ЧУВСТВО МЕРЫ

Тэйси вынырнул из не особенно глубокого дневного сна от того, что за дверью каюты раздавались громкие голоса. В принципе, что бы там ни случилось, его это не касалось – право на свой дневной отдых он вытребовал и теперь это право свято соблюдал. Если бы возникла серьезная нештатная ситуация или, не дай Бог, произошла авария – шуму было бы гораздо больше: уж он-то знал своих начальничков-ученых.

Вообще Тэйси был жизнерадостным и любопытным парнем. Когда вам всего двадцать лет и побеги романтики еще не зачахли, пожелтев, в вашей душе под гнетом мещанской рутины, то каждый новый полет в космос воспринимается как обещание приключений, даже если уже имеющийся (пусть и не большой) опыт и говорит, что особых чудес ждать не стоит. По крайней мере, с тем статусом, что у него сейчас.

Тэйси уже дважды проваливался на вступительных экзаменах в Космическую академию, но особо не расстраивался и был твердо настроен подавать документы снова. Это ведь как в медвуз – больше шансов поступить у тех, кто имеет хоть какой-нибудь опыт работы в медицине. Поэтому в вынужденных промежутках между экзаменами Тэйси и набирал этот опыт, нанимаясь на работу в краткосрочные космические экспедиции. Ну а какую работу могли предложить парню без соответствующего образования и особых умений? Естественно, только неквалифицированную. А единственной неквалифицированной работой в космосе была работа – правильно, уборщика.

Все фантазии про пылевсасывающие полы и моющих черепашек-роботов оказались ерундой: сложно, дорого и не особенно надежно. Человек с тряпкой был гораздо универсальнее и обходился дешевле, а недостатка в добровольцах – молодых, неопытных, а потому, зависимых (на которых, в случае чего, и накричать можно) – не наблюдалось никогда.

Из-за двери опять раздался визгливый, на высоких нотах, голос Миллы. В экипаже она замещала должность врача, но лишь потому, что прошла когда-то курсы психологов. В остальном ее познания в медицине были не больше – но и не меньше – чем у остальных членов экипажа (не считая Тэйси): все они были биологами, причем учеными, причем с немалым академическим и научным опытом. В данный момент они возвращались из командировки на очередную планету, где очередные колонисты собрали очередные образцы местной флоры – для изучения на Земле. Группа, к которой временно принадлежал Тэйси, фауной не интересовалась. И к счастью – поскольку львиной долей работы Тэйси в этом полете был именно уход за их многочисленными (в основном, стеклянными) ящиками с бесценными живыми образцами. Уход этот оказался для Тэйси не только трудоемкой, но и муторной задачей, поскольку разные виды растений требовали весьма разного ухода, а чтение нудных инструкций, прикрепленных к каждому ящику, вызывало у молодого человека такую тоску, что он временами решался их игнорировать, а это, в свою очередь, порой вызывало весьма резкую реакцию его ученых начальников. Тэйси вздохнул. Если говорить совсем честно, то к концу полета возня со швабрами, губками, ящиками и шлангами ему просто осточертела.

Высокому голосу Миллы вторил тоже звонкий, но помоложе и поприятнее, голосок Барбары – нынешнего навигатора, затем добавилась мелодичная речь Галии, исполняющей в этом полете обязанности инженера-техника. Честно говоря, все эти назначения были сплошной формальностью – челнок управлялся автопилотом, для полета ему нужны были лишь данные, вводимые капитаном в начале пути: трасса была давно и хорошо освоенной. Хотя, естественно, ручное управление и перехват командования людьми был предусмотрен в случае возникновения чрезвычайных ситуаций. Которые практически никогда не случались, почти с сожалением вздохнул про себя Тэйси.

Хору трех женских голосов что-то ответил глуховатый басок капитана – единственного (опять же, не считая уборщика) мужчины и, соответственно, начальника экспедиции. Значит, понял Тэйси, все четверо собрались в коридоре. Что же у них случилось? О чем они говорят парень через дверь разобрать не мог, но услышал, что взволнованный гомон стал удаляться в сторону кают-кампании.

Движимый любопытством, Тэйси сполз с полки, на которой валялся прямо в комбинезоне, и тоже направился в кают-кампанию.

Все четверо ученых столпились возле обзорного иллюминатора, занимающего почти всю внешнюю стену кают-кампании. Они дружно обернулись на тихий шелест шагов Тэйси, и он с удивлением увидел на всех четверых огромные светоотражающие очки, закрывавшие пол-лица.

– Ты что... – пискнула медичка Милла, но Тэйси, не слушая ее, ловко просочился к иллюминатору, спеша поглядеть, на что такое интересное они все уставились.

– Закрой глаза! – рявкнул капитан.

Но Тэйси и не подумал внять приказу. Припав к толстому бронированному стеклу, он с восторженным изумлением взирал на существо, реющее по другую сторону иллюминатора – прямо в открытом космосе. Глаза парня едва не вылезли из орбит, а челюсть поехала вниз.

– Фиолетовая корова! – в полном восторге прошептал он.

За стеклом, интенсивно махая прозрачными парусоподобными крыльями, парило создание, и впрямь напоминающее корову: благородное дородное тело, стройные ноги с грациозными копытами, изящный веревочный хвост с пушистой мочальной кисточкой, гордо вытянутая шея и крупная рогатая голова с огромными интеллигентными глазами.

– Ущипните меня, – в экстазе простонал Тэйси.

Космическая корова плавным брассом подплыла ближе и зависла на уровне лица Тэйси. На бледном фоне, создаваемом рассеянным светом ближайшей желто-розовой звезды, ее четкий силуэт казался произведением искуснейшего графика. Сзади кто-то тихонько охнул. Корова склонила голову набок и кокетливо похлопала длинными ресницами. Тэйси расплылся в восхищенной улыбке, почти распластавшись по стеклу. Польщенная корова горделиво вскинула голову, и на кончиках рогов алмазными искрами вспыхнули огоньки отраженных звезд.

– Ужас! – проблеяла сзади медичка Милла.

Корова, будто услышав, оскорбленно дернулась и, взмахнув крыльями, словно бы встала на дыбы. Наклонила голову, словно собираясь боднуть кого-то, и, на миг замерев, вдруг сверкнула глазами, уставившись прямо в иллюминатор. Тэйси не успел зажмуриться – ослепительная фиолетовая вспышка полоснула по глазам. От внезапной боли брызнули слезы, все почернело, а когда он, наконец, проморгался, корова исчезла. По другую сторону стекла были видны только звезды, далекие и холодные.

Разочарованный и возмущенный, Тэйси резко повернулся, чтобы высказать этой истеричке Милле все свое негодование и застыл от ужаса. Посреди светлой, до боли знакомой кают-кампании стояли и смотрели на него четыре фиолетовые коровы. В больших защитных очках.

Тэйси всхлипнул и потерял сознание.

Сознание, к сожалению, вернулось слишком быстро. Тэйси ощутил под щекой прохладный ребристый пол кают-кампании, услышал тихие озабоченные голоса и рискнул на миллиметр приоткрыть веки. Прямо перед собой он узрел восемь пар ног – фиолетовых и с копытами, и немедленно захлопнул глаза снова.

– Форменное безобразие! – раздался недовольный бас капитана.

– Ох, как не вовремя он вылез из своей конуры, – запричитала Милла. – Скифии никогда не показываются больше, чем на три-четыре минуты, и его угораздило припереться именно в это время!

– Да уж, – вплелся мелодичный альт Галии. – Лучше бы наш контакт произошел без лишнего свидетеля. Ты же вроде должна была проследить за этим?

– Я не виновата, – поспешила оправдаться Милла, хотя голос у нее задрожал. – Я заглядывала, он спал!

Очень странно было лежать и слушать, как тебя обсуждают четыре коровы. Пардон, три коровы и один бык. Тэйси рискнул вновь приоткрыть глаза и сквозь узенькие щелочки убедился, что и в своем новом облике члены экипажа отличаются друг от друга. Нежно-сиреневая навигаторша Барбара смотрела на лежащего парня обеспокоенно, более крупная и темная, в больших пятнах психилогиня Милла – скорее с раздражением, техник Галия, насыщенного, густо-фиолетового цвета – с почти безмятежным спокойствием ученого, разглядывающего новый вид растений. Капитан, мощный бычара с темно-фиолетовой, почти до коричневатости, шкурой, буркнул:

– Ладно, и что с ним?

Три рогатые головы повернулись к четвертой – Милле. Медичка бросила неуверенный взгляд на Тэйси и пробормотала:

– Если я правильно помню, визуально-ментальный заряд скифии, м-м, нарушает альфа- и гамма-ритмы функционирования человеческого мозга. И, что еще хуже, повышает дельта- и тета-активность.

Тэйси ничего не понял из этой абракадабры, но ученые-биологи дружно и мрачно протянули:

– М-м-му.

После небольшой паузы раздался тоненький, почти испуганный голосок Барбары:

– И долго длится такое состояние?

– Надо уточнить по справочнику, – слегка нахмурилась медичка. – Но, насколько я помню, в стандартном случае – два-три дня. Потом человек постепенно приходит в норму.

– А, так, значит, у тебя есть справочник? – облегченно заметила Галия. – В таком случае, ты можешь точно узнать, что с ним делать.

– Ну, в принципе, – промямлила Милла. – Справочник краткий. Но я и так помню основное. В литературе этот случай приравнивается к легкому сотрясению мозга: похожи и симптомы, и принципы лечения. Тепло, покой, отсутствие потрясений. Витамины, наверное. Э-э, и никакой работы в это время, конечно.

– Это если предполагается, что пациента нужно излечить? – вкрадчиво уточнила Галия.

– Ну, да, – растерянно отозвалась Милла.

– Понятно.

Капитан раздраженно фыркнул.

– А он не может умереть… сам? – как бы между прочим поинтересовалась Галия.

В ее тоне Тэйси почудилась надежда.

– Не должен, – без особой уверенности ответила Милла. – Хотя кто его знает. Во всяком случае, я бы не стала пускать дело на самотек.

Тэйси лежал ни жив, ни мертв.

– Вы действительно считаете, что то, что он видел будет иметь фатальные последствия? – дрожащим голоском спросила Барбара. – Я имею в виду… он ведь пришел почти к самому концу.

– Да кто ж тут может дать какие гарантии? – проворчал капитан. – Но не хотелось бы брать грех на душу. Мало ли что.

– И к тому же, похоже, отныне нам придется самим возиться со швабрами, – неприязненно заключила Милла.

– Так, ладно, – капитан принял решение. – Сейчас ничего предпринимать не будем, понаблюдаем несколько дней, а там видно будет. Надо отнести его в каюту. Пошли за носилками.

Так и не посмевший показать, что он уже пришел в себя, Тэйси от волнения не понял, как они загружали, а потом сгружали его с носилок – рогами, копытами? Да сейчас ему это было и не важно. Он боялся, что, переложив его на полку, они начнут что-нибудь с ним делать, но они ушли. Оставшись в одиночестве, он наконец открыл глаза, сел, весь дрожа, на своей полке и прошептал трясущимися губами:

– Батюшки, и во что же это я вляпался?

Тэйси обхватил голову дрожащими руками и попытался заставить себя мыслить разумно. Надо было поскорее понять, что происходит и что делать.

– Кажется, я начал им мешать, – еле слышно пробормотал он. Мысли вслух не то чтобы успокаивали, но как-то лучше структурировались и меньше скакали, поэтому он продолжил говорить. – Они решили, что я видел что-то, не предназначавшееся для моих глаз. Что, интересно? Ничего я не видел! Видел летающую в космосе корову, а потом вдруг весь экипаж тоже превратился в коров. Весь? А я-то?

Тэйси с внезапным подозрением оглядел свое тело. Нет, он совершенно точно остался человеком. А что же произошло с биологами?

– Откуда мне знать? – возмутился он собственному вопросу. – Не об этом сейчас надо думать, а о том, как себя обезопасить.

Потому что, похоже, новоявленное стадо сочло его угрозой для себя. И что они теперь предпримут? Стараясь побороть подступавшую панику, Тэйси вскочил и забегал по каюте. Забег оказался очень коротким – в крохотной каюте бегать можно было только вдоль спальной полки: два шага туда и два обратно. Голова закружилась, он плюхнулся обратно на полку.

– Капитан сказал, что пока они со мной делать ничего не будут, понаблюдают, – подбодрил он сам себя. – Интересно, сколько продлится это «пока»? И как мне вести себя, чтобы они успокоились и поняли, что я ничего не видел, ничего не знаю и никому ничего не скажу?

Тэйси нервно хихикнул. Раздался стук в дверь. Тэйси подпрыгнул. Дверь отъехала в сторону и в проем заглянула нежно-сиреневая морда – Барбара.

– Тэйси, пойдем ужинать, – произнесла она обманчиво ласковым голосом, глядя на него добрыми – чересчур добрыми! – фиолетовыми глазами.

– Я не голоден, – пискнул Тэйси, отодвигаясь к дальнему краю полки.

Барбара недоверчиво взглянула на него и шагнула в каюту. Тэйси вжался спиной в стену, мечтая лишь о том, чтобы провалиться сквозь нее, но стена держалась прочно.

– Да что ты? – фальшиво удивилась Барбара. – А я вот страшно хочу есть.

Боже, мелькнуло в голове уборщика, уж не плотоядны ли они?

Сиреневая корова сделала еще шажок, приближаясь к парню. Тэйси вытянул вперед дрожащие руки и тихонько заскулил от ужаса. Это словно бы отрезвило Барбару. Она остановилась, посмотрела на парня внимательным, не слишком добрым взглядом и тряхнула рогатой головой.

– Ну ладно. Проголодаешься – сам придешь.

Слова прозвучали зловещим предсказанием. После чего сиреневая корова резко развернулась и покинула каюту уборщика.

Он утер красное вспотевшее лицо. Уф-ф, первая атака отбита. А сколько их будет еще? До Земли оставалось три недели полета.

Тэйси обдумал и забраковал мысль забаррикадироваться в каюте. Во-первых, у капитана, безусловно, имелся декодер любого электронного замка на корабле, а во-вторых, в крошечном жилом пространстве просто не было подходящих для баррикады материалов. К тому же, ему ведь и самому надо будет выходить – поесть, к примеру. Желудок уже давно возмущенно ворочался и тыкал хозяина изнутри острыми кулаками.

После долгих размышлений Тэйси выбрал иную тактику для спасения. Если понадобится, он будет прятаться от ученого стада в тех уголках корабля, которые они не посещают или посещают редко, или не могут посетить сейчас из-за возросших габаритов. Правда, уголков таких на маленьком космическом кораблике было раз-два и обчелся, но ничего лучшего Тэйси все равно придумать не мог.

На первую ночную вылазку он отважился выйти, уже окончательно издергавшись. Тело сотрясала крупная дрожь, уши, казалось, сами поворачивались во всех возможных направлениях, улавливая малейшие шорохи. На негнущихся ногах он прокрался в камбуз, тихий шелест двери отозвался в ушах небесным громом. Из соображений конспирации Тэйси не хотел зажигать свет, но, наткнувшись на острый угол металлического стола, едва не взвыл и решил включить хотя бы слабенький дежурный фонарик, вшитый в рукав комбинезона. Тусклая искорка света, на удивление, помогла: он, по крайней мере, смог убедиться, что в тесном пространстве камбуза никакого крупного рогатого скота не наблюдается.

Он подскочил к большому встроенному холодильнику и распахнул дверцу. В нос ударил невыносимо мерзкий запах. Господи, что эти скоты умудрились сюда запихать? На решетке стояла не закрытая миска с субстанцией, напоминающей плохо перемолотый фарш, сдобренный наиболее вонючей приправой из одного из многочисленных кулинарных тюбиков корабля. Причем специя добавлена в количестве, достаточном для сдабривания, минимум, ванны еды. Субстанция, кроме того, расплескалась по внутренним стенкам холодильника – видимо, когда миску неаккуратно запихивали внутрь. Пейзаж напоминал картину сюрреалиста, написанную, э-э, ну, понятно чем. И пах соответствующе. И это всего после одного ужина, приготовленного не руками Тэйси! Зажав нос, он плотно прикрыл крышкой вонючее месиво. Есть его, несмотря на голод, ни малейшего желания не возникло.

Он пошарил в нижних отделениях, нашел гору почти свежих салатных листьев. Ну да, еда для жвачных животных. К тому же, пропитавшаяся запахом фарша. В Тэйси она тоже энтузиазма не вызвала, хотя желудок уже бесновался. На боковой дверце он заметил большую, слегка помятую грушу и чуть не сошел с ума от радости. Схватил и тут же выронил ее от волнения. «Ага, пришли Альцгеймер с Паркинсоном и долго руку мне трясли». Тэйси нашарил на полу уже сильно помятую грушу и немедленно сунул ее в рот. Сладкий сок, пованивающий давешней специей, потек по рукам и подбородку, но Тэйси не обратил на это внимания. К огромному его разочарованию, больше никакой человеческой еды в холодильнике не оказалось.

– Что там за шум? – раздался недовольный голос.

Тэйси, как перепуганный заяц, прыгнул в сторону, опять налетел на стол, взмахнул руками, выронив недоеденную грушу, заметался по пятиметровому камбузу и, в безумной попытке скрыться на сплошь просматриваемом пространстве, забился под этот самый стол. Сердце колотилось как бешеное.

Цокот копыт раздался возле самой двери камбуза, Тэйси зажмурился. Дверь отъехала в сторону. На пороге возник коричнево-фиолетовый бык и сразу пристально уставился на скорчившегося под ничем не прикрытым столом уборщика.

– Ты что там забыл? – проревел бык.

– Теорему Ферма, – не задумываясь, ляпнул Тэйси.

Слово «забыл» непостижимо и моментально родило в нем цепочку ассоциаций: в последний раз он провалился в Академию именно потому, что в самый ответственный момент забыл теорему Ферма.

Бык нахмурился.

– Издеваешься? – грозно поинтересовался он.

– Что вы, что вы, правда-правда,– заблеял Тэйси, тщетно пытаясь спрятаться за тонкой металлической ножкой. Не преуспел и, чтобы отвлечь быка, заискивающе добавил: – А вы, э-э, сюда заглянули тоже перекусить? Проголодались?

– Перекусить? М-му, пожалуй, – зловещим тоном протянул бык и сделал широкий шаг.

Тэйси стукнулся лбом об ножку. Вот идиот, сам подсказал! И ведь видел же тот фарш: эти твари явно едят мясо. Возможно, даже сырое. Тэйси затрясло.

– Впрочем, – капитан остановился. – В такое время есть не полезно. Раскоровею еще.

Он задумчиво поглядел на сжавшегося в комок, обляпанного сладким соком уборщика, сидевшего под столом с самым безумным видом и, вздохнув, спросил:

– Тебе там удобно?

– Очень! – вскричал Тэйси.

– Может, вылезешь?

– Еще че… еще часочек посижу. Э-э, поразмышляю. Может, вспомню таки теорему.

Бык посмотрел на парня очень странным взглядом, потом пожал плечами:

– Ну, ладно. Подождем пока.

С этими словами бык удалился, громко топая копытами. Вспотевший Тэйси выполз из-под стола, тревожно кося глазами на дверной проем. Отлетевшая груша попала под ногу, он поскользнулся и грохнулся, задев головой край стола. С трудом сел, ошалело озираясь, потом ощупал голову. Вроде бы ничего страшного – содрал лоскут кожи на лбу и, возможно, еще синяк вскочит. Ерунда, главное – жив остался!

Тэйси вскочил и, игнорируя холодильник, бросился к массивным кухонным шкафам. Поскольку в подобных экспедициях должность уборщика всегда плавно перетекает в должность обслуживающего персонала широкого профиля, в том числе, и кухарки, то Тэйси лучше всех на корабле знал, где хранятся запасы продовольствия. Просто хотелось обойтись без тюбиков и баночек, но, видно, не судьба. Он лихорадочно распахнул дверцы и стал без разбора сгребать все с ближайшей полки себе за пазуху. Хорошо, что резинка на поясе комбинезона была достаточно тугой, иначе многочисленные банки просто провалились бы сквозь штаны, да еще, не дай Бог, поранили какие-нибудь жизненно важные части тела. Чутко прислушиваясь к звукам в глубине корабля, очень довольный собой Тэйси покинул камбуз, унося добычу, которой ему должно было хватить надолго. Раздувшаяся грудь выпирала острыми краями во все стороны, жестяные банки торжествующе позвякивали друг об друга.

– Что-то он совсем никакой, – тихонько сказала Барбара столпившимся рядом членам экипажа, озабоченно глядя вслед шустро ковыляющему по коридору Тэйси.

– Да уж, впечатление, что он немного того, – шепотом согласилась Галия. – Как вы думаете, может, он умом тронулся? Уж больно странно себя ведет.

– А когда он себя разумно вел? – проворчал капитан. – Всегда был недоумком.

– Ну, не настолько же.

– А откуда у него кровь на лице? Вы что, решили его нейтрализовать, капитан? – невинным голосом поинтересовалась Галия.

– Ага, как же, – буркнул тот в ответ. – Забодать пытался.

– Даже жалко его, – прошептала Барбара.

– Себя лучше пожалей, – скептически фыркнула Милла.

– А что такое?

– А ты не подумала, что он может начать проявлять агрессию?

– Разве такое возможно? – испуганно спросила нежная Барбара.

– Всякие отклонения случаются, – пожала плечами медичка.

– Думаю, через пару дней мы поймем, насколько он опасен для нас, – резюмировал капитан. – А пока будем вести себя поосторожнее.

В своей каюте торжествующий Тэйси вывалил добычу на пол и, не сдержавшись, вскрыл сразу две банки консервов. Вилку на кухне он захватить не догадался, поэтому, не особо смущаясь, начал есть прямо руками, залезая поочередно то в одну, то в другую банку. Запихивая куски в рот, он блаженно щурился. Благодарный желудок пел дифирамбы.

Насытившись и немного придя в себя, Тэйси взглянул, что же такое он ел. Надпись на этикетке теперь уже пустой банки гласила: «Говядина тушеная».

– Послушай, Галия, может ты сама вымоешь стекло у своей волосатой псевдогерани? Она уже в третий раз меня ужалила! – возмущенно заявила Милла.

– Я готовлю обед, – безмятежно отозвалась Галия.

– Если такой же как в прошлый раз, то лучше возьмись за тряпку.

– Кому не нравится, может попробовать приготовить сам, – в тоне техника прорезалось раздражение. – И вообще, я не нанималась кашеварить. Я ученый!

– Велика важность! Мы тут все ученые. Ты же еще и женщина, разве не так? – ехидно возразила медичка.

– Так, – железным тоном заявила Галия. – Ты вроде бы тоже женщина. Вот тебе поварешка, а вот – поваренная книга. Вперед!

– Да легко!

После обеда, который прошел в молчании (у всех хватило ума воздержаться от комментариев по поводу качества пищи), капитан хмуро осмотрел свой немногочисленный экипаж и остановил взор на медике.

– Милла, скажи на милость, когда наш повар и уборщик придет в норму? Никогда бы не поверил, что я это скажу, но последние дни убедили меня в его, хм, небесполезности. Корабль просто запаршивел за это время, не говоря уже о… – капитан смолк, покосившись на остатки еды. – Ты же говорила: два-три дня. Что с ним вообще творится?

Толкового ответа у эрзац-врача не было. Тэйси вел себя странно. Он практически не выходил из своей каюты, благо гигиенический блок при ней имелся, и в припасах недостатка тоже не было. На попытки зайти к нему поинтересоваться самочувствием он реагировал нервно и настороженно, разговаривал с явной неохотой и норовил если не спрятаться от вошедшего (некуда), то хотя бы максимально отодвинуться. Чем он занимался целыми днями, ученые не имели понятия. Их сильно возросшие из-за его отсутствия обязанности и, мягко говоря, негостеприимность молодого человека, да еще вкупе с подозрительностью, прогрессирующей с обеих сторон, не стимулировали экипаж к частым визитам в логово уборщика. Три дня, обещанных справочником, прошли, а поведение парня по-прежнему было далеким от нормального.

– Может, у него какое-то осложнение, – промямлила Милла. – Наверное, ему просто надо больше времени, чем обычно. И потом, кое-что у него в мозгу, кажется, восстанавливается. Он, вроде, уже перестал прятаться по чуланам и пытаться вскрыть спасательные капсулы.

– Если его восстановление будет продолжаться теми же темпами, то мы привезем на Землю абсолютного психа, – проворчал капитан и, подумав, добавил, – даже, скорее, пятерых психов.

– Это точно, – поддержала его Галия. – Вчера выхожу из лаборатории, а он выскакивает мне навстречу из камбуза. Вид совершенно дикий: глаза выпучены, щеки горят, ноздри раздуваются. Из кармана восемь вилок торчит, а в руках – огромный тесак для разделки мяса. Я как дунула от него, звуковой барьер преодолела!

– А я-то голову ломаю, куда все вилки делись! – хлопнул себя по лбу капитан.

– Да Бог с ними, с вилками! – нетерпеливо вмешалась Милла. – А вот зачем, скажите на милость, он весь запас туалетной бумаги к себе в конуру перетащил? Что он с ней делать-то будет?

– Подтираться, очевидно, – ответил капитан.

– Там же четыре ящика!

– Ну, сколько он жрет… Вы заметили, что из кухонного шкафа половина консервов пропала? Надо ж ему что-то делать целыми днями.

– Ага, а мы теперь пальцем подтирайся? – возмутилась Милла.

– А ты теперь так? – невинным голосом поинтересовалась Галия.

– А ты как? – огрызнулась медичка.

– В общем, так, – прекратил пререкания капитан. – Если это безобразие будет продолжаться, я точно превращусь в быка, как этот умалишенный меня и называет. И так уже ощущаю в себе деградацию человеческого начала. Милла, попробуй ему успокоительного, что ли, подсунуть, раз уж не знаешь, как это лечится.

На другой день Милла сообщила коллегам, что введенное пациенту успокоительное дало странный эффект: он весь день сидит на спальной полке и грызет ногти. На ногах.

Еще через три дня команда отметила определенный прогресс в поведении Тэйси.

– Представляете, я заглянула к нему сегодня утром, а он предложил мне… сена! – пожаловалась Барбара.

– Заигрывает, – хихикнула Галия.

– И еще назвал меня сиреневой рогатушкой.

– Точно заигрывает, – поставила диагноз Милла. – А смотрел при этом как, ласково?

Трепетная Барбара на секунду задумалась.

– Странно, – сказала она наконец. – Хитро.

– Ну а ты что? – поинтересовалась прагматичная Галия.

– А что я? Ушла. Не сено же мне жевать!

– М-да, – крякнул капитан. – Ты это… не поощряй его.

Барбара ответила возмущенным взглядом.

– А знаете, – задумчиво произнесла Галия. – Мне кажется, он как-то изменился.

– Потолстел, – проворчал капитан.

– Да нет, он стал как-то спокойнее, что ли. Я вот только сейчас отметила, что уже дня два не вздрагиваю от каждой тени. А почему? А потому, что Тэйси перестал шарахаться по кораблю и выскакивать из всех возможных щелей.

– Да он в них от нас же прятался, – заступилась за парня Барбара.

– Ага, а сейчас перестал. Почему, интересно?

– А ведь и правда, – с некоторым удивлением согласилась Милла. – Он стал менее пугливым и, я бы даже сказала, более… наглым.

– С чего ты это взяла?

– Да я тут… – замялась было Милла, но под вопросительными взглядами коллег все же продолжила. – Я зашла к нему…

– Зачем? – немедленно поинтересовалась Галия.

– За туалетной бумагой, – покраснев, ответила Милла. – Хотела попросить несколько рулонов.

Капитан подозрительно хрюкнул и закашлялся.

– Для всех нас, – с вызовом заявила медичка. – А он, нахал, мало того, что не вернул общественное имущество, так еще и обозвал меня коровой!

– Да ну? Прямо так и сказал?

– Да! Выразился в том роде, что, мол, если вам надо, госпожа корова, то сами залезьте и возьмите.

– Куда залезьте? – с трудом сохраняя серьезность, спросила Галия. – К нему в ..?

– Нет, – отрезала Милла. – Она у него на стеллаже над спальной полкой хранится. Он эти рулоны так художественно разложил, прямо панно. До самого потолка.

Капитан взглядом призвал развеселившуюся Галию к порядку и спросил деловым тоном:

– Значит, спрятаться от тебя, как раньше, он не пытался? Убежать?

– Нет.

– Действительно странно.

– Почему это странно, что мужчина не пытается немедленно убежать при виде меня? – оскорблено вскинулась Милла.

– Да я не в этом смысле! – торопливо замахал руками капитан. – Он от всех от нас пытался прятаться, в своем-то умственном затмении. А ты у нас просто замечательная, практически человек без недостатков. Правда, девочки? – грозно взглянул он на двух других женщин.

«Девочки» с не совсем искренним энтузиазмом поддержали капитана. Милла слегка успокоилась.

– Знаете, – неуверенно произнесла Барбара. – У меня возникла мысль…

Милла с Галией, пыхтя, тащили большой стеклянный ящик с колонийским «кактусом». После того, как Тэйси перестал за ним ухаживать, сдувая пыль и регулярно подкармливая витаминизированным раствором, «кактус» резко пошел в рост и теперь уже просто не помещался на столе в лаборатории. Поэтому было решено перенести его в кают-кампанию и поставить где-нибудь в углу прямо на пол.

– Подожди, – простонала Галия. – Давай отдохнем минутку. До чего ж тяжелый, зараза!

– Передохнем, – с готовностью согласилась напарница.

Они поставили ящик на пол, прямо напротив двери в каюту Тэйси, и тяжело привалились к стенке.

– Милла, – отдуваясь, спросила Галия, кивнув на каюту уборщика, – а что ты, как врач, думаешь о состоянии нашего помощника? Какие прогнозы?

– Эх, – громко вздохнула Милла и потеребила воротничок ноготком с облупившимся от грязной работы лаком. Работы этой в последнее время стало заметно больше. – Плохо дело.

– Да что ты? – с тревогой откликнулась Галия и почесала изогнутую бровь, давно не видевшую туши, хотя раньше Галия не позволяла себе без косметики даже из каюты выйти. – Ты нашла-таки полный справочник?

– Лучше, – мрачно отозвалась медичка. – Я разархивировала, наконец, свою библиотеку и обнаружила монографию известного профессора, посвященную как раз «скифийскому синдрому».

С другой стороны двери послышался тихий шорох. Милла покосилась на нее и заявила:

– Судя по проявляющимся симптомам, у нашего Тэйси редкое и очень опасное осложнение.

– О?

– Да, – подтвердила врач. – Обычно галлюцинации, вызванные ментальной атакой скифии, проходят через пару дней. Эти дни для пациента, конечно, не особенно приятны, ведь попавший под излучение скифийского взгляда человек некоторое время воспринимает окружающее, мягко говоря, неадекватно, путает реальность с фантазиями. Иногда это приводит к страшным последствиям. Потому что у некоторых бывают довольно страшненькие фантазии.

– Да уж, – поежилась техник.

– Но если, – зловещим тоном продолжила Милла, – в положенный срок они не исчезают, значит, сознание пациента оказалось слишком восприимчивым к полученному излучению и не справилось с его нейтрализацией.

– И что тогда? – замирающим от волнения голосом спросила Галия.

– Тогда болезнь переходит в следующую стадию. Симптомы ее проявляются резче и тяжелее.

– И какие это симптомы?

– Сначала возникает болевой синдром, где-то примерно через неделю после удара. По правде говоря, как раз сейчас у нашего Тэйси он и может проявиться. Начинают болеть почки, печень, желудок, поджелудочная, селезенка – в общем, внутренние органы. Причем, боль начинается внезапно и усиливается с каждой минутой.

За дверью раздался тихий стон. Женщины переглянулись, но по молчаливому согласию решили не входить.

– К счастью, – продолжила Милла, – этот период длится недолго. Ну, точнее, как – если пациент начинает принимать необходимые ему в этот момент препараты, то болевой синдром исчезает.

– А что за препараты?

– Ну, там довольно сложный химический коктейль, у нас на борту точно такого нет. Но, – Милла подняла вверх палец, – почти все необходимые микроэлементы, и даже практически в нужных пропорциях, содержатся в обычном шоколаде, представляешь?

– Но у нас ведь и шоколада нет, – с сомнением отозвалась Галия.

– У капитана есть. Он его прячет в своей тумбочке возле рабочего стола, – хихикнула Милла. – Я сама видела.

– Ах ты! – то ли возмущенно, то ли восхищенно отозвалась напарница.

– Правда, шоколад только снимает боли, а не вылечивает. Довольно скоро наступает следующая стадия.

– Боже мой, какая? Ты меня уже прямо напугала!

– Да и есть чего испугаться, – вздохнула медик. – У пациента начинает отказывать опорно-двигательный аппарат, он теряет возможность нормально ходить. Самое скверное, что при этом обостряется чувство тревожности, ему хочется двигаться, менять место.

– И как же они, бедняги?

– Ну, большинство, как описывает профессор, пытаются передвигаться на четвереньках. Жуткая, я думаю, картина. Представь себе: ползет такое несчастное, на карачках, его мотает…

– О-хо-хо, – сочувственно откликнулась техник.

– А на последней стадии, – торжественно возгласила Милла, округляя глаза, – совсем ужас.

– Какой? – с трепетом спросила Галия.

– Организму перестает хватать тех веществ, которые содержатся в шоколаде и он начинает искать новые элементы. Очень редкие, кстати.

– Господи, какие?

– Это я еще не дочитала. Монография-то объемная. Но я закончу, конечно, мне уже и самой интересно. Да и нужно, вообще-то, знать, чего ожидать. Судя по всему, у нашего Тэйси самый сложный вариант развития этой болезни, так что мы, боюсь, еще увидим проявления всех этих симптомов.

Они немножко помолчали. Потом Галия спросила дрогнувшим голосом:

– А вот если, ну, мы не найдем эти новые препараты, то что делать?

– Да что мы особо можем! – вздохнула Милла. – Надо довезти его в каком-то более-менее жизнеспособном состоянии до стационара, а там уж пусть специалисты пытаются его вылечить. Говорят, кстати, что иногда они творят настоящие чудеса, добиваясь практически полного исцеления.

– Хорошо, – бесцветно откликнулась Галия. – Но ведь его еще довезти надо. Мы-то как можем ему помочь?

– Ну, я там заглянула в самый конец книжки. Профессор пишет, что пациенту в этом состоянии надо обеспечить максимально комфортные условия.

– Это как? – подняла брови напарница.

– Да обычно. Постельный режим, причем, желательно на мягкой перине, побольше сладкого и никаких волнений.

– Со сладким у нас проблемы. Есть последний ящик сгущенки, который мы решили приберечь для последних дней полета – и все.

– Ну, что ж. В конце концов, для спасения жизни человека нам придется им пожертвовать.

Тяжкий вздох был ей ответом.

На протяжении всего следующего дня из каюты Тэйси неслись душераздирающие стоны и вздохи. Но от предлагаемого болеутоляющего парень наотрез отказывался, по-прежнему демонстрируя страх и подозрительность по отношению к экипажу. Его оставили в покое, хотя при каждом новом вскрике из каюты Тэйси капитан морщился. Ночью заунывные стоны затихли, хотя, может быть, ученые просто не слышали их из-за плотно закрытых дверей своих кают.

За завтраком капитан мрачно сообщил:

– У меня пропал весь шоколад.

Собравшиеся молча переглянулись.

На следующее утро экипаж ученых стал свидетелем душераздирающего зрелища: Тэйси выполз из своей каюты на четвереньках и, шатаясь и слепо тыкаясь по углам, начал торить путь по коридорам и служебным помещениям корабля. Биологи в страхе отшатывались, когда парень, в очередной раз перегородив путь, протягивал к ним дрожащую руку и что-то неразборчиво и тоскливо мычал. Когда он заполз в святая святых – лабораторию, и, присев в углу в позе справляющей нужду собаки, принялся оглашать помещение тоскливыми завываниями, нервы капитана не выдержали. Он приволок носилки, уложил на них слабо сопротивляющегося уборщика и с помощью самой мощной из женщин – Миллы – транспортировал его в каюту, где и запер снаружи командирским ключом.

– Каким он стал тяжелым, – вытирая со лба пот, сказал капитан, приваливаясь к двери каюты уборщика. – Что же дальше будет?

– Да уже практически ничего, – отдуваясь, отреагировала Милла. – Во всяком случае, таскать нам его уже больше точно не придется.

– То есть мы уложим его на мягкую перину и будем до самого прилета кормить сгущенкой? – безнадежно резюмировал капитан.

– Вообще-то период сгущенки, в смысле, режим максимального комфорта рекомендуется больным только после появления симптомов четвертой стадии. Пока что мы наблюдали три.

– И в чем она заключается? – безнадежно поинтересовался капитан.

– На этой стадии организм пациента становится очень чувствительным к химическому составу окружающих его вещей. Точнее, не вещей, а живых организмов. Растений, в частности.

– И что? – не понял капитан.

– Я дочитала монографию и, кстати, очень вовремя закончила химический анализ нашего «кактуса» – ну, того, который мы перетащили в кают-кампанию. И обнаружила, что именно в этом растении содержится тот очень редкий набор элементов, какой сейчас требуется больному.

– И?

– Полагаю, самое позднее, завтра обострившиеся органы восприятия Тэйси обнаружат источник необходимых ему веществ и он попытается получить их.

– Каким образом? – брови капитана влетели верх.

– Думаю, он попытается съесть «кактус».

– Но он же колючий! – воскликнул капитан после секундного замешательства. – И, возможно, ядовитый?

– Да нет. Горький только. А что колючий, так что с того? – пожала плечами медик. – Нашему уборщику он доставит настоящее наслаждение.

Кульминация разыгралась на следующий день в районе полудня. Утомленные после утренних работ ученые подтягивались на обед. Пройдя в кают-кампанию, биологи как по команде остановились, в изумлении уставившись на представшее их глазам зрелище. В углу, возле ящика с «кактусом», на корточках сидел раскрасневшийся Тэйси. В руке он держал отломанный отросток растения с огромными твердыми колючками. Рука кровоточила. В глазах у Тэйси стояли слезы, но лицо сияло от счастья. Увидев вошедший экипаж, Тэйси приветственным жестом вскинул руку с «кактусом», затем всхрапнул, сунул отросток в рот, откусил и начал жевать, смачно чавкая. Большая колючка расцарапала ему щеку, зеленый сок, смешиваясь со слюной, ручейком вытекал изо рта и повисал мутными каплями на подбородке. Тэйси широко улыбнулся.

– Немедленно выплюнь! – вскрикнула Барбара, бросаясь к парню.

Тот отвел за спину руку с «кактусом» и быстро-быстро замотал головой.

– Он ядовитый, дурачок, – совершенно спокойным тоном сказала Милла.

Тэйси остановился.

– Точно-точно, – подтвердила Милла, пристально глядя на него.

Тэйси вскочил и начал лихорадочно отплевываться. Зеленые ошметки полетели брызгами, заляпывая все вокруг. Барбара поспешно отскочила.

– Вот и хорошо, – одобрила Милла, рассматривая Тэйси с некоторой брезгливостью. – А то бы и отравиться мог.

– Но вы же говорили, что он не ядовитый! – все еще задыхаясь, пробормотал Тэйси.

– Му-у! – проревела Милла и приставила к голове два пальца, изображая рога.

Тэйси попятился, глядя на нее округлившимися глазами.

– Как же ты, друг ситный, понял, что я говорила? Ведь мы ж тут все коровы с быками, как ты утверждал. А?

– А? – Тэйси открыл рот, не в силах вымолвить ни слова.

Кольцо ученых угрожающе смыкалось вокруг него.

– И давно у тебя прошли галлюцинации? – холодно спросил капитан. – Через два дня?

– Через три, – прошептал Тэйси.

– А потом ты решил, что неплохо позабавишься, если будешь продолжать нас разыгрывать? – с угрозой в голосе процедил капитан.

– Нет, – Тэйси замотал головой, уставившись в пол. – Я просто так устал… Эти ваши растения! Их так много и они такие разные.

– Ну да, – ядовито заметила Галия. – «Весь день как проклятый сегодня сидел, не покладая рук»!

– Особенно в последнюю неделю, – возмущенно прошипела Милла. – Ел, спал, бумагой нашей подтирался!

– Перетрудился, значит? – обманчиво-ласково переспросил капитан. – А как же ты, позволь спросить, в Академии учиться собрался? А потом в космосе работать? Ты думал, мы на тебя всю работу сгрузили, а сами баклуши бьем?

Тэйси с несчастным видом покачал головой, не смея поднять глаза на биологов.

– Что-то мне подсказывает, что в Академии ему после случившегося не учиться, – едко произнесла Галия. – Думаю, мы должны позаботиться о том, чтобы в космос не проникали такие безответственные типы.

– Нет! – в отчаянии воскликнул Тэйси, вскинув на нее умоляющие глаза. – Пожалуйста! Пожалуйста, не сообщайте в приемную комиссию! Я… Я – дурак! Я исправлюсь! Больше никогда в жизни..!

Он разрыдался, захлебываясь и утирая сопли. Биологи молчали, разглядывая его со смешанными чувствами.

– Может быть, дадим ему шанс? – тоненько предложила Барбара. – Он, похоже, искренне раскаялся.

Тэйси истово закивал, глядя на нее с благодарностью. Капитал окинул парня задумчивым взглядом с головы до ног и медленно произнес:

– Ты зарвался. В принципе, твой план мог сработать. Если бы ты не перешел границу, мы, возможно, ничего и заподозрили бы. Решили бы, что у тебя и вправду редкое осложнение. Но тебя подвело чувство меры. Ты заигрался… Только вот щенку, играющему со взрослыми собаками, не следует их недооценивать. И, тем более, злить, – капитан секунду помолчал и вдруг рявкнул: – Ты должен понять – и запомнить! – что любую, даже небольшую, оплату надо заработать. Честно! Понял?

– Да, да!

– В таком случае, – капитан с явным усилием понизил голос, – с этого момента все твои выходные дни и часы послеобеденного отдыха отменяются. Начинай доказывать свое понимание.

К нему уже спешила Галия, держа в руках ведро и тряпку.

Тэйси схватил протягиваемое ему ведро как величайшую ценность и крепко прижал к сердцу. С пластмассового бока ему заговорщицки подмигивала фиолетовая корова.