Под козырьком

Какой мерзкий сентябрь!

Вернее, погода на редкость удачная, в такую злой хозяин собаку не выгонит, но в целом… С давно зашторенного тучами неба льют серые потоки воды, срывают по пути едва начавшие желтеть листья, вбивают их в черную в ночи траву. Пятнают грязно-желтыми кляксами глянцевую поверхность асфальта. Растекаются мутноватыми лужами – вода прибывает очень быстро, – и в считанные минуты приподнятое крыльцо под козырьком панельной пятиэтажки становится островом. Водой залиты все горизонтальные поверхности, какофония жестяных труб и карнизов создает сплошной «белый шум», за которым, равно как и за сплошной пеленой дождя, ничего не видно и не слышно. Тусклый фонарь за казенной решеткой противовандального абажура освещает площадку мертвящим зеленоватым цветом, искажающим краски.

Он стоит спиной к фонарю – не сковывающая движений куртка, черная бейсболка с вечным NY над козырьком, потертые джинсы, кроссовки, дешевые сигареты. Мелкие черты лица, безусое лицо неопределенного возраста. Соответствует. Человек-никто, застрявший в межсезонье и застигнутый ливнем на пороге дома. Неприметный человечек из непрезентабельного дома в неблагополучном районе. В очередной раз проверяет телефон. Рюхи нет. Сигнала – нет. Неспешно закуривает. Стряхивает пепел , серебристые чешуйки исчезают в щелястой пасти люка.

Из-за страшного ливня клиент где-то застрял. Рюха.

Неожиданно он улавливает боковым зрением начавшееся движение тяжелой облезлой двери. Кто-то выходит на крыльцо.

Нелепая. В халатике и тапочках-щенках на босу ногу. Встречает что ль кого? Ага. В пол-одиннадцатого. Не похоже. Он не поворачивается к странной девице, но чувствует, что за спиной шмыгают носом не из-за сырости под ногами или в воздухе.

Она обиженно плачет, по искаженному лицу неопрятными дорожками стекает тушь. Бормочет под нос: «К чёрту! К Светке поеду. Не могу больше с этой стервой, этой жабой жирной». Замечает фигуру на краю площадки и резко умолкает. Потом подтирает растекшуюся тушь ребром ладони и сбивчиво жалуется на жизнь. Ну разумеется. Свекровь, хотя и «не расписаны». Недосвекровь. Муж в командировке.

– А я еще перед ней извиняюсь, мол, не стесняю ли вас, а она мне: "И каким же местом ты можешь меня стеснить?" – и пошло-поехало. Нет, уеду к Светке, пока муж не вернется

Она с важной миной произносит это «муж», хоть он ей и не муж. Или всё-таки муж? Это откуда смотреть… Пока что роль утешительницы Светки досталась ему. Через пять минут излияний и жалоб сбоку резко ударяет ветер, дождь обливает легким душем прячущихся под козырьком. Дым сигареты налетает на без умолку болтающую девицу. Она кашляет и чихает одновременно. Он поспешно гасит окурок и прячет его в карман. Девушка, до сего момента озабоченная своей безвыходной (в буквальном смысле) ситуацией, вдруг решает проявить заботу:

– Да бросили бы, дворник уберет. А так подкладку прожечь можно.

Он с благодарным видом кивает, козырек бейсболки закрывает почти всё лицо. Его взгляд невольно останавливается на квадратных коленях, бесстыдно выпирающих из-под короткого бархатистого халатика в горох. Девка долговязая, нескладная и довольно худая – вылитый страус. Тапки идиотские…

– Баскетбол?

– Нет, гандбол, - наконец смеется девица.

Она уже пришла в себя и просто ждет окончания дождя. Хватит мозолить ей глаза. Он нажимает в кармане на кнопку ложного вызова. После стандартного сигнала снимает трубку и отчитывает невидимого приятеля:

– Проспался наконец? Я уже полчаса жду. Да конечно поднимусь! Вы не откроете? – Это уже соседке по крыльцу, та с готовностью прижимает кругляшок магнитного ключа. – Удачи!

– Всего хорошего!

Он поднимается по едко пахнущей кошачьей мочой лестнице к чердачной двери над пятым этажом и ждёт. Через две минуты раздается долгожданный сигнал входящего сообщения.

***

Еще через пять минут почти вплотную к крыльцу подъезжает неприметный серый форд, каких сотни в столице и окрестностях. Водителю не улыбается мокнуть в потоках дождя, поэтому он вынуждает авто взгромоздиться на тротуар в трех метрах от освещенного квадрата под козырьком. В свете прощально гаснущих фар блестят колени гандболистки.

Девица заинтересованно рассматривает соседа и чуть ли не флиртует.

– Здрасьте, Андрей Петрович!

Хмурый водитель продолжает пялиться на горошистый подол халатика и подмокшие морды собачек. В опасной близости от края халата проносится кисть руки с выцветшей голубой наколкой, звякают ключи, но вместо заунывного пиликанья замка раздается какой-то посторонний звонкий щелчок.

– Прощай, Андрей Петрович! – тем же вкрадчивым голоском.

Нагибается за ключами, перешагивает через вздрагивающие в агонии ноги и, пискнув сигнализацией, ныряет в нутро так удачно оставленного форда. Пора к Светке. И даже если это не Светка, а Антон, и не в общаге в Ясенево, а на двадцать третьем участке Хованского, – она обязательно доберется и всё расскажет. Поплачет по-настоящему. А пока с ненавистью сдирает противных собачек и давит на газ.

***

Он какое-то время ждет клиента, посылает пару сообщений – тот должен быть уже на месте. Не выдержав, спускается на первый этаж. То, что недавно было Рюхой, скрывающимся от своих и чужих, лежит с ножом в печени. Ноги свисают над люком водостока. Кровь перекатывается через край площадки и стекает под дождь.

Фу, как грязно, наследил… то есть наследила. Ничего себе лужа.Ну, блин, гандбол! С одного удара! Привыкла, небось, руками махать. И, видно, крепко невзлюбила тебя, Рюха, покрепче, чем свекровь.

Он нервно хмыкает, ставит пистолет на предохранитель, прячет за пояс и с ненавистью ныряет в потоки дождя. Вода подступает к краю площадки, в неё впадают мелкие кровавые ручейки. Дождь снова ударяет под углом – скоро похожая на нефть кровь смешается с водой и растворится...