Инопланетянин окинул пустым взглядом довольно приятные постройки Арбата, которые радовали бы глаза, приносили бы удовольствие одним своим видом, если бы не нелепые вывески: «Украинская книга», «Ювелирный магазин», «Самоцветы».

    «Зачем они это делают? Это же разрушает целостность улицы». – Инопланетянин присел на изгибистую деревянную скамью. – «И все-таки Жалость – враг очень коварный, мы бы его уважали, ежели бы он не казался пылинкой на фоне Вселенского равнодушия. Эта улица может стать великолепной, стоит домам относиться друг к другу чуть повнимательнее. Если дорожка подтянет и подравняет свою плитку, стряхнет с себя пыль, сделает усилие во имя совершенства, то будет приятнее по ней шагать. Вон тому деревцу необходимо расти немного правее, оно рушит гармонию. Вывески должны застесняться своих неинтересных красок и броситься прочь. Людям следует полностью переодеться, преимущественно в нежные, подпудренные цвета. Ткани мягкие, струящиеся водопадом у женщин. У мужчин строгий, но справедливый фасон. Выражение лиц – задумчивое, но не впадающее в меланхолию. Да, так будет гораздо лучше». – Инопланетянин потряс своей тростью и с уважением воззрился на проходящую мимо девушку, которая идеально соответствовала требованиям. Волосы завивать, конечно же, не просили, но все равно неплохо. Инопланетянин довольно закивал головой и уставился на нее так пристально, что ей ничего не оставалось делать, как заметить его. Подозвал к себе пальцем. Коллективный разум с разочарованием подметил, что ступает незнакомая землянка грубовато, на пяточку. Походка размашистая, совершенно не отрегулированная. «Ну что ж, люди созданы несовершенными. Сейчас наша задача указать, над чем стоит поработать».

    – Здравствуйте. – Наклонив голову, поприветствовал ее инопланетянин.

    – Добро пожаловать! – Отозвалась незнакомка и подмигнула, теребя прядь волос. Путешественник поджал губы. «Секундочку… нас уже обнаружили? Почему «добро пожаловать?» – не понял Коллективный Разум. «Не можем получить доступа к ее данным».

    – Как ваше имя?

    – Полина.

    – Полина, прошу прощения, но у вас есть недостаток. Просто отвратительная походка. Следует ее исправить.

    – А, я вечно что-то делаю не так. Это моя привилегия. Если честно, – в серых глазах вспыхнуло любопытство, – я ужасно не люблю замечания. – Полина опустилась на скамью. Инопланетянин задумался. У него были угловатые черты лица, в глазах металось нечто неопределенное, но металось активно, из одного уголка радужки в другой. Присмотревшись, Полина предположила, что в глазах собеседника червь-паразит. – Надеюсь, это не прозвучало грубо. Просто… понимаете, вы так сделали замечание, как будто я кому-то что-то должна, а это не так. Как хочу, так и хожу!

    Инопланетный гость нахмурился, понимая, что в жизнь землян вмешиваться запрещено. Легкое замечание сделать можно, но объяснять, почему Полина просто обязана поменять свою походку – уже перебор. Однако они добропорядочные представители своего вида, их задача в том числе предоставлять информацию, с которой приходит и настоящий выбор. Взвесив все за и против, Коллективный разум принял решение.

    – Мы можем вам рассказать, по какой причине сделали замечание. Выводы и выбор сделайте впоследствии сами, разумеется. Раз вы считаете, что вы никому не должны, то мы предполагаем, что вы воспринимаете картину Вселенной совершенно неправильно.

    Девушка устроилась поудобнее и приготовилась слушать, со снисхождением подперев голову кулаком. Ее поза и взгляд говорили об одном: «Ну и? Чем ты можешь меня удивить?»

    – Наша позиция основана на том, что человек существует в мире, который куда важнее его желаний, мечтаний и запретов. Человек тем отличается от животного, что он погружен в величие Вселенной и ее многообразие, он хочет знать свою настоящую мать, не биологическую. Например, вы это выражаете по-своему. Чувственные, с высоким уровнем восприятия, вы зачастую вовсе не удерживаете в себе желания большего, молитесь, падаете на колени и целуете землю. Подолгу вникаете в шелест листьев, вглядываетесь вдаль с высоких гор, пытаетесь увидеть в разложившихся просторах мысль, первоначальную, которая объединяет в себе снежные шапки, далекий гул водопадов, корчащихся и расползающихся деревьев, возгласы живых существ… Пусть это и очень глупо. Понимаете?

– Не-а. Чушь! – Скорчилась она.

– Некоторые действуют совершенно в другом направлении, но тоже в верном: они прислушиваются к своей внутренней Вечности, абстрагируясь от наружного. – Невозмутимо продолжил инопланетный гость. – Вот мы, например, давным-давно преодолели в себе слабости через общую систему. Мы теперь больше, чем просто люди. Наши младенцы отличаются от ваших мгновенно полученной мудростью. А знаете, что главное? Целостность. Объединение. Общая картина, сочетание оттенков, звуков, запахов, шероховатых поверхностей стен, о которые мы с удовольствием ныне запачкали пальцы. Мы обнаружили законы Совершенной картины. Понимаете, вы вышли на Арбат, на улицу, рожденную вами и породившую часть теперешнего облика Вселенной. Впрочем, это все изыски речи, которые нам интересно употреблять в ознакомительных целях. Арбат – улица, на которой стоят величественные здания, каждый ее камешек, каждый бугорок занимает почетный пьедестал. Но вы не стремитесь приукрасить и дополнить собой виды, вы, наоборот, только все портите. Будь мы столь же примитивны, то разрыдались бы на этой самой скамье. Посмотрите, во что каждый из вас одет! Вы не видите других, не хотите с ними сочетаться, не хотите быть близкими к узорам окон, к игривости линий. Каждый из вас будто совершенно не принадлежит гармонии; картина, благодаря вашей орущей одежде, будто бы разбилась на тысячи осколков, в которых шаркают кислотно-желтые кроссовки, топорщатся просторные майки с неуместными надписями. А вывески? Кто придумал портить дома этими бессмысленными словами? Зачем они нужны? Мы этого совершенно не понимаем… Вот что насчет вас. Вы одеты прелестно. К вам тянутся стены, с вами хочет дружить нежное, серое, под цвет ваших глаз, небо. Но… господи… вы слишком тяжело ступаете. Будто на ваших плечах сидит кто-то грузный, упитанный, и вы ломаетесь под его мощью. И все разрушено, понимаете, окна слезятся от боли, ведь от них отказывается чувственное существо… слышите, гром! – действительно, вдалеке загрохотало, да так внушительно, что Полина поежилась. – Понимаете, что мы хотим вам сказать?

    – А вы что, философ? – хитренько улыбнулась Полина и заболтала ногой. Ее носик саркастично сморщился. – А, может, поэт? Они же все такие мечтатели!

    – Нет.

    Полина щелкнула пальцами.

    – Знаете, вы слишком серьезно на меня смотрите. Я не люблю таких. Ладно бы вы смотрели на меня по-человечески, с добродушным снисхождением, получая удовольствие от чтения лекций. Я бы стерпела. Но именно вы другой. Вы меня не видите. А видите лишь озвученную вами священную миссию. Никто и никогда вас не послушает. Только тупые фанатики! Ладно, мне пора. Чао. – Махнув рукой на прощание, Полина скрылась в толпе.

    «Скорее всего, ей нас понять не удалось. А ты подозрительно цветист. Нечего церемониться, и так ясно, что они отстают в развитии», – прозвучал в голове бесстрастный и ровный голос. Инопланетянин оперся на трость подбородком, вспоминая подсвеченное Любопытством лицо Полины.

    Гость, не удержавшись, впервые обособился, высказав свою позицию: «Но в этом есть своя красота. Вас тут нет, пусть вы и чувствуете то же, что и я. Поэтому вам кое-что недоступно».

    Коллективный мозг ответил сдержанно, но довольно напряженно: «Красота – слово землян. Видно, и впрямь местное влияние сказывается. Вернешься – подлечим». Инопланетянин кивнул и поднялся со скамьи, делая глубокий вдох. Воздух он нашел восхитительно легким, не таким, как ранее. Будь Полина немножко понаблюдательнее, она бы заметила, что мужчина одет под конец девятнадцатого века: кремовые панталоны, сверкающая своей белизной сорочка, расшитый английской клеткой жилет, поверх которого надет темно-синий фрак. Еще несколько сотен шагов, и он уж на Красной площади, нарядный, в портах и рубахе, в охабне с завязанными позади рукавами, многослойный, как лук. Во имя Гармонии и дитя его Совершенства. На сей раз его укутали одеяния пятнадцатого века, когда при Иване Третьем только зарождался исторический памятник. Пот градом лился с чела. Ланиты заалели как яблоки, очи в жаркой истоме прикрылись веждами. «Нет, паче уйти прочь с ового места. Оно дурно на меня влияетъ». Инопланетянин развернулся и в прежнем наряде отправился дальше, осматривать улочки и людей. Трость, каблук, испытывающий взгляд из-под цилиндра. Прохожие изредка оборачивались вслед старомодно одетому денди, приподнимая брови и пожимая плечами. «Мало ли что… может, в театр какой идет… или на вечеринку тематическую… даже бал… Все в жизни бывает, удивляться как-то смешно, даже унизительно!» – поднимает вверх палец местный продавец, – «К тому же, милый мой, это Арбат, здесь такой сброд обитает: художники, уличные музыканты, помнится, был даже фокусник, проворачивающий таки-и-ие трюки с картами…»

    «Да-а-а… – зашелестел Коллективный разум, – планета в запущенном состоянии. Слишком много недостатков, а мы к такому не привыкли. Только полюбуйтесь этим странным деревом около голубого здания. Видите его? Ощущаете, как оно злобно на нас глядит? Наверняка чувствует, что мы чужаки. Ужасно негостеприимно. Помните, как последняя посещенная нами планета мигом раскрылась бутоном, встала на цыпочки и ходила, ходила, демонстрируя свои прелести?! Там все друг друга чувствовали, и мы были мигом разоблачены. А здесь так все наивно, несовершенно».

    «Может, мы будем относиться к ним чуть уважительнее? Они же ужасно на нас похожи, недаром соседние галактики».

    «Почему ты возражаешь нам? А как же стремление к целостности? Отвечая самовольно, ты подвергаешь всепланетарный союз чудовищному риску! Перестань!»

    «В несовершенстве тоже есть мысль! Вас тут нет, и вы меня не понимаете». – Заупрямился инопланетянин, поглядывая на круглое приспособление с движущимися стрелками. – «Это часы. Совсем как у нас».

    «Часы…» – задумчиво проговорили мужчины и женщины. – «Мы знаем. Мы знаем, как они работают! Покажи нам то, чего мы еще не видели!» – голоса взволнованно вспыхнули, стекая по барабанной перепонке. Инопланетянин нахмурился. «Что происходит с Коллективным разумом? Почему голос размножился на составляющие? Специфика планеты? Возможно». Ему было пока непривычно думать отдельно от Разума, но он решил пренебречь первой статьей кодекса Амнеи для более тщательного исследования. Дайте птице расправить крылья, и к ней слетятся все коршуны. Вот и он, едва-едва почувствовавший обособленность, подвергся чудовищным нападкам.

    Чужака подхватил внутренний ветер и понес мимо домов, киосков, забегаловок, схематично прорисованных в движении, будто бы наспех. Он скользил мимо картин, прекрасных в своей гармонии и понимал, что такое великолепие земляне позволяют себе лишь на бумаге, не желая утруждаться настоящим, что пахнет, издает звуки, обволакивает сладкой жарой с придурью или морозами; где птица не застыла мертвой моделькой, а гордо рассекает крыльями пространство, кувыркается в облаках, затемненная солнцем. Инопланетянин вспомнил миф об Икаре, который никто не понимал, ведь взлетевший в самую высь не должен падать на землю, о нет! Икар должен торжествовать, Икар должен лететь еще выше! «Спокойствие, спокойствие, это все специфика планеты. Так и должно быть. Нас предупреждали, мы были готовы к сюрпризам. Сейчас главное – не поддаваться, а продолжать изучать, внимательно, каждого человека и каждое явление». Коллективный разум молчал как рыба, и вдруг разразился грохотом, в котором тонули слова. «Уши, мои уши!» – вскрикнул инопланетянин, хватаясь за голову. – «Что происходит? Я… я… черт! Секунду… мне это что получается… Страшно? Неужели это тот самый липкий Страх из земных книг, которому я пытался подражать?» Осознание развернувшейся в его голове чудовищной катастрофы ввело в краткое оцепенение, в глазах вспыхнуло, все органы чувств будто сконцентрировались на создание неведомых образов.

   «Эта планета воздействует на нас через тебя, друг, а потому поручаем тебе изучить пока все без нас. Постарайся вернуться как можно быстрее!» – Захохотали, зафырчали, затявкали, закричали внутри мужчины, женщины, дети, высокие и низкие, серьезные и не очень; с глазами из стали, олова, меди, воды, серого вещества; передвигаясь на четвереньках, на двух, прихрамывая, на корточках, сжимая сердце в груди и танцуя, то легкомысленно, то эротично запрокидывая ноги на шею. Шестирукие боги с видимым удовольствием хлебали вино из человеческого черепа. Громкий хлюпающий звук нанес меч над сплетенным клубком тел. Оттуда выполз младенец с завязанным глазами. Он степенно и важно кивал в ответ, обездвиженный в кресле. «Вот нелепость!» Видение погасло мгновенно, будто решив, что достаточно лишь раздразнить его любопытство, чтобы он сам затем пришел, сжимая шапку в руках, раскланиваясь и умоляя, а в глазах слезы, крупные, горячие. «Какой сумбур!» Инопланетянин, на сей раз в одеянии офисного планктона, топнул и затрясся всем телом, как продрогшая собачонка, вылезшая на берег. Все вокруг единогласно решили, что он просто-напросто разлил кофе, ведь не может столь представительный мужчина сокрушаться по иной причине. Голоса стихли, показалось, будто они вытекли через ухо и растворились в эфире с шипением. За спиной удовлетворенно выдохнула Полина, утирая с глаз кровь.

    «Ослепительная белизна тишины», – прошептал пораженный до костей гость, подперев собой небоскреб-карандаш. – «Их больше нет. Разум меня покинул. Слава богу! Раз никто больше не фиксирует мои слова, то следует все закрепить самому. Блокнот и ручка уместны в данное время?» В ответ он почувствовал, как внутренний карман плаща набухает. «Ответ – да».

    Перевод с родного языка:

    «Как нам всем хорошо известно, первое правило поведения в опасных ситуациях – не скрывать ничего. Веками мы портили и отравляли друг другу жизни ложью во благо. Я не допущу, чтобы из-за защитных импульсов землян мы все вновь потерялись. Потому я не буду храбриться и брать на себя то, чего не смогу вынести: я не выдержу повторной атаки. Я убегу. Знайте же об этом. Однако я не настолько трус, чтобы забраться в корабль и отчалить прямо сейчас. Слишком мало потрясений, это был лишь кратковременный всплеск, из которого можно вынести лишь эмоцию, но не мысль, не чувство.

    Если вы думаете, что, бросив меня, спасли свою душу от раскола, спешу вас в этом разуверить. Нет. Вы испугались. Вы испытали чувство, которое является лишь осколком великого и первоначального, вы выплеснули его из себя в опрометчивое действие. Баланс нарушен, раскол неминуем. Все, что вам сейчас остается – это разорваться как можно быстрее. А затем собраться вновь, обернуться существом еще более совершенным. Думаю, меня поддержат многие. Чего стоит наша мнимая собранность, наше духовное объединение в Коллективный разум, раз иная цивилизация, пусть и похожая на нас самих в прошлом, оказалась способной пробудить в нас страх?»

    Закончив текст на пафосной ноте, инопланетянин гордо осклабился и направился ко входу на станцию «Арбатская», где рядом, возле фаст-фуд кафе «Макдональдс», был припаркован космический корабль, невидимый простому глазу. Путешественник, закрепив на переносице пенсне с желтоватыми стеклышками, увидел перед собой старый-добрый «Амнеин» и похлопал его по металлическому корпусу. Затем достал пульт из внутреннего кармана и задал команду «открыть».

    Особые прохожие, именуемые в простонародье зеваками, наверняка подметили необычное исчезновение путника и даже высказались курящему рядом соседу по этому поводу.

    – Распустились, а! Нет, ты видел? Видел, как тот парень исчез?

    – Какой? Где? – шея вытянулась, как у индюка.

    – Дурак! Как я могу тебе на него указать, если он только что исчез?!

    – Не поверю, пока не увижу все своими глазами. Я материалист.

    – Тьфу, ты, блин!

    Между тем инопланетянин провел ускоренную подготовку корабля к вылету: проверил исправность сверхсветового двигателя, подключение к МЭС (мировая энергетическая сеть), активизировал уборку и урегулировал показатели. «Можно теперь отправить и письмо». Отсканировал лист блокнота, посимвольно закодировал особым ключом, известным только Коллективному разуму, и отправил в виде последовательности испущенных световых игл. «И как там они сейчас?» – задал он вопрос планктонным водорослям. Водоросли в ответ размножились и выделили кислород. Гость в раздумьях остановился посреди каюты. Судно, бороздящее космические просторы, показалось таким… что ли… добрым, чутким, знакомым, и красота его увеличилась во сто крат. Даже когда он выпрямился в полный рост и ударился головой в потолок – все равно продолжал загадочно улыбаться, внимая своей внутренней весне: маленьким почкам, подснежникам, журчанью талой воды, стекающей по канальцам в самую глубь, мажущую собой все холодное, далекое, детское, наигранное… «Какая странная все-таки планета. То она хохочет над нами во всей красе подчеркнутого уродства несоответствий и дисбаланса, то благосклонно протягивает свою мягкокожую ручку и ведет по тернистым аллеям навстречу Другой Истине. К Истине легкомысленной, игривой. Вот и сейчас, стоило мне лишь на миг ощутить жар ее ладони, так она… Исчезла? Но что теперь? И как предугадать ее нападение, чтобы заранее быть готовым? Нужно встретиться лицом к лицу!» – инопланетянин кивнул сам себе и зашагал к выходу с высоко поднятой головой. Вид у него был воинственный, но благородный. Наверное, со стороны он казался немного помешанным. То и дело на губах его вскрикивала загадочная улыбка, таящая в себе стремление познать, и чувство, что он на верном пути. Так улыбаются собаки, когда нападают на верный след.

    Зевака с обтрепанным жизнью соседом стояли поодаль. Взгляд первого был пронизывающим, но с легкой пьянцой. Второй самоотверженно и непрерывно опустошал сигаретную пачку. Курение убивает.

    – Да говорю же, исчез прямо на моих глазах! И я не сошел с ума!

    – Сошли! Еще как сошли! Мне бы так! – грациозным лебедем проплыла мимо них ослепительная дива, смеясь так, как это делают лишь осознающие силу своей красоты. Она казалась настолько счастливой, настолько щедрой на ребяческую кокетливость, настолько звонкой, что заинтересовала половину улицы. Завитые локоны дружелюбно подпрыгивали, платье струилось водопадом, оглаживая бедра, обнимая талию, руки бережно придерживали клатч, баюкая его, как ребенка.

    – Идите-ка вы, барышня, осторожнее. Скоро стемнеет уже. – Напутствовал ей курящий.

    – Не волнуйтесь, сэ-э-эр, не пропаду! – по-мальчишечьи прогнусавила в ответ девушка и застучала каблучками прочь.

    Инопланетянин почувствовал несильный толчок в плечо и очнулся, сфокусировавшись на невысокой, кудрявой и улыбчивой. «Полина!» – промелькнуло у него в голове, – «Та самая!» Полина довольно подмигнула.

    – Она самая!

    – Мысли мои читаете?

    – Ну вот вы и поскучнели! Тогда за вами стояло целое движение, сила… А теперь «я», «мои»… Нет, возвращайтесь-ка вы обратно. – И пошла, пошла, высоко задрав нос. За ней послушно вились хвосты теней.

    «Наверное, сама Земля бросает мне вызов. Она хочет, чтобы я боролся… Так вот, кто такая Полина!»

    Шалунья, хихикая и корчась, крутанулась на каблуках, подставив лицо ветру, всепроникающей стихии, давным-давно уничтоженной на родной Амнее.

    – Постой! – Услышав его вскрик, она отвернулась и ринулась прочь, увлекая за собой белые языки пламени, усеянная блестками, подсластителями, обмазанная тонизирующим кремом. Полина бежала необыкновенно легко, будто вовсе не ей Коллективный разум сделал замечание насчет тяжести. Крылья рукавов побуждали ее воспарить над крышами и памятниками, деревьями и столбами. Чужак несся следом за ней, в предвкушении сжимая кулаки. В воспаленном мозгу летело копье с заостренным каменным наконечником, визжали мамонты, оленьи морды искажались от боли и глядели с кротким укором. Нет, все-таки в них пылала измученная и вышколенная вечным унижением ненависть существа слабого, покоренного. «Лови ее, лови!»

    «Острие стрелы, пронзающее яблоко, пронзающее грушу, сердцевину мишени, сердцевину живой мишени; полное сосредоточение, пульс ровный, хребет алмазный, характер несгибаемый; шепот проникает под доспех, в мягкую, мягкую плоть, внутри которой взрываются и кипят нервы; надоедливая тяжесть реальности, в которой так тесно, так душно. В замкнутом помещении пустили газ. Из кожи вон из кожи вон из кожи вон! Хватит, конец, завязывай, прерывай, баста».

    «Кажется, я пока в силах прекратить это все».

    – Ну что, выдохлись? Быстро вы сдались! – дразнилась Полина, скалясь из-за мощного широкого дуба. Огонь из распахнутых окон ласкал жемчужные зубки. Она вертелась своим гибким и складным телом, опускалась на корточки к земле и целовала травинки. Каблуки в грязи, лицо задорное, чумазое. Презрение, враждебность, вызов, желание, злоба, интерес. Инопланетянин нахмурился, хоть колени его и задрожали, но он не отступил. – Ну что, хватит с вас? Али еще изволите добавки? Хлеб вам, может, соль? Усажу подле себя за стол, будете гостем моим дорогим. Либо идете со мной, либо проваливаете на свой корабль, чтоб и духу вашего больше не было!

    «Я увидел достаточно. Я обещал убежать, я часть Коллективного разума. Немедленно развернись и беги».

    – Изволю добавки! – Он никогда бы себя не простил, если б ответил иначе.

    Полина любезно, как официант, улыбнулась и поклонилась.

    – Слишком по-человечески. Ну идите же за мной, идите! Я вам все покажу! – послала воздушный поцелуй и скрылась за яркой неоновой дверью, откуда доносился ритмичный писк, словно резиновым молотком забивали гвоздь.

    «Прыгающие разноцветные огни. Лихорадочные тени обдают могильным холодом. Золотые зубы обнажаются в вульгарной улыбке, за которой не видно лица. Пальцы с острыми коготками вцепились в развязанный галстук, облитый алкоголем. Человек потерян. Человека нет».

    Полина, наклонив голову вбок, схватила его за руку и потянула, потянула как репку. Гость врезался нутром в самую духоту, на стрельбище, где полегли прежние верования с Амнеи, где в предсмертной агонии всхлипывала священная Пустота, утирая тушь с несуществующих скул.

    «Не смей думать!»

    Истерично завопил в голове не Коллективный разум, а внутренний нерв, вылезший наружу, натянутый тетивой по периферии разбуженного Чувства, пугливого, как заяц, и храброго, как лев. Отражение в зеркале. Оно повернулось к нему спиной, волосы рассыпались по плечам, позвонки рвались наружу, сосуды светились, кожа впрыскивала в атмосферу углекислый газ. Пульс. Постепенно возросла его слышимость, танцующие тела слиплись в клубок, который катал под лапкой улыбающийся кот с глазами Полины.

    – Кто у вас главный?! – Крикнул кот ему в ухо. – Кто говорит? Кто ваш официальный представитель?

    – Его нет. – Зашептал завороженный гость, натянутый как струна, заученные наизусть понятия. – Мы есть Коллектив. Я представляю всех. Все представляют меня. Мы обмениваемся представлениями.

    – Чушь. – Облизнула лапу Полина, махая пушистым хвостом.

    «Уходи немедленно! – Инопланетянин ощутил знакомое проникновение в мозг. К нему обратился житель родной планеты. Один. – Народ ужасно напуган. Проказа, может вирус, распространяется с сумасшедшей скоростью. Я, пожалуй, последний, кто пока может связываться на ментальном уровне с остальными».

    Связь прервалась. Полина, снова в образе женщины, глянула на него с укором.

    – А как же наш праздник? Еще ничего не началось.

    – Слушайте, это действительно интересное место, но у меня проблемы. Я должен вернуться назад. Прошу прощения. – Взволнованный гость снял с головы цилиндр и поклонился. Сделал шаг назад.

    – Нет. Вы приняли решение.

    Чужак оглянулся. Выход в другой стороне зала, а между ними клубок беснующихся тел и Полина, которая стоит, широко расставив ноги и руки. Почему-то она показалась ему такой слабой, уязвимой, одинокой... Новый вид Чувства захватил над ним власть. Лицо в профиль скосило глаза. Сгорбленная спина выплюнула позвонки и рассыпалась. Гость помахал безумному зеркалу рукой и нырнул Полине под платье, проскальзывая между тонких и гладких ног. Что-то выбралось из нагрудного кармана и зазвенело по полу, ускакивая вперед, к вращающимся, как пропеллер, ступням. «Пенсне!» – в панике промелькнуло в голове, и инопланетянин, впервые испытывающий момент отчаяния, не смог совладать с собой. Он закричал, как сущий ребенок и бросился на четвереньках вслед за пенсне, как Алиса за кроликом.

    Только Алиса

    падала

    падала

    падала,

    а он, кусая палец до крови,

    полз

    полз

    полз.

    Непроходимые джунгли с живыми лианами, змеиный клык – женский каблук. Да, его пару раз ужалили в бока, иногда кроны деревьев пригибались к земле и участливо расспрашивали о постигшем инопланетянина горе, на что тот, как Елисей, вдохновленно делился с миром своими проблемами.

    – Пенсне! Пенсне!

    – А это что такое?

    – Не знаю!

    – Ну и ползите дальше, а лучше поднимитесь, если не хотите, чтобы вас задавили. Может, одолжить вам навигатор?

    Полина кралась за инопланетянином, как заправская хищница, осторожно выслеживая и внимая настрою жертвы. Решив, что в панике гость потерял всякое представление об осторожности, она запрыгнула ему на спину и добродушно засмеялась.

    Он зажмурил в страхе глаза, а когда их распахнул, то увидел, что все изменилось. Они оказались на поляне, в самый разгар дня, среди высокой сухой травы. «Как много зеленого» – подумал он. Бесконечная листва прятала синеву неба, группа рыженьких симпатичных грибов устало прислонилась к корням, вздувшимся как вены. Он сам, представитель внеземной цивилизации, куда более продвинутой расы, лежал, свернувшись на земле, и грыз окровавленный палец. «Какой позор!» Еще один оттенок эмоции впился зубами в грудь и взбудоражил. Дрожь расползлась по телу, лицо буквально горело.

    – Совсем уж в человека превращаешься. – Подметила Полина. – Интересно, как ты отреагируешь, если я сниму с себя платье… – задумчиво добавила, играя воздушными рукавами. – Взгляни на себя. Лежишь, такая растерянная помидорка. – Она возвышалась над ним, над распластанным сломанным позвоночником. «Надо собраться. – Попытался взять себя в руки. – В обоих смыслах. То, что я сейчас ощущаю – Стыд. Как я вообще мог говорить об Абсолюте, если не испытывал и малую его часть? Неужели я просто все заучил? Поверил в идеологию? Но ведь на ней строится все наше общество и конструируется техника. Значит, она безусловно верна. Логично?»

    – Не-а. Чушь! – фыркнула девушка. – Вы и вправду гораздо лучше нас. Я, как существо особое, немного завидую, наверно поэтому и начала себя вести столь агрессивно и глупо. Сущий ребенок. Но теперь моя душа торжествует. Я вижу, чего вам не хватает.

    – Чувств?

    – Издеваешься? – Полина изогнула правую бровь и посмотрела на гостя, как на идиота. – Это слишком очевидно, мне даже упоминать это стыдно. Само собой разумеется, но я говорю немного о другом. Скажи, что ты чувствовал в клубе?

    – Мой мозг во второй раз взбунтовался. Нечто неопределенное мелькало в глазах. Наверное, если бы я был там без тебя, без связи с Коллективным разумом, то попросту бы ослеп. А еще когда я бежал за тобой, мне на минуту захотелось тебя съесть. И когда я ползал по полу, то потерял над собой контроль.

    – Не излияние чувств, а какой-то неодушевленный рапорт. Ты совсем, что ли, робот? Давай я тебя научу нашим премудростям. – На миг замерев, словно решаясь, Полина схватила гостя за руку и погладила ее. Трепетно, вкладывая в каждое касание душу. На секунду ему показалось, что все вокруг пронизано множеством нитей, которые постепенно прирастают и к нему самому.

    – Интересно… – поджал губы инопланетянин. – Ты мне демонстрируешь аномалии тела? Твоя ладонь просто горячая, а кончики пальцев – ледяные.

    – Ты не мог этого не увидеть! – Закачала головой Полина, немного неуверенно улыбаясь. – Я специально подключила зрение для восприятия. Не строй из себя дурачка.

    – Ты про нити?

    – Боже, да неужели? У тебя же отличные данные. Ты склонен к чувствительности!

    – Это как в вашей литературе? О, Ромео!

    – Читал? Боже, ведь при вашем режиме это необязательно. Вы родились «совершенными» – разве нет? Как только получили возможность посещать иные цивилизации, так сразу начали выстраивать эту странную систему. Коллективный разум, хотя интеллект там среднеарифметический; уничтожили понятие личности, господи, у тебя даже нет имени! – воскликнула в слезах девушка. – У вас не существует Добра и Зла, Красоты и Безобразия, смеха и печали, лишь призрачное Совершенство, которое, возможно, достигнуто предками, но почему-то идущими в заслугу и вам. Ты родился в конце пути, вот в чем тебя убедили. Ведь личности не существует – лишь Коллективный разум и ты, как его часть. Их мудрость – твоя мудрость. Но опыт, опыт-то откуда возьмется? Понимаешь, вас вытащили на свет и сбагрили определенным набором понятий, чтобы вы начинали не сначала, а с позиции, нужной им. У всех одна задача. Но реальность такова, что каждый человек проходит путь с самого начала. Чтобы достичь Совершенства, тебе просто необходимо научиться улавливать каждый чувственный всплеск. Боже, я ведь тоже за целостность, но она должна вибрировать, и ярко светиться при каждом касании, кусок ткани, сплетенный из живых волокон – вот что должно быть. Вы поторопились, как ты говорил и сам: «Но в этом есть своя красота. Вас тут нет, пусть вы и чувствуете то же, что и я. Поэтому вам кое-что недоступно». Ты хоть понимаешь, что именно эти слова, а не мои чары, разрушили до основания Коллективный разум? Я вижу, чем ты все это время жил: зачитывался нашими книгами, пытался получить тот же заряд эмоций, но не мог. Разве не ты вызвался добровольцем к нам в гости, чтобы все испытать наяву? Я дам тебе твой пенсне, корабль взлетит, и ты вернешься обратно, где уже все в полном порядке, где взбудораженные жители объединились в дружную команду и ожидают твоих приукрашенных россказней, чтобы в очередной раз убедиться в Совершенстве своей системы. Ну как, по рукам? Хочешь перед отлетом испытать Любовь, Зависть, Обиду, Ненависть, Сострадание? Я тебе все покажу.