В ту ночь мне не довелось лечь спать вплоть до самого утра. Как часто бывает, бессонница расположила  к обдумыванию насущных проблем, доскональному разбору ошибок недавнего и далекого прошлого, мечтам, которым не суждено сбыться, — словом, рефлексия стала моей визави.  Поток подобных мыслей, как правило, хаотичен, в своей безжалостности он не преследует конечной цели, лишь наугад выбирая то, что более всего может взволновать, на манер музыканта, перебирающего струны в поисках наилучшей благозвучности. Последним в моем случае оказалось время: как мало я, казалось бы, пробуду во вселенной, как мало познал, и как несоизмеримо много мне не суждено узнать, ведь я смертен, — так твердил рассудок.

Не то чтобы мысль о кончине пугала, напротив, некоторые моменты жизни порой к ней взывают, тем самым приводя к своеобразному умиротворению, не говоря уже о неосознанном влечении: бывает, находясь на вершине высокого склона или моста, проскальзывает неуловимое желание спрыгнуть, пожалуй, из чистого интереса, еще не допущенного и не отвергнутого сознанием.

Нет, здесь было нечто другое, банальное сожаление о еще не прожитом, или схожее с тем.   

На перипетии обдумывания, когда сил уже не оставалось, сон сжалился и поглотил меня. Не придавая сновидениям особенного значения, долгое время я оставался к ним равнодушен, однако этому удалось изменить мое представление. То был односторонний диалог, проходящий в абсолютной пустоте, насколько могу заключить, в нем не было никакой предыстории, он начался столь же спонтанно, как и прервался. Некто гласил:

"Я существую с незапамятных времён. Ни один из теперешних современников не может проследить мои истоки, считая меня чем-то призрачным. Все они могу только догадываться обо мне, однако, как правило, не замечают вовсе и не придают малейшего значения, а если и замечают, то пытаются сделать вид, будто ошиблись, что не может не радовать. И всё же я выражаюсь образно, — разграничения по принципам хорошо или плохо, равно как всякая мораль, чужда мне подобным.

То, что вы, люди, называете бытием, по обыкновению укладывается во временной промежуток до сотни лет, за редким исключением. Но это заключение, ограничивающее любую вашу деятельность в строжайшие, неподвластные изменению рамки, нисколько не мешает Вам мнить себя чуть ли не Богами на этой планете. Хотя в сущности вы ничто: эфемерный след на бесконечном отрезке эволюции всего и вся; пара страниц биографии и несколько строк на могильной плите, — вот оно, величие.

Другие животные, с которыми мне доводится работать, вызывают стократ большее уважение. Братья ваши меньшие неоправданно сильно преданны роду людей, но что они получают взамен? Да, встречаются те, кто проявляет ответную заботу, но в основном это выливается в сторону какой-нибудь одной особи, взятой для удовлетворения своих нужд в том же общении, или от скуки, хорошо, если по доброте. Однако всё это ничтожно мало в сравнении с масштабами причиняемого вами вреда всей остальной флоре и фауне, что не нуждается в доскональном описании, ибо достаточно взглянуть на то, чем вы питаетесь, или какой материал порой используете для облачения.

Уничтожая все и вся вокруг во имя слепых нужд потребления, вместо того, чтобы задуматься о сохранении мира, вы придумываете себе очередное высшее существо и поклоняетесь ему. Так вы успокаиваете совесть и избегаете ответственности в своих глазах.
Однако потребности не стоят на месте: разделяя территории, вы развязываете братоубийственные войны, которым также суждено быть прощенными Богами, ведь если мотив благой, то все дозволено.  

Меня можно было бы назвать своего рода агрессором, пессимистом, скептиком, кем угодно, не имей я одной важной привелегии. Право к осуждению должно быть присуще тому, кто всецело знаком с "обвиняемым", а я лучше, чем кто бы то ни было, знаю каждую живую особь в этом мире. Плюс ко всему, повторяюсь, не преследую цели третировать, а всего навсего констатирую очевидное.

Я потерял счет столетиям, наблюдая буквально одну и ту же картину. История не учит вас ничему. Ничто не учит. Что же происходит теперь? Вы тоже стремитесь к вечной жизни. Только ради чего? Разве это я вам навеваю? Некоторым из вас едва ли хватает отмеренного времени, чтобы к старости получить хоть какие-то навыки эмпатии, перестать думать исключительно о себе. Только под угрозой смерти вы начинаете что-то ценить, а не будь таковой, что станется? Впрочем, природа устроена так, что ваши старания иллюзорны.

Идея Коперника о том, что Земля не есть центр Вселенной, повсеместно стала очевидной лишь спустя три сотни лет, пусть и до сих пор не всем, но сложно представить, сколько будет приживаться, или приживется ли в ваших головах вообще мысль о том, что человек далеко не центр всего живого.

Вы единственные существа на планете, которые либо недовольные фактом своего существования, прозябая в поисках смысла, изначально являющегося вашей же выдумкой на основе создания причинно-следственных связей, кончают с собой, либо, обретя огромный перечень зависимостей, обусловленных созданной вами цивилизацией, желают с ними остаться навечно.

Однако есть одна важная преграда, которую вы не берете в расчет. Воля к жизни и влечение к смерти неразрывны. Всё в мире подвержено законам сохранения и стремится к равновесию: когда-то неживая материя стала живой, но её всегда будет тянуть обратно. Танатос дополняет Эрос и является его неотъемлемой частью. Сколько бы времени не потребовалось, для меня это пустяк, я всегда буду рядом, в одном лице этих явлений. "

Что ж, в вопросах символизма или подсознательных образов я не ручаюсь быть уверенным, однако тема вечности для меня закрылась сама собой.