В семицкую неделю на кладбищах людно не только при свете солнца. Василий живёт на улице уже пятый год. Кладбище в Семик для него и прочих бомжей злачное местечко, полное закуски и водки. Словно ожившие мертвецы ночью бродят средь могил люди, ободранные и пьяные.

На новом кладбище можно неплохо поживиться, но и охрана там сурова в эти дни. Васька, как и большинство мирных бродяг, не связанных с криминалом, выбирал старое.

Старое кладбище не окружено забором, никто не преграждает путь. Когда хоронили, не было леса, но теперь большая часть могил соседствует с деревьями. Доказательство тому – скромные надгробные памятники из тонкой арматуры, сквозь которые растёт дерево. На краю леса свежие могилы, тех людей, которые хотят лежать под землёй на одном и том же кладбище с давно почившими родственниками. Как будто после смерти, там, на небесах, к ним ближе в гости ходить.

На краю кладбища всегда полно наживы, но она слишком быстро расходится. Вася успел забить одну могилку. Выпил водки со дна пластикого стаканчика, закусил печеньем и пару конфет припрятал в карман. Он подрался за другие могилки, но вскоре задушные дары кончились, и все стали уходить вглубь леса. Вася тоже пошёл.

Бомжи обходили могилы поросшие борщевиком. Они называли их проклятыми. Все слышали истории про то, как бедолага подтёрся листом борщевика. Хуже, когда пьяным, запинаясь об могилу, падает человек в заросли выше него ростом, а поутру находят изуродованное ожогами тело. Прямо на могиле. Такие места были только снаружи леса. О тех могилах быстро забыли родственники, и теперь они несут зло в виде опасного растения.

Бомжи углубились в лес и разошлись. Чем дальше, тем меньше ухоженных могил. Лежали упавшие деревья, сломленные ураганом, и заросли крапивы обжигали ноги в дырявых штанах. Могилы выкопаны беспорядочно, не было прямой тропинки, как в начале. Старые металлические памятники с облупившейся краской стояли безымянными. Переставали появляться портреты на памятниках, а если и были, то лиц не различишь.

Вася шёл по свежим дневным тропкам, блуждал так же, как и днём кто-то, в поисках нужной могилы. И вот он, наконец, пришёл. Могилу пропололи от сорняков, положили искусственных цветов и оставили бутылку портвейна, которая была на половину пуста. Памятник из арматуры покосился. Ни портрета, ни имени, ни годы жизни. Вместо креста – звезда. Василий почесал грязную голову.

– Коммуняка, безбожный ублюдок, и родня твоя ненормальная.

Плюнул Васька, откупорил бутыль.

– И закусь не оставили.

Оглядываясь по сторонам, таясь, чтобы никто не узнал о его находке, бомж выпил весь портвейн, не переставая ругать покойника.

– Храмы пожгли, а теперь лежат себе среди православных. Звёзды понавешали.

Вася потоптал могилу в отместку за веру и запнулся, когда стал спускаться.

– Ах ты! Да я тебя!

И обломил Василий звезду, проржавевшую, пополам и закинул куда-то в заросли. Вдруг он услышал странный звук. Обернулся. Волосы встали дыбом, Васька за сердце схватился. Из могилы встал мертвец. На нём оставалось мало плоти, но петля на шее пережила посмертные года. И когда мёртвый пошёл, бомж бросился наутёк. Долго бежал Вася, заблудился в лесу, но всё же вышел к людям и добрался до города. Вскоре он узнал, что после той ночи на кладбище нашли многих бомжей убитыми и несколько разрытых могил. Вася перестал пить и вскоре умер от солнечного удара, подрабатывая в огороде.

Коммунист разбудил его, разорвав полиэтиленовый мешок, вытащил из общей могилы бомжей. Коммунист поставил Василия на ноги и заехал кулаком в лицо. Вася упал и встал неупокоенным, живым мертвецом.