Что за дурацкая традиция - назначать встречу экипажа перед стартом в портовом баре! Старшекурсник, поведавший мне об этом в училище, уверял, что традиция восходит к тем архаичным временам, когда все человечество еще ютилось на одной- единственной планете, а кораблем называлось деревянное корыто, плавающее по поверхности воды. Люди, рискнувшие выйти на этом допотопном чуде в море, гибли так же часто, как и современные космонавты. Поэтому морякам было трудно ступить на шаткую палубу, не опрокинув предварительно стаканчик-другой виски или рома. А их профессия была окутана тем же ореолом романтики, что и наша. "Только не вздумай, - предупреждал он меня, - брать пример с предков и пить что-нибудь крепче томатного сока. Ты никогда больше не получишь контракта на той планете". Удивительно, что преподаватели ни разу не упоминали ничего такого. Правда, то, что перед стартом не стоит ни только пить, но и есть, я усвоил в первом же учебном полете. Очень трудно вести корабль, когда у тебя перед носом плавают остатки твоего же собственного завтрака.

«Что ж, - думал я, выходя из кабинета медицинского контроля, - придется провести полтора часа, оставшиеся до назначенного срока, разглядывая подвыпивших космонавтов и голограммы на стенах». К моему удивлению, бар оказался практически пуст, если не считать одинокого посетителя, увлеченно уминающего какое-то немыслимое блюдо за ближайшим столиком. Бар был погружен в полутьму, и даже обычного бармена, лениво протирающего стаканы за стойкой, не наблюдалось.

- Простите, - обратился я к незнакомцу, - можно присесть? Кажется, здесь еще закрыто?

Тот вздрогнул от неожиданности, поднял глаза от тарелки и тут же махнул мне рукой, приглашая за свой столик.

- Все в порядке, - ответил он, торопливо проглотив то, что было у него во рту. – Если хотите, Макс и вам приготовит мешанку.

Вилка незнакомца указала на нагромождение пестрых кусочков, перемазанное чем-то неаппетитно-коричневым, у него на тарелке. Действительно «мешанка». Лучше не скажешь.

- А что это? – без особого энтузиазма поинтересовался я.

- Да ничего особенного. Остатки ужина из соседнего ресторана, залитые яйцом и вустерширским соусом. В такую рань трудно раздобыть что-нибудь получше, - мой собеседник подцепил на вилку ярко зеленый ломтик и отправил его в рот.

- Нет, спасибо, - отказался я, памятуя о своем первом полете. – Скажите, пожалуйста, вы случайно не с «Гончего пса»?

Незнакомец удивленно уставился на меня, продолжая неторопливо жевать. Даже еще более неторопливо, чем прежде. То ли мой вопрос его сильно озадачил. То ли просто пытался решить, что же такое ему попалось.

- А вы, значит, наш новый пилот? – вопросом на вопрос ответил мой визави, покончив работать челюстями. – Приятно познакомиться. Вэл Джонсонс, энергетик.

Теперь настала моя очередь смотреть на него озадаченно. Это был мой первый контракт после окончания училища, что было ясно видно из моего резюме. И я надеялся совершить этот рейс под руководством более опытного пилота. Я, безусловно, мечтал о круизном лайнере с экипажем из 120 человек. А попал на исследовательский корабль. Нет, я совсем не против. Исследование новых планет – это может быть очень интересно. И опасно к тому же. То есть, идеально отвечало моим представлениям о космической романтике. Если бы только Вэл Джонс, или как его там, сказал: «наш второй пилот». «Дубина! – обругал я себя, - Мог бы и раньше догадаться. Как на корабле с экипажем 5 человек – уж это-то я выяснил немедленно, как только получил свой контракт – может быть два пилота. Ведь нужны еще навигатор, энергетик, врач и ученый-исследователь».

Видимо вся эта буря чувств была так ясно написано на моем лице, что энергетик счел нужным меня утешить.

- Да ты не тушуйся, парень! Все мы немного пилоты, энергетики и врачи. Иначе, как ты думаешь, я смог в одиночку вернуться из системы Шаула. Надеюсь, ты не слишком крепко спал на лекциях по звездной навигации? Насчет медицинской техники я уже не спрашиваю. Если ты закончил местное летное училище, то старина Дюк наверняка согнал с вас сто потов, прежде чем поставил зачет.

Еще бы! Дюк Танса был пугалом для первокурсников и кошмаром курсантов постарше. Его стараниями из 3 тысяч принятых на первый курс Надзейского летного училища, дипломы получают только 120-130 человек. И дело не только в том, что для итоговых полетов он выбирает самые сложные с точки зрения навигации и пилотирования трассы. Вдобавок к тому, по слухам, не было ни одного полета, где старина Дюк не имитировал бы какой-нибудь неисправности. А учитывая нашу неопытность, всем пришлось познакомиться не понаслышке со всей имеющейся медицинской техникой, включая регенерационную установку. Мне еще повезло – месяц ходил упакованный в экзо-скелет, сломав обе ноги при неудачном десантировании. А троим из моих одногруппников пришлось познакомиться с криогенной камерой изнутри. Среди них был и мой лучший друг Пабло.

Оставалось еще больше часа до назначенного времени, когда Вэл отодвинул от себя пустую тарелку, а спустя буквально полминуты появился тот самый Макс с двумя чашками горячего кофе.

- Ну что, парень? - довольно улыбнулся мой будущий коллега. – По лицу вижу, что проблем у нас с тобой не будет. Кэп редко ошибается в людях. Тебя как зовут-то?

Только тут я сообразил, что так и не представился.

- Ян, – поспешил я исправить эту оплошность. Ян Бульски.– Ребята звали меня Джонни.

- Так и запишем, - хмыкнул Вэл и сделал большой глоток обжигающего напитка.

Я некоторое время старательно дул на свой кофе, прежде чем решиться сделать маленький глоточек. Нет, у меня глотка не фторопластовая. Пусть сначала остынет. И по большей части, чтобы скоротать время я спросил:

- А как получилось, что вы возвращались из системы Шаула в одиночку? Что случилось с остальной командой?

-Эх, Джонни. Это будет длинная история.

- Ничего. Время у нас пока есть.

- Ну что ж, слушай. Система Шаула расположена совсем недалеко отсюда. Всего в трех скачках.

- И 355 световых годах, - вставил я, чтобы блеснуть знаниями. – Пять звезд, более 40 планет и ни одна из них не пригодна для колонизации.

- Ну, Надежда тоже сначала считалась не пригодной для колонизации, - он явно имел ввиду нашу Наджею. Она и сейчас не слишком пригодна для жизни без респиратора. Но, по крайней мере, сила тяжести на ней всего 1,23 стандарта. – Мы попеременно с «Надеждой Астериона» и «Чарой» исследуем Шаулу-А уже более восьми лет. А «Суперба», как я слышал, почти пять лет торчит безвылазно вблизи Шаулы-С. Но не о том речь. Вся беда в том, что система Шаулы-А чрезвычайно замусорена. Двойная звезда, вокруг которой на расстоянии чуть больше светового месяца вращается еще одна звезда, которая время от времени перехватывает у близнецов внешние планетоиды, а потом вдруг возвращает их обратно. А если учесть, что орбиты планет двойных звезд и так чрезвычайно запутаны, то представляешь, какая там творится неразбериха.

- А стоит ли тогда вообще возиться с этой системой?

- Стоит. Еще как стоит! – уверил меня энергетик. – Третья звезда очень близка по своим параметрам к Солнцу. А ее четвертая планета 80% времени находится в комфортной зоне. Правда, сама она – газовый гигант. Но пара-тройка ее спутников могут оказаться очень даже привлекательными. Когда-нибудь мы и до них доберемся. А пока нам удалось разведать несколько богатейших месторождений иридия, скандия и лютеция на тех самых планетоидах, что меняют своих хозяев, как Сирианская пиявка.

- «Гончий пес», - продолжал Вэл, - это тебе не круизный лайнер, где народу, как в большом городе. И если тебе кто-то неприятен, можно проситься с ним в разные смены и вообще не встречаться на протяжении всего рейса. Мы же заперты в нашей консервной банке впятером на протяжении долгих девяти месяцев. За это время можно выносить и родить ребенка, а не только отвращение, обиду или ненависть. Поэтому кэп вынужден очень строго подходить к вопросу подбора экипажа. Да и сам он - душа-человек. Другого такого капитана нет во всем исследованном космосе.

- А как же капитаны «Надежды Астериона» и «Чары»? – удивился я.

- А. это совсем другое дело, - отмахнулся энергетик. – У нас бы они не прижились. Наш экипаж – как одна семья. Со старым пилотом мы дружили еще в училище. Ученого-исследователя нам прислали лет пять назад. Но после того, как мы с ним пережили аварию на Западне – это спутник двенадцатой планеты Близнецов - и он 30 миль тащил меня на горбу к спасательной шлюпке, мы стали с ним закадычными друзьями. Не поверишь, он женился на моей младшей сестричке. А та, надо сказать – первостатейная стерва. Только отец да еще Глен может с ней сладить.

- Так вот. После прошлого рейса наш доктор ушел в отставку – старику было уже 72. И капитан нанял нового. Когда я впервые увидел ее, то подумал, что кэп рехнулся. Мы же за время рейса переубиваем друг друга на дуэлях. Лично я готов был тут же упасть перед ней на колени и петь серенады. Ослепительная красавица! Хочешь, я покажу тебе ее стерео, - и Вэл полез в карман за коммуникатором. - Тебе-то она, небось, покажется старухой. Но не забывай, что я почти вдвое старше.

Девушка, действительно была очень ничего. Лет 35-40. Стройная, смуглая. Раскосые глаза и подбородок сердечком. На месте энергетика я бы тоже распустил хвост. Я одобрительно кивнул и вернул коммуникатор хозяину.

- Крошка Эбби очаровала меня с первого взгляда, - продолжал он. – Если бы она только приветливый улыбнулась кому-нибудь другому, я немедленно проколол бы его шпагой и загремел на циркониевые рудники до конца жизни. Но на мое счастье, девушка привыкла к поклонению и со всеми общалась одинаково ровно. Ни предпочтений, ни женского кокетства. Все только по делу. А уж дело свое знала… Аппендицит Глену удалила за пятнадцать минут, даже не снимая скафандра. Два прокола на животе и полграмма биоклея. У него через неделю никаких следов не осталось. Три раза за время экспедиции устраивала нам практические занятия по первой помощи. И поверь мне, на этих занятиях я потел не хуже, чем на экзамене у старины Дюка.

- И вот однажды отправился Глен на очередной планетоид. Как обычно, полный трюм исследовательского оборудования, герметичный купол и запас жизнеобеспечения на две недели. И, конечно, доктор и пилот. Доктор не столько, чтобы лечить, если вдруг что случится, сколько для биологического контроля атмосферы модуля. На планетоиде была какая-никакая, а атмосфера. А где атмосфера, там и микрофлора. И неизвестно еще, как человек ее переносит. Мы с кэпом остались на корабле и дежурили по очереди в рубке, поддерживали связь с исследовательским модулем. Работа скучнейшая. Десять часов подряд ничего не происходит. Только поглядываешь время от времени на показания телеметрии и дважды в сутки разговариваешь с кем-нибудь из поисковой партии на тему: «Как дела». Чаще всего с пилотом. Он там тоже изнывал от скуки, детективы читал. Я, чтобы совсем не свихнуться, включал тихонечко музыку. Что-нибудь бодрое такое. Из классики. «Дип Пёпл» или «Юрай Хип». И хорошо, что не Вивальди. А то мог бы позевать тот момент, когда телеметрия скафандров Эбби и Глена вдруг мигнула и пропала. « Кох, что там у вас? – заорал я в микрофон. – Где все?» «Не знаю? – растерянно ответил тот, видно, задремал над книгой. – Еще утром уехали на разведку и с тех пор ни слуху не ду…» Тут он тоже заметил, что пропала телеметрия скафандров. «Погоди. Я сейчас к ним сгоняю. Оставайся на связи». Можно подумать, я мог в такой ситуации пойти спать. Или бутерброд себе готовить. Я напряженно вглядывался в прыгающее изображение с его головной камеры и готов был нырнуть к нему туда сквозь экран, если бы такое было возможно. Единственное, на что я счел возможным отвлечься – это разбудить капитана и попросить его срочно прийти в рубку.

- За те пятнадцать минут, что понадобилось пилоту, чтобы отыскать место аварии, я сгрыз ногти до локтей, - продолжал Вэл. – Я даже был не в силах помочь кэпу с противометеоритной защитой. Как назло, именно тогда наш корабль угораздило попасть в метеоритный дождь и его пару раз ощутимо тряхнуло, потому что компьютер не успевал отслеживать такую прорву целей. «Такое впечатление, что по вездеходу прошелся динозавр», – услышал я голос Коха. Изображение его камеры скакало. Похоже пилот выскочил из шлюпки и бегом несся к раскуроченному танку. «Эб без сознания, у Глена оторвана рука. Готовьте криокамеру», - прокричал пилот мне прямо в ухо. Было видно, как он наносит герметизирующий спрей на обрубок правой руки ученого. «Осторожно! – предупредил его кэп, - мы сейчас находимся в самой гуще метеоритного потока». «Понял», - ответил Кох, а я тем временем бросился в медотсек приводить в рабочее состояние криокамеру, и жестоко сожалел, что на нашей консервной банке помещается только одна. «Господи, - молился я, - пусть Эбби криокамера не понадобится».

- Привет, Джонсон! – вновь пришедший крепко пожал руку рассказчику и похлопал его по плечу.

- Привет, Лесли! – ответил тот. – Как жена? Как дети?

- Спасибо. Все здоровы.

Мужчина, которого энергетик назвал Лесли, уселся за наш столик и поднял палец. Не прошло и минуты, как перед ним образовалась чашка кофе и блюдечко с круассаном.

- Так на чем я остановился? – спросил Вэл.

- На том, что вы молились, - подсказал я.

- Да, точно. Но мои молитвы не были услышаны. Должно быть, у богов в тот день был выходной. Или молитвы не могут преодолеть гиперпространственный тоннель без посыльного. Короче, я уже стоял перед дверью шлюза с готовой к работе криокамерой, когда услышал в наушнике короткий вскрик Коха, жуткий скрип, хлопок… И все смолкло. «Что там происходит?» – заорал я. «Прямое попадание, - сурово ответил кэп. – Всего в миле от нас. Готовь скафандры». В этот момент корабль снова ощутимо тряхнуло. «Это самоубийство, - подумал я. – выходить в скафандре под метеоритный дождь». Но с другой стороны, не выйти – это будет убийство. Там ведь где-то всего в миле от корабля истекают кровью два моих близких друга и любимая женщина.

- Откатив в сторону криокамеру, я влез в скафандр и проверил все системы, - продолжил энергетик. - Кэп появился, когда я уже пристегнул страховочный трос и открыл шлюз. «Кто-то должен оставаться на борту», - строго сказал он, влезая в скафандр. Чтобы не тратить время на препирательства, мы решили выходить по очереди. Я взял еще один трос и прыгнул в пустоту. Надеюсь, ты понимаешь, что даже внутри метеоритного потока пространство вокруг корабля достаточно пустое. Вряд ли можно увидеть одновременно два обломка крупнее горошины. Я прекрасно видел отблески на покореженном катере. Поэтому мне почти не пришлось тратить время на корректировку курса. Извлечь из обломков тело Глена и Эбби не составило особого труда. Оба они находились в грузовом отсеке, а прямое попадание метеорита смяло ходовую рубку. Дополнительный трос я прицепил к скафандру ученого, а девушку схватил в охапку. После чего дал кэпу команду включить лебедки. Милю, отделявшую меня от корабля, мы покрыли за двадцать минут. И все равно мне казалось, что это слишком медленно. Я держал в объятиях Эбби и пытался представить, что на нас нет скафандров. А вокруг расстилается зеленая лужайка. Или пушистый ковер. Неважно что, главное, чтобы все мы были живы. «Господи, - твердил я. – не дай ей умереть». Один раз я почувствовал легкий удар по ноге, но руки были заняты, так что я не мог погасить возникшее вращение. Поэтому в люк шлюза я влетел ногами вперед и чуть не размазал кэпа по стенке. «Теперь моя очередь», - заявил он, забрал у меня резак и оба троса, и прыгнул.

Вновь прибывший слушал энергетика с жадным вниманием.

- А мне ты этого не рассказывал.

- Не до того было, - ответил тот и продолжил. - С покорёженной дверью кабины кэп справился довольно быстро. Во всяком случае, у меня не успело возникнуть искушения закрыть шлюз и перенести пострадавших внутрь. Когда все было закончено, я включил обе лебедки на максимальную скорость и с нетерпением наблюдал, как два скафандра медленно приближаются к распахнутой двери шлюза. Вдруг, искорки скафандров начали беспорядочно мерцать. На таком расстоянии я не мог видеть, что там произошло, но подозревал, что их тоже зацепило метеоритом. Когда я втащил оба скафандра и закрыл люк, оказалось, что у одного из них начисто отсутствует голова. А шлем другого был смят так, что мне в последствии потребовался монтажный лазер, чтобы стащить его. «Кох, Кэп», - с надеждой позвал я, но ни тот ни другой не отозвался. «Один маленький метеорит, - невесело усмехнулся я тогда, - и глава экипажа лишился головы?» Как только давление выровнялось, я стянул скафандры с троих пострадавших, выглядевших относительно целыми. Оказалось, головы лишился наш пилот. У кэпа же была размозжена правая половина черепа, и он умер как раз в тот момент, когда я готовился сделать ему укол реодеперзолона, чтобы поддержать в ней жизнь. Глен, не смотря на то, что у него была раздавлена грудная клетка и оторвана рука, все еще дышал. Хотя не хотел бы я когда-нибудь вновь услышать эти натужные булькающие звуки. Было ясно, что и он тут ненадолго - я имею ввиду этот свет – и скоро отправится вслед за кэпом и пилотом. Что касается Эбби, то никаких видимых повреждений я не обнаружил. Уже позднее, выяснилось, что она получила сильнейший удар в спину – все внутренние органы превратились в кровавую кашу, а позвоночник был сломан в трех местах. Видимо, ударной волной ее отбросило на приличное расстойние и немилосердно приложило о каменистый грунт.

Вэл тяжело вздохнул и отхлебнул остывший кофе из моей чашки.

- И вот представь, - обратился он ко мне, - у меня на руках три трупа – Глена считать живым уже не имело смысла – и только одна криокамера. Моих знаний никак не хватало, чтобы спасти тех, кого я не смогу заморозить. И каждая секунда промедления уменьшает шанс того единственного, кого еще можно спасти. Что бы ты сделал на моем месте?

Это был вопрос, куда сложнее, чем те, которые задавал нам на экзаменах Дюк Танса. Кого обречь на смерть, а значит, фактически убить: друга, любимую или командира, перед которым преклоняешься? И решать нужно быстро. Нет, так не пойдет. Поставим вопрос иначе. Кого бы я в первую очередь стал спасать? Друга, который когда-то уже спас мне жизнь? Девушку, которую я люблю, но которая вряд ли отвечает мне взаимностью? Или кумира, образец для подражания, человека, которому я привык предавать ответственность в тех случаях, когда не мог сам принять решение? Я постарался представить себе, что сам нахожусь в шлюзе, сжимая бездыханный труп Лиды, моей девушки, и рядом надрывно сипит Пабло. А секунды капают, капают… Бьют прямо по оголенным нервам. О капитане, скажем, мистере Танса или том обаятельном человеке, который принимал меня на работу – навигаторе Петере Сольберге - я старался вовсе не думать. Мне с головой хватило беспокойства о двух самых близких людях.

- Эй, парень, ты случайно не заснул? – насмешливый голос энергетика вернул меня к реальности. – Если бы я так долго раздумывал, то заполучил бы три, нет, даже четыре трупа. Так что бы ты выбрал?

- Может быть я не прав, и потом пожалел бы об этом, - неуверенно начал я, и мои собеседники заметно оживились. Так и ждут, что я решу спасать девушку. Я бы и спасал. Но у ученого шансов выжить значительно больше. – Я бы предпочел отдать долг крови.

Мои будущие коллеги радостно рассмеялись.

- А ты говорил, нынешнее поколение – конченные эгоисты, - Вэл хитро подмигнул нашему третьему собеседнику.

- Так я угадал? – поинтересовался я, внимательно разглядывая руки мужчины, которого энергетик называл Лесли.

Интересно, как давно случилась вся эта история? У Пабло следы регенерации были заметны еще полгода.

- Почти, - улыбнулся мне Лесли. Мой нездоровый интерес к его телу наверняка не укрылся от его внимательного взгляда. – Когда я пришел в себя после криостазиса и десятка операций, этот хмырь сидел рядом с моей кроватью и был похож на покойника в отпуске. Думаю, даже я в тот момент выглядел лучше. И знаете, что он мне сказал? – я ошарашено помотал головой. – Первое, что он мне сказал, это: «Теперь мы с тобой квиты».

- Так вы… - начал было я.

- Точно. Глен Лесли – ученый-исследователь «Гончего пса». А вы, судя по всему, наш новый пилот.

- Ян Бульски, - я протянул ученому руку.

- Очень приятно, - ответное пожатие было на удивление крепким. Регенерированная рука действовала прекрасно.

- А вас неплохо подлатали, - пошутил я.

- Еще бы. Главное было довезти мое тело до госпиталя. Но вы же знаете, в чем основной плюс криогенных камер?

Я порылся в памяти, но кроме общеизвестных вещей ничего такого не вспомнил:

- Чтобы сохранить человеческие ткани долгое время, температура понижается очень плавно. А в кровь при этом подается антифриз. Иначе внутриклеточная жидкость при замерзании разорвет мембраны.

- Ну, не совсем, - поднял брови Глен. – Основной плюс в том, что все, о чем ты говорил, выполняется автоматически. Достаточно положить тело внутрь и закрыть крышку. Остальное уже не зависит от квалификации оператора.

- С этим может справиться даже такая бездарь в медицине, как я, - подхватил Вэл. – И заметь, что температура понижается плавно только до -5. Потом включается быстрая заморозка. Так что полный цикл длится не более 10 минут.

- И вы никогда не жалели о своем решении? – спросил я энергетика.

В моей голове никак не укладывалось, что я мог бы сознательно спасти Пабло, пожертвовав Лидой. Наверное, я так и разрывался бы между двумя плохими вариантами, пока не стало бы слишком поздно.

- Никогда! – счастливо улыбнулся энергетик.

Должно быть, у меня сделалось совершенно ошарашенное лицо, потому что мои собеседники снова рассмеялись. Но меня ошеломил не ответ Вэла. Просто в этот момент в бар впорхнула фея. Ангел. Назвать эту женщину призраком я бы не решился. Она была вполне материальна. И еще прекраснее, чем на том стерео, что показывал мне энергетик.

- Привет, милый! – она чмокнула Вэла в щечку и устроилась рядом.

- Познакомься, Джонни, - счастливое лицо энергетика сияло, как керамитовая обшивка корабля. – Это моя жена Эбби Ко.

- Теперь уже Эбби Джонсон, - поправила та и тоже улыбнулась.

- Но как же… - у меня просто не было слов, чтобы выразить свое изумление.

- Знаешь, парень, в чем основной минус криокамер? – в глазах ученого плясали чертики. – Когда цикл замораживания завершён и температура внутри достигла -70°C, их совершенно невозможно открыть. Я имею ввиду, не запустив процесс оттаивания. Но Джонсон сумел. Может быть, в медицине он действительно бездарь, а в технике – настоящий гений.

Энергетик смущенно улыбнулся.

- Просто я никак не мог решить, кто мне дороже, а потому решил спасти всех, - оправдания прозвучали как-то неубедительно.

- Представляете, что он придумал? - вступила в разговор Эбби Джонсон, - Если выпустить воздух из шлюза, то температура там мало отличается от абсолютного нуля. Так что Вэл заморозил нас всех по очереди и хранил в шлюзовой камере. А когда добрался до Надежды, то крутился на орбите, пока не подошел санитарный катер с еще 2 криогенными камерами на борту.

- Это колоссально! – я едва мог перевести дыхание. – Вэл, вы - гений. За это надо выпить!

- Кто это тут собрался пить перед самым стартом? – раздался строгий голос из-за перегородки, заслоняющей от нас дверь.

И в баре появился навигатор Петер Сольберг, с которым мне посчастливилось беседовать три дня назад. На рабочем комбинезоне капитана красовалась эмблема исследовательского корпуса и крупная надпись: «Гончий пес».

- Нет, что ты кэп, - дружно заверили его все члены экипажа. – Только когда вернемся.

- Ладно, - смягчился он. - Хватит рассиживаться! Нас ждет работа.