Украденная душа

     Давным-давно, в старые времена, когда леса еще были непроходимыми, а реки чистыми, как слеза, жила была одна благословенная семья, - отец с матерью, да сын-подросток пятнадцати годков. Был парень строен, да пригож, как молодой дубок, - волосы русые волнами к плечам струились, плечи широкие, а глаза, что море синее, утонуть в них можно. Звали его Василек.

Однако печалились Иван с Марьей, что не дал им Бог детей больше, ни сыновей, ни дочерей. И растили они единственного сына в любви, старых уважать, малых не обижать, хлеб растить, да Бога чтить. Сами родители были людьми трудолюбивыми и письму обученными, чему и сына научили. Имели они порядочный надел земли, скотину различную и двух работников в услужении. Добротный и свободный дом с высокими окнами был рассчитан на большую семью. Высокий забор и крепкие ворота окружали его. По широкому двору бегали свиньи, куры и прочая живность. Все это было заработано своим трудом, да умом. Крестьянский труд тяжек, зато хлеб сладок. Караваи вкусные пекли из ржицы, да из пшеницы. Накроют сверху льняным полотенцем, а сверху сынок-Василек сядет, а как встанет, и каравай за ним вверх поднимается. Вот какие хлеба пекли пышные. Посолят краюху солью крупной и ядреным кваском запивают. Стол готовили простой, - щи, да каша, пища наша. За стол, не перекрестив лба никто, не садился. С этим было строго. Бога славили, посты соблюдали, и храм Божий не забывали. Часть доходов от труда своего, да снеди разной в церковь относили. Так и жили, - в труде и довольстве.

     Однажды проходил мимо цыганский табор. Кибитки у них были цветные, раскрашенные. Медведя на цепи водили. Плясал он вместе с ними. За представление соль, да хлеб брали, кто что даст. Цыганки гадали. Цыганята милостыню просили. Поздно вечером постучалась к Ивану с Марьей старая цыганка. Просила слезно взять к себе девочку больную.

- Нельзя ей быть в дороге, помрет сердечная, - рыдала старуха, - не в себе она, огневица приключилась, вылечить не можем.

- А как у нас помрет? - Испугались хозяева.

- На все воля Божия, - сказала цыганка, - возьмете, сын ваш счастлив будет, не возьмете, - прокляну.

Еще больше испугались родители. Что делать? Подумали, подумали и согласились. Занесли в дом недужное дитя. Вымыли, переодели, положили на кровать в отдельные покои.  Девчушке было лет   двенадцати от роду. Горела она вся, тело как в лихорадке дрожало. А красавица, какая была! Волосы, что вороново крыло, черные, а кожа матовая, как персик.  На цыганку больная не похожа, не иначе украли где-то. Цветок, да и только. Полюбовались Иван с Марьей на девочку, да принялись ее обхаживать. Василька за бабкой Мотей послали. Она травы ведала, людей лечила. Обернули родители тело горячее мокрой простыней, на лоб влажную тряпицу положили, а тут и травница подоспела. Посмотрела на девочку, головой покачала:

- Не от мира сего она, много беды принесет, если выживет.

Поставила на стол бутыль с травяным отваром, велела поить из ложечки, и ушла, тяжело вздыхая. Опечалились хозяева, да делать нечего. Стали лечить дитя. Через два дня открыла глаза больная, и пить попросила. Попила молочка парного и пошла на поправку. Помогли травки бабушкины. Только ничего не помнила девочка, даже имени своего не знала. За красоту ее назвали родители Розаной. Стали воспитывать, как дочь свою, беречь, да лелеять.   И она отвечала любовью, и называла их отцом, да матерью. Такой искусницей оказалась Розана, что быстро освоила мастерство женское. Стала ткать ковры чудесные, каких люди и не видывали раньше. Дворцы высокие, цветы необыкновенные, птиц райских на коврах вышивала нитями золотыми, да серебряными. Семья нарадоваться не могла на такую мастерицу. Пошла далеко добрая слава о красавице-искуснице. Из дальних мест люди стали приезжать за коврами. Зажиточная семья и вовсе богатой стала. Монеты золотые, да серебряные дома появились.

Розане исполнилось пятнадцать лет. Стали женихи захаживать, да на девицу поглядывать. Только пришлась она по душе хозяйскому сыну. Василек в ней души не чаял, и девица отвечала ему добром, да лаской.

Как-то поздним вечером, сидели домашние за столом, время коротали, беседу мирную вели. Вдруг набежали тучи, поднялся сильный ветер, деревья гнуть стал. Потемнело вокруг. Бросились Иван с Марьей скорее окна затворять. Смотрят, а под окном цыганка стоит, в дом просится. Узнали они старую цыганку, что девочку больную принесла, впустили.

- Я пришла забрать свое, - сказала она мрачным голосом и посмотрела на девицу.

Мать испуганно всплеснула руками.

- Да какое же это свое? - Мы ее столько лет растили, холили. Она нам как родная стала. А теперь отдать?

- Не ваша она, не ваша! - Воскликнула цыганка. - У нее есть хозяин. Смотрите, не было бы хуже!

- Коли пойдет сама, забирай! - Вмешался Иван, - коли, нет, не обессудь, из дома выгонять не будем.

Цыганка подошла к девушке и схватила ее за руку. Розана вырвалась, и, бросившись к Марье, обвила ее шею руками.

- Не отдавай меня матушка, не отдавай! Я не знаю эту старую бабушку. Мне страшно! - Молвила она, заливаясь горючими слезами.

- Видишь, - сказала Марья, - девица уже не дитя, сама вольна выбирать. Неволить ее не можем. Иди с Богом, откуда пришла.

Она достала из-под полотенца свежий пшеничный каравай и подала старухе.

- Вот, что скажу вам на прощанье, проскрипела старуха, - не отдали добром, будет вам худо, потеряете ее душу.

Со злобой швырнула она каравай хлеба на стол и вышла, хлопнув дверью.

Долго сидела озабоченная семья в тревожном раздумье. Погоревали, погоревали, да делать нечего, утро вечера мудренее. Хотела хозяйка хлебушек прибрать, что цыганка бросила, а он весь черный, как уголь стал.

- Ох, не к добру это, не к добру, - заплакала она, - что теперь будет?

- Ничего не будет, - строго сказал хозяин, - как жили, так и жить будем. А вот Богу свечку поставить надо. Не забывай мать, о Главном Судии.

Стали все перед образами Господними, помолились усердно и спать легли.

     Время шло. В труде и заботах позабыли о том случае с цыганкой. Василек возмужал. Розана повзрослела. Решили их Иван с Марьей поженить. Пора и внуками обзавестись. Не откладывая, и сыграли веселую свадебку. Все соседи в округе на той свадьбе были. Нищие и странники накормлены, напоены и щедро одарены.

Стали жить поживать, да добра наживать. Все ладно и мирно в семье идет. Родители невесткой не нахвалятся. Вот молодая хозяюшка на смену старой скоро станет! Но детишек что-то долго Бог не дает. Иван с Марьей мечтают, как малые по полу бегать будут. Василек Розану упрекать не смеет. Только стал замечать он, что, как пробьют часы двенадцать ночи, так становится жена его, холодна, и недвижима, что мертвая. Пропоет петух на заре, она оживает. Опечалился молодец. Молчит, не говорит ничего отцу, матери. Стал потихоньку наблюдать за женой. А тут в хозяйстве беда случилась. Стали свиньи болеть, исхудали совсем. По двору не бегают, а все на соломе лежат. Мать им молочка подливала, святой водой двор кропила, ничего не помогает. Только невестка беспокоиться стала, вроде, как лихо ей. Стал Василек присматривать за женой. Днем она трудится не покладая рук, - ковры ткет, по хозяйству убирается, хлеба печет. Веселая невестка, шутит со всеми, смеется.

Вот ложатся спать молодые. Жена быстро уснула. А Василек себя морит, за бока щиплет, чтобы не проспать. Пробили часы полночь. Видит он, - отделяется от тела Розаны голубое  светящееся облако, точная его копия, только прозрачное, и плывет к дверям. А тело на постели становится холодным и бездыханным. Двери сами отворяются. Выплывает облако на улицу. Василек за женой идет. Но она никого не замечает. Подошла к хлеву. Руку  протянула, замок упал с пробоя. Зашла внутрь и выехала, сидя верхом на большой свинье. Ворота перед ней сами растворились. Ладонью животное похлопывает, да ногами пришпоривает, чтобы бежало быстрее. Василек едва успевает за ней. Свернула Розана к лесу. Возле леса, за деревьями большая поляна находится. На середине костер горит, а вокруг старухи в белых рубахах с распущенными власами пляшут. Ведьмы, - смекнул Василек. Подъехала жена к ним. А одна черная старуха встречает ее, в круг ведет. Узнал в ней молодец цыганку старую. Мечется Розана среди ведьм. Она вся прозрачная, так и светится. А старухи в своем теле, видимы, - кричат, прыгают, как молодые. Смотрит Василек, что за диво? Огонь горит, а дров-то нет. До утра длилась распутная страшная пляска. Вот издалека прокричал первый петух и ведьмы бросились по сторонам. Садились они верхом на разную животину, - кто на коня, кто на козла рогатого. И жена его следом за ними. Бросился, было, он за ней, да где там? Ее и след простыл. Пока добежал до дому, весь вспотел. Дома все в порядке. Ворота на запорах, на хлеву замок висит, и жена на постели мирно дышит, посапывает. Не смог больше уснуть Василек. Так до свету и промаялся. Понял он теперь, где Розана по ночам пропадает. Что делать, не знает. Решил все родителям рассказать. Испугались отец с матушкой. Пошли за советом к бабушке Моте. А та только руками разводит.

- Не знаю, ничего, - говорит, - я только травки плавлю, да Бога славлю. Попробуйте крест на дверь повесить, да святой водицей дом окропить.

     Пришли домой отец с матерью и принялись святой водой углы брызгать, да молитвы читать. Попали капли на невестку, задрожала она, сама не своя стала. Глаза горят. Взял бутыль со святой водой Василек и покои свои спальные окропил. А большое серебряное материнское распятие изнутри на дверь повесил. А на окна по маленькому крестику добавил.

Вот прошел день. Дело к полночи движется. Не спит молодец. Пробили часы. Поднимается облаком Розана с постели. Дошла до дверей и замерла. Повернулась и поплыла к окнам, заметалась по комнате. И так длилось до утра, пока не пропел петух. Страшную ночь пережил Василек. Прибежал к родителям сам не свой. А жена с рассветом больше не поднялась с кровати, заболела. Никого не узнает невестка, мечется родимая. Опять пошли Иван с Марьей к бабушке-травнице. Рассказали ей все. Отвечает им старушка:

- Не смогла забрать девочку у вас цыганка, так душу ее украла колдунья. Мучает Розану ведьма. А вам дорога, только к Богу. Идите в храм Божий, там лекарства сыщутся. А я ничем помочь не могу.

На следующий день, на рассвете, стали собираться родители в церковь, отец - лошадку запрягать, мать - снедь собирать. В чистое полотенце хлеба пшеничные, да ржаные завернула, горлач меду пахучего, да бутыль масла льняного свежей выжимки в корзину поставила. Много бы разных гостинцев могли отвезти, да батюшка постник великий, ничего скоромного не берет. Помолились Богу и отправились в дорогу. Приехали как раз к службе. Передали гостинца батюшке, серебряный рубль в церковную кружку положили. Помолились хорошо. После службы к священнику подошли. Попросили молебен отслужить у постели больной. Собрался отец Никодим, и поехали.

Посмотрел на больную батюшка, покачал головой. Зажег свечи перед образами и начал молиться. Стонет невестушка, глаз открыть не может. А у отца Никодима слезы струятся, так хорошо и усердно он молится. Закончился молебен, и больная незаметно уснула. Говорит батюшка на прощанье:

- Коль не выздоровеет через неделю молодушка, везите ее в монастырь к матушке Софронии. Скажите, что я благословил. Она примет.

Проводил Иван батюшку до упряжки, поблагодарил. Пожертвовал на храм серебро. Сутки проспала Розана. Глаза открыла, всех узнала, а встать не может. Так и промаялась жена горемычная еще неделю. А потом запряг Василек пару вороных в легкую тележку, уложил Розану на ковер пушистый, а другим ковром укрыл. Загрузил гостинцев разных для монастыря и отправился в путь дальний. Долго ли, близко ехали путники, наконец, к вечеру достигли леса дремучего. Дорога, - колдобина на колдобине. А тут еще ветер поднялся, деревья гнет, к земле клонит. Поднял верх в тележке молодец, лошадушек подгоняет. Потемнело вокруг. Не видно не зги. Ослабил он вожжи, положился на коней. Вороные, кони умные. Вдруг зафыркали лошади, прибавили ходу. Совсем близко раздался волчий вой. Обернулся Василек назад, видит, - за упряжкой огоньки светятся, не сосчитать. Стая! Догадался он. Рванул поводья, гикнул, - захрапели кони, понеслись быстрее ветра, подгонять не надо. Знал молодец, когда запрягал, вернее нет коней. Из огня вынесут.

- Эгей, милые! - Крикнул он. - Эгей, родные, выручайте!

Казалось, что пара вороных не бежала, а летела по воздуху. Но стая не отставала. Захлестнул Василек петлей вожжи за оглоблю, сам схватился за края тележки, чтобы не выпасть, и положился на волю Божию. Перекрестился и стал молиться Богу. Читает громко воскресную молитву, закончит, опять начинает. Смотрит, впереди светлеть стало, волки отставать начали. Лес поредел. Вынесли вороные в чистое поле, а там и монастырские огни засветились. Оглянулся молодец назад, а волков, как не бывало. Перекрестился он и воздал славу Господу. Постучал, ворота открылись. Въехал он на монастырский двор. Взмыленные кони тяжело дышат. А его с Розаной уже ждут. Вышла настоятельница, матушка Софрония.

- Все знаю, - говорит. - Жену свою оставишь. А сам, как кони отдохнут, домой отправляйся. Не положено тебе среди монахинь находиться. А сейчас поешь и поспи в сторожке. Выгрузили гостинца для монастыря монахини, унесли в трапезную.

Поселили Василька возле ворот монастырских. Попрощался он с женой любимой, перекусил хлеба с квасом, да спать лег. Не успел выспаться, а ему уже упряжку подают, в дорогу поднимают. Перекрестили:

- Езжай с Богом! Через сорок дней приедешь.

Поцеловал хозяин своих вороных:

- Спасибо, други!

И в путь-дорогу пустился. Кони вычищенные, сытые, бегут спокойно. Так удачно до дома и добрался. А там отец Никодим, как раз в гостях. Рассказал свою дорожную историю Василек. А батюшка и говорит:

- Это не волки за вами гнались, а бесы. Не пускали в святое место. Вера твоя помогла, да монахини за вас молились. И отец с матерью от образов не отходили, с колен не вставали. Родительская молитва сильна. Бог ее всегда слышит. А за жену не беспокойся. Матушка Софрония знает, что делать.

     Все сорок дней семья провела в посте и молитве. Наступило время за Розаной ехать. Запрягает Василек своих любимцев, вороных в легкие дрожки, а отец спрашивает:

- А как жену в дрожках повезешь, больная ведь?

Растерялся сын. И сам не знает, почему именно в дрожки коней запряг. А сердце так радостно бьется у него. Махнул рукой, благословился у родителей и выехал со двора. Холеные кони сами бегут, подгонять не надо. Солнышко светит, птички поют. Легка дорога. Так до самого монастыря без препятствий и добрался. А за монастырскими воротами молодая жена с матушкой Софронией встречают. Смотрит Василек и глазам своим не верит, - жена его в полном здравии, смеется.

- Гляди, - говорит матушка, - береги свою любушку. Жена твоя умница-разумница. Оставила бы ее у себя, да сильно она по тебе скучала. Передал подарки Василек матушке, посадил молодую жену рядом с собой и двинулся в обратный путь. А мать-настоятельница еще долго стояла, глядя им вслед. Со слезами на глазах крестила убегающую упряжку, пока та не скрылась из видимости. Велика и не проста сила Божьего Креста.

Вернулись домой молодые к батюшке с матушкой. А те все глаза проглядели, ожидая детей своих. Так уж счастливы были, что всех странных, да убогих пирогами, да хлебами одарили, за столы посадили, медом, квасом напоили. И пошли у Василия с Розаной детки один за другим. Много их было, на весь дом хватило. Стали они в радости жить поживать, мать с отцом уважать и себя не забывать, милых детушек растить, да Бога чтить.

Жизнь горька и хороша, счастьем полнится душа!

                                             ------------------------------------------