От Ло пахнет ложью. Моне явственно чувствует приторно-сладкий аромат предательства, окружающий мужчину. От Ло веет фальшью. Моне закрывает лицо крылом, думая, почему именно его запах нарушает тонко выплетенную сеть обмана, пронизывающую весь Панк Хазард. Не тонкие недоговоренные слова гарпии, не явное вранье Цезаря, а чуть заметная полуправда Шичибукая. Девушка не понимает, но принимает – на Гранд Лайне иначе не выжить – вглядываясь в высокую фигуру на секунду дольше, на мгновение пристальней.

Моне, наверное, плохо разбирается в людях. По крайней мере, она сама думает так – ей достаточно одной веры. В Джокера и его способности, Цезаря и его необходимости для Молодого Господина. Но Ло она верить не может. А разобраться в нем, скорее всего, не способна в принципе.

Трафальгар – фанатик. Не такой открытый, как ученый, но куда более опасный и беспринципный. Пожалуй, ради своих целей стальноглазый Шичибукай не откажется предать и самое святое. Единственное, что ценят все, от праведников до самых отчаянных злодеев. Впрочем, Ло будто стоит вне этой системы, позволяя себе то, что недоступно остальным. Насмешливо, глядя сверху, изучает придуманные правила, которым все, почему-то, следуют. Мужчине всегда нравилось исследовать.

Наверное, Трафальгар любопытен. Моне думает так, заметив на себе его взгляд. Внимательный, пронизывающий. Не как к девушке, гарпия себя не обманывает, а как к любопытному животному, еще неисследованному объекту, который можно со скуки повертеть в руках. На Панк Хазарде однообразно, тоскливо и снежно.

Моне любит растворяться в окружающем пространстве, терять форму, распадаясь на тысячи снежинок-иголок. Становиться чем-то большим. Пока насмешливый взгляд не говорит, что она – глупая игрушка, не способная отказаться от своей роли. Гарпия чувствует себя бабочкой, навеки заточенной в альбоме коллекционера среди таких же безмолвных пустых оболочек. Моне не хочет быть предметом.

Она сама лучше относится к детям. Пусть те и объекты эксперимента, но они – живые, девушка признает это. И Моне тоже живая. Дышит, ест, чувствует. Чувствует, хоть это порой и не заметно под маской ничего не значащей улыбки и равнодушия. Ло такой же. У него такая же улыбка, так почему именно гарпия считается неживой? Жив ли сам Трафальгар?

Моне не понимает. Она много чего не понимает, но никогда это не било так в сердце. Девушка никогда не была сильна в чувствах, предпочитая тратить время на более рациональные занятия, о чем впервые в жизни жалеет. Ло будто открывает ей другой мир, о котором гарпия не знала. Моне нравится, хоть и больно, очень больно. Выбираться из скорлупы уже сформировавшейся особью оказывается тяжело.

В голове гарпии множество вопросов – неудобных, вредных. И у вылупляющейся девушки оказываются сломанные крылья, израненное сердце и слабые, неспособные выдержать ноги. Она не встанет. Не полетит. Больше не поверит. И Ло смотрит с каким-то осуждением, будто идеальный эксперимент вдруг провалился. Образец оказался неподходящим. Неживым.

А на Панк Хазарде идет снег. Моне думает, что если умрет, то обязательно обернется хрупкими ледяными звездами, и Трафальгар, глядя на головокружительное падение, улыбнется. На этот раз по-настоящему.