Случай в Космической школе языков

Директор Космической школы языков, убеленный сединами профессор Виноградов, взглянув на меня, чуть нахмурился и принялся рыться в бумажках.

– Я отсылал резюме с биометрией вашему секретарю, – робко сказал я. – Еще неделю назад.

– Видел, знаю. Погодите, сейчас найду.

И он вытащил из старинной папки «Дело» с мохнатыми завязками черно-белые распечатки. Моя прекрасная голограмма, на которой я себе так нравился, превратилась в серое пятно, где нос неотличим от уха, а тело похоже Сатурн со всеми его кольцами.

– Работаю по старинке, не доверяю всем этим летучим окнам, – ворчливо сказал профессор. – Итак, юноша, вы окончили Лингвистический университет в 2212 году. И что вы делали два года после выпуска?

– Занимался исследованиями, – бодро сказал я, лихорадочно думая, установлен ли в офисе школы дистанционный полиграф.

Нет, сказанное мной не было совсем уж откровенной ложью. Я исследовал. Исследовал возможности зарабатывать на жизнь, не сильно при этом утруждая себя. Сначала я открыл сетевой магазин по продаже цефеанских ротовых слизней для очистки языка и десен. Быстро прогорел. Потом организовал лотерею, главным призом в которой был стул-эвакуатор моего собственного изобретения. Я так и не понял, почему не нашлось желающих им завладеть. Мой стул был способен анализировать уровень тревоги владельца и в случае опасности первым удирал из помещения. По его поведению можно было понять, стоит ли спасаться или можно еще немного попить чай. Я с трудом продал три лотерейных билета – их все купил сосед, в благодарность за то, что я подтянул его брата по космолингве и спас от отчисления из Института биотехнологий, довольно престижного заведения, куда попадали немногие. Я сам туда не попал, если что.

Когда подходил к концу второй год моего сидения дома, родители поставили на холодильник код и отсекли меня от питания. Я взял себя в руки, постригся, сходил в голографический салон и сделал приличный снимок, после чего сел составлять резюме. Вышло небогато. Пока я уныло менял формулировки, всплыло окно рекламы: «Горящие вакансии в Космическую школу языков. Если вы молоды, полны сил и хотите установить настоящий контакт с инопланетянами, спешите к нам!» Я и поспешил.

Дребезжащий голос профессора Виноградова вернул меня к реальности.

– У вас профильное образование, это плюс. Вы проходили практику преподавания языков?

– Да, на седьмом курсе. У меня высший балл за конспект урока.

– А с инопланетянами имели дело?

– Нет, только с людьми.

По правде сказать, некоторые из тех людей, кого я учил, могли смело считаться инопланетянами. Они писали с ошибками даже собственное имя, не могли во время чтения переползти со строчки на строчку, не понимали, что прилагательное нельзя сочетать с глаголом. Дело в том, что единственная школа, куда меня взяли проходить практику, была специализированная – для трудовых мигрантов, которые в вечернее время пытались освоить языки Доминиона. Им предоставлялся выбор из китайского, испанского, английского, русского языка и космолингвы, и по неизвестным мне причинам, космолингву выбирали те, кто едва владел родным. Преподаватели других языков тоже жаловались на лингвистический ступор своих учеников. Но нашей спеси поубавилось, когда мы узнали, что большинство мигрантов были выходцами из Цифровой Цитадели, где им приходилось в качестве основного языка пользоваться машинным кодом.

– Юноша, – сказал профессор Виноградов. – Вы понимаете, что наша школа – визитная карточка человечества? Мы не просто учим инопланетян нашей речи. Мы открываем им окно на Землю! Это священная миссия, возложенная на нас президентом!

Дальше он еще много чего сказал, но я уже понимал, что меня возьмут. С кадрами у школы было плохо. С тех пор как карманные конверторы речи подешевели, интерес инопланетян к изучению человеческих языков упал. Школы начали разоряться одна за другой, сохранились только те, которые жили на правительственные дотации. А потом появилась идея переоборудовать под школы старые туристические космолайнеры и облетать обитаемые планеты, завлекая клиентов с близкого расстояния. Языковой бизнес оживился. Стало не хватать хороших учителей, а потом – даже средних и плохих. Дошло до того, что языки инопланетянам преподавали все кому не лень. Теперь не лень стало и мне, а я, на минуточку, дипломированный переводчик с центаврианского и нозеанского. Правда, со словарем. Зато в совершенстве владею космолингвой.

Пока я делал вид, что слушаю профессора, а профессор делал вид, что говорит важные вещи, вошла секретарша и сказала:

– К вам Ульдмаар Секундус. С ним толстожал.

– В наморднике? – заволновался профессор.

Секретарша неуверенно кивнула.

– Тогда пустите. А вы, – тут профессор опять посмотрел на меня и соединил брови в одну непрерывную линию – собирайте чемодан. Катер школы будет ждать вас в Пятом космопорту. Старт завтра, в шесть. Полетим вместе. Учебный план вам перешлют по почте, извольте ознакомиться.

– А зарплата? – спросил я. – С зарплатой-то что?

Профессор укоризненного покачал головой:

– Преподавание языков – это священная миссия…

– Стойте! Про миссию я уже слышал. Она ведь оплачивается, верно?

– Верно. Но вы должны понимать, что в нашем деле работают энтузиасты, которые живут языком, дышат им.

– А чем они питаются?

– Питание за счет школы, – торопливо сказал профессор. – Плюс сто кредитов за каждый проведенный урок.

– Сколько? – спросил я, не веря своим ушам. – Нет, спасибо, я лучше пойду.

– Стойте! Сто кредитов – это начинающим, а вам… положим, двести пятьдесят. И возможность перехода через год в административный состав, там оклад десять тысяч. Не все на Земле такие деньги получают.

«Да уж, не все», – подумал я, а вслух сказал:

– Уговорили. До встречи, профессор!

На выходе я столкнулся нос к носу с молодым центраврианином, который катил за собой на биоверевке огромную тушу толстожала. При виде меня толстожал откинул дыхательную крышку и впрыснул в воздух слабый нейропаралитик. А я взял и не отравился, потому что с утра принял на всякий случай три таблетки антидота. Мама беспокоилась, что я могу надышаться в приемной школы инопланетных газов и пыталась скормить мне все содержимое нашего аптечного ящичка. Я уговорил ее выбрать что-то одно и, как ни странно, оно пригодилось!

– Ты простить мной животныя, – пробормотал центаврианин, оттаскивая толстожала. – Быть голоден, потом сушь. Нервический полюс незнакомства.

– Да ничего, ничего, – сказал я, отступая к двери и не выпуская тварь из поля зрения. Обычно после распрыскивания яда толстожал выстреливает в жертву парой-тройкой забрюшных игл. Но в этот раз обошлось, и я сумел выбраться из школы целым и невредимым. Вообще давно шла речь о том, чтобы запретить центаврианам привозить на Землю толстожалов, на этой почве шли мощные распри в Галанете. Многие, и я в том числе, считали, что пора уже начать ущемлять права инопланетян, хотя бы в отношении выгула опасных питомцев.

Дома я открыл файл с учебным планом и немного приободрился. Мне предстояло вести уроки человеческой культуры в группах инопланетян, уже немного владеющих космолингвой. Двадцать уроков в неделю, шесть часов на контрольные работы, в конце – зачет. Я должен рассказать про освоение людьми космоса, про национальные обычаи Доминиона и обязательно разучить песню – на выбор из списка. В моей группе было трое гуманоидов – центаврианка, альдебарранец и цефеанин, а также трое негуманоидов – ретро-хордовый шар с Бетельгейзе, полууксовый волножитель и гигантская бактерия с Проксимы-3. Я уже их боялся. Особенно волножителя – об этих существах мало что известно, и видны они только в специальных очках, которые преподавателям не полагались.

Подготовка первого, пробного урока заняла у меня остаток дня. Вещи я собирал в страшной спешке. Впрочем, что мне могло понадобиться на космолайнере? Три комплекта одежды, самоочищающееся белье, гигиенический набор, пульсопланшет – все это уместилось в небольшой рюкзак. Последним я сунул слегка плешивый глобус на деревянной подставке. Украшу им преподавательскую каюту.

Уже на катере я вспомнил о том, что не попрощался с Катей. Мы вроде как пробовали встречаться, но после провала лотереи она стала реже звонить, а потом и вовсе пропала на несколько недель. Вот она удивится, когда я ей пошлю голограмму с моего нового места работы! Может, поймет наконец, что у меня большие перспективы.

Подлетая к космолайнеру, катер заложил крутой вираж, и я больно ударился лбом об иллюминатор, в который смотрел безотрывно, потому что сидящий рядом профессор Виноградов уже битый час трещал про важность транслингвистической экстраполяции и метаязыковой дистинкции. В студенческие годы я прогуливал теоретические дисциплины – все равно это чушь несусветная. Практика куда важней. Да и вообще, чем больше умных слов, тем меньше смысла. Думаю, с таким подходом из меня получится незанудный учитель языка.

По прилету меня взял в оборот менеджер Николай, юркий парень с повадками уличного зазывалы, который показал мне учительскую каюту, аудиторию, звуковые тренажеры, столовую, кинозал и святая святых – туалет для инопланетян. В столовой я мельком увидел капитана, грузного мужчину неопределенных лет. Он величественно поедал ужин в окружении помощников и что-то вещал, размахивая вибровилкой, на которую был насажен центаврианский лжеарбуз, деликатес, подаваемый живьем. Лжеарбуз активно шевелил усиками и пытался сбежать. Помощник капитана слегка придерживал его мизинцем, дожидаясь, пока шеф перейдет от слов к делу. Я напрягся. Если тут подают к столу такое, долго я не протяну. У меня стойкая аллергия на инопланетные продукты. Да я только от одного их вида покрываюсь сыпью! Дурак я, дурак! Надо было взять с собой тушенки.

Коллеги мне тоже не очень понравились. Нет, они приняли меня дружелюбно, но по ним было видно, что работа их изрядно утомила, и если бы они могли, то оказались бы в тысяче парсеков от этой школы. Одна из преподавательниц истории человечества, красавица Мелани Джонс, крупно написала голографическим маркером «беги!», и рассмеялся только я один. Тем временем менеджер Николай развернул множество виртуальных окон и принялся знакомить меня с материально-технической базой: учебниками, рабочими тетрадями, коллекцией картинок, видео, музыки и учебных игр. Я получил доступ второго уровня к базе данных школы, и теперь мог видеть, кто кого учит и какие замены в расписании будут в ближайшие дни. Внезапно мне стало так грустно, что хоть волком вой. Я ушел из учительской, залез в спальный отсек в каюте и попытался забыться во сне.

На свой первый урок с инопланетянами я едва тащил ноги. Меня била дрожь, хотелось бросить эту работу и удрать домой, на Землю. С чего начать? С повторения алфавита? Сразу с песни? По плану у меня было знакомство, потом слайды из музея культур Доминиона с подробными комментариями, но теперь я был готов все поменять в последнюю секунду. В желудке засвербело, лоб покрылся холодным потом. Что они подумают о человечестве, увидев меня? Опозорю всех, от Адама до недавно избранного президента Доминиона Расула Махмудова.

Я сделал глубокий вдох и открыл дверь в аудиторию. Двенадцать пар глаз, восемь световых отверстий, три бинокуляра и один монохромный спектрометр уставились на меня.

– Здравствуйте! – неуверенно сказал я.

Ученики подхватили приветствие каждый на свой лад. Центаврианка поклонилась, альдебарранец направил в мою сторону струйку конденсата, цефеанин лег на пол, шар выкатился из-за стола и пропищал несколько слов на родном языке, бактерия равнодушно махнула стрекательным жгутиком. Волножителя нигде не было видно, но в списке присутствующих он отметился, значит, затаился рядом.

– Давайте познакомимся. Меня зовут Михаил Смирнов, я ваш новый учитель человеческой культуры и космолингвы. А как вас зовут? – обратился я к цефеанину, все еще лежащему на полу.

– Нрд Пркж Ыыш, – ответил он, привставая. – Учитель очень Михаил мне приятно.

Хоть в его сертификате и было заявлено знание космолингвы на базовом уровне, некоторые пробелы в грамматике заполнить бы не помешало.

– Приятно познакомиться, – улыбнулся я как можно шире, и с ужасом заметил, что шар с Бетельгейзе распахнул зубастую пасть и щерится в мою сторону с нескрываемым аппетитом. Рука сама собой потянулась к тревожной кнопке на пульсопланшете. Спокойно, Миша, спокойно! Шар травоядный, если верить Галакипедии, а она, как известно, врет только избранным. Я повернулся к центаврианке и спросил:

– А как вас зовут?

– Мармала Хтриошма, – нежно пропела она. – Вы знаете, я в этом классе по ошибке. Мою группу расформировали, а меня временно перевели к вам. Давайте я ходить не буду, просто отмечусь и уйду?

– Так дело не пойдет! – нахмурился я, давая понять, что никому спуску давать не намерен, тем более что моя зарплата косвенно зависела от количества народа в группе. – Я вам буду давать задания повышенной сложности. Можете пока написать эссе на тему «Космос как пространство дружбы». Сто пятьдесят строк. На космолингве, конечно.

Центаврианка вздохнула, развернула виртуальное окно и принялась с кислым видом набирать текст. Толстожал под ее столом тихо вздрагивал во сне. Она беспечно пинала его ногами.

– А как вас зовут? – обратился я к альдебарранцу. Его бионический скафандр напоминал средних размеров гроб с соплами в разные стороны.

– У, – глухо сказал альдебарранец.

– Гм, очень приятно.

Хорошее все-таки имя. Коротко и по делу. Посмотришь на такого, и сразу ясно, что перед тобой У.

Я повернулся к бактерии и попробовал с ней познакомиться, но она упорно молчала, покрывая парту серой слизью. Пришлось отстать.

– А я Снорри, – представился шар и мигнул бинокулярами. – Как я так что но Снорри. Быстро Снорри. Я тут и тут и Снорри. Как вы Снорри и не Снорри?

– Ээээ, что? – спросил я озадаченно.

– Шибко Снорри но я и я. А вы Снорри где. Вот Снорри сюда кто в чем.

– Понятно, – быстро сказал я, ища глазами волножителя. – Грыр, вы тут?

– Тттаааааа, – раздался шепот с дальней парты. – Ссссдеееееессссь.

Я бодро хлопнул в ладоши:

– Отлично, все на месте. Давайте начнем. Тема сегодняшнего урока – известные земляне.

И я поспешно вывел на общий экран фото Гагарина.

– Съедобно? – спросил цефеанин.

– Половой житель, – заявил шар с Бетельгейзе. – Размножений. Половой размножений. Желать знать все половой размножений. Желать делать здесь половой размножений. Снорри желать.

Я невольно попятился к стене, заслоняя собой Гагарина.

– Это, – сказал я дрожащим голосом – пионер космоса. Он открыл человечеству красоту безвоздушного пространства. Его знают все на Земле. Его именем названы города и села, улицы и площади. Давайте посмотрим короткое видео.

– Половой размножений! – упрямо твердил шар. – Сейчас!

– Послушайте, Снорри. Половое размножение – это непростая тема для землян.

– У вас с ним проблемы? – заинтересовалась центаврианка. – Можно я лучше об этом напишу эссе?

– Нет, – рявкнул я. – Никаких проблем нет. Но мы обычно в аудиториях такое не обсуждаем.

– Почему? – спросил альдебарранец. – Мы хочу знать. Показывай сейчас быстро. Тема урок меняй-меняй.

К такому меня жизнь не готовила. Я быстро убрал Гагарина и развернул медицинский плакат с изображением кровеносной системы человека. Пожалуй, бегло объясню про разницу полов и плавно переползу на биологически нейтральные темы.

– Вот тут вы видите человека… кхм, в разрезе.

– Съедобно? – спросил цефеанин.

– Не половой житель, – разочарованно сказал шар, откатываясь подальше. – Снорри грусть плохо.

– Извините, Михаил, а вы уверены, что показываете верный плакат? – спросила центаврианка, вращая глазами против часовой стрелки. – Мне казалось, ваше размножение предполагает наличие двух особей, а тут одна.

– Все верно, но я сначала хотел подготовить вас, дать базу, – смутился я. – Вот тут находится сердце, оно направляет биологическую жидкость, называемую кровь, к разным органам. В том числе к половым. Они ниже.

– Сссссертсссеее тибе ни хочицццца пакойаааа, – вдруг запел волножитель.

– Спасибо, Грыр, – сказал я. – Вы верно заметили, что сердце играет важную роль в организме человека.

Пока я махал руками, изображая сокращение желудочков, бактерия на первой парте вдруг обмякла. Ее края встопорщились и начали скручиваться, а вакуоли и прочая начинка поперли в разные стороны.

– Вам плохо? – в тревоге спросил я. – Вызвать врача?

– Не стоит, – сказала центаврианка. – Она собралась делиться.

– Делиться? С кем? Черт… то есть размножаться, да? Прямо здесь?

– Она предпочитает делать это на уроках. Говорит, тут удобнее.

Тем временем от бактерии начали отделяться комки слизи, в которых угадывались очертания будущих взрослых особей. Шар подкатился поближе, разинул рот и принялся их поедать.

– Снорри! Что вы делаете? Прекратите немедленно! – закричал я. На моих глазах совершалось жуткое убийство инопланетян.

– Фто не так? – спросил шар с набитым ртом. – Снорри вкушно. Голоден и немного жрать. Против? Снорри завтрак нет потом да потом нет.

– Учитель Михаил переживать совсем вряд ли, – успокоил меня альдебарранец. – Дети еда. Много детей много еда. Пробовать-угощаться.

Он приоткрыл в своем гробоскафандре небольшое отверстие и стал всасывать в него новорожденных бактерий. Те отчаянно пищали и пытались уцепиться за мебель. Я снял с себя рубашку, встал на колени и принялся собирать в нее малышей. Центаврианка и цефеанин наблюдали за мной с любопытством.

– Михаил, что вы делаете? – поинтересовалась центаврианка.

– Не видите? Спасаю бактерий!

– А вы, надеюсь, в курсе, что они для вас ядовиты?

Я отшвырнул рубашку с бактериями подальше.

– Кроме того, по Уложению Проксимы-3 все рожденные вне родной планеты бактерии подлежат немедленному уничтожению как бракованные. Так что дайте ребятам спокойно поесть.

Ко мне подкатился шар, заглянул в глаза и проскулил:

– Половой размножений пожалуйста. Очень надо. Снорри сейчас. Потом неможно.

– Нет, – твердо сказал я. – У нас… у нас время кончилось. Всем спасибо, увидимся завтра.

И я стремительно выбежал из класса, оставив инопланетян в недоумении. В учительской меня встретили аплодисментами.

– Мы наблюдали за тобой по трем камерам! – сказала красавица Мелани. – Ты был просто великолепен. Особенно когда снял рубашку.

Я густо покраснел. Позор-то какой! Стыдобища! Под рубашкой у меня была дедовская майка-алкоголичка, талисман на удачу. Я надевал ее на все важные мероприятия, и обычно мне везло. Но не сегодня, не сегодня.

– А лихо ты им задвинул про сердце! – похвалил завуч, Клеман Леклер. – Вот она, истинно землянская находчивость.

– Да-да! – хором грянули остальные. – Молодец!

Благодаря, кланяясь и пожимая руки я планомерно пятился к двери. Через пару мгновений я оказался в коридоре и рванул в сторону каюты. Мне хотелось провалиться сквозь пол и очутиться в открытом космосе. А еще лучше вернуться домой. Я готов на любую работу – хоть вибровилки мыть в придорожном кафе, лишь бы подальше отсюда. Я резким движением развернул экран и стал набирать текст заявления об увольнении по собственному желанию.

С каждой минутой моя решимость падала. Уволюсь, и дальше что? Родители затерроризируют, Катя окончательно отморозится. Денег нет, работы нет, моральный дух на нуле. Нет, надо попробовать продержаться хотя бы еще один денек. Может, втянусь?

Я решил вернуться в учительскую. Сделаю вид, что не сбежал, а просто пошел за глобусом. Он украсит мой личный стол и будет напоминать о светлых днях, проведенных на родине. Можно и на урок взять в качестве наглядного пособия. Схватив глобус, я вышел в коридор и похолодел от ужаса. Шар с Бетельгейзе, непринужденно катаясь туда-сюда, поджидал меня у лифта.

– Что вы тут делаете, Снорри? – спросил я как можно любезнее. – Заблудились?

Но шар проигнорировал мой вопрос. Внезапно из него полезли тонкие щупальца. Они обвились вокруг глобуса и потянули его к себе.

– Это мое! – пропыхтел я, пытаясь вырвать собственность из лап инопланетянина.

– Размножений! – шипел тот. – Мой размножений. Дать. Снорриии!

– Пустите, это просто глобус.

– Глобус размножений! Давать сейчас и навсегда. Подарок. Любовь сильный. Нуждаться. Мечта каждый Бетельгейзе.

– Мне он тоже нравится, – не сдавался я. – Уберите щупальца! Я спешу.

– Тогда продать, – деловито сказал Снорри. – Два ноль ноль ноль ноль кредит. Доволен и счастлив?

И тут я реально стал доволен и счастлив. Двадцать тысяч кредитов за какой-то старый, облезлый глобус? Да не вопрос!

Снорри щелкнул в воздухе щупальцем, и пульсопланшет завибрировал. Пришло сообщение из банка о зачислении на мой счет внушительной суммы. Я вручил глобус Снорри, и тот, высоко подпрыгивая, скрылся с ним в лифте.

Я махнул ему вслед и вернулся в свою каюту. Развернул рабочие окна, тут же отправил заявление на увольнение профессору Виноградову. Потом сел и написал письмо соседу Аркаше: «Есть тема. Помнишь, ты мне подарил глобус на день рождения? Сможешь достать таких еще? Жду ответа. Скоро прилечу домой».

Кажется, скоро я заживу как человек. Ждите меня, благодарные шары с Бетельгейзе! Я приеду к вам с глобусами. Доступные цены. Гарантия качества. В кредит и в рассрочку. Без наценок, от производителя. Оптом – дешевле.