Массивная дверь с мутным от мороза железным узором отворилась мягко, стоило только коснуться ладонью поверхности. Не послышалось ни натужного скрипа петель, ни шороха – наверняка его ждали, и вся сцена была разыграна для одного – не спугнуть.

Но можно ли было спугнуть героя, который ворвался в логово древнего демона ради спасения возлюбленной?

Иван скинул на каменный пол тяжёлый тулуп и меховую шапку, тяжело выдохнул, не чувствуя заледеневших лица и рук. Собачий холод разыгрался на улице, травил его до самого замка, не давая останавливаться ни на мгновение, чтобы передохнуть. Он проверил меч добрый на поясе, прислушался к звукам вокруг – тишина. Лишь где-то впереди слышался треск поленьев, да по стенам нет-нет играли блики огня.

Он уверенной поступью миновал залу. Тени сгущались за спиной, да не было ему до того никакого дела. Ради одного он сюда добрался, и либо выполнит свой заветный долг, либо сгинет, всё равно без Марьи ему свет не мил.

Беда только, про демона Иван знал не много, да и помочь добрым советом некому было. Карачун жил в древнем Северном замке – это все знали, а вот дальше путаница начиналась страшная. Кто-то говорил, что бессмертный он, послан на грешную землю самой Смертью. Кто-то, что Смерть – его самый лютый враг, потому и забрать его не может. А кто-то ведал о погибели Карачуна в тонкой костяной игле навьей... Да где искать её, даже ежели есть такая?

У Ивана не было в запасе времени всего мира, и потому отправился он в путь немедля. Тотчас после ночи Купала, когда пропала его невеста... Ушла гадать на речку да не вернулась. А как бросились искать – всё, что нашли, это помёрзлую землю и венок лютиковый.

– Кто посмел покой мой нарушить? Чую-чую, живым духом пахнет!

Иван вздрогнул и обернулся; из тёмного угла появился, словно из теней соткался худой старик с вымороженными волосами и чернильными очами. Злыми очами, пуще всякого снежного бурана.

– Иван я! – собрал молодой жених всю смелость и шагнул в сторону демона. – За невестой пришёл! Отдавай по-хорошему!

– А что ты по-плохому сделаешь? – неприятно усмехнулся Карачун, подошёл ближе, словно бы приглядывался. Ивана пробрало до самых пят – почувствовал, как из могилы на него покойник таращится, примеривается, потянуть ли свои руки костлявые иль ещё позабавиться.

– Со свету сживу! – огонь вспыхнул в камине тотчас, опалил жаром спину.

– Другой разговор! Совсем другой! – демон встрепенулся будто, обошёл его, словно наметил новую цель.

Иван повернулся следом, не выпуская оружие из рук, да поглядывая за врагом пуще прежнего: понятны ему были простые эмоции, честный бой, но Карачун юлил, планы неведомые строил – как знать, чем они обернуться могут?

Позади высокого трона, что был украшен золотом да каменьями цветными, простиралась огромная карта. Демон примерился и оторвал кусок от неё, скручивая в трубочку:

– Условие моё выполнишь, вернёшь ценную вещь – и девицу твою ни единым словом держать не стану.

– Отпустишь Марью? И что же за вещь? – чувствовал Иван дорогу трудную и опасную, чувствовал, но заранее на всё согласен был, чем демон не преминул воспользоваться.

– На все четыре стороны света. Да так... Яйцо золотое.

Бледные костлявые пальцы любовно огладили сверкающие красные камни в подлокотнике трона – медленно, чувственно. У демона не то, что рука дрожала, он сам как будто согнулся весь, чтобы как можно ближе быть к сокровищам.

У Ивана в душе жалость к нему возникла, да такая жгучая – что же, яйцо золотое, так яйцо. Ужель не достанет ради невесты? Да пусть бы этот демон в злате хоть закопался по уши!

– Будет тебе яйцо!

– По рукам! – Карачун вмиг оказался рядом и в руку вцепился, словно оторвать вздумал. А затем вложил в ладонь свёрнутую карту:

– Пойдёшь с севера на юг... через долгие-долгие земли... в них ты и память свою потеряешь, и опасностей хлебнёшь – полную чашу... Но в тот миг, когда яйцо будет у тебя, я появлюсь...

– И тогда ты Марью отпустишь?

– Быстрее, чем ты думаешь.

* * *

Едва закрылась за Иваном дверь, как хохот безумный обуял демона – заливался он хрипами страшными, до дна души пробирающими.

– Эвон как, чуешь силищу свою! – Карачун не спрашивал, не ждал ответа, сам всё видел и знал, вот только Марья тихо вышла из тайной комнатки, гобеленом скрытой, ни жива ни мертва: бледная, словно русалка-утопленница.

– Ведь не до конца я... – сбиваясь, девица пыталась подсчитать, сколько лютиковых головок было в венке, сколько царь-трава разнолистных побегов ей даровала. – Не должен был подействовать приворот неоконченный!

– Ты в ночь Иванову цветы собирала? Ты словами первородными ворожила? Ты у истока реки стояла... ведьма – хозяйка природы... – демон упивался чужой силой, неподвластной ему женской силой, что с такой лёгкостью подчинила себе любовь, и чеканил каждое слово, как золотые монеты пересчитывал. – И природа тебе откликнулась.

– Сниму проклятие любовное! – в глазах Марьи блеснули слёзы чистые: как бы ни любила она Ивана, парня деревенского, удалого и смелого, но его заставлять насильно не хотела. Бес попутал! Чародейская ночь окружила огнями и силой пьянящей, казалось, горы заставить можно было в ноги упасть, что уж говорить о простом человеке. Как завороженная, в лес ушла, по полянам цветы колдовские искала, на шёпот сладкий откликалась...

А как почувствовала искры на кончиках ноготков розовых, так одёрнула руки, точно обжёгшись, упал в траву подпаленный венок, а она позади себя морозное дыхание почуяла. И явился к ней демон, что обещал знания тайные да запретные – обещал, впредь не будет у неё преград на пути.

Много ли хорошего ведьма не деревне увидит, как слухи поползут? Будут вслед плеваться да звать змеёй подколодной. Испугалась Марья соседей своих и родичей, не думая схватилась за широкий рукав чёрных одеяний, растворяясь в воздухе тотчас вместе с демоном.

Карачун любовался языками пламени в камине; казалось, и вовсе не думал препятствовать. Да и зачем ему?

Слово добрый молодец дал? Дал. Марью он отпустил? Да и не держал вовсе, пусть вослед ему бежит, коли вздумает. Свою роль она выполнила, любо-дорого смотреть. Да вот только...

– Будет он от любви выполнять договор наш, – демон соткался возле неё из теней, жмурясь довольно от блеска её золотых локонов, – или от ненависти – мне всё едино. А ты с чем жить сможешь?

Марья тонула в очах чёрных, понимая, что не вынесет её сердечко ненависти от возлюблённого… но был ли выбор?

* * *

Лес чернел, лес пугал звуками неведомыми да шорохами неясными. Хоть Марья и была ведьмой, хозяйкой природы, да не её то владения были. Непростой лес простирался вокруг: был он на границе между явью и навью, страшное место, в центре которого, переступая с ноги на ногу, избушка стояла.

– Избушка-избушка, повернись туда дворцом, ко мне – крыльцом!

Сказала громко, ножкой притопнув для уверенности, а сама от страха обмирала, глядя то на чёрные провалы окон, то на мощные лапы с острыми когтями.

И всё же избушка со скрипом, похожим на ворчание, с шорканьем лап по земле, повернулась. На перилах крыльца сидел взъерошенный ворон и чистил крылья. Дверь распахнулась внезапно. Марья вздрогнула, но не отступила.

– Топать у себя будешь, смотри, как бы топалки не отлетели! – подслеповато щурясь, Баба Яга глянула в её сторону – как моросью окутало. – Заходи! Не мне ж, старой, за тобой гоняться...

В избушке тени по углам разгоняла одна оплывшая свеча, под потолком мутные склянки да связки трав висели; нестерпимо пахло полынью, горькой, словно злые слёзы. Ей указали на тёплую лавку возле печи, на колени тотчас забрался кот, вытянулся во всю ширь и уютно замурлыкал.

– У, вражина, – беззлобно буркнула старуха, покосившись на него. – С какой бедой пожаловала – не спрашиваю... Толку-то от сил твоих, коли без ума их применять.

Обманул Карачун двух детей неразумных, как некогда и сам себя обманул. Хотел погибель свою во времени спрятать, дабы в судьбоносный миг не добрались до него силы добрые, светлые, а не вышло: мается он, не зная, где яйцо с иглой, кто его может по случайности роковой сгубить.

– Я не хотела привораживать! Честно! Сама не понимаю...

– А ну цыц! И слёзы не лить! – Баба Яга поморщилась от чистых слезинок, что начали собираться в уголках крапивных глаз. – Прибереги их для нужды. Сейчас-то... чего тебе надобно? Иван тебя не помнит, путешествует себе да горя не знает. Сразу говорю, договор с Карачуном не в моей власти – это уж твой молодец сам себе удружил.

– А... зачем это золотое яйцо ему нужно?

– Да мало ли, артефакт сильный – золото светлое, солнышком сияющее, у него к таким страсть, – усмехнулась неприкрытому любопытству лесная ведьма.

– Уберечь Ивана хочу... чтобы не тронул его Карачун после... – Марья ласково поглаживала кота, стараясь не смотреть в сторону погреба. – А ещё следом отправиться. Только не понимаю, в какую сторону идти...

– Хитёр Карачун, да не хитрее меня будет! Не в какую сторону, а в какое время! – чёрные волосы Яги, посеребренные сединой, были заплетены в тугую косу и перевиты сухими травками. Одну такую травку она вытянула и повязала Марье на запястье. – Из замка его дорога с севера на юг ведёт не просто в дальние земли... ведёт она из прошлого в будущее. Одну жизнь за другой проживает твой Иван, а от тебя в них и следа нет. Всё ещё хочешь в неведомое отправиться?

В будущее... какое оно, это будущее? Страшное, жестокое, опасное. Опаснее ли древнего демона? Марья недолго сомневалась: пусть лишь она Ивана любит, но по её вине он попал в эту переделку, а значит, нужно убедиться, что он будет жив и счастлив где-то там. Иначе не сыскать ей покоя на этой земле.

– Да, я отдам всё, что захочешь...

– Один шанс у тебя будет счастье обрести – один! Встретишь Ивана, да если не вспомнит он тебя – иди прочь, не испытывай больше судьбу жестокую, пока демон снова за вами не увязался.

Древняя избушка посмотрела вослед девице, чей стан белый с берёзками сливался, единственным окном, потопталась, да и обратно развернулась. А Яга вытянула золотой локон из пучка, бросила в закипающее зелье, сетуя себе под крючковатый нос:

– Тьфу-тьфу, глупые молодые ведьмы ж! Един мировой закон! Вовек не приворожить человека, кто уже любит!

* * *

Долго ли, коротко ли шёл добрый молодец сквозь время...

Резкий гудок машины выдернул Ивана из оцепенения. Он задумчиво посмотрел на мигающего зелёного человечка на светофоре и отхлебнул кофе: нет, бежать не будет, не торопится.

Странный сегодня день, вязкий, как кисель, а он – муха, которая пытается пробиться наружу.

Главное, ничто же не предвещало беды: неделю назад всё уточнили, ко встрече бумаги подготовили, счетами обменялись. Вот он – час триумфа, их аукционный дом получит бесценный кейс с тонкими, словно филигранными, произведениями искусства – коллекцией яиц Фаберже и ещё нескольких не менее шикарных экземпляров, но уже неизвестных мастеров. Всё хорошо, даже замечательно! Но почему тревога не оставляет душу?

Офис жил своей размеренной жизнью. Это на первых этажах все бегают с экспонатами, шикают друг на друга, чтобы не мешались под ногами, идеально изысканно готовят аукционные залы, номера, каждое слово оттачивают до безупречных интонаций... И ведь все работают ради этого мгновения, ради звучного голоса ведущего, который объявляет: "Продано!". И он работает ради этого – почему-то так бесконечно важно было видеть, как прекрасные вещи попадают в руки новых хозяев. Или обретают старых, вот была история... А, впрочем, какие-то сентиментальные глупости в голову лезут!

Иван выкинул картонный стаканчик в корзину, подхватил со стола нужные бумаги и направился в конференц-зал: переговоры – вещь тонкая, даже если основные вопросы давно решены, нужно было ещё раз тщательно всё обдумать.

До последнего он сомневался... до последнего сердце заполошно стучало в груди, но вот въедливый коллекционер скупо кивнул в конце перечитанного договора, потянулся за ручкой и размашисто расписался. Свершилось!

– Месье Лоран, – он первый раз в жизни не мог подобрать слов, чтобы вежливо завершить встречу. – Я рад, что вы остались довольны! – ещё больше рад тому, что остался при этом жив и не за решёткой по обвинению в убийстве.

И ведь прав оказался с этим ощущением неприятностей! Прав! Ох, и помотал нервы-то этот старик! Вот уж правда, что богатство не делает людей более привлекательными... скорее наоборот.

Пока предупредительные секретари провожали гостей, Иван ещё раз подошёл к кейсу, где в мягких бархатных углублениях хранился изумительный антиквариат. И более всех прочих сокровищ привлекало одно – маленькое золотое яйцо с тонким рисунком по поверхности... Казалось, оно светится изнутри; а ещё манили тайными знаниями эти узоры – он так жаждал разгадать их историю!

– И вот мы снова встретились, добрый молодец... Ах, простите, не то время, не то время. Иван Денисович? – на пороге, как по волшебству, возник высокий мужчина в чёрном костюме и с тростью. – Не добрый молодец, но хорошо оплачиваемый специалист по оценке антиквариата. Недурно, верно? Я бы сказал – вы выросли на моих глазах...

– Что?.. Кто вы? – Иван силился вспомнить этот взгляд, и не мог. Но было же что-то! Было! Эта мягкая текущая похода, злая усмешка, глаза – ледяная пропасть.

– Тяжко без памяти? Извольте, – в зале резко похолодало – так, что даже высокие окна покрылись изморозью.

Иван недоумённо обернулся, подошёл к балконным дверям, распахивая их настежь – но нет, на улице всё то же летнее солнце, лишь на горизонте мутнела дымка перисто-слоистых облаков.

– Кондиционер?.. – ему и в голову не могло придти другого объяснения, а странный мужчина уже стоял рядом, резко наклонился, да сдунул с ладони прямо в лицо какую-то мелкую пыль.

Иван сперва закашлялся, а следом зубы сжал от боли, что острой спицей прошила мозг – мгновенно, безжалостно – и припал на одно колено. Демон не церемонился: мощный поток воспоминаний был подобен бурной горной речке, а ярче всего пылал договор.

– Отдай... отдай мне его! – не просил, но приказывал Карачун, вздёргивая его наверх за отвороты рубашки.

Иван едва удерживался на ногах, вцепившись в его запястья, дышал шумно, измученно:

– Марья... где Марья?

– Прожила замечательную жизнь на свободе, вероятно! Жаль, ты этого никак не проверишь, но договор не даст солгать – я её отпустил! Отдай мою вещь!

– Прожила?.. Прожила?! Бес проклятый... как ты мог! – Иван с отчаяния и злости, что его обманули, ударил демона в грудь со всей молодецкой силы. – Что ты наделал...

– Договор. Выполнил.

Иван ухватился за стену – дезориентированный, сломленный. Жесток оказался договор – не по дням исполнил он его, не по годам – по веку, да не одному. Действительно пересёк земли дальние, за яйцом проклятым с десяток жизней охотился неосознанно. А всё... впустую? Жила Марья где-то на свободе... да счастливо ли? Иль подумала, что бросил он её, да проклинала в сердцах имя его?

И демон стоит перед ним посреди зала, словно истукан – ждёт, не отвяжется вовек. Да и выполнил ведь договор, честно или не честно. Что же, он тоже выполнит...

– Забирай... сокровище своё... – Иван резко встал, к кейсу подошёл и подхватил из выемки яйцо золотое.

Хотелось всё забыть... Хорошая жизнь у него сложилась, не идеальная, но своя собственная. А теперь что? Время бы вылечило, да время вместе с ним обманули.

Карачун ничего на свете больше не видел, кроме сокровища – к яйцу тянулся, но лишь воздух оглаживал, наслаждался предвкушением. А Ивана злость обуяла страшная – он всё оставил, всё позабыл, жизни свои положил на поиски, а Марьи и след простыл, как не было её никогда. И всё из-за демона проклятого!

– Чтоб ты вовек от своей судьбы не ушёл! – в сердцах выкрикнул Иван, а яйцо в небо кинул – сверкнуло оно в лучах, ослепило на секунду и пропало. Лишь вороний крик раздался где-то над крышей.

Взревел демон страшно, взглядом опалил, тростью по полу стукнул, в орла обращаясь, да вылетел следом за сокровищем, только его и видели.

Так быстро это всё произошло, что Иван в шоке понять не мог – то ли он рассудком повредился, то ли...

– Спас тебя ворон... – он голову повернул, встречаясь взглядом с... директором по рекламе наёмной фирмы, что они привлекли к участию в последнем проекте. И как он не узнал её раньше? Почему?

– Марья? – в голове не укладывалось: разве так бывает? Какой же хранитель пошёл против времени?

– Я тоже заплатила за этот миг, – она спокойно провела рукой по коротким прядками, торчащим в разные стороны. – Не ведьма я больше, всю силу свою отдала, чтобы Яга от демона защитила.

– Я так много хочу спросить, – с каждым вздохом возвращалась уверенность в себе, в своём разуме.

– А может... не стоит? Оставь прошлое в прошлом, то уже, – Марья на секунду задержала взгляд в проёме балкона, – не наши дела.

– И всё же. Хочу знать, как ты жила это время, – он осторожно взял её за руку, поглаживая большим пальцем запястье. – Я прошу.

– Я не та, кого ты помнишь...

Она правда совсем иная: не нежная девушка-чаровница с длинной косой и кротким взглядом, а уверенная в себе женщина, которая жёстко управляет целым отделом в крупной фирме. Её все боятся, а он предпочитал вовсе не пересекаться, отдавая поручения секретарю.

– Я стал не тем, кого ты знала... – действительно больше не добрый молодец, не честный и открытый парень – душа деревни, а эмоционально сухой и замкнутый на работе трудоголик. – Но мы можем попробовать.

Разве знали они тогда, столетия назад, что-то друг о друге? Хоть Марья невестой ему была, а любви его не замечала. Хоть он женихом ей был, а её страха не видел. Может, и не проклятием было это путешествие, а – даром? И судьба не пыталась разлучить, но лишь хотела, чтобы они наконец увидели друг друга без всяких условностей?

У них впереди целая жизнь, чтобы выяснить, смогла ли любовь преодолеть время, и что будет, если они вновь пойдут рука об руку. Когда время лечит? А когда оно – самый коварный враг? А может, всё, что ни делается, то к лучшему?