, демонстративно озираясь, – «что-то сломалось», и как это ты заметил?!

Я тоже осмотрелся: лохмотья пластика, когда-то украшающего стальные внутренности звездолёта, были не самым устрашающим элементом окружающей свалки.

– Если свернём, то окажемся во вспомогательных коридорах, – стоял на своём Тихоня, – склады, цистерны, взлётные палубы. Путь только один, туда! – и он снова решительно указал пальцем на люк по другую сторону решётки. – Там рубка, камбуз и жилые отсеки. Нужно искать способ пройти решётку, а не искать приключения.

– Даже если там молочные реки в мармеладных трубопроводах, – вздохнул Сашка, – что толку, если недоступно? Кроме того, решётку не просто так поставили?

– А вот это правильный вопрос! – сказал Тихоня. – Кто и с какой целью отгородил нас от Мостика?

– Отгородил?

– Разумеется, отгородил. Зачем на космическом корабле решётка? Какой в ней физический смысл?

– Подумаешь! – фыркнул Серж, задумался и покраснел.

Ему на помощь пришла Настя:

– Решётка похожа на ограждение трапа для биологически активных планет. И я не думаю, что её кто-то специально устанавливал.

– Вот как? – заинтересовался Тихоня. – Почему?

– Во-первых, потому что криво. Горизонтальные брусья не параллельны полу…

– Палубе, – мрачно поправил Тихоня.

– Криво! – обрадовался Серж. – Поэтому мне и показалось, что она повалена.

– А во-вторых, потому что она не приварена к палубе, а будто выросла из неё. Я действительно мало помню, но разве мы обладаем такими технологиями?

Тихоня внимательно осмотрел основание решётки и признался:

– Такого я тоже не помню.

– В-третьих, – сказала Настя. – Не могу представить, чтобы другие уцелевшие вместо того, чтобы организовать дежурство в лазарете, тащили сюда решётку.

– Что значит «другие»? – удивился Тихоня. – Мы-то, как раз, не уцелели. Если вахта началась с автоклава, то наши предтечи погибли. Компьютер не даст команду на воспроизведение, пока не убедится в гибели космонавта.

– Нас должны были встретить, – заупрямилась Настя.

– Может, мы в аду? – пошутил Серж. – Специальный ад для космонавтов?

Тихоня строго посмотрел на него:

– Это ничего не меняет. Действия личного состава определены Уставом. Где бы корабль ни находился, задача экипажа привести судно в порт. В любом состоянии и откуда угодно… даже из ада! У экипажа нет других задач. Экипаж только для этого.

Настя покачала головой: то ли сожалея по несостоявшейся шутке, то ли скорбя по малости шансов осуществить такую задачу своими силами.

Мне стало обидно. Захотелось поставить разговорившегося Тихоню на место. «А ведь пока молчал, казался симпатичным парнем», – подумал я и сказал:

– Что ж, отличная идея! Тогда беги за азотом, а мы тебя подождём.

Тихоня обвёл нас взглядом, и я удивился его спокойствию: ни тени улыбки, ни намёка на негодование. Только в глубине его чёрных глаз можно было разглядеть что-то похожее на печаль. Или на сочувствие?

– Разумеется, – согласился он. – Но в таком случае, в следующий раз, когда для нашей компании нужно будет что-то сделать, исполнение на тебе. В порядке очереди. Обещаешь?

Я растерялся и кивнул.

– Кто со мной? – спросил Тихоня. – Мне одному не пройти. Нужен доброволец.

Как-то у него это чересчур оптимистично прозвучало. Там есть места, которые вообще непонятно, как проходить в обратную сторону. Как та дверь, которую мы открывали в прыжке через провал в машинное отделение, а потом катились вниз по крутому пандусу. Подобраться к двери, конечно, можно. Но прыгать через пропасть придётся с места, без разбега…

И вдруг я понял, что все молчат, а Тихоня пристально смотрит мне в переносицу. «Шах и мат!» – подумал я, но делать было нечего, минуты не прошло после моего обещания быть первым в очереди на добрые дела.

Я только кивнул и сделал шаг от решётки.

– Погоди! – велел Тихоня и обратился к остающимся: – Пока нас не будет, попробуйте осторожно исследовать окрестности. Особое внимание препятствиям: стихия или умысел? А также следам. У меня такое чувство, будто мы тут не первые, и что за нами наблюдают.

– Наблюдают? – изумилась Настя. – В такой темени заметить наблюдателей трудно, но мы бы их слышали. Это точно!

– Микрокамеры. Наблюдение и видеозапись… эти технологии я хорошо помню. Так что не удивляйтесь, если найдёте парочку. Заодно ищите тряпки. Нарежьте полосы и обвяжите несколько соседних узлов крест-накрест.

Упоминание о крестах всколыхнули какие-то зыбкие воспоминания. Я подумал, что это как-то связано с «адом», о котором говорил Серж. А ещё припомнилось слово «библия»…

– А тряпки зачем? – удивился Сашка.

– У тебя будет возможность самому ответить на этот вопрос, – недовольно сказал Тихоня. – Прольёшь несколько капель жидкого гелия на голую руку, а потом – на ногу в носке… сравнишь ощущения.

– Лучше не надо, – не выдержал я. – Если капля быстро не скатится, ожог руки неминуем. Получим однорукого и хромого.

– Колян прав! – строго сказала Настя. – Лучше воздержаться от подобных экспериментов.

– Выходит, школу вы помните? – обрадовался Тихоня.

Я видел, что Сашка еле сдерживается, чтобы не спросить, как можно обжечься лютым холодом, и подумал, что радость Тихони преждевременна.

А вот Серж сдерживаться не стал:

– Смутно! Но жалеем не об утрате начального образования, а об отсутствии специальных знаний. Мы – космонавты, а не школьники!

– Специальные знания вряд ли помогут повалить решётку, – возразил Тихоня. – Решётка сейчас – самое важное!

– Самое важное: понять, что тут происходит, – горячо вмешалась Настя. – Если мы действительно не первые, то почему аварийное освещение, эта дурацкая решётка и нас никто не встретил в лазарете?

Она стремительно повернулась к Тихоне:

– Почему тебе кажется, что мы не первые? Ты видел какие-то следы?

Тихоня задумался, а потом вместо ответа сделал приглашающий знак следовать за ним. Мы двинулись от решётки в обратную сторону, и через две сотни шагов подошли к длинной полосе профнастила, тянущегося вдоль плотного жгута кабелей с десятком распредщитов и пакетников. Галерея возвышалась в метре над палубой, сверху на неё непрерывно капало, и настил казался мохнатым от густых зарослей ржавчины. Я направил фонарь на потолок, покрытый частыми каплями конденсата.

– Третий контур реактора, – похвастался «специальными» знаниями Серж. – Главная отопительная артерия корабля. Где-то пробой, профнастил под током. Поэтому такая коррозия.

– А следы где? – недовольным тоном спросил Сашка.

– Да вот они, – упавшим голосом сообщила Настя, уперев луч фонаря в лист металла рядом с собой.

Я подошёл ближе и удивился: это место оказалось чистым от ржавчины. Кто-то смёл окислы в сторону и то ли присел, то ли прилёг. Судя по размерам очищенного участка, всё-таки первое.

– Здесь кто-то обедал, – сказал Тихоня. – Видите круг? А вот ещё один побольше…

– Маленькое пятно от кружки, – предположила Настя, – а большое от тарелки.

Сашка порылся в вещмешке, достал кружку и приложил к маленькому кругу. Сходилось. Мне стало интересно: тарелку он тоже достанет?

Серж показал на чёрную латку изоляции силового кабеля:

– Он перерубил кабель и замкнул его на металлической кружке, чтобы вскипятить воду…

– … которую собрал с потолка, – с завистью к чужой изобретательности сказал Сашка. – Но что он жарил на тарелке?

– И как он отыскал жилу под током? – подсказал следующий вопрос Тихоня. – Этот парень с первой попытки отыскал силовой кабель. А потом отремонтировал его!

– А чем рубил? – спросила Настя.

Серж достал из своей сумки разделочный тесак из лазарета.

– Он мог приставить нож и ударить железкой. Тут до фига всякого лома валяется…

– Если он сумел починить кабель, почему не запустил киберуборщиков? – удивился я. – Несмотря на разрушения, работы здесь на месяц, не больше…

– А что если они не дошли? – напряжённым шёпотом перебила меня Настя. – Только представьте: принтеры раз за разом восстанавливают вахтенные пятёрки, люди приходят к решётке, поворачивают в обход, а там…

Она в волнении прикрыла ладонью губы.

Тихоня кивнул:

– О том и речь. Мы не пойдём по кривой дорожке. Мы сломаем решёту и двинемся по главной оси…

***

По дороге из лазарета Тихоня шёл последним, поэтому я не особенно удивился, когда он свернул «не туда». Люди плохо запоминают дорогу, если следуют за кем-то.

– Ты не туда повернул, – крикнул я, останавливаясь.

Но он не замедлил шага, только поднял руку и сделал непонятный жест: то ли поманил за собой, то ли посоветовал оставаться на месте.

Немного подумав, я нагнал его и тронул за плечо:

– Ты не туда идёшь, Тихоня! Лазарет в другой стороне.

– Тихон! – бросил он вполоборота, не прекращая движения. – Меня зовут Тихон. А тебя – не Коля, а Толя. Анатолий Леонидович, мой второй помощник, штурман. И в лазарет мы не пойдём.

– Но ведь жидкий азот…

– …давно испарился из дюара, – безжалостно закончил он.

– Зачем же ты говорил об азоте? А ещё просил ленточками узлы обвязать…

– Не просил, а приказал, чтобы чем-то занять экипаж. Мне нужно время, чтобы подумать. Мы сломаем на хрен эту решётку. Обязательно сломаем!

«Ну и сказал бы: «пойду, погуляю»… – задумался я, – впрочем, тогда бы никто не послушался».

Неожиданно Тихон хлопнул меня по плечу и сказал:

– А идём мы с тобой, штурман, к грузовому тоннелю. Какие-то шутники поставили решётку на пути к рубке. Но не думаю, что им хватило ума заблокировать ход киберуборщиков. Я все эти нычки и шхеры бичей из младшего комсостава назубок знаю. Отыщу мерзавцев – головы оторву!

Он обернулся ко мне и улыбнулся. Я поразился жестокости в его взгляде. Улыбка показалась злой, а лицо отталкивающим. Я споткнулся, а когда рванулся вперёд, чтобы удержать равновесие, ударился ему в спину.

Мы стояли перед изодранной в клочья металлической стеной, которая в одних местах была смята в газетный лист, а в других пузырилась, как застывшая пенка над вскипающим молоком.

– Ничего себе! Это что же такое с переборкой сделалось?

– Это палуба, – неохотно уточнил Тихон. – Палуба слесарного цеха. Видишь, слева вверху ряд кронштейнов? Специально для фрезеров. А вон и они сами…

Он осветил фонарём лежавшие вповалку части механизмов.

– Но как палуба стала вертикально?

Мой голос прозвучал жалобно, почти плаксиво. Пришлось откашляться, но Тихон, кажется, ничего не заметил:

– Теперь понятно, что произошло. В момент прокалывания пространства попали под гравитационную раздачу сверхновой. Вероятность ноль целых ноль десятых… но всё равно не ноль. Нас скрутило в шнек от мясорубки. Так что решётка, блокирующая проход на мостик, и в самом деле следствие стихии – ограждение пандуса перенеслось в другую часть корабля. Ну и ну! Надо же, как не повезло. Неудивительно, что сервер глючит: недоливает инфу новорожденным. Люди выходят из медотсека, приходят к решётке, поворачивают и, скорее всего, гибнут.

Я молчал, а он, в крайней задумчивости, продолжал рассуждать о том, что на корабле всё равно кто-то есть, «кто-то же отремонтировал кабель». О том, что катастрофа могла привести к возникновению нового прохода на Мостик, в обход решётки…

Он много чего говорил, но я не слушал. Мне было страшно.

По дороге из медотсека катастрофа как-то не воспринималась. Казалось, всего минуту назад лёг под сканер биозаписи… но оригинал, как лёг, так и встал. Встал и вышел. И сейчас он на далёкой Земле занимается какими-то важными, надеюсь, приятными делами. А я, ушибленная катастрофой копия, пробираюсь сквозь завалы в разбитом космическом корабле за «три девять галактик» от родного дома. И никому не приходит в голову меня успокоить и ободрить: «не мохай, паря, вот только прикрутим эту хреновину к этой фигнюшке, и полетим домой»… Нет. И хреновин, и фигни вокруг валялось немало. Но то, что они друг к другу никогда уже не прикрутятся, мне было понятно и без школьного курса физики.

– Смотри-ка, сверлялка уцелела, – сказал Тихон.

В полуобморочном состоянии я нашёл силы кивнуть, подойти и даже изобразить заинтересованность.

– Сверлильный станок поможет нам починить корабль и добраться до ближайшего порта? – с надеждой спросил я, разглядывая устройство, прикрученное к стене.

– Ага. А также исполнит все твои самые заветные желания…

Он нажал кнопку «пуск» и станок отозвался мягким гулом, а через секунду раскрученный двигателем патрон завизжал и превратился в размытое пятно.

– Замечательно! – обрадовался Тихон и выключил установку.

«Как мало ему нужно для радости, – подумал я. – У него заработал станок, от которого никакой пользы. Но ликует, как от встречи со знакомой девчонкой в далёком чужом порту». Я задумался, есть ли у меня хоть в одном порту девчонка? – но свирепый толчок Тихона вернул к неприветливой действительности:

– Не стой под бедой, штурман! Действуй!

Я тупо посмотрел на станок, потом на Тихона. Увязать команду «действуй» со «сверлялкой», нелепо торчащей из стены, с первого раза не получилось. Я поднапрягся, но и вторая попытка понять, что от меня требуется, закончилась неудачей.

Тихон неожиданно смягчился:

– Возьми себя в руки, парень. Ты справишься. Всего-то дел: собирать стружку. Заготовку я закрепил, программу станку составил. Приступай! Собери стружку и хорошенько её измельчи.

Он сунул мне в руки сложенный в несколько слоёв кусок брезента, запустил «сверлялку» и ушёл.

– Не оставляйте меня, – взмолился я. – Куда же вы?

Но станок уже набрал обороты, и Тихон ничего не услышал. Ушёл. Тонкая серебристая змейка поползла по сверлу, отломилась, упала на пол, но уже следующая тянулась к патрону. Автомат деловито шевелил суппортом, каретка с патроном дырявила металл, а я стоял и смотрел, как заготовка превращается в сито. Я нагнулся, поднял щепотку стружки и растёр её. Похоже на алюминий. Хотелось кричать и топать ногами. Какой-то псих дал мне совершенно идиотское задание. Чем эта стружка может мне помочь? Зачем она мне? Почему я? Эй, кто-нибудь, вытащите меня из ада!

Я осмотрелся. Тусклое освещение делало плачевное состояние отсека зловещим. Воображение рисовало силы, которые безжалостно обошлись с кораблём, и становилось настолько невмоготу, что хотелось посоветоваться «как быть» со сверлильным автоматом. Уж он-то знает, что делать. Вон как работает. Изо всех сил. Без остановок. Да. Я завидовал сверлильному станку.

Мысли стали вязкими, и приходили в такт ударам сердца. Посмотрел на руки: грубый брезент в левой, правая измазана серебристой пылью. Припомнилась строка из Библии: «Если не знаешь, что делать, выполняй последний из полученных приказов». Я засомневался: разве в Библии есть приказы? Память молчала. О Библии, кроме самого слова, я по-прежнему ничего не помнил.

«Капитан обмолвился об Уставе, – подумал я. – Может, эти слова из Устава»?

Опустившись на колени, начал собирать стружку. Но ведь, чтобы стружка попала на брезент, стоять рядом со станком необязательно? Я расстелил материю под установкой так, чтобы опилки сами на неё падали. Присмотревшись, понял, что станок сверлит не «как попало», а фрезерует в боковой грани бруска половину стакана. «Похоже, Тихоня думает на два шага вперёд. Очень жаль, что я ничего не помню из прошлой жизни. Наверное, такая память могла бы помочь понять его планы. А пока что: неисповедимы шаги его… интересно, эта фраза тоже из Устава?»

***

Тихон с удовлетворением кивнул:

– А сейчас мы увлажним запалы и пройдём через решётку.

– Увлажним? – переспросил Серж, – мне казалось, влагой тушат, а не поджигают!

– Тушат, – согласился Тихон. – Но бывает и по-другому. Жизнь она такая… сложная.

Его правота была очевидной. Проделанная работа казалась немалой, цель близкой, а способ, которым Тихон решил справиться с препятствием, непростым.

Стеллаж профнастила теперь поражал чистотой. Ржавчину ножами соскабливали в чашки, старательно измельчали и жарили. Потом мешали с тёртым алюминием в подсказанных капитаном пропорциях и прессовали кружкой в форме, изготовленной на сверлильном станке.

Термитными шашками обложили два соседних прута решётки, «растущих» прямо из палубы, и посыпали сверху смесью йода и алюминия. Тихон уверял, что остаётся добавить несколько капель воды, чтобы безобидная труха вспыхнула и пережгла арматуру.

Зарядов хватило бы на всю решётку, но Тихон настоял на экономии:

– Не баре, отогнём прутья и проползём под ними. А термит ещё пригодится. Мы же не знаем, что там дальше, за люком?

Настя забеспокоилась:

– А что выделяется при горении? Мы не отравимся?

– А ведь верно! – воскликнул Серж. – Я точно помню, что костёр всегда с дымом.

Тихон в очередной раз горестно покачал головой.

– Термит не «дымит». А вот запал – обязательно. Это будут пары йода: едкие и ядовитые. Вентиляция понесёт дым вдоль решётки, так что опасности никакой. Мы просто отойдём подальше. И ради Бога, берегите зрение! Не смотрите на пламя!

Мы снова понадеялись, что он знает, о чём говорит, и промолчали.

Со словами «к делу!» Тихон окунул пальцы в чашку с водой и прокапал каждый из зарядов. Мне очень хотелось заметить начало реакции, но «пожарник» был неумолим:

– Немедленно уходим!

Он буквально протащил нас шагов двадцать – двадцать пять. Разумеется, мы не шибко упирались, но ведь нас было четверо!

Когда я повернулся к решётке, из-под неё уже валил густой фиолетовый дым. На полу у оснований приговорённых прутьев искрило что-то ослепительно белое. «И ничего страшного», – подумал я. Но тут полыхнуло так, что глаза закрылись сами собой. Рядом охнула Настя, и замысловато выругался Серж.

Когда тёмные пятна в глазах рассеялись, я увидел грустное лицо Тихона:

– Неужели, так интересно? – спросил он. – Почему не поверить и не отвернуться?

– Получилось? – крепко зажмурившись, спросил Серж. – Прутья испарились?

– Пойди сам посмотри, – съехидничал Тихон, но тут же смягчился: – Я припас воду и ветошь. Положите на веки мокрый платок и поморгайте. Сейчас пройдёт.

Но прошло минут десять, прежде чем мы пришли в себя и вернулись к решётке. У Тихона получилось: два прута сосульками смотрели в пол, а под ними лежали лепёшки расплавленного металла.

– Ну, теперь моя очередь! – сказал Сашка и протянул руки к уцелевшей арматуре.

Он хотел разогнуть прутья, но Тихон его ударил. Ударил и оттолкнул.

– Ты представляешь, какая сейчас температура у стального прута? – спросил он.

Сашка, недовольно ворча, встряхнулся и приблизился. Выражение его глаз мне не понравилось, а когда он подхватил огрызок трубы, неудачно оказавшийся под ногами, я просто испугался.

Но Тихон только вздохнул и плеснул на прутья из кружки. Казалось, вода с коротким шипением испарилась, даже не долетев до решётки.

– Принесите ещё воды, – распорядился он. – Несите все кружки!

Мы носили воду и поливали прутья. Когда они перестали шипеть и только парили, Тихон сказал «хорошо» и указал Сашке на брошенный огрызок трубы:

– Попробуй им разогнуть огарок, – сказал он и направил палец на ячейку нижнего ряда между целым прутом и «сосулькой». – Здесь.

Сашка покорно просунул трубу в ячейку, упёр её в целый прут и надавил на рычаг. «Сосулька» немного приподнялась, а труба согнулась.

– Прекрасно! – оценил Тихон.

Он отобрал у Сашки трубу, насадил её на приподнятый конец «сосульки» и скомандовал:

– Ну, как, вместе!

Мы ухватились за трубу и легко отогнули «сосульку» кверху.

– Повторяем процедуру…

Когда освободили проход, Тихон протолкнул через лаз свой мешок с термитными шашками, прополз на ту сторону и тут же направился к люку. Мы поспешили за ним. То, что произошло дальше, будило зыбкие воспоминания о поздравлениях в день рождения. Тёмное помещение, в которое привёл нас люк, осветилось множеством люстр и настенных светильников. Нам аплодировали человек десять. Они изо всех сил изображали радость, но я видел их смущение. Немудрено, мы ведь тоже обалдели от прыти Тихона: спрямить дорогу мусором, случайно подвернувшимся под руку, не всякому по плечу…

– Молодцы! – воскликнул усатый дядька, – вы установили сразу несколько рекордов прохождения лабиринта. По нашим правилам, ваш лидер становится Админом.

– Я – капитан, – веско сказал Тихон.

Новое слово показалось тревожным. У меня подкосились колени, и почему-то припомнились слова о шхерах и нычках. Нарочитая радость встречающих моментально сменилась внимательным сочувствием.

– Я – капитан, – повторил Тихон. – Доложите обстановку!

– Не горячись, друг, – сказал высокий блондин, кладя руку на плечо Тихону. – «Капитан» – это жестокий, не терпящий возражений персонаж, из сказочной книги под названием «Вахтенный журнал». Мы же стараемся жить цивилизованно, что значит, в тепле, роскоши и терпимости к суевериям друг друга.

Тихон строго глянул на Блондина, и тот немедленно убрал руку.

– Чем рассказывать, мы лучше покажем! – широкой улыбкой Усатый попытался сгладить неловкость. – Кино в качестве доклада подойдёт?

– Только фильм о походе вашей группы получился не очень зрелищным, – с сожалением добавил Блондин, – но можем посмотреть кино про другие группы. Что выбираете: кино или сперва пообедаем?

– И много их было? – звонко спросила Настя. – Других групп?

– Полсотни, – гордо ответил Усатый. – Но, сами понимаете, дошли далеко не все. Только лучшие из лучших.

– В полном составе вы первые, – уточнил Блондин. – Бывает, кто-то находит дорогу. Но только один. И, конечно, не в первые сутки. Я, к примеру, две недели плутал.

– А вы, значит, наблюдали? – поднял бровь Тихон. – Снимаете кино про то, как гибнут люди?

– Так ведь естественный отбор… – пояснил Усатый, – теорию эволюции помните?

– Здесь все? – спросил Тихон и откашлялся. – Это весь экипаж?

Мне показалось, что его голос дрогнул.

– Да, – важно ответила статная женщина с длинными чёрными волосами. – Это все победители.

Только сейчас я понял, что мы, новички, совершенно лишены волос. Я провёл ладонью по лысой макушке, и встретил одобрительный взгляд Усатого:

– Не волнуйся. У вас тоже вырастет.

– Раса победителей, господа олимпийцы… – с непонятной интонацией сказал Тихон. – Полсотни групп – это двести пятьдесят человек. Но я вижу только восьмерых. Шестеро мужчин и две женщины. Остальные погибли?

– Да, – с достоинством кивнул Усатый. – Господь нам дал равные шансы. Он не виноват, что кто-то сумел воспользоваться и выжил. А у кого-то не получилось.

– Господь не виноват, – с усмешкой повторил Тихон. – А ты?

– Как же мы можем вмешиваться в дела Создателя? – удивилась женщина. – Пусть уж он сам решает, кому жить, а кому умирать.

– Удобная позиция, – согласился Тихон, – ни к чему не обязывает, и всяко оправдывает. Последний вопрос: почему не запустили киберуборщиков?

«Олимпийцы» снисходительно заулыбались.

– Если запустить киберов, они уничтожат лабиринт, – с коротким смешком сказал Усатый. – Решётка, препятствия, пропасти и озёра с кипящим машинным маслом…

– Если не будет лабиринта, что останется из развлечений? – крикнул кто-то из второго эшелона встречающих.

– Только секс, – не оборачиваясь, ответила ему женщина с волосами до пояса.

– А новенькая ничего… – послышалось из задних рядов.

Настя нахмурилась.

– Здесь есть неподалеку небольшое уютное помещение, в котором можно присесть и продолжить беседу? – учтиво спросил Тихон.

– Разумеется, простите! – засуетился Усатый. – Экие мы невежи… извинением может служить только растерянность. Понимаете, вы первые, кто пришли в полном составе. Мы даже праздничный обед не успели сготовить. Ваше прохождение решётки оказалось таким стремительным… теперь придётся ломать голову, как её восстановить.

Мы двинулись сквозь ярко освещённый зал к одной из комнат. Я обратил внимание, что Серж с Сашкой обмениваются улыбками с «олимпийцами», а вот Настя хмурилась и кусала губы. Я тоже пока не мог определиться со своим настроением. С одной стороны, вроде бы, радостно, что всё благополучно закончилось. С другой, как-то непонятно: как можно снимать кино про то, как гибнут люди? Надо бы спросить у Тихона…

Но Тихон был занят: он стоял возле открытой двери и пожимал руку входящим в неё людям. Каждый называл своё имя, Тихон важно кивал и повторял своё: «Очень приятно, Тихон», «Тихон, очень приятно»…

Когда все олимпийцы прошли, я сунулся было следом, но Тихон схватил меня за воротник и грубо отшвырнул от комнаты.

– Куда это ты собрался? – прошипел он.

На этот раз его лицо не показалось злым. Скорее испуганным. Оно было белым и мокрым от пота.

– Ваша цель – Мостик, – прошептал Тихон. – Прежде всего, устройство для восстановления памяти. Не ошибётесь: на входе надпись «аккомодация», глубокое кресло, шлем с проводами. Потом киберы! Немедленный ремонт. Настя! Особенно на тебя надеюсь, встреча новорожденных!..

– Эй, Тихон! – крикнули из комнаты, – ждём!

– Валите сюда, ребята, – подхватил другой голос, – и новенькая пусть войдёт!

Я заметил, как Настя отпрянула. Это не укрылось от внимания Тихона:

– Молодец, девочка. Правильно. А вам, бойцы, приказываю заглянуть в эту дверь часа через два. И запомните: я вернусь! Приду обязательно! И если сделаете что-то не так, поступите не по Уставу, гореть вам в геенне огненной…

«Геенна? – подумал я. – Это что за зверь?»

– А что такое «гиена»? – спросил любопытный Сашка.

– Через два часа! – повторил Тихон, – заглянешь в эту дверь, и узнаешь. А теперь, как только я войду, задраивайте люк наглухо. Вот этим штурвалом…

Он постучал пальцем по огромному, в половину двери колесу и ушёл в комнату.

Мы переглянулись, пожали плечами, и Сашка закрутил штурвал до упора.

***

– Ничего не понимаю, – ворчал Сашка. – Они, значит, празднуют, а мы должны искать Мостик?

– Они не празднуют, – высоким голосом сказала Настя, и вдруг разревелась.

Мы остановились и собрались вокруг неё.

– Ты чего? – удивился Сашка. – Дошли же. Радоваться нужно!

– Нас даже в олимпийцы приняли, – гордо сказал я. – И у нас теперь волосы вырастут…

– Дураки вы все, – всхлипнув, сказала Настя. – Ох, и дураки!

– Не все, – покачал головой Серж. – Но почему он с ними остался? Мы же могли увлажнить запалы и просто забросить мешок с термитом в комнату.

– Тогда это было бы наказанием, – сказала Настя, вытирая слёзы. – А капитан их не наказывал. Он просто хотел всё измени-и-ить.

Она запрокинула к потолку голову и заревела во весь голос.

– Эй! – строго сказал Сашка. – Вы это о чём толкуете?

– Так он их что, спалил нахрен? – выдохнул я. – И сам спалился?!

– Спалил?! – ахнул Сашка.

Он круто повернулся и побежал назад. Не ожидая такого поворота, мы немного замешкались. И когда подбежали к двери, в которую ушёл капитан, Сашка сидел на палубе и кривил рот от боли. Он протянул нам обожжённые руки и пожаловался:

– Больно!

Мы с Сержем покосились на штурвал, на котором пузырилась краска, а Настя присела на корточки и расстегнула сумку с красным крестом.

– У меня тут облепиховое масло, – её голос всё ещё дрожал, но теперь она была занята делом. – Должно помочь.

– Но это же неразумно! – сказал Серж. – Если для него важнее всего Устав, то почему самоспалился? Он же сам говорил: главное привести корабль в порт. Почему сам не запустил киберов? Почему сам не встречает новорожденных? Он должен был остаться с нами! Почему ушёл?

– Может, он и думал об Уставе, но поступал по совести, – сказала Настя, разламывая ампулу с маслом. – Он убил людей. Разве можно с этим жить? Даже капитану?

Сашка заскулил, когда она принялась втирать ему масло в ладони.

– Сам растирай, – теряя самообладание закричала на него Настя.

– Армагеддон, – сказал я севшим голосом. – В Уставе говорится о неминуемом конце света, если корабль сойдёт с курса.

– Это в библии, Колян, – важно поправил Серж. – У тебя в башке вообще всё перепуталось. Библия и Устав – разные вещи.

– Может, и спуталось, – согласился я, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться в крик, как Настя. – Но зовут меня Анатолий. Я – штурман этого корабля. И будь я проклят, если это корыто сегодня же не направится к ближайшему порту!

– Не клянись в том, над чем не властен, – устало сказала Настя. – Пойдёмте, что ли? Надо же осмотреть своё хозяйство…