Всего произведений – 5063
Старик и горе
О, критика! Ну как же нам, авторам, без тебя? Читательское мнение – это всегда ценно для писателя.
Люблю я инквизиторов – критиков Синего сайта, которые, не щадя времени, разбирают работы, замечают недочеты, которые автор пропустил, задают вопросы и помогают писателю что-то поправить либо дают «пищу для ума», разжигают, так сказать, вдохновение.
Однако сейчас речь пойдет не о них.
Читатели – они тоже своего рода критики. И они бывают разными. Мы уже сделали попытку их классифицировать вот тут: «Критики... Много написано о них самих...» .
Но вот есть еще один «вид» – читатель – читающий, вроде как бы образованный, даже грамотный, эрудированный… Только чем-то очень напоминающий героя Т. Толстой «Кысь». Вот эти читатели со знанием дела пишут статьи, ведут мастер-классы о писательстве, к их словам трудно придраться, замечания вроде бы по существу, критика уважительная…
Да только тоска берет от их мнения, или смешно становится. Увы, я сталкивался с такими. Прошу учесть, что все намеки в последующем тексте не имеют под собой никакого основания))).
Итак… Представьте, что некий Василий Пупкин – райтер, зарабатывающей на статьях, пишет рецензию на произведение Хемингуэя «Старик и море»…
Эрнест Хемингуэй
Старик и море
Рецензия Василия Пупкина
Здравствуйте автор! Начну с хорошего. У вас получился весьма неплохой рассказ. Главные персонажи хорошо прописаны, да и с мотивацией у них все в порядке. Вам хорошо удались описания всех мест, где происходили события, описания людей так же весьма и весьма хороши. В общем, по этому рассказу сразу видно, что автор не новичок, ну или новичок, но писал под чьим то чутким руководством.
Начну с названия. Увы, оно никакое: «Старик и море». Название должно завлекать читателя, как бы обещать ему неожиданности, чудеса. Например: «Болтливый розовый мишка» или «Эскимос с Марса»[1], а у вас все предсказуемо, сразу понятно, что старик общается с морем. Или наоборот.
Советую вам усилить название, скажем, «Старик и горе», «Схватка на глубине», «Предсказание атлантов». Последнее название вроде бы не в тему, но! Вы таким образом заинтересуете читателя, а уж вставить в конце фразочку про атлантов – не вижу проблемы.
Что касается сюжета. Он прост: старик не ел долго, мечтал поймать большую рыбу, поймал, сражался с нею, упустил, остался голодным.
Кто уже только не писал на эту тему! Конечно, вам стоит поучиться у классиков, например, у Пушкина. Рекомендую почитать «Сказку о золотой рыбке…». Сюжет тот же – старик поймал рыбку, загадал желания, упустил шанс, остался со старухой и разбитым корытом, – но поэтичность, образы, глубина мысли какая! У вас же мораль не ясна, а ведь литература – это своеобразный урок жизни подрастающему поколению. Вы же нагнетаете депрессию при очевидном торжестве власти человека над рыбой. Позитивное мышление – мышление будущего, не стоит об этом забывать.
Про жанр и форму. Повесть… да… но какая? Новеллистическая? Зарисовка? Мне кажется, что можно было использовать жанр манифеста – о человеке с большой буквы и его победе над природой. Советую вам дать названия каждой главке – это украсит текст и сделает его более удобным для чтения.
Автор ваш рассказ мне понравился, и тем обидней, что у вас так много логических несуразиц и ляпов. Но обо всем по порядку:
Старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме. – Автор, почитайте Википедию: В узком смысле Гольфстримом называют течение вдоль восточного побережья Северной Америки от Флоридского пролива до Ньюфаундлендской банки (так оно, в частности, отмечается на географических картах). В широком смысле Гольфстримом часто называют систему тёплых течений в северной части Атлантического океана от Флориды до Скандинавского полуострова, Шпицбергена, Баренцева моря и Северного Ледовитого океана. Так что было бы лучше, если бы вы обозначили, где точно рыбачил старик, с самого начала. Не все знают, где находится Гавана.
Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий», и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. – Что же старик ел все это время? Это невозможно – за два с лишним месяца не поймать ни одной! Да и три рыбы за неделю – вовсе не такой хороший улов. Почему сразу не сказать, что рыбы – большие? Родители мальчика заняли странную позицию: сорок дней не говорили ничего, а потом послали-таки на заработки ребенка.
…на другой лодке, которая действительно привезла… – Не лодка же привезла, а люди!
…старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий»… – Хорошо, что вы перевели иностранное слово, но тогда зачем вообще оно в русском тексте?!
Мальчику тяжело было смотреть, как старик каждый день возвращается ни с чем, и он выходил на берег, чтобы помочь ему отнести домой снасти или багор, гарпун и обернутый вокруг мачты парус. – Багор и гарпун – это тоже снасти. И парус мальчик должен был сначала снять с мачты, а то получается, что несет вместе с нею.
Парус был весь в заплатах из мешковины и, свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка. – Откуда мальчик мог видеть знамя разбитого полка?! И каким образом свернутый парус похож на знамя? Если уж вы говорите про луну, то говорите и про звезды – понимаете? Звезды видны только при луне, а парус из мешковины не может напоминать бархат знамени… то есть образ должен быть достоверным.
Старик был худ и изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами неопасного кожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропического моря. – Любой рак опасен. Странно, что старик не лечится.
Пятна спускались по щекам до самой шеи, на руках виднелись глубокие шрамы, прорезанные бечевой, когда он вытаскивал крупную рыбу. Однако свежих шрамов не было. Они были стары, как трещины в давно уже безводной пустыне. Все у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море, веселые глаза человека, который не сдается. – Вот опять же: откуда взялось сравнение с пустыней, если старик жил и живет у моря?
— Сантьяго, — сказал ему мальчик, когда они вдвоем поднимались по дороге от берега, где стояла на причале лодка, — теперь я опять могу пойти с тобой в море. Мы уже заработали немного денег. Старик научил мальчика рыбачить, и мальчик его любил. – Не слишком ли фамильярно мальчик называет старика? Я понимаю, что тут имени и отчества типа Сантьяго Сантьягович может и не быть, но одно имя режет слух. «Поднимались по дороге» – куда? О том, что поселок расположен на горе, вы не упомянули.
— Нет, — сказал старик, — ты попал на счастливую лодку. Оставайся на ней.
— А помнишь, один раз ты ходил в море целых восемьдесят семь дней и ничего не поймал, а потом мы три недели кряду каждый день привозили по большой рыбе.
— Помню, — сказал старик. — Я знаю, ты ушел от меня не потому, что не верил.
— Меня заставил отец, а я еще мальчик и должен слушаться.
— Знаю, — сказал старик. — Как же иначе.
— Он-то не очень верит.
— Да, — сказал старик. — А вот мы верим. Правда?
— Конечно. Хочешь, я угощу тебя пивом на Террасе? А потом мы отнесем домой снасти.
— Ну что ж, — сказал старик. — Ежели рыбак подносит рыбаку… – Этот абзац вообще шокирует. Во-первых, мальчики так не выражаются. Ни один мальчик не скажет про себя, что он мальчик и должен слушаться. Во-вторых, Терраса – это что? Если название кабака, то нужны кавычки. В-третьих, мальчик у вас пьет пиво, да еще и угощает старика?! То есть ювенальная полиция вообще глаза закрыла на происходящее?
Они уселись на Террасе, и многие рыбаки подсмеивались над стариком, но он не был на них в обиде. – Тут нужно бы пояснить – почему они посмеивались? А то получается, что смеялись над его старостью, а не над неумением добыть рыбу.
Рыбаки, которым попались акулы, сдали их на завод по разделке акул на другой стороне бухты; там туши подвесили на блоках, вынули из них печенку, вырезали плавники, содрали кожу и нарезали мясо тонкими пластинками для засола. – «Сдали», потом сразу «разделали», как-то вы тут смешиваете сразу много действий.
— Не стоит. Поиграй лучше в бейсбол. Я еще сам могу грести, а Роджелио забросит сети. – Нет, ну я понимаю, что вы из Америки, но… вы же пишите не только для американцев? Правда? Тогда вот бейсбол – вовсе не общемировая игра. Тут, скорее, подойдет хоккей или футбол, на худой конец «Тетрис».
— Помню, как она била хвостом и сломала банку и как ты громко колотил ее дубинкой. – О какой банке идет речь? Нужны пояснения.
— Если течение не переменится, завтра будет хороший день, — сказал старик. – Старик противоречит сам себе, ведь был уже такой день с таким течением, но ничего не ловилось.
Старик нес на плече мачту, а мальчик — деревянный ящик с мотками туго сплетенной коричневой лесы... – Автор, где вы выдели коричневую леску?! Она белая!
В общем, далее по тексту еще много ошибок и недочетов. Уважаемый Эрнст, вам нужна помощь беты, да и гаммы – тоже не помешает.
Вместе с тем рассказ интересен, чувствуется потенциал, способности, пишите еще, я постараюсь вам помочь и поспособствовать вашему дальнейшему развитию.
С уважением, Василий Пупкин.
[1] Книги Д. Донцовой
Комментарии
Дата: 21-07-2013 11:44
Комментарий к книге Война и мир. Том 1-2:
Прочитал я эту книгу целиком, не скрою - 1812 год описан более-менее. Но все остальное - бред сумасшедшего. Лучше бы Лев Николаевич, горячо любимый мною за рассказы о Севастополе, за "После бала" и еще кучу отличных книг, не писал роман, а настольную книгу по истории начала XIX века. Получилось бы очень интересно.
Самый основной сюжет - любовь Наташи Ростовой к Андрею Болконскому. Мне очень свезло, что я еще до этого прочитал (а потом и еще раз перечитал) гениальный роман Александра Дюма "Виконт де Бражелон". И тут-то пошла линия сравнения!
Сначала герои: Рауль де Бражелон - Болконский, Луиза де Ла Бом Ла Блан де Лавальер - Наташа Ростова, граф де Вард и Людовик Четырнадцатый (Толстой решил их объединить) - Анатоль Куракин, граф де Гиш - Пьер Безухов.
Далее сюжет.
Виконт де Бражелон по приказанию короля уезжает - Болконский уезжает на войну. Луиза влюбляется в короля - Наташа влюбляется в Анатоля. Граф де Гиш дерется на дуэли с графом де Вардом, защищая честь друга, находящегося вдалеке от дома - Пьер Безухов дерется на дуэли с Анатолем. Виконт де Бражелон приезжает и узнает об измене, после чего не прощает ее Луизе - Болконский не прощает измену Наташе. Виконт погибает, и его оплакивает Луиза - Болконский умирает "на руках" у Наташи.
Отличие только в том, что роман Дюма был написан тогда, когда у Толстого еще молоко на губах не обсохло.
А так - не самая лучшая интерпретация французского романа на русских героев. Но оригинал всегда лучше.
Ладно... буду утешаться тем, что Васи всякие нужны, Васи всякие важны)) Да и я - вовсе не критик, а так - читатель мимопросыпающийся.
И, наверное, в любом тексте можно найти, что критиковать... Но есть вещи, которые одному покажутся нормальными, а другому - нет, потому что всяк читает чуть по-своему. И вот чем больше авторское мастерство, тем меньше народу будет "спотыкаться". С другой стороны (да-да, вот именно "с другой стороны")) - как бы шикарно автор ни писал, но если читающему текст абсолютно чужд, то увлечься он не сможет и будет видеть сплошь недостатки. Наверное.
И спасибо за возможность поразмыслить.
В принципе, подобный критиканский шедевр может сотворить любой, недовольный предметом критики, было бы желание. Хотя за годы (годы, подумать только!) работы в рядах славной Инквизиции у меня создалось стойкое впечатление, что некоторые критические отзывы так и пишутся, если а) что-то смутно не нравится, а что - критик выразить не в состоянии или ему просто лень, и б) надо же что-то написать, ну хоть что-то - читатели ждут отзыва, особенно если конкурс, плюс надо продемонстрировать собственную образованность и чувство справедливости.
В общем, как обычно - Вася Пупкин хоть и антигерой, но пупкинизмы его живут в виде урока добрым молодцам и красным девицам.
Очень веселый и поучительный портрет критика вышел )) Читать было приятно, а еще можно задуматься и о собственной манере критиковать и о собственной реакции на критику. Огромное спасибо, что еще раз поднял эти важные для авторов вопросы ))
Бедный Василий в каких только переделках не побывал на пути к творческому Олимпу) Ну вот, пожалуй, такого критика я не против повстречать, они интересные, если не сильно нудотные.
Итак, взявши трубку в зубы и погрузившись в море, Вася (нью-Хемингуэй) проникался творчеством, входил в образ... Но не вошёл. Вернее, не в тот.
Хитрый Аль так написал многослойно, вроде бы, в обычной манере, неспроста. И под юмором и смехуечками касательно незадачливого Васи кроется большая рыба смысла.
Эх, как после заметки задумчиво становится! Сразу начинаешь анализировать уже себя и обнаруживать признаки Васи Пупкина в собственных комментариях. Этакие «пупкинизмы». Или это только кажется?
А знаете, вот на самом деле если рассказ и повесть хороши, то есть такой эффект, когда гипотетические ошибки не замечаются, даже если они есть. Если сочетание сюжета, идей и очаровывающей атмосферности чарует, околдовывает, то просто следуешь им... Хемингуэй, Маркес, Бредбери... — уверен, что если препарировать их произведения, сделать из них вместо живого существа набор органов — то можно найти много поводов придраться.
А вот, скажем, «День Триффидов» Уиндема с точки зрения гаммы — это же сборник перлов! Но... Хорош же. Само произведение, со всеми его наивными ляпами — хорошо же! Или, скажем, Жюль Верновский «Таинственный остров»...
А почему? Да потому что они гармоничны.
Но есть и обратный эффект — например, я часто, читая книги, вижу ошибки, эдакая «профдеформация» – но, как правило, если не увлечён) Наверное, это сродни тому, как если человек красив – то даже если у него есть недостаток, то он кажется особенностью.
Мне кажется, что Вася Пупкин не столько занимался критикой, сколько развлекался. Понимаешь, ведь он в некоторых вещах указывал, что ему, как читателю, было «не так», но представлял это в форме критики. Читатель, конечно, может писать любое мнение) Но и тот, кто читает его мнение тоже может иметь своё мнение уже о комментарии))))
А вот когда произведение не гармоничное, зачастую и страшненькое, то я-читатель начинаю анализировать, что не так.
И вот тогда уже смешно то, что автор закрывается наглухо и не внемлет читателям вообще. Слушать читателей — полезно, следовать — не обязательно, конечно. В конце концов «имхастая» критика — бывает. Но тут уж сам автор вполне должен отличить критику от критиканства, чтобы через диалог взять для себя что-то полезное.
Например, было бы неплохо, чтобы «звезданутые» авторы были более контактны, не считая всех «бегущими по деталям» Пупкиными. Хотя зачем им, да? Они же не себя порождают в произведениях, а товар...
RSS лента комментариев этой записи