В нашей деревне всегда боялись моря. Шумное, злое, оно шипело за тыном, ворочалось в своих берегах. Деревня стоит высоко на откосе, но бабушка сказывала, будто иногда сам Морской Хозяин, гневаясь, посылал высокие волны, да такие, что перехлестывали через бревенчатый тын, сносили дома, как щепки, да жадно уволакивали все живое в пучину. Но то сказки, а я с детства бегала на бережок, поплескаться и поискать перламутровые ракушки – себе да сестренкам на украшения. Ох и ругала меня мать, и порола, только, вишь, тянет дите неразумное посмотреть, как волна набегает, пеной кружевной рассыпается… А больше того – на морских зверей подивиться. Чудные они, водяные коняшки эти! Сами тоненькие, будто ветка гибкая, а с боков, что крылья приделаны. Толкаются они ими, да скользят над волнами, как птицы над облаками. И прозрачные они, коники, вестимо ведь, одна вода в них, да волшебство морское.

Бабушка сказывала, что зовутся лошадки мудреным словом, которое только волхвам ведомо, а нам, людям простым, оно и вовсе ни к чему. Наши, деревенские, к коням привыкли, только все равно побаивались, мало ли что. Ведь самого Морского Хозяина то лошадки, не человеческого ума дело о них рассуждать. А вот меня коники не трогали, позволяли на камнях сидеть, ракушки собирать тоже не мешали. Я им и имена дала: Буянко, Омут да Зыбкий, все трое каждое утро вдоль берега скачут. А однажды море мне подаренье сделало – вынесло к ногам ожерелье из перламутра, серебром оправленное. Ахнула я, дивное украшение разглядывая, скорехонько примерила, а взрослым про то говорить не стала. Мало ли, отнимут, скажут, что не принесет добра чужеземное богатство. Вечерами зимними, когда спала на полатях с младшими, чудилось мне, будто от перламутра того тепло идет ласковое, будто кто-то большой и сильный взялся беречь меня, неразумную.

А как подросла я, заневестилась, так с подружками к морю тайком бегать стала – на суженого погадать. Пока славницы имена на песке выводили да ждали, чье имя не унесет вещая волна, я диковинку подобрала, такую, что и сказать боязно! Обручье серебряное – не здешними мастерами сделанное, узорами морскими изукрашено, перламутром, ровнехонько в пару моему ожерелью. А подружки-то визг подняли, бросились к спасительному тыну, едва в руках моих находка засветилась ярко, будто звезда с неба упавшая!

- Пришла невеста, значит… Ну, добро, постоит еще селение ваше!

Обернулась, охнула, увидев чудо небывалое. Сам Хозяин Морской на поверхность вышел, руку за своим доспехом тянет, стало быть, вернуть требует. Поклонилась, как подобает, подаю.

- Сама надень, - велит. – Не бойся, зла не сделаю.

Тронуть боязно, а ослушаться еще страшнее. Знаю, что неспроста показался, обликом человеческим облекся. А коняшки то, коняшки, вокруг пляшут, шеи гнут, ластятся! Улыбнулась, да за теми мыслями обручье-то на руке и застегнула. А рука у Хозяина Морского, слышь-ка, теплая, совсем как живая… Тут бы струсить мне и бежать, а я, глупая, рассмотреть решила, что за одежда на нем, что за оружие. Старики сказывали, что оружен он мечом волшебным, в коем сила гроз морских заключена.

- Нравятся зверюшки мои? – спрашивает.

Знаю, что смотреть-то нельзя, сама взгляд прячу. Белы волосы у Хозяина, будто пена морская, одежда и вовсе из волн соткана, а голос не злобный, ласковый.

- Вот слушай меня теперь, девица, - говорит, будто бы прекословить смею. – Коли уйдешь сейчас со мной добровольно, еще лет сто земли не трону, будут стоять дома ваши. Коли откажешься, больше спрашивать не стану – сам волнами возьму, как раньше забавился. 

И руку вскидывает, коняшек верных подзывает. А море темнеет, ворчит злобно, готовится… Обернулась я на родимый тын, вспомнила, как матушка наказывала не бегать за околицу, не носить сестренкам ракушки перламутровые. И воротить бы назад, да поздно!

Вижу, и платье на мне уже не мое, а такое же, как на Хозяине – серебряное и водяное… Видать, не сомневался, что я выберу, а может помечал просто, кто разберет?

- Что молчишь, девица? Умолять не станешь?

Умоляла бы, да разве море умилостивишь? С детства чуяла, что быть по сему…

- Не стану просить, - только и смогла я ответить. – Сама пойду, только деревню не тронь!

И откуда смелости нашлось так с Хозяином Морским беседу вести, сама удивилась.

- Стало быть, поладим мы с тобой, невестушка! – усмехнулся тот. – Ближе подойди. Как тебя звать?

Каждый знает, что чужому открывать свое имя, все равно, что жизнь свою подарить, а уж существам нечеловеческим – и вовсе смерти подобно. Но против Морского Хозяина как слово молвить?

- Нежданой зовут, мать сынка хотела, а родилась я…

Кивнул сдержано, показывая, что услышал.

- Властью над волнами тебя наделю, дам силы повелевать штормами и штилями, а имя тебе будет Сияна, всех вод госпожа.

Простер надо моей головой грозовой меч,  сияющий тысячей молний, нарекая Морскою Царицею. Вот и все, ухнуло и остановилось сердце. Нет пути обратно! Прости, матушка, свое дитя неразумное, что огорчила и запропала в водной зыби. Хранить вас буду, пока супруг позволит… Обернулась в последний раз на родимый тын, да послушные слову мужьему водяные лошадки под локти подхватили, уводя от рода людского.

С того дня лишь изредка позволено мне выходить на поверхность, чтобы усмирить бушующие ветра и осадить хищные волны. Корона Морской Царицы тяжела и давит виски, лишь только я поднимаюсь в мир людей. Быть супругой Морского Хозяина – тяжкая, почти непосильная ноша, но я знаю, что лишь мои ладони способны остановить его верных слуг, готовых поглотить родную деревеньку. Мое имя - Сияна и когда-то давно я была человеческой девой, познавшей волшебство моря.

/март 2016/