Сожаление

Тихо закрылась входная дверь.

Он устало покачнулся, опуская на пол черный рюкзак и прислоняясь к стене. Медленно сполз на пол, вытягивая ноги перед собой – теперь левую лодыжку наискось пересекал холодный свет встроенной в гардеробный шкаф лампы. И эта картина усилила ощущение ирреальности. Репетиция, интервью, фотосессия, обсуждение всех будущих мероприятий с менеджером, направленное на предполагаемую разгрузку хотя бы в следующем году… Он хорошо сегодня поработал.

Только сил осталось едва-едва. Опять. Так и надо?..

Спустя полчаса, успешно всем отзвонившись, заперев двери и погасив в квартире весь свет, он сидел на широком подоконнике. В уголке рта – тлеющая сигарета. Горький дым с терпким запахом вишни мягко переливался по языку, успокаивая. Узкие кисти с длинными пальцами скрещены в замок на колене, а взгляд тёмных, без единой мысли на дне, глаз лениво наблюдал за перемигивающейся россыпью звезд, подёрнутых лёгкой дымкой, словно туманом. Скрывшееся за горизонтом солнце ещё не покинуло эту часть света окончательно, его последние лучи разбавляли чёрные краски неба до глубоких полуночно-синих.

И в этом почти ночном мгновении мир был прекрасен.

Прошло не меньше часа, прежде чем он встал, потянувшись, и ленивым движением затушил очередную сигарету в пепельнице. Наверное, глупая привычка, но его она устраивала. Следя, как гаснут все до последней яркие оранжевые искорки, он поморщился, неосознанно теребя одну из фенечек на запястье. Взгляд рассеянно скользнул по фортепиано в другом конце комнаты. Инструмент стоял на небольшом возвышении напротив огромного окна, в котором не было видно ничего, кроме океана и неба. Некстати пришла мысль о том, что он не прикасался к нему уже пару недель.

Нужно это исправить?..

В проёме открытого окна плескались занавески, впуская в комнату свежие порывы ветра и на несколько мгновений отгораживая этот уголок комнаты от всего мира. Он провел рукой по изящно изогнутой крышке, почувствовав идеальную гладкость покрытого лаком инструмента. В сердце дрогнула струна, потянувшись со всей силой к белоснежным клавишам с чёрными росчерками. Он сделал неуверенный шаг, ещё один… Опустился перед фортепиано на пуф, порывисто открывая крышку и оглядывая стройный белеющий ряд. И в тысячах воспоминаний, что у него были, вспыхнуло лишь одно.

Почему…ты.

Из-под его пальцев по комнате разлилась, как всегда, медленная, нежная и немного печальная музыка. Закрыв глаза, он позволил себе потеряться в том времени, когда ничего, кроме фортепиано и… его, не было нужно. Музыка зазвучала увереннее, сильнее, но при этом оставалась лёгкой и пронизывающей. Его творение, его дыхание. Забывшись, он с упоением качал головой в такт, слегка наклонялся, откидывался, отчаянно замирал, воспаряя душой вверх. А затем вскинул руки, инстинктивно, на эмоциях, зная, что сейчас – вот сейчас! – его прекрасную партию должен дополнить… он. Наверное, прошло несколько минут, прежде чем воспоминания отпустили, возвращая туда, где… его больше нет.

Где ты теперь?..

Прошло много лет, а боль в сердце живет, не слабее прежнего. Разрывающее душу предчувствие беды и сухое сообщение в новостях, спустя две недели. Его больше нет. И кусочка души вместе с ним. Нет его мимолетной улыбки. Насмешливо поблёскивающих на солнце медных волос. Хрупкого, но уверенного касания теплых пальцев. И некому теперь сыграть с ним, разделить с ним его сожаление.

Деревянная крышка глухо захлопнулась, обиженно тренькнув клавишами, он резко поставил на неё локти, упираясь лбом в ладони и вперив взгляд в фирменное название инструмента, чуть золотящееся в темноте. В комнате стояла звенящая тишина. Пока скатившаяся по щеке слеза не нарушила её тихим всплеском, разбившимся на тысячи осколков.

Оставь мне надежду.

Дисплей ноутбука испускает голубоватое сияние, а сам механизм шумит тихо-тихо, словно стараясь не тревожить установившийся хрупкий лёд мнимого спокойствия, пока загружается диск. Несколько щелчков мышки - и перед ним уже уйма записей с выступлений, собранных по его просьбе. Но сейчас ему нужна лишь одна. Запись старого концерта, где их невероятный дуэт разбивал сердца и корёжил души. Где сотни взглядов, направленных на них, были пропитаны слезами. Да и они сами держали себя… Впрочем, нет, не держали, - отдавали себя до капли, работая на износ, добиваясь того, что их души в сыгранной музыке звучали как одна.

Вернись, слышишь? Я не смирился.

Закушенная губа, напряжённый взгляд и затаённое дыхание. Он нашел в себе силы жить дальше через утешение. И это правильно. Лишь в такие моменты он позволяет себе… вспомнить. Уйти далеко, запутавшись в чувствах, как в паутине, которую когда-то они делили на двоих, ловить на записи каждый жест, каждый взгляд, каждый взмах медных прядей, перебирая всё, что сохранила его память. И ободряющую улыбку, и чуть прищуренный взгляд, с наигранным сомнением спрашивающий «Сможешь?», и не менее пылкий ответ «Сможем!»… Бешеный стук сердца. И дозы адреналина, помогающие ловить кайф от поклонников, от музыки, от… него.

Тихо улыбаясь, он осторожно коснулся кончиками пальцев замершей в самом конце записи расплывчатой фигуры, со вскинутой вверх рукой.

Знаешь, я верю… тебе.

Однажды мы повторим это в небе.

Веришь?..