Последним росчерком

Золлер мягко двигался среди танцующих пар, ловко избегая столкновений и умудряясь никого не задеть тростью. Мужчине были не по нраву подобные унылые сборища, – но чего ещё ожидать от людей? – однако привело его сюда именно любопытство. Или, еще точнее, желание убедиться, что человек, по ошибке доставшийся ему в коллекцию, хоть чего-то стоил. Пока всё шло неплохо: Гай Вейл только что пригласил какую-то девицу прогуляться по парку. Что ж… Осталось увидеть, чем это закончится. Золлер раскланивался через раз, делая вид, что знает всех и всякого. Впрочем, это почти так и было.

– Золлер! – окликнули его откуда-то сбоку.

Мужчина обернулся и встретился взглядом со Спайером, приветливо предлагавшим присоединиться к нему за столом, где, конечно же, играли в покер.

– Как дела, хладнокровный ты наш? – приветствовал его Спайер, поглядывая поверх карт и небрежно повышая ставку вдвое.

– Как видишь, не жалуюсь, – Золлер сел на соседний стул и сделал вид, что его больше занимает игра, чем чушь, которую нёс собеседник.

– Правда? – удивился тот. – А я слышал, что не так давно какой-то мастер тебя провёл и ловко подсунул вместо себя брата.

Золлер поморщился и перевёл взгляд на Спайера, который ехидно поглядывал на соседа, краем глаза наблюдая за оставшимся партнером.

– Пас, – тот бросил карты на стол.

– Я победил, – Спайер хищно улыбнулся и раскрыл свои – набор мелочёвки. – Не хочешь сыграть? – предложил он Золлеру.

– У тебя нет ничего, что могло бы заинтересовать меня.

– Прямо-таки ничего? – усмехнулся Спайер, достав из внутреннего кармана фрака свою собственную колоду карт, и принялся её рассеянно тасовать. – Я тут на днях выиграл душу одного старого шулера, но плату ещё не взял…

– И какой мне прок от шулера?

– От него – никакого, а вот его дочка… как раз в твоем вкусе, – он протянул Золлеру даму червей.

До Золлера доходили слухи, что Спайер затачивает в свои карты выигранные души, но никогда не видел тому подтверждения и не особо верил в это. Однако какой-то властью он над картами всё же обладал: дама червей вдруг превратилась в девушку с гривой вьющихся каштановых волос, небрежно перехваченных лентой. Задорно щурясь, она колдовала – иначе не скажешь, – над холстом. Под быстро и точно перемещающейся кистью разрастались льды, изо всех сил противостоявшие натиску моря.

Листок бумаги снова выцвел и замер, обратившись обычной дамой червей, и Золлер вернул карту.

– Ну что? – деловито поинтересовался искуситель, карты порхали в его руках.

– Играем, – решительно кивнул Золлер: Спайер был прав, устоять перед таким было невозможно.
            Довольно улыбнувшись, тот спрятал свою колоду и кивнул крупье.

Магазинчик торговца тканями бросался в глаза даже на улице, пестревшей всевозможными лавчонками, пивными и прочими заведениями, где всегда можно было найти, как потратить деньги. Вывеска гласила, что лавка принадлежит некоему Хайнцу и здесь же можно заказать платье у модистки. Витрину оформила, судя по всему, та же рука, что писала вывеску: отрезы красивейших тканей обрамляли портреты прелестниц, носивших элегантные платья, и нарисованные ткани выглядели точь-в-точь как те, что драпировали картины.

Задержавшись на мгновение у витрины, Золлер толкнул тростью дверь и под треньканье колокольчика вошёл в лавку.

– Господину чем-то помочь? – тут же обратилась к нему миловидная девушка.

– Нет, ТЫ ничем помочь мне не можешь, – ответил Золлер, пристально взглянув на неё.

Под его взглядом девушка поежилась, как от холода, и беспрекословно направилась к кабинету хозяина. Хайнц – лощеный полноватый мужчина, – писал что-то за массивным столом, и недовольно вскинулся, когда дверь приоткрыли.

– Мистер Хайнц, тут вас хотят видеть…

– Гони всех, я занят!..

– Позвольте, – Золлер протиснулся мимо оробевшей девушки. – Это я хочу поговорить с вами, мистер Хайнц.

Завидев посетителя, торговец резко побледнел и заметно засуетился.

– Можешь нас оставить, – едва разборчиво пробормотал он, вдруг начав заикаться. – П-прошу вас, п-присаживайтесь. Чем же могу с-служить?

– Насколько мне известно, за тобой должок, – размеренно проговорил мужчина, с усмешкой наблюдая, как трясущейся рукой Хайнц приглаживает начавшие блекнуть волосы.

– Д-да… но не вам, насколько я п-помню.

– Теперь мне, – ответил Золлер. – Спайер проиграл твой долг мне, – он наклонился вперёд и прижал руку к груди Хайнца.

Торговец почувствовал, как леденеет в жилах кровь и затягивается снежный ком в груди. Но стоило Золлеру отнять руку, как игрок снова смог свободно дышать.

– Как видишь, я не Спайер, и сила у меня другая… и толку от тебя мне нет.

– Что же вам тогда нужно? – Хайнц, казалось, приободрился.

Ответить Золлер не успел: задняя дверь кабинета стремительно распахнулась, и в комнату влетела встрепанная, почти рыжая девица. Она была в точности такой, как на карте Спайера, разве что привела волосы в какое-то подобие причёски и сменила перепачканные красками штаны и рубашку на более приличное платье.

– Я так больше не могу!

– Катрина, дорогая, давай не сейчас, – попытался отмахнуться от дочери Хайнц. – Видишь, у меня посетитель.

Едва взглянув на Золлера, Катрина раздраженно отвесила запоздалый реверанс и вновь вцепилась в отца.

– Нет сейчас! Мне надоело придумывать фасоны для модистки! Всё бы ничего, она, конечно, в этом лучше понимает, но она полностью всё меняет! Там, сям… Это просто ужас какой-то получается!

– Детка, хорошо, я поговорю с ней. Но ты же знаешь, что лучше тебя никто с этим не управится, – втолковывал Хайнц девушке, опасливо косясь на Золлера, который явно забавлялся. – Благодаря твоим моделям мы и пользуемся популярностью. А сейчас не могла бы ты…

– Нет, не могла бы! – решительно заявила художница. – Раз уж благодаря мне всё так отлично, то не мог бы ты не экономить на моих кистях!

– Но те кисти стоят целого состояния! – Хайнц вышел из себя, благополучно забыв про Золлера: тот при необходимости мог держаться очень незаметно. – Такие в любой мастерской сделают. И гораздо дешевле.

– В любой мастерской говоришь?! Да никто за это не берется! Они не резчики по дереву, видите ли!

– Простите, что вмешиваюсь, – Золлер осторожно постучал тростью об пол. – Но есть один человек… на самом деле он занимается изготовлением скрипок, но, думаю, он вполне сможет что-нибудь придумать… – мужчина протянул девушке белый прямоугольник визитной карточки. – А теперь, прошу меня извинить… – Золлер поднялся, намереваясь уходить.

– Куда же вы? Мы ведь ещё не… – нерешительно сказал Хайнц.

– Закончили, – Золлер тонко улыбнулся и поклонился девушке. – Главное я сказал, а дальше поймешь сам.

Альдис Вейл давно перестал вздрагивать от звонка над дверью, перестал вслушиваться в шаги, надеясь услышать знакомые. Он перестал ждать, а ведь когда-то не спал ночами в надежде, что однажды вернётся Эльза. Или хотя бы Гай.

Треньк. Кто-то пришёл. Двое. Тяжелые широкие шаги и лёгкая поступь нарушили тишину мастерской. Мужчина и женщина – на слух определил Вейл, продолжая лакировать корпус будущей скрипки.

– День добрый, – поздоровался мастер, ощущая, как дежурная улыбка оплывает в кривую усмешку. – Чем могу помочь? – он внимательно разглядывал мужчину, отмечая про себя неестественно седеющие волосы и потухшие глаза. С тех пор, как за одну ночь также выцвел, а потом исчез в странной пурге Гай, Альдис не раз встречал таких людей. И хотя он ничего не знал о них, лишь ощущал, как в груди ворочается, шипя, какое-то предчувствие, старался не вести с такими никаких дел.

– Мне нужна кисть! – девушка, напоминая о своем присутствии, вынырнула из-за спины спутника. – Вот такая! – Она положила перед Альдисом очень подробный рисунок того и принялась что-то объяснять, водя тонким пальчиком по бумаге.

Казалось, что, даже почти неподвижно склонившись над столом, она вся целиком пребывала в движении. Как огонь. Мастер невольно засмотрелся на неё, и только когда она спросила: «Так возьметесь?», – смог опомниться и всё-таки взглянуть на рисунок. Довольно просто…

– Нет, – ответил Альдис, переводя взгляд на мужчину.

– Почему? Неужели вам это не под силу? А мне-то говорили…

– Я скрипичный мастер, а не резчик. И у меня достаточно заказов, – отрезал юноша, давая понять, что спорить с ним бесполезно.

Она яростно топнула туфелькой и направилась к выходу. Смерив мастера пристальным взглядом, молчаливый мужчина поплелся следом.

Когда дверь за ними закрылась, Альдис с облегчением вздохнул и откинулся на стуле. Чтобы скрипичный мастер делал кисть?! Это же смешно! Тем более такому… вообще не понятно, что такая девушка делает… с этим!

Девушка так и не шла у него из головы, когда он снова встретил её у знакомого учёного. Последний занимался ни много, ни мало, а какими-то таинственными опытами, и охотно делился иноземными секретами получения красок и лаков, ярких, но необыкновенно вонючих и совершенно не подходящих для дамских целей.

– А, это вы, – рассеяно бросил Альдис, увидев гриву вьющихся волос среди полок со склянками. – Не ожидал вас здесь увидеть.

– Не вижу в этом ничего странного, – отрезала девушка. – Я художник. А художнику нужны краски… и кисти!

– Вы ещё так и не заказали?

– А где я её закажу?! Все отказываются! – с непритворной обидой произнесла она.

Альдис слегка усмехнулся, наблюдая за этим ребенком, и, вздохнув, сказал:

– Ну ладно, пойдемте.

– Куда?!

– Ко мне в мастерскую.

– Зачем?

– Там увидите, это займет не более пятнадцати минут, – он мысленно пробежался по списку того, что нужно сделать, чтобы закончить начатую ещё на прошлой неделе кисть. – Вы чего-то боитесь? Или вам всё-таки не настолько нужен инструмент? – с вызовом произнёс он.

– Бояться?! Вас?! Да ни за что! Ведите! – царственно велела девушка.

За несколько минут до обеда Катрина весело впорхнула в дом, едва кивнув выглянувшему из кабинета отцу. Рассеяно ответив на приветствие матери, она ворвалась в свою мастерскую и, сдернув с непослушных кудрей шляпку, закинула её на верстак. Подрагивающими от предвкушения руками, художница извлекла из сумочки свёрток – в нём оказалась тоненькая изящная кисть, не шедшая ни в какое сравнение с теми, что были у торговцев.

С особым удовлетворением девушка поставила долгожданное сокровище в подставку и вгляделась в два портрета на мольбертах, над которыми трудилась с первого визита в скрипичную мастерскую. Решительно взявшись за карандаш, Катрина несколькими уверенными штрихами в очередной раз исправила один из рисунков и, отступив на шаг, с удовлетворением оглядела результаты своего труда.

На обоих портретах был изображен один и тот же человек. На одном он с задумчивым видом склонился над столом, напряженно насупив брови, – видно занимался какой-то тонкой работой. На том, который художница только что исправила, Альдис улыбался.

Переминаясь с ноги на ногу, Альдис стоял с букетом розовых лилий у парадной двери и пытался понять, что же с ним творится. Конечно, он давно уже ни к кому не приходил с цветами, но так переживать… Катрина всего лишь пригласила взглянуть на картину, которую нарисовала новой кистью. Притом, официально – небольшой конверт с приглашением отыскался в почтовом ящике. То и дело слегка оттягивая непривычно тесный ворот – в последний раз он надевал официальный костюм несколько лет назад на концерт Эльзы, – Альдис ждал.

Дверь открыла служанка, но не успел юноша открыть рот, как раздался грохот, будто кто-то споткнулся о мебель.

– Мисс, вы не ушиблись? – забыв о госте, служанка бросилась поднимать перевёрнутую подставку для зонтов.

– Ничего-ничего, – бодро откликнулась Катрина, несмотря на то, что клок юбки достался зонтикам. – Добрый день, Мистер Вейл, – она приветствовала его, как ни в чем ни бывало. – Прошу со мной, – улыбнувшись, девушка порывистым жестом предложила ему войти, смахнула что-то с полочки у самой двери, и Альдису оставалось лишь удивляться, как дом ещё держался на месте.

Мастерская Катрины оказалась довольно просторной. Впрочем, кроме верстака, двух мольбертов и пары стульев с низкой софой в ней были лишь инструменты да множество картин.

Альдис замер, пытаясь разглядеть всё. Пейзажи, портреты, натюрморты… – не просто безликие изображения людей и вещей, в них ощущалось присутствие того, что знатоки искусства называли «душой». Пышные джунгли радовали глаз, а дожди, казалось, несли живительную влагу и возрождение из пепла. Деревья шелестели на солнце всеми оттенками зеленого, и радуги растворялись в небесах. Всё живое и настоящее, будто нарисовано не на бумаге, а вырвано из жизни и перенесено на холст. Мастер как раз рассматривал полярные льды, пытаясь понять, почему они не ожили, как все остальные картины, когда Катрина привела его в чувство, вежливо, но решительно отобрав букет и определив его в кувшин – вазы нигде видно не было.

– Вот, посмотрите, – с гордостью показывала девушка.

Впервые за долгое время Альдис открыто и почти счастливо улыбнулся. Прямо как на портрете. Сердце Катрины замерло, когда она поняла, насколько её фантазия близка к реальности.

– Признаться честно, не ожидал, – наконец, ответил он.

– Если вам нравится, можете взять себе.

– А мне-то он на что?

– Ну… невесте своей подарите, – смущённо, с ноткой затаенного ожидания нашлась Катрина.

Улыбка на лице юноши тут же исчезла.

– Ой, извините, я не хотела, – Катрина по-детски закрыла рот ладошкой, поняв, что сказала что-то не то. – Я…

– Ничего, не оправдывайтесь. Если кто и виноват, то это я, – хрипловатым шёпотом ответил мастер и, прочистив горло, сменил тему. – Как кисть?

– О, прекрасно, – девушка с видимым облегчением последовала его примеру. – И изображение как будто объёмнее получается. Посмотрите, – она отступила на шаг, чтобы достать другое полотно, но, наступив на подол платья, неловко толкнула второй мольберт.

Прикрывавшая его ткань сползла… и Альдис врос в пол.

Это был ещё набросок едва заметными пастельными линиями, но он так резко и больно рванул грудь, что на мгновение мастер задохнулся.

Извечный сюжет – девушка и юноша, любовь и разлука. Мужской силуэт – быстрый и стремительный, будто нарисованный штрихами ветра, – бросился вперёд, а его подруга… устремляясь к нему медленно таяла, растворялась в белой глади листа.

– Что это? – умудрился всё-таки спросить Альдис.

– Это… – Катрина заметно покраснела. – Бывает, что вертится что-то в голове… картинки, чувства…

– А почему… почему девушка тает? – набрался смелости спросить юноша.

– Они расстаются, – его собеседница провела кончиками пальцев по рисунку, и мастеру показалось, будто в её глазах сверкнули слёзы. – Расстаются против своей воли.

– Но вы художник, вы всегда можете соединить их снова, – успокаивающе ответил Альдис, протянул было руку, но передумал и отступил. – Я рад, что кисть вам подходит, – он развернулся, чтобы уйти, но Катрина его остановила.

– Почему ты отказался делать кисть?

– Из-за вашего отца, – не оборачиваясь, честно ответил Альдис.

– А что с ним не так?

– Взгляд. Такой взгляд бывает у человека, у которого всё внутри умерло… Оно умирает мгновенно, из-за одной-единственной ошибки, – голос юноши заметно дрожал. – Когда человек не пытается добиться чего-то сам и пользуется чьей-то помощью. По крайней мере, так было, когда я столкнулся с этим.

– Ты сталкивался?!

– Да… это случилось с моим братом, – голос Альдиса окончательно сорвался.

Катрина порывисто обняла его и, когда он слегка повернул голову, она была готова поклясться, что заметила слёзы на его удивленном лице.

– Но ты всё-таки сделал...

– Потому, что ты горишь. Так, что глазам больно, – немного помедлив, ответил мастер. – Смотри, не потеряй этого, – он решительно высвободился из её рук и ушёл не оглядываясь.

Катрина осела на пол и впервые за долгое время не смогла удержаться – расплакалась.

Последние слезинки высыхали на её щеках, когда колокольчик позвал всех к обеду. Девушка нашла в себе силы встать и присоединиться к семье за столом. Как оказалось, у них был гость – мистер Золлер, кажется. Но Катрину он не интересовал – она вглядывалась в отца, спрашивая себя, а действительно ли всё так, как сказал Альдис.

– Катрина? – судя по всему, мать уже не в первый раз звала её.

– Да, мама? – девушка очнулась от собственных мыслей.

– Ты не хочешь показать мистеру Золлеру свои картины?

Художница перевела взгляд на гостя и невольно вздрогнула. Хотя мужчина улыбался, его глаза оставались спокойны, но не тем тихим спокойствием, которое граничило с усталостью и давней скорбью в глазах Альдиса; они были спокойны, как поверхность прозрачного пруда, лишённого всякой жизни. И у её отца были почти такие же глаза.

– Конечно, – ответила она, поднимаясь с места. – Прошу за мной, мистер Золлер.

Следуя за девушкой, Золлер ухмылялся – всё шло по плану: Хайнц сообщил, что мистер Вейл заходил днём, а по лицу девушки, хоть оно и казалось спокойным, ещё было заметно, что она недавно плакала.

– Прошу, – Катрина открыла перед мужчиной двери своей мастерской.

Она позволила Золлеру беспрепятственно бродить по комнате, занятая, очевидно, своими мыслями. Мазнув взглядом по плосковатым ледникам, мужчина принялся разглядывать портреты, отмечая, что эти люди неплохо смотрелись бы в его коллекции.

– Прекрасный молодой человек, вы не находите? – привлек он внимание девушки к портрету Альдиса.

– Да, хороший человек, – после долгой паузы всё-таки согласилась Катрина.

Она наклонила голову, но Золлер заметил вновь блеснувшие слёзы.

– Жаль только, что он не ответит на ваши чувства, – как бы между прочим, почти небрежно, бросил он.

– Мне это и не нужно.

– Дорогая моя, любовь нужна всем. А ещё лучше, любовь взаимная.

– Не смейте меня поучать! – взвилась вдруг девушка. – Это мое дело!

– Ваше, – благоразумно признал Золлер. – Однако, как бы вы ни старались, сердца мистера Вейла вам не получить.

– Вам-то откуда знать?! – перестала притворяться равнодушной Катрина.

– О, я знаю предостаточно… Например, то, что его прежней возлюбленной была сама принцесса Эльза, – мужчина насмешливо вздернул бровь, наблюдая за тем, как меняется лицо девушки: по нему пробежала вся гамма чувств от недоверия до разочарования. – Даже при всём вашем таланте, вам не сравниться с нею… Но вы это и сами знаете.

– Но Эльза… Эльза… – наконец, произнесла Катрина помертвевшими губами.

– Пропала без вести, – закончил за неё Золлер. – Конечно, это ни для кого не секрет. Однако тем хуже для вас. Если бы она… ну не знаю, предала его, бросила, разлюбила, умерла, в конце концов, – тогда шанс у вас быть может и был бы. Но она просто исчезла. Такое так просто не отпускается, уж поверьте моему опыту, – мужчина обернулся, чтобы взглянуть на результат, что возымели его слова: зажимая руками уши, Катрина сидела на низенькой софе. Но он не сомневался, что она всё прекрасно слышит, и видел слёзы, сбегавшие по её лицу. Решив, что пора, Золлер опустился рядом с девушкой на колени и, заставив её отнять руки от ушей, произнёс: – Вам тяжело, больно… но подумайте, как всё будет, если он ответит на ваши чувства. Просто вообразите: он рядом с вами, с восхищением взирает на вас, целует, ласкает… – дождавшись, когда щеки девушки ярко вспыхнут, он продолжил: – И это вполне осуществимо: вам нужно лишь нарисовать. Нарисовать всё, чего вы хотите. Хотите быть с ним? Нарисуйте себя и его, соединив руки красной нитью… и он ваш, – Золлер вложил ей в руки небольшой футляр.

Блуждая в мире грёз, девушка не обратила внимания, как мужчина ушёл, бросив последний взгляд на портрет. Теперь он был уверен в том, что Вейл не сможет выкрутиться, как два года назад. Тогда мастер не пошёл на поводу у искушения, не принял помощь Золлера, и теперь у самого мужчины не было власти над ним – даже убить Альдиса он мог лишь самым банальным и грязным способом, – но зато у такой художницы, как Катрина, она была.

Какое-то время девушка сидела, стискивая в ладонях коробочку, и пришла в себя она лишь тогда, когда замочек впился ей в руку. Недоуменно посмотрев на футляр – будто она не могла взять в толк, откуда он взялся, – Катрина, наконец, открыла его. В нём лежала кисть – простая, ничем не примечательная, гораздо хуже той, что сделал для неё Альдис.

«Нарисуйте всё, чего вы хотите. Хотите быть с ним? Нарисуйте себя и его, соединив руки красной нитью…»

Катрина взяла чистое полотно и начала новый эскиз. Работа завораживала её. Кисть выглядела неказистой, но она рисовала так, будто заранее знала, о чём думала девушка. Она накладывала мазок за мазком, забывая о сне и еде. Не глядя художница проглатывала пищу, что ей приносили, и продолжала рисовать. И вот – картина уже почти закончена. На белом поле – две фигуры держались за руки. И больше ничего – лишь тщательно выписанные фигуры, но эта картина казалась ей лучшей из всех, что она рисовала.

Девушка мазнула по палитре, намереваясь завершить рисунок красной линией, но кисть коснулась лишь дерева – краска кончилась.

Отложив палитру и кисть, Катрина подошла к верстаку и принялась разглядывать баночки, выискивая нужную. На глаза ей попалась отставленная в сторону подставка с кистями, среди которых выделялась та, что сделал Альдис.

«Когда человек не пытается добиться чего-то сам… Потому, что ты горишь. Так, что глазам больно. Смотри, не потеряй этого», – вдруг вспомнились ей его слова.

«Что же я делаю?! Не пытается добиться сам! – девушка вдруг будто очнулась. – Не сама. Это не выход: он в это не поверит, не поддастся! И… сама по себе я ему не нужна», – с этой мыслью Катрина шагнула к картине и, больше не размышляя, принялась её рвать.

Холст поддавался крайне неохотно, вязко растягивался и срастался обратно. Кисть, оставленная на палитре, так и просила, чтобы её взяли в руки и нанесли последний – красный! – росчерк. Опомнившись, Катрина обнаружила себя перед картиной, сжимая кисть в руке и собираясь всё-таки закончить начатое.

Теперь девушка по-настоящему испугалась. Она пыталась разжать пальцы, державшие кисть, и не могла. Кисть должна была закончить. Катрина в панике металась по мастерской, пока вдруг теплый проблеск в окне не привлек ее внимания: садовник сгреб опавшие листья в большие кучи и теперь они неспешно тлели, хотя кое-где мелькали и язычки пламени. Решившись, художница схватила картину и выскочила на улицу.

Когда половину полотна сожрал огонь, она, наконец, смогла с отвращением бросить кисть в разгоревшийся костер. Он заискрился всеми цветами, что кисть положила на холст.

«Любовь нужна всем. А ещё лучше, любовь взаимная», – послышались Катрине, с особым наслаждением наблюдавшей, как догорает кисть, слова Золлера. – «Но взаимной любви надо добиваться, а не наколдовывать», – мысленно возразила она.

Альдис отложил инструменты, в очередной раз задумавшись. Перед глазами постоянно стояла незаконченная картина. «Они расстаются. Расстаются против воли», – звучало в ушах, больно отдаваясь в груди. Наверное, пора было отпустить. Нет, не забыть, а именно отпустить. Вспомнились слёзы Катрины. Похоже, она также расставалась, но… она отпустила. Отпустила, раз может рисовать и жить дальше.

Неожиданно юноша понял, что ему страстно хочется её увидеть.

Мастер потряс головой, пытаясь отогнать настойчивый образ, однако он никуда не уходил, прожигая память. В этом жаре плавилось воспоминание, за которое он так цеплялся все эти годы.

Эльза, прости.

Катрина...

Желание увидеть девушку сметало все барьеры воли, поселяя в душу тревожный зуд, не дававший сидеть на месте. Схватив с вешалки шляпу и пиджак, Альдис поймал кэб и направился к магазину Хайнца. К большому удивлению юноши, дом встретил его полным молчанием. Сколько он ни звонил, ни стучал, никто не открывал. Но что-то мешало мастеру просто отступиться и уйти, и он обошёл дом вокруг. Дверь со стороны магазинчика едва покачивалась от сквозняка. Ни на секунду не задумавшись о приличиях, Альдис вошёл в тёмную комнату, поприветствовавшую его пронзительным холодом.

Какой-то неясный звук заставил юношу напряжённо замереть, вслушаться в тишину опустевшего дома. Вот опять – приглушенный грохот и лёгкий перезвон, будто что-то упало. Альдис неуверенно двинулся в сторону мастерской Катрины, почему-то ему казалось, что звук идёт снизу. Ошибившись дверью всего пару раз, мастер, наконец, попал в студию.

На полу валялись несколько склянок, подтеки жёлтой и голубой краски расплылись по паркету. Разноцветная лужа наползала на безупречно вычищенные туфли, но их обладатель не обращал на это внимания, вцепившись в горло вяло трепыхавшейся девушки. Катрина висела над полом, судорожно пытаясь разжать его пальцы, но сил оставалось всё меньше.

– Прекратите! – вырвалось у Альдиса, и мужчина обернулся.

Мастер тут же узнал беловолосого господина, который однажды посетил его мастерскую. Юноша стиснул кулаки, пытаясь отогнать холод, пробравший его от одного взгляда незнакомца.

– Аааа, мистер Вейл, – с какой-то непонятной интонацией протянул Золлер, его глаза кроваво блеснули. – Рад встрече.

– Отпустите её! – велел Альдис, медленно подступая к мужчине, но смотрел он на бледное от ужаса лицо Катрины.

– Хм… – мужчина склонил голову на бок, будто обдумывая интересную мысль. – Хорошо, – он чуть ослабил хватку, позволив девушке сделать отчаянный глоток воздуха. – В обмен на вас. Давно об этом мечтаю.

– Не надо, – хрипло, бледнея от натуги, произнесла Катрина. – Это он… это из-за него… – больше она ничего сказать не успела: длинные бледные пальцы снова туго сомкнулись на её шее.

– Дура, – хмуро бросил Золлер. – Послушала бы меня, обошлись бы без сцен. Ну, мистер Вейл, давайте вы прекратите от меня бегать. Сколько ещё человек должно пострадать прежде, чем вы сдадитесь?

– Человек? Пострадать? О чём вы? – удивился мастер, но продолжал идти. С каждым шагом он подбирался всё ближе, но мужчина, казалось, не замечал этого.

– Как о чём? Ваш брат… И красавица Эльза… Думаете, это случайность? Разочарую вас – нет! Бедняжка Эльза пострадала потому, что ваши скрипки очень уж хороши. Сколько раз я наблюдал, что в руках хоть сколько-нибудь талантливого музыканта они становятся оружием! О да, оружием! Вы мне не верите? – красные глаза впивались в лицо Альдиса. – Зря. Вы просто узколобы, если не сознаете, какое влияние музыка оказывает на людей, – Золлер ехидно рассматривал юношу, которого заметно трясло от сдерживаемого гнева. – Со своими талантами и вашими скрипками принцесса могла бы добиться многого, изменить мир, если хотите. И всё было бы куда проще, если бы вы попытались спасти её от чар! Ловушка-то на вас устроена была, но нет. Вы с этим вашим дурацким благородством решили, что моя помощь вам не нужна… Это вы не захотели вернуть её себе, оставив ей право выбора! Малыш Гай не настолько принципиален, но мне был нужен не он… А вот теперь прелестная Катрина, – Золлер на мгновение отвлёкся, чтобы взглянуть на полузадохнувшуюся девушку, у которой уже не было сил сопротивляться, и ещё крепче сжать пальцы.

В этот момент Альдис бросился вперёд, опрокинув на пол и мужчину, и его жертву. От неожиданности Золлер ослабил хватку, и хриплые судорожные вдохи наполнили лёгкие Катрины воздухом, провонявшим разлитой краской. Мужчина зашипел, пытаясь дотянуться до своей трости, которую так же неосмотрительно выпустил, но юноша ловким ударом ноги откинул её подальше.

– Сопляк! – гаркнул Золлер. – Не знаешь ты, у кого встал на пути… – мужчина молниеносно вскочил и бросился на юношу. – Жаль, заколдовать вас обоих не получится. Придется убить!

– Беги, – крикнул Альдис художнице, перехватывая руки Золлера.

Катрина, не в силах пошевелиться, наблюдала, как молодой человек пытался сдержать натиск мужчины, но последний был явно сильнее. Как пьяные, они неустойчиво шатались по комнате, сшибая мольберты и расталкивая картины. Невероятным усилием, от которого ломило руки и застилало потом глаза, Альдису удалось вдавить Золлера в стену.

– Беги же! Чего ты ждёшь?! – не оборачиваясь, крикнул мастер.

Он лихорадочно пытался понять, как остановить яростно вырывавшегося мужчину. В глубине души жила уверенность, что надо обезвредить его навсегда, иначе он вернётся снова. За ним. И за Катриной.

– Смотри! Картина! – наконец, смогла выдавить из больного горла девушка.

Это было глупо, но Альдис не сумел удержаться от взгляда вниз, куда указывала художница. Впрочем, Золлер упустил момент, тоже взглянув на картину. Нога мужчины касалась незаконченного пейзажа со льдами и… становилась какой-то плоской, ненастоящей, будто сплеталась с полотном. Что это может значить, мастер сообразил на секунду раньше мужчины, с удвоенной силой принявшись прижимать его к холсту. И действительно, тот неохотно поддавался, как будто юноша заталкивал Золлера в ванну с желе.

Мужчина принялся хаотично отбиваться, в его рывках сквозила нешуточная паника, но Альдис знал, что он не может опустить. Чтобы ни случилось, нельзя. Нельзя, ради себя, Эльзы, Гая... И ради Катрины.

Краем глаза наблюдая, как страшный человек постепенно сливается с холстом, девушка лихорадочно разыскивала в свалке на полу кисти. Она боялась, очень, всё тело дрожало, а горло перекрывал тугой комок боли, но она знала, что один Альдис не справится. Надо закончить картину, иначе Золлер снова выберется наружу.

Вот руки мужчины скрылись в холсте, однако теперь он пытался утянуть за собой мастера. Альдис бился как птица в силках, стараясь высвободиться, но цепкие пальцы Золлера держали крепко, да и руки, попав внутрь картины, слушались плохо. Усмехнувшись, юноша перестал сопротивляться и навалился вперёд, продавливая мужчину дальше и проваливаясь сам.

Холодные пальцы коснулись предплечья, и мастер обернулся. Катрина сидела рядом с ним на корточках, в левой руке у неё была наготове кисть, которой она смешивала краску прямо на полу. Девушка разжимала вцепившиеся в него руки Золлера.

– Отпусти…

– Нет, тебя я не отпущу, – Катрина упрямо покачала головой и – прежде чем Альдис понял, – легко коснулась его губ, окатив юношу своим мягким и желанным теплом. – Давай, – вдруг крикнула она.

Вейл рванулся назад, стряхивая с себя хватку мужчины. Если на миг мастер и был готов остаться вместе с ним в картине, то порывистый поцелуй Катрины растопил эту готовность, подталкивая к новой жизни. К ней. Вместе с руками Золлера Альдис отпустил и образ Эльзы, цепко державший его в плену.

Оттолкнув юношу, художница устроилась перед картиной и уверенно наложила последние мазки. Льды засияли холодным блеском, заиграло солнце на гранях айсбергов.

С последним росчерком картина ожила, и Золлер больше не мог найти выход. Он лишь мог метаться в своей тюрьме и бессильно наблюдать, как мастер, сидя на полу, крепко прижимает к себе дрожащую девушку и целует её в висок.