Пять дней жизни

22.06.2011 

Над Лондоном сгустились свинцовые тучи. Дождя ещё не было, но казалось, что металлического оттенка небо вот-вот упадет на землю, подминая под себя этот грёбаный мир. Северный ветер насквозь продувает узкие улочки и подворотни, вырываясь из них к берегам Темзы. Серо-стальные волны под его гнётом с шумом разбиваются о бетонный берег, что опоясывал реку. Холодно. Невыносимо холодно, и не только вокруг. А ведь середина лета… Я, кутаясь в короткое пальто чёрного цвета, медленно гуляю по городу. Хотя «гуляю» – слишком мягкое определение. Скорее, шатаюсь без единой мысли в голове о том, куда иду и зачем. Сегодня двадцать второе июня – день, когда я приняла самое разумное решение за последние два месяца, день отмены европейского турне. Когда я вспоминаю об этом, к глазам подбираются жгучие слёзы. Но я знаю, что поступила правильно. «Невозможность выступить на должном уровне» – причина отказа. И это правда, а раз так, то зачем подводить фанатов. Их кумир болен алкоголем, депрессией и нежеланием жить… Лучше бы они выбрали другого кумира. 

На асфальт маленькими горошинами стал накрапывать дождь. Я, облокотившись о перила моста, наклоняюсь вниз. Гребешки волн, прыгая друг за другом, сминают водную гладь, и она похожа на только что залитый, ещё не застывший бетон. Кованые перила холодят руки, и этот холод пробирается всё дальше внутрь. К больным лёгким. К самому сердцу. Хочется застыть вот так неподвижной статуей, что слепо смотрят на мир, не замечая его. Хочется закрыть глаза и поверить, что до меня нет никому дела. Что за очередным углом не стоят толпы папарацци, жаждущие запечатлеть что-нибудь погрязнее, вроде задравшейся юбки с отсутствием нижнего белья. Я не из тех, кто пытается урвать свои пятнадцать минут славы. Я просто музыкант, и я пытаюсь быть честной. Чего и остальным желаю… Нет смысла говорить что-то кроме правды. Чёрный кокон на голове растрепался, и непослушные пряди стелятся по ветру, прилипают к губам, лезут в глаза, в общем: мешают меланхолично жить. Сунув руки в карманы, пытаюсь отыскать там хоть что-то, что помогло бы усмирить собственные волосы. Две чёрные заколки. Не так уж и плохо. 

Биг-Бен гулкими ударами сообщает о времени. Три часа дня. Больше никуда не надо спешить, торопиться, меня больше нигде не ждут на запись или на концерт. Я абсолютно свободна – но мне это абсолютно не нужно. Я хочу работать! Хочу писать! Мне так много надо ещё сказать… 

Вдалеке, на другом берегу реки серость облаков сменилась ослепляющей белизной. Где-то там светит солнце. И кому-то это солнце даёт надежду, а меня лишь заставляет сожалеть. 

28.06.2011 

Вчера звонила Келли; с ней, как всегда, было хорошо. Просто поговорить, рассказать о том, что мучает и выслушать полные оптимизма и солнца советы. Это наполняет теплом, необходимым, чтобы жить дальше. 

Кофейный запах проникает до самых мозгов и заставляет их работать. Обжигая губы и язык горячим напитком, иду в гостиную, чтобы посмотреть вечерние новости. Поставив кружку на столик возле дивана, чуть отодвигаю занавеску и выглядываю в окно. На улице непривычно тихо и спокойно, даже постоянный ветер сегодня куда-то исчез и не хлопает ставнями, не пробирается в щели, не портит людям нервы своим заунывным пением. Явно решил послать всех нахуй и взять выходной. Криво усмехнувшись, я с ногами забираюсь на диван, кутаюсь в плед и щёлкаю красной кнопкой на пульте. Однако до нужного выпуска новостей я дощёлкать не успела, зацепившись взглядом за очередной скандальный сюжет…обо мне. Нелицеприятные фотографии на экране сменяют одна другую, и, словно сквозь вату в ушах, до меня доносится голос диктора: 

«…пьяница и дебоширка Эми Уайнхаус…позорно загубленный талант…в очередной раз папарацци запечатлели диву, выползающую из ночного клуба…прямых доказательств нет, но никто не сомневается, что Эми была под воздействием наркотиков…так позорно скатиться вниз…» 

Пульт выпадает из моих ослабевших рук на толстый ковер. 

– Неправда, – резко сорвалось с моих губ. – Неправда, неправда. Грязная ложь! Я завязала с наркотиками! 

Прочерчивая противные мокрые дорожки, из глаз покатились слёзы. Как же гадко, мерзко. Да, я не идеал, да, у меня тьма пороков, но это не дает право газетчикам так поливать меня грязью! В конце концов, кто из них знает, что творится у меня на душе? Кто знает меня такой, какая я есть, а не какой они меня себе придумали? Вот она, цена дерьмовой славы! Сначала из тебя делают идеал – а потом втаптывают в землю, если ты перестаешь соответствовать их стандартам. 

Достав с верхней полки оставшиеся полбутылки красного вина, прикладываюсь к горлышку и делаю пару больших глотков. Истина в вине? Да нет, просто с бухлом все выглядит лучше. 

8.07.2011 

В очередной раз со скрипом открылась и захлопнулась тяжелая, местами разбухшая от дождей дверь. По полу прошел мимолетный сквозняк, внося в привычный букет запахов оттенок сырости. Я лениво глянула на вошедшего, наклонив голову: высокий, довольно прилично одетый мужчина. Одежда не новая, но и не старьё. Однако посетителей этого заведения вернее всего выдают трёхдневная щетина на лице и шальные, «бегающие» глаза. Он подходит к бармену, заказывая горячительное и потирая руки. Возможно, от холода, однако скорее всего от нетерпения. Впрочем, здесь этим никого не удивишь. Мужчина садится на барный стул, отирая стойку рукавами пиджака, и закуривает сигарету. Я, усмехнувшись, снова опускаю взгляд в стакан со светло-янтарным виски: этот человек интересует меня не больше, чем вон тот таракан на лампе. Мысли тяжелыми валунами ворочаются в голове, не желая обретать хоть сколько-нибудь осмысленный вид. Всё помещение этого дешевого бара пропиталось запахом сигарет, выпивки и пороков. Впрочем, свои развлечения можно найти везде. Особенно, если тебе кричат в хмельном угаре: 

– Красотка, спой о жизни! 

Салютуя бокалом, чуть шатаясь, я поднимаюсь на сцену, любовно обхватывая прохладный микрофон. Подмигнув музыкантам, я шепчу название песни и они, хмыкнув, начинают играть мелодию. Хреново и иногда не попадая в такт, но петь можно. 

They tried to make me go to rehab but I said 'no, no, no' 

Yes I've been black but when I come back you'll know know know 

I ain't got the time and if my daddy thinks I'm fine 

He's tried to make me go to rehab but I won't go go go… (1) 

Вышло гораздо хуже, чем я ожидала. Всё-таки болезнь дает о себе знать… Но в голове внезапно появляются пара строк новой песни. Начеркав их на салфетке, я криво улыбаюсь. Как удачно, что я склонна к саморазрушению: у меня всегда будет, о чём писать. 

От женщины в правом углу потянуло сизым сладковатым дымом от марихуаны. К ней подходит недавно вошедший мужчина, уже надравшийся до чёртиков, и они негромко о чём-то перешёптываются. Женщина хрипло смеётся, бросает на столик мелочь за травку и поднимается, опираясь о его руку. Вот она, шатаясь, наткнулась на пару столиков. Он, не обращая ни на кого внимания, подталкивает её в нужном направлении. На пальце мужчины блеснуло обручальное кольцо, когда они поднимались по старой скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. 

Я не осуждаю случайный секс. Понимаю, нет ничего хорошего в том, что я одобряю измену. Но мне кажется, что это как покурить марихуаны – ничего серьёзного. 

Нет ничего хорошего, но и плохого тоже. Просто все справляются с собой как могут. Кто-то ждёт помощи, отчаянно надеясь на спасение. Но всё это чушь. Если ты не поможешь себе сам, то никто не поможет. Я снова сорвалась, и мне снова стыдно. Но я поднимусь и начну сначала. Ведь победитель – это тот, кто встает на один раз больше, чем падает. 

И, выходя из этого заведения по направлению к дому, я шепчу себе: 

– Dust off your fuck me pumps… (2) 

12.07.2011 

Сегодня ясный день, детально украшенный солнечными лучами и покоем на сердце. Безоблачное синее небо ударяет по нервам безграничной свободой. Прежде, чем выйти из дома, я долго выбирала одежду и тщательно красилась, чего не случалось со мной уже давно. Обычно я не так щепетильна к своему внешнему виду, но сегодня захотелось чего-то лёгкого и светлого. В итоге на мне красуется, засвечивая пышную и высокую грудь, нежно-зелёный сарафан, к нему – бежевые босоножки. На голове нет привычного кокона, и волосы просто перехвачены разноцветной эластичной лентой; глаза подведены моими любимыми чёрными стрелочками…ну и всё! Давно мне не было так хорошо. 

Я медленно гуляю по тротуару, наслаждаясь ароматом свежей выпечки с нотками ванили и корицы. В ближайшем магазине покупаю себе большое сочное красное яблоко. Вдыхаю его запах и откусываю приличный кусок. Черт возьми, приятно! Должны быть в жизни у человека вот такие маленькие радости. Весело звякнув звоночком, мимо меня проезжает парнишка на велосипеде. Эх…может мне тоже стоит вспомнить, каково это, и прокатиться? Задумчиво посмотрев ему в след, чуть подпрыгиваю и сажусь на каменный заборчик, увитый плющом. И меня не ебёт. Следить надо внимательнее, чтобы скамейки не портили. 

Над моей головой в кронах деревьев гуляет ветер. И листья шумят, словно перешёптываясь ему вслед. Так же перешёптывается толпа вслед известным людям. Кто-то – действительно восхищаясь талантом и творчеством, кто-то – мечтая достигнуть таких же высот, кто-то просто от зависти, кто-то – от жгучей ненависти... Сколько людей – столько мнений. Я соглашусь с тем, что талантлива, но я пишу только о тех вещах, которые происходили со мной. О вещах, которые я не могу просто так утопить в прошлом. Если делать все размеренно, неторопливо, получается действительно отражение меня. Ведь создавать музыку – это как отправиться на званый обед: ты должен действовать постепенно, а не набрасываться на все подряд. Но – и это совершенно точно – я была рождена не для того, чтобы петь. Я была рождена для того, чтобы быть женой и матерью. И приглядывать за семьей. 

Из бакалейной лавки напротив выходит молодая женщина с двумя детьми: мальчик лет шести и белокурая малышка около трёх. У женщины в руках тяжёлая сумка с продуктами, мальчишка тащит ещё один пакет, помогая матери, а ладошку сестры держит свободной рукой. Малышка, оглядывая широко распахнутыми глазищами всё вокруг, быстро перебирает ножками, уцепившись за брата. Едва не отстаёт, но всё равно продолжает любопытно оглядываться по сторонам. И, твою мать, я безгранично завидую этой женщине. У неё есть всё, чтобы быть счастливой в этой жизни. 

22.07.2011 

Блядь, в доме закончился последний кусок хлеба! Мрачно покосившись на останки его крошек, натягиваю на себя первую попавшуюся под руки кофту. Делать нечего – иду в магазин. Не сказать, что мне очень накладно куда-то идти… Просто не люблю отрываться от процесса, когда попёрло творчество. Впрочем, контролировать такое безумие вполне возможно. Покачав головой, захлопываю входную дверь и спускаюсь вниз. В конце концов, всё происходит не просто так, а по какой-то причине. Что ж – пусть будет так. 

Через полчаса, сидя на скамейке напротив своего дома, я задумчиво оглядываю людей. И жую кусочек отломленной булки. Это ведь не так сложно – жить. Вокруг много радостей и много горя, много смеха и много слёз, есть время, когда нужно смело идти вперед, – а затем понимаешь, что где-то стоит остановиться. Не менее важно понять, когда следует повернуть в другую сторону. И важно не то, о чем говорят в ящике, важно общение. С мамой, с бабушкой, с любимой собакой... Это лучшее, что происходит в жизни. За вычетом туфель и сумок, конечно. 

К скамейке медленно подходит пожилой мужчина с собакой на поводке. 

– Дочка, можно присесть? – Он тепло улыбается мне одними глазами. 

Я киваю, пожав плечами. Минут пять мы сидим молча, думая каждый о своем. 

– Будете? – протягиваю ему отломленный с другой стороны кусок булки. 

– Спасибо. – Он оставляет немного себе, а остальное скармливает четвероногому другу. Собака благодарно уткнулась носом ему в колено. А я отвожу от них взгляд, потому что в носу резко защипало и в груди стало тоскливо. Я нечасто за свою жизнь могла почувствовать к себе вот такие же проявления бескорыстной любви. Очень сильно захотелось поехать домой… Но нет, не могу. Слишком стыдно возвращаться, смотреть в глаза матери и отцу. В последнее время обо мне вышло бесчисленное количество ужасных репортажей, ещё больше – статей. Сенсация… ещё одна… Конечно, ведь мне уже всё равно. Я вообще-то не борец. Но если меня прижать в стенке, я любому проломлю голову. От ярости… или от отчаяния. 

Мои холодные руки внезапно накрывают тёплые старческие пальцы. И голосом полным доброты, старичок, словно невзначай, замечает: 

– В этой жизни только ты сама можешь судить себя. 

Я облегченно выдохнула, улыбнувшись в ответ. Не знаю, почему он решил это сказать, но мне было важно это услышать. И, переходя улицу в сторону своего подъезда, я верю, что со всем справлюсь. Что бы там ни было. Я провожу рукой по шершавой бетонной стене, беру разноцветную листовку у девочки и, поднявшись по каменным ступеням, вхожу в подъезд. За мной оглушительно захлопнулась дверь. 

(1) - перевод взят с известного ресурса Амальгама под авторством Алены Р. 
Меня пытались заставить лечь на реабилитацию, но я ответила "Нет". 
Да, я была в депрессии, но когда я вернусь, вы все узнаете. 
У меня нет времени. Не знаю, считает ли мой папочка, что я в порядке, 
Он пытался заставить меня лечь на реабилитацию, но я не пойду. 

(2) - Стряхни пыль со своих туфель...