Синий Сайт
Всего на линии: 423
Гостей: 420
Пользователей онлайн: 3

Пользователи онлайн
Кролик Эллин
Rasvet
SBF

Последние 3 пользователя
Д. Красный
Dima
Dima

Всего произведений – 5050

 

Ярмарка желаний

  Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Busterthechamp
Проза
обычный человек Макс, загадочный Гид, Бармен, начальник Максим Максимович
Приключения,Фантастика
в тексте присутствует обсценная лексика
12+ (PG-13)
рассказ
запутавшийся в жизни человек оказался не в том месте, не в то время. Или всё изначально было предначертано судьбой?
закончен
только здесь
любые совпадения с другими произведениями совершенно случайны.


       

      *

Здравствуйте, я от Максима Максимовича и приехал сюда по поводу…

Если вы к Марку Леонидовичу, то его уже нет, — напряженно пролепетала в ответ полноватая девица лет двадцати. По паркету приемной разлетелось цоканье каблучков. Она рьяно металась туда-сюда. Волосы развевались черным пламенем, едва успевая касаться плеч. Немного понаблюдав за мельтешением Секретарши, Он жестом остановил её и наткнулся на странный взгляд, каким одаривают остатки канцелярских кнопок, которым нет места на рабочем столе.

Подождите, это видимо какая-то ошибка, — начал было Он. — Меня проинформировали, что вы работаете до шести, а сейчас только пять.

В ответ раздался тяжелый вздох. Краем глаза Он заметил черную сумку на столе и аккуратно сложенное серое пальто рядом. Без сомнения, она думает, как избавиться от меня и поскорее сбежать с работы, решил Он.

В будние так и есть. Но сейчас пятница и у нас сокращенный день до пяти.

Секретарша указала рукой в сторону дверей приемной, через которые он только что вошел. Над ними красовались большие круглые часы с белым циферблатом и черными стрелками, которые предательски зависли над цифрами 5 и 2.

Собственно, Марк Леонидович уехал еще в три часа дня. Подождите, — голос слегка преобразился, — напомните фирму, которую вы представляете.

Он назвал.

А, да, точно-точно. — Она сдвинула свою одежду и потянулась за прикрепленными записями на столе. — Так вас ждали сегодня на два часа. Почему вы не пришли?

Так получилось, — смущенно и устало выдавил Он, не желая делиться подробностями. Она презрительно окинула Его взглядом, но расспрашивать не стала. Да и что спрашивать, когда Секретарша ясно рассказала ему про директора, который уехал из города на выходные. Делясь подробностями, Секретарша не без удовлетворения подмечала, как неопределенность на Его лице сменяется досадой. И чем досадней оно становилось, тем больше она входила в раж. Под занавес рассказа маска вежливости Секретарши спала окончательно.

В голове с ошеломительной скоростью проскальзывали мысли. В горле пересохло, а на душе комом застыло отчаяние. На секунду Он готов был расплакаться, но, увидев пустующее гнездо розетки под гостевым стулом, быстро собрался, чтобы воспользоваться перепавшим случаем.

Могу ли я воспользоваться вашей розеткой? Просто мой телефон разрядился, а мне по зарез нужно сделать важный звонок.

В подтверждение своих слов Он достал телефон из сумки под кожу, которую все это время держал в руке. Её лицо округлилось, без лишних слов давая понять, что ситуация наскучила ей по самое не хочу.

Послушайте, у нас здесь не центр помощи и вообще-то рабочий день подошел к концу, — раздраженно проворковала она.

В воздухе повисло неловкое молчание. Лишь шум компьютера не давал пространству заполниться безупречной тишиной. Он неловко застыл с телефоном в руке, Секретарша злобно уперлась в Него взглядом под названием «бессонная ночь». Как гром среди ясного неба запиликал стационарный телефон. Её плечи поневоле опустились и мечты о близкой свободе развеялись.

Вы не возьмете телефон?

Её гримаса сменилась неприкрытой ненавистью. Но обязанности взяли верх, и с нарочитой вальяжностью она потянулась к телефону. Присылали факс, а машина давала периодические сбои, о чем она методично втолковывала кому-то по ту сторону провода. То, что нужно, подумал Он и подключил зарядное в розетку. После нескольких манипуляций Он приготовился ждать, когда длинные гудки сменятся строгим выговором от Максима Максимовича. Украдкой Он подмечал нервные копошения этой дамы. Теперь мой черед потешаться, подумал Он сперва, но все же поделился идеей отсканировать пересылаемый документ и сбросить файл через почту. Сверкнувшие в ответ молнии из глаз заставили было пожалеть о своем решении, но после фразы Максима Максимовича «Как все прошло?», Секретарша перестала Его волновать. Как мог, Он пояснил ситуацию. Поезд задержался из-за аварии на переезде, розетка для зарядки оказалась сломанной. Чем глубже Он уходил в подробности, тем дурнее и позорней становилось ему на душе. Рассказ походил на оправдания школьника перед гневным родителем. Что-то внутри сломалось, и к концу рассказа Он окончательно поник.

На вас, я погляжу, вообще положиться нельзя, — строго произнес Максим Максимович. — Даже такая мелочь, как презентация, стала для вас непреодолимым препятствием. Договор практически подписан, вам оставалось лишь приехать, показать все наши подсчеты и раскланяться в ответ. Что здесь такого сложного, черт возьми?

Сдержанная напряженность в голосе пугала. Но еще больше напугала последовавшая пауза. Он не знал, как ею воспользоваться, потому предпочел просто ждать. Пять долгих секунд растянулись в вечность, которую Он вынужденно прервал успокаивающей, как Ему казалось, новостью о том, что в понедельник все предстанет в лучшем виде.

Вы вообще на что-либо способны в этой жизни или вас, может, перевести в сторожи? — с насмешкой Максим Максимович подытожил пламенную речь.

Максим Максимович, я ведь не виноват, что поезд задержался…

ДА ТЫ НИКОГДА НЕ ВИНОВАТ! — завопил динамик телефона. Пороховая бочка взорвалась. — Чего дело не коснись, у тебя всегда находятся какие-то оправдания! То рейс перенесли, то машина сломалась, то еще какая-то фигня…

И снова затишье. Артиллерия после мощного залпа взяла паузу на перезарядку. Лишь учащенное дыхание из трубки говорило, что разговор не завершен.

Ты у нас сколько на стажировке, полгода?

Почти. Стажировка заканчивается через три недели, — как можно сдержанней, практически шепча, ответил Он. По спине пробежала капелька пота.

Теперь понятно, кто из оставшихся займет вакантную должность.

Подождите, Максим Максимович, — Он чуть ли не умолял, — а что мне делать? Мне же нужно где-то переночевать, а у меня нет денег, только обратный билет.

Билет сдайте, — незамедлительно последовал ответ. — В понедельник у вас аванс, оттуда возьмете деньги на обратный рейс. А с этих денег снимите себе комнату.

Хорошо, — менее робко продолжил Он, — а что, если этих денег не хватит?

А вот это уже ваши проблемы, вам ясно? — хладнокровно, но резко выпалил Директор. — Посмотрим, что в понедельник еще выйдет. Судя по результатам, вам недолго осталось.

Послышался щелчок. Телефон отключился, разговор окончен. Он знал, что это значит. Перезванивать бессмысленно. Затишье быстро вернуло к реальности, где Он обнаружил сердце, колотящееся с частотой отбойного молотка, и ватные ноги, которые вот-вот готовы были отказать, если бы не подвернувшийся вовремя стул. Последние слова отбивались в голове монотонным колоколом. Он презирал тот момент, когда вдохновившись рассказами сотрудников, решил показать себя перед начальством. Мимо ушей пролетели слова Секретарши о переназначенном времени. То ли по привычке, то ли из жалости она продублировала время и дату на листке для заметок, оторвала и отдала Ему в руки. Он машинально сунул листок в карман. Мысли замкнулись и унесли Его прочь...

Он не заметил, как собрался и вышел из здания. Как прошел до светофора и свернул налево, смутно понимая куда идет. Обступившие новостройки по обе стороны улицы, как и днем, обезличено вздымались в облака, пока мрачность серых лиц прохожих потихоньку оживлялась в предвкушении наступающих выходных. Но Ему было не до радости. Лицо покрылось мертвенно бледной маской от мучительного предчувствия скорой развязки. Он умело раскрутил маховик мыслей — увольнение, растущие долги и новые поиски работы в газетах, на сайтах и через знакомых. Бесконечные звонки, лапша о высокой зарплате и системе бонусов. Но больше всего пугала мысль о неопределенности — что сам Он никем себя не видел. Всего полгода назад, в оранжевой робе с затертыми наколенниками Он стирал пыль на автомойке с кожаных салонов машин мордатых богачей. А теперь на Нем были черные брюки и потерявшая свежесть после девятичасового переезда голубая рубашка — лучшее из того, что можно было нарыть среди секондхэндовских шмоток. Еще недавно Он без стеснения представлял себя в роли начинающего менеджера среднего звена, но теперь стабильность быстро сменилась безденежной кутерьмой и новыми поисками Себя. Пока мозг очерчивал ближайшие перспективы, ноги донесли туда, откуда Он явился в этот злополучный офис — на платформу станции метро. Кто-то стукнул его в плечо. Едва он обернулся сделать замечание или хотя бы просто рассмотреть неучтивого наглеца, как на короткий миг ощутил тяжесть на правом туфле. Но когда Он опустил глаза, обидчик исчез среди выводка торчащих голов. Оставленный поперек лакированного туфля след от подошвы при должной фантазии мог сойти за карту островов. Зачарованный этим выводом, Он практически не замечал недовольное бурчание толпы. Она плотно обтекала Его, как бурная река огибает одинокий остров. Некоторые к недовольным возгласам прикладывали легкие толчки — недостаточно сильные, чтобы свалить, но в меру ощутимые. Вскоре трудноразделимые в общем шуме замечания стали набирать обороты и становиться все отчетливей. Это вынудило Его прийти к выводу, что пара сотен отданных купюр за обувь не стоят того, чтобы так о них заботиться. Он вернулся в стройные ряды усталых голов…

Поезд метро прогрызал тьму с воплем бегущего стада бизонов. Казалось, вагон находился не в туннеле, а вне времени, за пределами пространства. В фантазиях Он нашел покой, а тело — блаженное умиротворение. По-крайней мере я жив, мои руки и ноги на месте, а значит, повода расстраиваться нет, рассудил Он. Впервые с момента телефонного разговора Он решил осмотреться. На Себя смотреть не хотелось – слишком скучно. Бледная кожа с глубокими тенями на впавших, худощавых скулах — не лучшее сочетание. А холодная синева ламп лишь усиливала ощущение болезненности и непригодности. Да и о каком здоровье речь, когда последние полгода жизни Он без сдачи выменял на деньги и уважение окружающих. Поезд ускорился, и Его рука едва не сорвалась с поручня…

40 минут спустя его осматривала иссушенная женщина предпенсионного возраста с коротким и жестким, как ворс, коричневым волосом. Кассирша в ультимативной форме скинула треть цены.

Вы вообще соображаете, что поезд отправляется через несколько часов? Я не имею права возвращать вам полную стоимость, — подытожила она.

Пересчитав деньги под недовольные возгласы скопившейся очереди, Он медленно пополз к центральному входу. На подъездной стоянке в шеренгу выстроились желтые такси. Рядом с машинами кучковались сами водители. Он подошел к ним и как можно вежливей поинтересовался насчет дешевых гостиниц. Стая расхохоталась. Вокзал находился на холме, откуда хорошо просматривалась деловая часть города. Один из водителей указал на серую высотку неподалеку, что монолитом с зализанными гранями вздымалась над всей округой.

Сомневаюсь, что она дешевая, — неуклюже произнес Он, переминаясь с ноги на ногу.

А до дешевле надо только ехать, — ответил Таксист и сплюнул себе под ноги. Толпа раздалась новым залпом смеха. Таксист казался таким же монолитом среди своих — массивный дядька в бежевой кофте с золотым передним зубом, единственным украшением на морщинистом лице.

Сколько?

Дешевле только даром, — Таксист ухмыльнулся, как пират.

Они сели в машину. Он на заднем сиденье с пассажирской стороны. Когда-то Он читал, что это самое безопасное место. Таксист одарил невежественным взглядом зеркало заднего вида, слегка качнул головой и тронулся в путь.

Сумерки набежали и накрыли город. В окнах потихоньку зажигались жизни. Сотни таких же машин заполонили огоньками усталый асфальт. С заднего сиденья Он молча наблюдал, как неистовый круговорот денег вместе с Солнцем отходит ко сну. Люди переставали торопиться, нервно оглядываясь по сторонам. На тротуарах встречались парочки, крепко держащие друг друга за руки в редком свете зажигающихся фонарей. Таксист было буркнул что-то о погоде, но не увидев ответной реакции, продолжил вилять в плотном трафике гудящих моторов.

Приехали, — сказал Таксист и продублировал вслух высветившуюся сумму на счетчике.

Спорить было бесполезно. Он понимал, что Таксист нарочно ехал зигзагами, чтобы содрать как можно больше. Да и что делать, когда машина замерла перед скромным фасадом отеля с причудливой неоновой вывеской Hotel Le Paris. Он расплатился. К удивлению, Таксист напоследок посоветовал выбирать либо второй, либо последние этажи.

Это самые дешевые варианты, — сказал Таксист. И получив положенную сумму, медленно покатился и исчез в своих заботах.

За широкой дверью скрывался пустующий вестибюль. Обои на стенах изображали панорамы Парижа. С каждой стороны без труда отыскивалась, по меньшей мере, одна Эйфелева башня.

Я могу быть вам полезен? — обратился прилизанный служащий из-за красивой деревянной стойки.

Он тихо подошел и поставил на неё свою сумку. Отделка под темное дерево в действительности оказалась дешевый пластиком, который прогнулся под тяжестью сумки. Это действительно дешевый отель. Не в пример манерный служащий озвучил цену за ночь. На обозначившуюся растерянность консьерж слегка повел бровью. И добавил дежурной фразой, что дешевле номер Ему нигде не найти.

Совет Таксиста оказался кстати. Он выбрал восьмой этаж и, расплатившись за номер, попросил оставить резерв на несколько дней.

Я сильно устал, да и банки не работают. Завтра сниму деньги и к полудню расплачусь.

Служащий всем прилизанным видом показал, что не поверил ни единому слову, но ответил уставным «разумеется» и добавил, что лифт находится за углом. От чавкающего, как насос, лифта до номера 828 не встретилось ни души. Лишь холодный гул люминесцентных ламп в пустом и длинном коридоре, устланном затертой, некогда красной ковровой дорожкой. Замок поддался не сразу — пришлось приложить всю силу, чтобы услышать щелчок, который гулким эхом отбился от стен. Кромешная тьма и спертый воздух объяли его и запустили вовнутрь. Он закрыл дверь, облокотил сумку о стену, а сам прижался спиной к закрытой двери и застыл, пытаясь собраться с мыслями и составить план дальнейших действий. Вывод напрашивался один — занять денег. Но у кого? Кто мог еще дать в долг? Мысленно Он перебрал всех друзей, которые с пониманием относились к Его денежным проблемам. У них занимать не позволяла совесть. Затем пришла очередь знакомых, среди которых Он насчитал пять человек, у кого уже успел взять в долг. Они терпели, но не более того. Он набрал грудью воздух. Тяжелая затхлая смесь отдала в висок и подтолкнула к двум задачам: пролистать список контактов в телефоне и проветрить номер. Он зажег свет. По выцветшим зеленоватым обоям растеклась мягкая желтизна. Более чем скромный номер. Далеко не тот Париж, что в кино, подумал Он. Зато места хватило на двухместную кровать. Слева от входной двери располагался туалет с ванной. Он обошел кровать, открыл окно, достал из сумки зарядное устройство и отыскал желанную розетку за небольшим комодом, который занял остаток комнаты между кроватью и окном. Изучение списка контактов развеяло надежду. Без вариантов. Без вариантов, за исключением контакта на букву «М». Мама. Сознание вздрогнуло, тело налилось ядовитым ощущением стыда. Но мысль о сокращении заставила кликнуть на дисплее «вызов».

Привет Мамуля, не отвлекаю?

Здравствуй, сыночек, — мелодично ответил женский голос.

Краткий обмен любезностями не утаил нужду, что блуждала в мыслях последние несколько часов. Деньги и стыд. Он редко звонил, оправдываясь тем, что предпочитает живой разговор телефону, но в гости заходил еще реже. Тем печальней было Ему сейчас. Простые вопросы, изображающие заинтересованность, на самом деле казались матери проявлением заботы. Той заботы, которой не хватает одинокому человеку. И чем больше Он слушал её рассказы о быте и забавных случаях одинокой жизни, тем более мерзко становилось на душе.

Мамуль, я знаю, что уже должен немало денег, — Он сглотнул, чем вызвал небольшую заминку, — но мне сейчас нужно еще немного.,.

Что у тебя случилось? — голос прозвучал разочарованно. То, что нужно для нового приступа стыда.

Нет, просто так случилось, что моя командировка оказалась несколько длиннее, чем я предполагал.

Он напряженно закружил по комнате. Кабель зарядки натягивался, как поводок.

О, так ты сейчас в командировке? То есть, тебя, наконец, приняли? Или только собираются?

Как вспышка молнии в тучах сознания. Он представил сейчас Маму. Она сидит перед телевизором с выключенным звуком. На экране политик со щеками на плечах плямкает, как рыба в аквариуме. И она смотрит на него, но мысленно готова загордиться своим единственным сыном, который хоть на старости лет, возможно, обеспечит ей то, чего она не могла себе позволить.

Почти. Там все сложно. Видишь ли, сейчас решающий этап. Вот меня отправили подписывать контракт, но из-за ошибки руководства мне придется провести здесь выходные. Вот я нашел вроде бы дешевую гостиницу, но денег осталось только на одну ночь. А аванс с компенсацией придут только в понедельник. Понимаешь?

Да, сынок, но у меня пенсия только через неделю, а на кредитной карточке и так долг …

Мам, но я ведь по приезду все верну.

Ты и в прошлый раз так говорил…

Я помню про те деньги, но ведь я в одном шаге от работы, — умоляюще взревел Он.

А на что мне жить эти недели, ты подумал? — все с тем же оттенком нарочитого спокойствия последовал вопрос.

Мамуль, ты слышала, что я сказал? Я же верну деньги, понимаешь? В понедельник я подпишу контракт и приеду назад. В тот же день, слышишь? В тот же день я обещаю заехать и завести все деньги. Все, что я должен. Правда.

Прости, но я уже мало верю в твои слова. Мне тоже нужно на что-то жить до пенсии.

Мам…

Из трубки послышалось сдержанное прерывистое дыхание, слишком резкое и чересчур прерывистое. На доли секунд в голове мелькнула худшая из мыслей, которая может прийти про родителей, но Он быстро разобрал, что это вовсе не дыхание, а всхлипы. Он перестал напряженно расхаживать вокруг розетки и тяжело вздохнул. В голове закружились мысли, но слова оказались слишком юркими. Все, на что Его хватило, так это на жалостное и протяжное «м-а-а-а-м».

Я не хочу сейчас с тобой разговаривать, — послышалось сквозь тяжелые судорожные всхлипы.

Мамуль, пожалуйста, успокойся. Ничего ведь не случилось. Все хорошо.

Она ответила «я перезвоню» и щелчок оставил Его наедине с темной комнатой и ночью за окном. По лицу к подбородку щекотливой струей пронеслась капелька слезы. Следом пошла еще одна, но уже с другой стороны. А когда он моргнул, сразу несколько крупных капель сорвались к подбородку, откуда тяжелой кляксой хлюпнулись на затертый паркет. Он положил телефон на комод и неспешно отшагнул к окну. Под темным сводом небес гуляли огоньки чьих-то жизней. В домах горел свет, а внизу под окном крошечные машины, как светящиеся букашки, восторженно мчались мимо отеля. Панорама так захватила Его, что Он не обратил внимания, как на пол упала новая клякса, которая оказалась последней. Волшебные мерцания над горизонтом несли в себе умиротворение. Они подхватили Его и унесли в далекое прошлое. В то время, когда мысли полнились мечтами, а впереди маячил необъятный горизонт будущих свершений. В памяти всплыло пристрастие к письму. Им Он переболел в старших классах. Однажды он написал рассказ о ночном городе. Сам рассказ был плох, чего уж там, но тогда, впечатлительным подростком, Он им по-настоящему гордился. Даже отправил на конкурс, впрочем, этим все и закончилось. И когда недавно исписанный черновик с тем рассказом попал в руки, Он смекнул почему. В жизни так не бывает, сказал Он тогда. Это была банальная выдумка про везучего паренька, нашедшего за ночь счастье и любовь. Он вспомнил эти подробности, звучно хмыкнул и качнул головой, испытывая неловкость перед царившей пустотой. Внезапный вибрирующий гул заставил перевести внимание на телефон. Дисплей выстрелил мягким светом в потолок. Он подскочил к тумбе и схватил телефон. Сердце напряженно клокотало. В голове с новой надеждой забились мысли о матери, но это оказался незнакомый номер.

Алло? — озадаченно произнес Он.

Алло, — раздался незнакомый женский голос. — Сережа? Слушай, нам нужно очень серьезно поговорить. Я не могла…

Подождите, здесь нет никакого Сережи. Вы не туда попали.

Ой, простите.

Она положила трубку. Он тут же пожалел, что не назвал себя Сережей. Сейчас как никогда Он хотел просто поговорить, почувствовать тепло в голосе. Чтобы кто-то успокоил и сказал, что все будет хорошо. Не успел он вернуть телефон на комод, как вибрация раздалась по пальцам, а на экране снова высветился тот номер.

Алло, да, это снова вы. Вы опять набрали не тот номер, здесь нет никакого Сережи, — выпалил Он как можно быстрее, чтобы ненароком не втянуться в новый разговор. Последовало продолжительное молчание. Он отвел телефон от уха, убедился, что она не отключилась. Он повторил «Алло» снова. В ответ последовали приглушенные резкие стоны, похожие на тихий плач. Он безрезультатно попытался завязать разговор еще раз, а потом нажал табличку «отбой».

Мысль об ответном звонке возникла из ниоткуда. Её голос показался тревожным и женственным. По крайней мере, так Он убеждал себя, лаская нотки забытого прошлого: времени романтических, пьянящих чувств и пылкой страсти прижатых друг к другу тел. Но дело было в одиночестве. На другом конце провода оно ощущалось в фоне, тоне и в той панической тревоге, которую Он успел додумать. Заблудшая душа в поисках некого Сергея. Такая же заблудшая, как и я, решил Он.

Алло, — чудом не положив трубку начал Он. — Я…вы…звонили мне? — из легких вырвался легкий нервный смешок.

Вы знаете Сережу? — произнесла она, посапывая носом. Её голос источал надежду. Она плакала, решил Он. Из-за какого-то подонка. В голове выстроилась картина. Прямо сейчас Она вся в слезах напряженно грызет ноготь и старается не сойти с ума. Она не твоя. Ты ей неинтересен, пора бросать трубку. Таков итог: она отдала какому-то гаду сердце и душу, а он пережевал её и выплюнул, как просроченный полуфабрикат. Пора отключаться.

Нет, я его не знаю.

Тогда что вы хотите от меня?

Она была в замешательстве. Он, впрочем, тоже. Но отступать было поздно.

Дело в том, — начал Он и спешно замолк. Глупость какая-то, подумал Он и перешел на предполагаемый конец беседы, где Он смущенно заканчивает разговор под оздоровительный хохот из динамика. Так бывало не раз. С чего быть исключению?

Прошу прощения. Я не хотел вас беспокоить. Спокойной ночи, — оборвал Он беседу и поспешно добавил, — Я надеюсь, вы найдете вашего молодого человека.

Последние слова Он произнес самому себе. Она отключилась, а сам Он снова припал к окну.

Из окна видна даль, так откуда взялась печаль?

Слова из любимой песни приклеили к губам подобие кислой улыбки. Огни центра, вальяжно раскинутые вдоль берега напротив, вновь приковали к себе. Он недоумевал, почему с таким видом на верхних этажах номера дешевые. И даже посчитал, что мог бы написать об этом. Как в те дни школьного одиночества, когда мир казался переполненным болотом с озлобленными людьми, которые решительно отказывались понимать и принимать что-либо новое. Но вовремя одернул себя, признав, что нужно жить реально — здесь и сейчас. А на книгах денег не сделать.

Наконец дисплей телефона погас, комната погрузилась во мрак. Девчонка не выходила из головы. Может она перезвонит? Могла ли она уловить в Его голосе те же нотки отчаяния, которые Он приписывал ей? Быть может, прямо сейчас она колеблется: звонить ли или нет. Нет, все это шелуха, мысленно заявил Он, устав спорить с собой. Ничего она не думает. Она запала на урода, который навешал лапши на уши и слинял при первой же возможности. А эта фраза «не хотел вас беспокоить…». Приняла, небось, за фрика какого-то. Прокрутив цепочку диалога, Он пришел к выводу, что и сам бы отключился, услышав нечто такое. А огни за окном медленно и плавно перетекали, как непрерывный золотой ручеек жизни. Он пытался увидеть в чужом небе знакомую звезду, отвлечься от дурных мыслей у чужого окна, но глаза ловили лишь тусклые отражения чужих жизней. Он представлял, кто же там мог быть. Пятница, вечер. Усталая семья после вечерней прогулки. Молодой парень с подругой, пользующиеся отсутствием родителей. Компания старых друзей, встречающая исход очередной недели бесцельного скитания по волнам бытия.

И я, — заговорил Он не в силах держать обжигающие мысли в голове, — человек без семьи, женщины и денег. Подглядываю за чужими жизнями, как вуайерист…

Телефон снова зажегся и коротко прожужжал, двинувшись вдоль тумбочки. Обрадовавшись звонку, Он быстро спохватился — это лишь сообщение.

«Отправитель: Шеф Максим. Завтра к 16:00 договор должен лежать на столе в офисе».

Он почувствовал себя человеком, которого ударили кувалдой по голове и мгновенно сунули под нос нашатырный спирт. Что-то пошло не так, и нарастающий гнев с каждой секундой все сильнее ударял по вискам.

Чертовая работа, — завопил он изо всех сил. — Я в чужом городе, в чужом доме, а он еще мне указывает, что я, черт возьми, должен из ниоткуда в выходной день собрать подпись и успеть завтра в офис! Пятница. Вечер! А ему только людей глотать, как киту планктон. Он вообще в своем уме?!!!

Он крепко сжал телефон и готов был разбить им окно. Но боли, пронзившей костяшки после удара кулаком об стену, оказалось достаточно, чтобы приступ ярости охладел столь же внезапно, сколь и возник. Ванна, подумал он, горячая ванна.

Он зажег свет. Открывшаяся с жалобным скрипом дверь обнажила нежно-голубой кафель с коричневатым налетом, похожим на ржавчину. Убогая, но все же желанная ванна прижималась к унитазу так, словно проектировал комнату игрок в тетрис. Он открыл кран с горячей водой. Ожидаемо умылся ледяной струей и принялся остужать распухшую на месте костяшек руку, пока кожа не покраснела, а вода не превратилась в кипяток. Он открутил кран с холодной водой, поднес палец и, убедившись, что вода достигла нужной кондиции, закрыл сливное отверстие пластиковой пробкой. Только потом Он заметил самодельную деревянную полку над ванной. На ней покоился радиоприемник — единственное устройство, не считая телефона, для связи с внешним миром. Он щелкнул переключатель и наугад принялся вертеть колесиком, борясь с шумом в эфире. Чуть меньше, чем вечность понадобилось, чтобы поймать волну. Наконец, ванна наполнилась горячей водой, а по комнате разлетелись грязные гитарные ритмы группы Nirvana . Он многозначительно улыбнулся и мечтательно закатил глаза. Играла любимая песня юности I Hate Myself And Want to Die. Мелодия из мира, когда выключенный свет и бутылка вина спасали от холода одиночества. Как и сейчас, подумал Он, окунаясь в ванну. Жгучий поток удовольствия разнесся по всему телу, уничтожая очаги напряжения и беспокойства. Смятение и враждебность вышли вместе с каплями пота на лице. Но спасение оказалось ширмой. В голову просочились мысли о бесконечности замкнутого цикла, за которым Он коротает время. Казалось, еще вчера Его пробирало до мурашек от Heart- S haped Box, а уже сегодня он терялся в догадках 10 или 12 лет прошло с тех пор. Да и не это, в сущности, было важно. Прошли годы, школа сменилась университетом, а после пришел черед работы. Но ничего не менялось. Учителя твердили, что думать. Преподаватели как считать. А начальники как работать. Все на благо кому угодно, только не себе. Это походило на непрерывный, изнурительный марафон внутри беличьего колеса. И тут Его осенило, что в один из таких же одиноких вечеров то ли 10, то ли 12 лет назад, лежа на диване в кромешной темноте, Он размышлял в точности о тех же вещах. Годы прошли, а тупик остался. Вопрос: если приемник сорвется и окатит Его разрядом тока, не будет ли это лучшим способом закончить вечер?

Раздался скрежет. Без сомнений, вибрирующий телефон на деревянной поверхности. Это может быть дама. А может и Мама. Он резко вскочил, в глазах потемнело, и заиграли звезды. По ощущениям Он кренился набок, судорожно хватаясь влажными руками хоть за что-то, и почувствовал, как краем пальца зацепил нечто твердое и податливое. Когда Он понял, что это был приемник, тело охватило болезненным ударом. Тело пронзило десятком, а то и сотней иголок. Глаза застелила кромешная тьма.

     **

Где-то далеко за пределами чувств и суматохи. Просторный зал, высокая витрина. Секундой назад я сидел, опустив голову на сдвинутые руки. Не знаю, спал ли я, но сейчас я сижу за столиком — хорошим, крепким лакированным столиком из дуба. Впереди целый ряд таких же. Они упираются в стену, которая выкрашена в сиреневый цвет. На ней видны картины с цветами. Справа от меня длинная стойка-витрина с круглыми табуретами. Под стеклом кондитерская выпечка. Еще рано для людей — я первый посетитель. Передо мной фарфоровая чашка с кофе. Горечь с корицей все еще витает по залу, заигрывая с пышным ароматом свежих круассанов. Чашка наполовину пуста, белое блюдце рядом оттеняется аккуратно надкусанным кусочком шоколадного торта. Значит пришел я давно. Я пытаюсь урвать хоть что-то из воспоминаний, перевожу взгляд на окно. По ту сторону алыми буквами нанесено название кафетерия, но мне его не прочитать — оно написано задом наперед. Тротуар безлюден, но Солнце взошло достаточно, чтобы фонари погасли. Извилистая каменная мостовая теряется среди миниатюрных домиков со скошенными крышами и маленькими балкончиками. Дорога пуста, но напротив моего столика за окном виднеется кофейный автомобиль. Грубые, рубленые формы передних крыльев переходят в покатую грациозность сзади, напоминая женские бедра. Это единственная машина на всей улице, Porsche 911. Я заворожен находкой. Уж это я знаю точно. Иметь такую было мечтой моего детства. Светлые домики, яркое Солнце и машина из снов. И все это под уютное одиночество, шоколадный торт и все еще теплый кофе. Напротив меня за столик подсаживается девушка. Заметив её, меня охватывает ступор. Её карие глаза пленят игривой загадочностью, а волосы пышной волной уходят куда-то в бесконечность позади плеч. Она догадывается о моих мыслях и выжидающе улыбается. Плавно, но уверенно она говорит: «может, скажешь привет». Я следую указаниям и предаюсь размышлениям о том, кем она может быть. Она с интересом изучает мой завтрак и просит у проходящей официантки с кофейником чашечку кофе, не забыв вежливо поинтересоваться, не против ли я. Я отвечаю, что нет. Пока она с заразительно светлым настроем подбивается к измученной официантке, я успеваю основательно рассмотреть её. Вид у неё превосходный. Искрящаяся открытость. Манеры не нарочиты, но истинно благодушные. Угрюмая печать многолетней бедности на лице официантки дает трещину перед звездной улыбкой. Короткий диалог и уставшее лицо принимает оживленный блеск. Я твердо вознамериваюсь оставить щедрые чаевые. Если, конечно, магия красотки меня отпустит. И, о боже, на её футболке, обтягивающей самые правильные формы, символика Motley Crue . Студентом я тащился от этой группы и спустя годы в голове с новой силой разыгрываются тексты песен, бунтарский дух и непокорность судьбе. Я не знаю о моей соседке ничего, но понимаю, что не должен упускать шанс. Но стоит ей стрельнуть глазками в мою сторону, как я едва успеваю отвести взгляд в окно. Лишь слабая улыбка уголками рта говорит, что она раскусила меня. Я продолжаю изображать, что в бледноватом зареве пустых улочек за окном есть вещи интересней. Она пытливо спрашивает, мол, твой Porsche интересней меня? « Porsche ? Мой?» – думаю я, но в ответ бормочу невнятное «нет». Что-то в её словах отдает нежной и душистой материей, которая рождает романтические чувства.

Откуда-то свыше сочится легкая мелодия I Love Paris Френка Синатры. Словом, атмосфера под разговоры — самые странные разговоры из всех, в которых мне доводилось участвовать. Детали и предметы обсуждений проскакивают, как песок сквозь сито. Остаются лишь обрывки — знакомые и нет одновременно. Это напоминает перелистывание пожелтевших страниц старого фотоальбома, где детские фотографии не несут в себе никаких воспоминаний. Как по графику мы покидаем столик. После нас на нем две пустые чашки, блюдце в темных крошках и горстка чаевых. Мы ныряем в утреннюю прохладу. Она спрашивает, отвезу ли я её домой. Я отвечаю, что без проблем. За время беседы бледный пейзаж преобразился красками взошедшего Солнца. Но улицы все еще подозрительно пусты. Я роюсь в карманах, нащупываю заветные ключи и открываю ей дверь. Она благодарит, но подмечает, что и сама умеет открывать двери не хуже, а то и лучше меня. Пока я обхожу автомобиль, она перегибается через салон и наглядно подтверждает это, открывая мне дверь. Она сидит, слегка надвинувшись на меня. В её бездонных, романтичных глазах мелькает удивление. Двигатель поддается стартеру, и улица наполняется скрежещущим рокотом мотора. Я включаю первую передачу, плотно сжимаю руки на кожаном руле, и мы срываемся в путь. Невероятно, думаю я, это действительно Porsche и я действительно в нем. А рядом со мной, как по мановению волшебной палочки, очаровательный облик всех желаний и неудавшихся отношений. Пьянящий мираж, но реальный, как и все вокруг. Мы выезжаем на зигзагообразную брусчатку и попадаем в окружение трехэтажных домиков с заостренными красными крышами. Дорога уходит к холму. Руки сами знают, куда сворачивать и как переключать скорости без перегазовки и заносов. Повороты следуют один за другим. Очередной крутой вираж, и домики уступают место забору из высоких золотистых прутьев и белых бетонных колонн. За ним ковровой дорожкой зеленеют поля. Наконец дорога приводит к воротам. На них нанесены неразборчивые инициалы, которые кажутся до боли знакомыми. Она спрашивает, не хочу ли я зайти. Я отвечаю, что сейчас не могу, хотя и очень хочу. И не вру. Что-то извне зовет меня. Беззаботный оптимизм на её личике сменяется разочарованием. Огонек в глазах гаснет. Она тихо шепчет, что не узнает меня. Слова оседают в сердце тяжелым грузом. Я вижу её в первый раз, но подспудно знаю, что это не так. Материя, которую тяжело пояснить и еще тяжелее побороть. Я скольжу рукой по её лицу и обвеваю ею тонкую шейку, после чего нежно притягиваю к себе. Наши разгоряченные губы соприкасаются в нежном поцелуе. Я её помню, но не знаю. Я извиняюсь и оправдываюсь необходимостью уехать домой. Она скрывается за автоматическими воротами, на которых я отчетливо разбираю латинские буквы DeD . Остаток пути проходит в смутных воспоминаниях. Руки ведут, мысли лениво блуждают по тупику сознания. По приезду ложусь спать. Последняя мысль в выскальзывающем ощущении реальности — я абсолютно спокоен и ничто не властно надо мной.

      ***

Блаженная невесомость вздрогнула под нарастающим ритмом постукиваний. Они становились все громче и медленнее, пока не перестроились в гулкий стук по двери. Он открыл глаза, поднял голову и обнаружил себя в пустой ванне номера 828. Пока Он искал разбросанное белье, повторяющийся стук породнился и стал таким привычным, словно без этого звука номер никогда не существовал. Пришлось потрудиться, чтобы застегнуть молнию на брюках.

Вы Максим Владимирович? — послышалось сходу после открытия двери.

Зачем так официально? Можно Макс, — ответил Он человеку в красной куртке с глазами утопленника.

Нам пора идти, если мы не поторопимся, — он опрокинул руку и взглянул на часы, — то обязательно опоздаем.

Максу он показался странным, но за последнее время это был единственный человек, кто при обращении проявил уважительность. И давать незнакомцу повод подумать о себе дурно Максу не хотелось.

Да, конечно. Сейчас только рубашку накину. А то в майке, сами понимаете, неудобно. Проходите … — он сделал жест и замер, полагая, что незнакомец представится, но этого не случилось. Тот лишь вяло двинул в комнату. Как утопленник. По крайней мере, Макс находился в полной уверенности, что если бы утопленники вдруг воскресли, то они бы в точности повторяли движения незнакомца. Макс накинул рубашку и пробежался глазами по окну. В бледном солнечном свете за высотками простиралась причудливая гора. Совсем зеленая у подножья, к вершине отчетливо проступала белая клякса снега. Когда, при каких обстоятельствах она объявилась, и почему Макс не заприметил её раньше, он не мог объяснить. Не мог он также понять причину спешки с раннего утра.

Прошу извинить, но вынужден напомнить, что нам бы поторопиться. Время, знаете ли, может оказаться вздохом, а порой и мигом.

Незнакомец поправил борсетку, придерживая её одной рукой. На этих словах Макса осенило — все происходит так, как должно. Эта мысль отдавалась слабой пульсацией глубоко внутри. Макс застегнул последнюю пуговицу на рубашке, и незнакомец торопливо зашагал к открытой двери, что слабо сопоставлялось с ярлыком инертной личности. Длинный коридор от гулких и уверенных шагов незнакомца казался еще более пустым. Максу пришлось приложить немало сил, чтобы нагнать красное пятно, в которое успел превратиться его новый знакомый.

А как вас, собственно говоря, зовут? — задыхаясь, обратился Макс к незнакомцу.

Ой, — быстро выпалил незнакомец и стал, как вкопанный. — Я не представился, — добавил он и опустил глаза к Максу. Макс был на голову ниже. Незнакомец оценил его взглядом сверху вниз без какого-либо высокомерия. По мнению Макса это создало удивительный эффект. — Можешь звать меня Гид. Думаю, ничего страшного, если мы с тобой на «ты»?

Нет, конечно нет, — смущенно выдал Макс. — А Гид — это ведь не имя, а должность, — добавил он с акцентом на последнее слово. Гид задумчиво приподнял голову и, порывшись в мыслях, оживленно улыбнулся.

Не всем одинаково везет с именами, Макс.

И вернулся к метеорному шагу. Они обогнули лифт. Макс одернул Гида, но тот кратко подытожил, что по лестнице они сойдут быстрее. И он не соврал: с восьмого этажа они слетели в два счета. Во многом благодаря сумасшедшему ритму Гида. Так что, когда они выскользнули из дома на пустынные улицы и Гид сбавил темп, они оба почувствовали облегчение.

Фух, справились.

Гид согнулся буквой «Г», будто приготовился вывалить содержимое желудка. Он быстро выпрямился и разъяснил, что выбираться нужно было в спешке. Перед входом в отель, где они стояли, расстилалась широкая дорога, которая вела прямиком к горе. По краям дороги нависли зловещие безжизненные многоэтажки. Максу показалось, что до горы тянулась вечность.

Что ты видишь? — спросил Гид.

Макс рассказал.

Тогда нам сюда, — произнес Гид и теперь шагнул с той самой вялостью, с которой предстал изначально. Город походил на мумифицированный слепок, из которого выкачали жизнь. Стерильная чистота макета, форма без содержания, скелет без мяса, тело без души. Прогулка терялась в однообразии пустых безмолвных прямоугольных блоков из бетона и железа, которые скользили и таяли за горизонтом. Максу казалось, что они оба перекатывались внутри гигантского прозрачного шара. Но что-то неуклонно менялось. И чем уверенней под ногами крутился асфальт, тем более осязаемыми становились эти перемены.

А с чего город пуст? — поинтересовался Макс, чтобы избавиться от назойливых мыслей.

Никто не любит шумиху, все хотят покоя, — ответил Гид голосом сонного ребенка. Небось, специально изобразил покой, подумал Макс, но меньше от этого рой навязчивых мыслей в голове порхать не стал. Перемены никак не шли из головы, а гора у горизонта была, как приклеенная.

Это очевидно, — сказал Макс. — Но как насчет жилья? Жить же где-то надо.

Насчет этого можешь не беспокоиться, — отрезал Гид и замолк.

Макса прошибло: крыши становились ближе. Вот что менялось с каждым кварталом. Тянущиеся к небесам исполины срезались облаками. Теперь их место занимали менее головокружительные сооружения. Сначала в двадцать, потом пятнадцать, а немного погодя и десять этажей. Из острых углов прорезалась маловыразительная окантовка. И чем дальше, тем причудливей становились безликие бетонные блоки. Совсем скоро на крышах обозначились гребни. А когда этажей стало три, на изящных колоннах завиднелись причудливые капители. Наконец они расступились перед двухэтажными домиками с широкими разноцветными фасадами: белыми, розовыми, синими. Дорога продолжала тянуться широкой серой лентой, но теперь над крышами домов открывалась даль — то ли равнина, то ли море. Пологая гора с заснеженной вершиной при желании успешно сошла бы за гигантский холм или синий вытянутый горб, который простирался до самого неба. Рассекающую её равнину (или море?) глаз угадывал по оттенкам цвета и еще по другим приметам, которые нельзя было определить ни словом, ни мыслью. Но Макс пробовал, и в попытках описать он нашел себе увлекательное занятие. Так он едва не упустил из виду красное пятно, выросшее на дороге несколькими кварталами впереди. Он присмотрелся. Красная вытянутая коробка с махонькими темными пятнами заставила его торжественно крикнуть «автобус».

Пошли догоним, — обратился он к Гиду.

Нет, — Гид отрицательно махнул головой. — Туда, куда мы идем, автобусы не ходят.

Максу было невдомек, отчего такие однозначные ответы не побуждали в нем желания к расспросам или упрекам. Он лишь застыл с неопределенностью на лице. Лицо же Гида выражало озабоченность перед неприятными событиями, которые вот-вот должны произойти.

Слушай, — как можно нейтральней произнес он. — Сейчас перед нами возникнет новая зона. Ты встретишь некоторых, хм, поселенцев. Делай так, как считаешь нужным, говори с кем хочешь, но когда я дам команду идти или стоять, то ты либо идешь, либо стоишь. Понятно?

Макс кивнул.

А что будет, если я не послушаю?

Ничего особого. Но меня ты больше не увидишь.

Слова у Макса стали поперек горла. Желание разорвать круг недосказанности тлело под толщей непонятно откуда взятой умиротворенности. Он не понимал, что происходит и где он в принципе, но все никак не мог убедить себя задать несколько вопросов. Прямо первое свидание с понравившейся девушкой, не иначе, подумал он.

Эй, гид! Новую кровь ведешь? — послышалось из подворотен двухэтажных голубых домиков, опоясанных широким белоснежным аттиком.

Не оборачивайся. Иди, будто не замечаешь их, — прогудел Гид.

Что им надо?

Да ничего, — он заметно разволновался, и слова вылетали короткими очередями. — Просто некоторые свернули со своей дороги, вот и пристают ко всем. Ты еще видишь свою гору?

Да, вон она, — я повел указательным пальцем на белую вершину. — А тебе разве не видно?

Видно-видно, — второпях вставил он сквозь «эй, вы куда это намылились?».

Теперь голоса приближались вместе с шагами откуда-то сзади. Гид левой рукой схватился за борсетку, а второй перевесил ремень на правое плечо. Макс все это заметил и не удивился, когда после этих манипуляций Гид завопил «Беги!». Они рванули, как лошади на скачках. Теперь пролетающие домики сливались, словно размазанная краска на холсте. Поэтому они не сразу заметили, как из-за угла навстречу им вылетел целый рой. Это были парни с бритыми головами, в рабочих джинсах и серых футболках. Настоящий полк из серо-синего камуфляжа. Они хором распевали ритмичную абракадабру. Макс не знал, что делать и Гид, по всей видимости, тоже — новых команд от него не последовало. Теперь в голове у Макса крутились новые вопросы. Сразу после очевидного «что делать?» шел «почему я так спокоен?». Правый прицельный прямой сбил философский настрой. Это был крепко сложенный бритоголовый дядька с короткими, но мощными руками, и невменяемыми глазами. Они как рентген, смотрели сквозь Макса куда-то вдаль. Быть может, решил Макс позже, поэтому ему и повезло. Он без труда ушел в сторону от летящей кувалды из сжатого кулака. Кто-то бил слева и Макс сразу же отпрыгнул на ногах в сторону, чтобы следом нырнуть корпусом от еще одного прямого по курсу. Толпа обступила его. Гид давно затерялся где-то в стороне. На Макса обрушилась лавина ударов со всех сторон. Каким-то чудом он уходил и изворачивался так, что все они пролетали мимо. Больше всего Макса поразила высоченная шпала. Вернее, запущенный от него боковой прямо в ухо. Макс каким-то непостижимым образом изловчился и удар пришелся куда-то в пустоту. Когда плотный поток обступивших кулаков остался позади, как страшный сон, все, на что хватило его сил, это присесть на асфальт и проследить вслед за удаляющейся перемалывающей кулачной машиной.

Бывает и такое, — послышалось за спиной. Он обернулся. Утопленник Гид. Как и прежде. Борсетка вернулась на левое плечо. Он отряхнулся, скорее для вида, чем по необходимости, и помог Максу встать.

Что это было? — спросил Макс.

Обычные заблудшие. Нам крупно повезло. — Он указал пальцем в сторону отдаляющегося роя. — Этим хлопцам по обыкновению плевать, кого бить. Но те непоседы, что устремились за нами, досаждают им сильнее всего. Очевидно, те рванули прочь и эти потянулись за ними. Фух…

На этом гид решил прерваться и перевести дух. Макс ощупал лицо на предмет повреждений. Ему было невдомек, как ни разу не дравшись по-настоящему, он сумел избежать всех этих прицельных молотобойных ударов.

Не переживай, все с тобой нормально, — успокоил Гид. — Ответь лучше, где твоя гора?

Макс оглянулся в нужную сторону. Пологий склон теперь разрезал границу горизонта гораздо ближе, о чем он поспешил заметить вслух.

Что ж, тогда все хорошо. Пошли, скоро спустятся сумерки, а мы должны попасть туда до ночи.

Он перешел на безлюдный тротуар. Макс быстро нагнал его — отставать, с учетом последних событий, было не с руки. И тут случилась она — мысль. Она зазвенела в голове, как воскресный колокол — внезапно, но в то же время предсказуемо. Так, во всяком случае, показалось Максу по ответной реакции Гида. Он воспользовался тишиной и собрался с внутренними силами, чтобы выложить все в одном слове. Он так и спросил: «куда?». Гид хмыкнул, как бы говоря, долго же ты парень с мыслями собирался, и лаконично ответил не менее кратким предложением. Макс не расслышал, и с налетом неловкости в голосе попросил Гида повторить.

В ранний вечер твоего заката, — повторил он. Макс ничего не понял и Гид с неохотой продолжил. — Чем четче силуэт над горизонтом, тем дальше я сумею дойти вместе с тобой.

А что там? — Макс перевел взгляд на возвышающийся монумент с белым наконечником.

Узнаешь. Могу сказать, до конца доходят не все.

И что это значит?

Сознание, — Гид замолк, подбирая нужные слова, — самое удивительное и противоречивое, что есть у людей. Оно способно открыть путь в вечность. И вместе с тем загубить самые светлые мечты критическим заблуждением, что многими ошибочно принимается за жизненный опыт.

Хочешь сказать, я могу туда и не идти?

Идеальных сценариев не бывает.

Гид повернулся. В глазах читалась досада замутненная сожалением.

А что здесь? — поинтересовался Макс, остановившись около фиолетовых двустворчатых дверей. Слева над ними мягким розовым неоном мерцала вывеска Al s . Само здание, похожее на строгую прямоугольную коробку, в окружении округлых домиков в форме космических кораблей кричало о своей чужеродности.

Зайди и узнай, — безучастно ответил Гид.

Ты что, не можешь мне сам сказать?

Инструкция исключает вмешательство, — произнес он. — Я лишь слежу за порядком линии и исправляю внезапные помехи.

Ладно, — Макс махнул рукой. — Сколько у нас времени?

Решай сам. Я буду ждать тебя здесь.

Гид отошел к перекрестку и был таков.

Макс не мог не понимать, что останавливаться означает задержаться по пути к горе. Но нездоровая сила, вроде той, что влечет светлячка к светильнику на верную погибель, тянула его за эти двери. Он положил ладонь на одну из них и на короткий миг встретился взглядом с Гидом. Да, он не ошибся — глаза Гида источали сожаление, будто это дверь ведет в преисподнюю. Макс глубоко вдохнул и ступил внутрь. В голове пронесся вихрь дурных мыслей. Он даже представил, как его будут готовить заживо и кто-то из посетителей использует его тело как блюдо для изысканного кушанья. Но нет, за длинным коридором в бордовых тонах оказался самый обыкновенный бар. Мягкий электрический свет спускался на черную лакированную стойку. За ней ютился бармен в белой рубашке с черной бабочкой и аккуратно разглаженными усиками. На полках за ним, как модели на подиуме, выстроились бутылки с выпивкой. В остальном это было достаточно темное помещение с хаотично раскинутыми черными квадратными столами на четверых. Стены цвета высохшей крови приглушали и без того тусклый свет, которого едва хватало, чтобы осветить весь зал. И блестящая стойка теперь казалась одиноким фонарем на темной улице. Идеальное пристанище для одиночек, которые, как тараканы, спрятались в тени зала. Избегая встреч глазами с кем-либо, он прошел к стойке, где занял свободный табурет между двумя пожилыми господами. На одном был цилиндр и изящные, завернутые кверху черные усики, а другой выглядел, как облаченная в пиджак помятая жестяная банка из-под газировки. Бармен плавно подплыл к новому клиенту. Вместо положенного вопроса о выпивке не без подозрения поинтересовался, с чем он, Макс, пожаловал.

Это другой мир, но и у него есть свои правила. Каждый волен творить что хочет, — спустя пару минут распинался Бармен. — Виски хлещет из всех бутылок, бензин течет рекой, а веселье не заканчивается никогда.

Макс не мог вспомнить, что же он сказал или сделал. Или не сказал и не сделал, чем вызвал Бармена на предельную открытость. Но он не мог не признать, что новый собеседник ему импонировал. В его глазах читалась живость, они пылали одержимостью идей. А вытянутые в ниточку плотно сжатые губы выдавали в нем человека, хорошо знающего, о чем он говорит. После Гида Максу было приятно встретить хоть кого-то, способного создать и единолично поддержать разговор.

Каждый занимается, чем хочет. Никаких ресурсов и ненавистной работы, — не унимался Бармен. — Вот этот стакан изобрел вон тот сухарь, — он поднял стакан, а после указал на худосочного парня с длинным носом в широкополой шляпе. Он одиноко сидел в дальнем углу. — Всю жизнь он мечтал о славе стеклодува, а работал школьным учителем. И знаешь что? Здесь он, наконец, обрел счастье.

Но если здесь все так шикарно, зачем тогда мне Гид и гора? — невольно вслух задумался Макс.

У тебя есть свой Гид? — Бармен удивленно приподнял брови. Соседи Макса оторвались от своих раздумий и вперились в него глазами, полными не то восхищения, не то укора. Тем временем в зал пожаловала новая парочка. Они напряженно проследовали мимо, слабо кивнули Бармену, тот ответил тем же. Макс успел рассмотреть шоферскую кепку, да криво торчащую махорку у одного из них.

Хм, это все меняет, — чуть погодя, продолжил Бармен. — Это значит, у тебя сейчас как раз закат, — он поднял глаза, не то задумавшись, не то проводя какие-то расчеты. — Ну да, все верно. Большинству правила чужды. Они проводят время в свое удовольствие…

Даже ты? – прервал его Макс.

Бармен встретил вопрос ироничной ухмылкой.

Бармен, порой, может знать больше, чем как правильно подбирать аперитив. Вот я, например, знаю, что ты не первый, кого я встречаю с Гидом. Так что ты не особенный. А еще я могу дать тебе подсказку.

Примкнувшая за столик парочка лиц разрослась до пяти подозрительных особей. Все как на подбор — высокие и мускулистые гориллы.

Какую?

Как думаешь, какой смысл Гиду бродить с тобой? Ты ведь не задумался о том, что ему с этого будет?

Макс отвел глаза в сторону. Он действительно не задумывался об этом. Бармен уловил это и засмеялся.

Да ничего страшного. Все поначалу доверяются этим Гидам. Их приковывают к каждому способному индивиду под предлогом «высшей спешки». Мы сами создаем свои миры и живем ими. Игроки по жизни, вот мы кто.

Бармен раскинул руки по сторонам, а потом навалился на стойку как можно ближе к Максу и спросил:

Ты уже видел свое видение?

Макс кивнул.

Вот, в этом и есть твой смысл, — прошептал бармен, — только вот расплачиваться приходится на выходе, как в автобусе.

Никто в автобусе не расплачивается на выходе, подумал про себя Макс, но эта мысль быстро уступила другой, более назойливой.

А, — произнес Бармен, словно прочитал его мысли. — Ты, небось, задумался над выгодой Гида. Тут никаких откровений, все просто. Каждый, кто доходит до конца, соблюдая дурацкие правила, приближает их к повышению. Вот так все просто. А на то, что с тобой будет дальше, им совершенно плевать!

Фраза вырвалась, как боевой снаряд. Его глаза выпучились, а вены на шее вздулись в неистовом напряжении.

А что будет дальше?

Никто не знает, — успокоившись, ответил Бармен. — Но ясно одно, время здесь обретает ту же форму, что деньги там, откуда все мы пришли. И чем больше у тебя времени, тем могучей ты здесь.

А любовь? — поинтересовался Макс, после того, как не обнаружил ни одной парочки в окружении мрачного зала.

А что любовь? Из-за любви всегда теряешь деньги там и время здесь. Как показывает опыт, никому это не интересно.

Все это начинало утомлять. Пространные рассуждения и бессвязные идеи нагоняли скуку. Ему захотелось уйти, но столик с пятью грузными лицами, уставившимися на него, не давал Максу покоя.

А кто это такие?

Макс кивнул в сторону злосчастного столика.

А, эти… Ну видишь ли, кому-то нравится пить, кому-то бить. Баланс должен блюстись с особым тщанием. А к Закатникам тут немного предвзятое отношение. Здесь у меня собираются одни Ночники.

И что мне делать? — на душе у Макса внезапно стало скользко и вязко.

Я думаю, поменьше болтать налево и направо, а бежать быстро и прямо, — тонкие нити губ вместе с усами расправились в хищной улыбке.

А как же полиция или что-то в этом духе?

Такие блатные, как ты, здесь не в почете, знаешь ли. Помогать тут не сильно рвутся.

Я не хочу ни с кем выяснять отношения.

Боги мои, — Бармен откинулся и, положив руки на живот, принялся громко хохотать. — Какие отношения? Просто грезы, какие они есть.

А как же мои грезы тогда?

А что твои грезы? Тебя никто сюда не загонял. Ты сам пришел. А еще ты видел свой личный штат мечты. Пока ты не принял свою судьбу — ты изгой, подушка для иголок всех и каждого, кто просто живет и оттягивается как сам того желает. Если только… — Бармен смолк и заиграл глазками по сторонам.

Если что? — раздраженно спросил Макс.

Если только ты не поверишь мне. Пойми же, гора не твой предмет. И Гид не твой друг. Пока ты с ним, ты на распутье других миров, в грезах всех и каждого, кто просто оттягивается в ожидании возвращения обратно. Я твой друг. И те сзади тоже мои друзья. И ты можешь присоединиться к ним и жить как сам того пожелаешь. Следуй зову внутри, который довел тебя к этой стойке. Вот, я тебе помогу.

Бармен отвернулся к полке, взял несколько бутылок, проделал несколько странных манипуляций, продолжая стоять спиной к Максу, потом повернулся и поставил перед ним две рюмки.

Выбирай, — произнес он и провел рукой. В одной — голубая жидкость, как вода океана. В другой — алая, как кровь. Пятерка уже поднялась со своих мест и целенаправленно двинулась в сторону Макса. Умиротворенная синева с одной стороны и обжигающая страсть с другой. Шаги стали четче. Забавляющийся Бармен здесь и выход, переместившийся бесконечно далеко, там. Размеренный анабиоз для чувств в одной рюмке и мощный поток для пламенных желаний в другой. Неизведанное будущее или уверенное настоящее. Паника всколыхнула Макса. В голове, как снежинки в сувенирном шарике к рождеству, беспорядочно посыпались мысли о Porsche и Гиде, о девушке и гориллах, о Бармене и несбыточных мечтах. И все пространное вдруг сложилось в цельную картину – писать, только это было важно в жизни. Когда он стоял у окна в гостинице, когда устраивался на стажировку, когда наблюдал за уменьшающимися домами. Но понял он это только сейчас, когда смерть обступила со всех сторон и загнала его в тупик под названием Al s .

Нет!!! — завопил он. Ноги шустро понесли его по памяти к выходу. Он с силой протаранил двери и не удивился, если бы они слетели с петель. Вторая пара дверей расступилась перед выставленными вперед руками и он на автомате повернул туда, где, по его мнению, должна была находиться гора.

Он мчался по округе, мысленно подмечая точечные, едва заметные перемены в местности. Он вспомнил последние наставления Гида — тот обещал ждать неподалеку. Но никого в красной куртке с борсеткой наперевес Макс не увидел. Как не увидел и пятерых головорезов, которые по определению должны были сидеть у него на хвосте. Макс быстро оглядывался по сторонам. Да, подумал он, округа точно переменилась. Мир будто лежал все это время на запыленных антресолях. И теперь его сдвинули с места, пыль взметнулась вверх и нависла грязной коричневой коркой закатного неба.

К черту их всех, подумал про себя Макс, подразумевая в первую очередь Бармена и Гида.

Я иду к тебе, — адресовал он горе. С вершины сквозь толщу оранжевого неба взметнулся тонкий, как нить, луч света. Макс отмел сомнения и сделал шаг…

      ****

Ветер. Я всегда ненавидел, когда холодный поток воздуха озлобленно хлещет по лицу. Сейчас он проникает сквозь рубашку, добирается до груди и пронзает сердце новым разрядом, похожим на электрический ток, что пустился блуждать по телу в поисках выхода наружу. Заснеженный склон обхватил мои ноги. Каждый шаг дается с непомерной тяжестью. Каждую секунду я ближе к мифическому свету. Ветер не дает мне возможности оторвать глаза от ног, погрязших в снегу, но я твердо верю – свет никуда не исчез. Он там, на краю горы, а то и вселенной, ждет меня. Сквозь ветер и снег пробиваются пейзажи последних часов. Или дней? И если дней, то почему сейчас ночь? Скажи кто, что прошло тысячу лет с момента, когда я оглядывался по сторонам в поисках Гида, я бы поверил ему без труда. Снег обхватил мои колени.

На широкой улице — так давно и совсем недавно — я блуждал среди самых одиноких и погруженных в себя прохожих, оболочек без людей внутри. Я подходил к ним, обращался, но все они были глухи и слепы. Они стояли напротив меня с опущенными головами. Я хватал их за запястья, без всякого сопротивления поднимал им головы, но в ответ видел, что их лица сведены коматозной безмятежностью. Я спрашивал о горе, показывая на неё рукой, пока другой придерживал их подбородки, но они не замечали ничего и никого. И я вспоминаю, как потом, доведенный до отчаяния, оставил сомнения и двинул вперед. Вскоре домики, эти практически игрушечные хижины, остались лежать позади. Дорога превратилась в пустую автостраду. Тогда же на горе вместо тонкого желтого лучика в небеса вытянулась широкая неоновая колонна из холодного синего света. Как много воды утекло с тех пор? Как долго я топтал серый асфальт? Помню, вычерченная дорога и пейзаж рисовали картину не похожую ни на что. Стоило перевести взгляд с автострады, и я словно одевал очки с другими диоптриями. Изображение плыло перед глазами, как растекшаяся в болотный оттенок акварель. Дорога закручивалась в виражи, забираясь выше и выше. Вместе с последними лучами угасшего Солнца я взобрался достаточно высоко, чтобы обернуться к пройденному пути и увидеть, как огни на земле разгораются сначала все ярче и ярче, а после гаснут практически одновременно. Мерцающие огоньки доведенных людей. Людей ли? Замкнутые рабы своих удовольствий без тяги к жизни. А ведь среди них мог быть и я. Или Бармен хотел просто подцепить меня на крючок? Нет, не хотел.

Волна гневного холода с новой силой хлещет по лицу. Сейчас я едва могу заставить себя сдвинуться с места, тяжесть оседает гораздо выше ног, но вызывает такой же паралич.

А тогда я только подходил к повороту, за которым шел продолжительный спуск вниз. И я вспоминаю, как в полумраке ночи с вершины горы блестел вздыбленный стебель синего света. Я был на полпути к нему. Но дорога вела не туда. И было не по себе от того, что я должен был сойти с неё во мрак примыкающей лесной чащи. Тогда же за спиной раздался этот механический шепот — кровавый огонек уверенно несся прямо на меня. И куда бы я не последовал, он менял направление и следовал за мной. Сначала совсем далекий шум и слабый пучок, потом больше и так до тех пор, пока я не сумел отчетливо разглядеть две хищно прищуренных фары, уставившихся на меня. Дорога поворачивала направо и шла вниз, а вершина нависла, как безразличный тюремный надсмотрщик. И в тот миг, когда я размышлял над этим всем, когда мой дикий страх, тот самый забытый страх, практически наверняка отражался в свете несущейся на меня машины, я понял все. Я понял, что раньше со мной такого не происходило. Что всю жизнь я плыл и безрассудно тратил время на тех, кто говорил, как жить и кем быть. И почему-то именно сейчас, когда от надрывистого мотора меня отделяли считанные метры, стало понятно, что только в борьбе рождается истина. В тот момент на дороге мне казалось, что моя истина в этой горе. Горе, которую не видел никто, кроме меня. В горе, назначение которой оставалось тайной. В горе, на которую я взбираюсь, чтобы хоть раз сделать что-то для себя. Сделать так, как хочу я. И вот встречный поток воздуха со стремительной черной тенью унесся прочь. А я остался лежать в кювете у склона горы наедине со звездами.

Я хочу пошевелиться, но ноги и руки восстали против. Неужели это конец? Неужели все должно закончиться вот так? Я из последних сил вырываю ногу и с трудом протискиваю её сквозь снежный плен на шаг вперед. Я по пояс в снегу. Руки разведены по сторонам, как порванные тряпки. Я приподнимаю голову, ощущаю тяжесть, растекающуюся свинцом по шее. Ветер выдувает остатки слез, а манящий свет совсем рядом, но в то же время бесконечно далек. Я должен добраться и неважно, что ждет в конце. Я слишком долго плыл по течению. Слишком. Никакие Porsche , Бармены и Гиды мне не помогут — только я сам чего-то стою, только здесь и сейчас. Силы исчерпываются, голова непроизвольно опускается. Шея отказала. Она неподвижна, как лед. Искрящийся снег над ногами слепит глаза. Нет, вершина рядом. Я знаю, чувствую близость конца. Тело превращается в подобие скульптуры — оно неподвижно и сопротивляется любому действию. Руки торчат, ноги впились в снег, как корни дерева. Хочу, но не могу. Забавное стечение обстоятельств, изводящее нервы до предела. Игроки по жизни. Так бармен обзывал всех? И что теперь? Конец игре, карты оказались мусором? Но уж нет, моей песне еще далеко до финала.

Хм, а ты способней, чем я предполагал, — слабым шелестом сквозь завывания ветра слышится знакомый голос. Краем глаза я замечаю медленно проплывающее красное пятно. Шея поддается, я подвожу голову. Передо мной то самое лицо младенца, подсвеченное снегом. Он заслоняет вершину горы, а с ней и ветер. И делает это так, словно ему это не стоит никаких усилий.

Там наверху не ошиблись насчет тебя. А я, похоже, проиграл выгодное пари и подписал себе приговор на новый срок, — он усмехается с беззаботностью младенца. Чего, впрочем, еще ждать от человека с таким лицом?

Чего ты хочешь? — внезапно всерьез спрашивает он. Улыбка слетает с лица.

Мысли суетливо скручиваются между собой. Чудом я выдергиваю и компоную внятную идею. Добраться до вершины и заглянуть туда, где не ступала нога, соображаю я.

Гора…, — еле-еле протягиваю вслух, ощущая убийственные порывы ветра, проникающие внутрь.

Ах да, — виновато перебивает меня Гид, поднимает руку расправленной ладонью вверх и в одно резкое движение ветер стихает. — Прости. Ты никогда не замечал, что мы начинаем понимать, когда изменить ничего нельзя?

Что понимать?

Ну как это «что»? Что мы все игроки по жизни и сами создаем правила для игры. Замыкаемся в них, как в клетке, а ключ проглатываем и забываем. А после плачем, когда видим, что ничего не изменилось, а мечты разлетелись в труху. Возьми меня, — с важностью принца он ткнул себя в грудь большим пальцем правой руки. При других обстоятельствах это смотрелось бы нелепо и смешно. — Я всегда старался придерживаться графика. Ну, знаешь, тренировки там или работа. Все по плану, все по минутам, но ни к чему хорошему, в конечном счете, это не привело. Я создал свою игру и остался в ней лузером. В погоне за успехом мы, в конечном счете, рискуем упустить себя. Вот ты, Макс, как ты сюда попал? Почему не остался в своем оазисе счастья, раз сам пожелал зайти в тот бар?

Потому, что не хочу сдаваться просто так. Я хочу узнать что там.

Я пытаюсь ткнуть в цель пальцем и после очередной неудачи ограничиваюсь кивком головы в сторону вершины, которую все еще заслоняет Гид.

Твое время ушло, — медленно, практически по буквам произносит Гид. — Куда ты стремишься попасть? Откуда тебе знать, что там твое спасение?

Я недоумеваю, бормочу невнятное «ты ведь сам туда тянул», но быстро отметаю дурные мысли. Я вижу его мутные глаза — они читают мои мысли, как открытую книгу. Я замечаю легкое движение в уголках его рта, скорее от удивления, нежели от радости. Он снимает борсетку с левого плеча, вынимает оттуда записную книжку, быстро прохаживается по страницам, а когда находит нужную — переводит взгляд на меня. После закрывает её, заложив палец, и внимательно осматривает меня с головы по пояс, прежде чем я начинаю становиться выше. Вот я становлюсь ему по плечи, до головы, а мгновение спустя уже парю над ним, наблюдая свысока.

Значит, хочешь все-таки узнать что там?

Риторический вопрос с известным ответом. В мгновенье мы переносимся на вершину. Столп света теперь выглядит монументальным энергетическим потоком с яркими вспышками. Они собираются у основания, выскальзывают вверх и исчезают в плотном скоплении нависшей ночи. Я подхожу ближе, различаю оттенки синего — они то затухают, то игриво вспыхивают вновь. Легкие покалывания тревоги рассасываются. Их вытесняет легкая грусть. С каждым шагом она укутывает меня теплым одеялом прошлого. Один шаг. Перед глазами встает далекое время. Я в третьем классе. Мне купили велосипед, синий «Аист». Мы с друзьями колесим летним днем по новому асфальту, спасаемся бегством от лающих собак. Еще шаг. Я за письменным столом в своей комнате. На стенах развешены плакаты любимых игр. В руках у меня ручка и я пишу свой первый рассказ. В душе кипят эмоции, я мастерски выбрасываю их на листок бумаги, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Первый законченный рассказ. Шаг. Я выпускник. Стою на ночном пляже. Из кафе, где празднуют конец школы, доносятся приглушенные басы, в которых я узнаю популярную песню про любовь. С берега напротив маленькими бусинками рассыпаются огоньки. К песку прибиваются речные волны. Луна окрашивает берег болезненно-бледными красками ночи. А звезды играют нам свысока. Нас четверо — два парня и две девушки. Мы только что вышли из воды — слишком холодной, но нас это не тревожит. Мы переполнены мечтами и амбициями. Новый шаг и я студент. Защищаю диплом и под аплодисменты собравшихся в зале таких же студентов пожимаю руку ректору. Мы на сцене под пристальными лучами света. Лоснящийся от гордости, я забираю сверкающую ламинированную табличку с надписью «Диплом». Еще шаг. Я в офисе, сижу за компьютером. Электронное табло часов выдает «19:30». Все разошлись по домам, но проект не терпит отлагательств и я должен успеть в сроки. Волнение нарастает. Я хочу сбежать с работы, укрыться прочь от компьютера и электронных схем. Мне не нравится все, что здесь есть и не нравилось то, что было с самого начала. Но я знаю, как трудно найти работу и знаю, что лучше мне ничего не светит. Так было вчера, так остается сегодня. И одинокая настольная лампа не даст соврать. Еще шаг. Я безработный, стою в очереди на консультацию в центре занятости. На улице светло, но в помещении затемненные окна и воздух наполнен тяжестью вздохов таких же безработных, как и я. По левую руку специальные компьютеры в форме банкоматов со списком вакансий. Я уже все просмотрел, без результата. Мне хочется сбежать, разорвать себе глотку, лишь бы только не отвечать на вопросы о том, что за работа меня интересует. Очередь подбирается ближе и немолодая сотрудница с грубым лицом и нездоровой сухой кожей спрашивает, какого рода меня интересует работа. Еще шаг. Я на кухне. Время зависло, болезненное секундное молчание отдается вечностью стыда. Я стою, опустив голову. Передо мной мать, её глаза полны разочарования, в руках листок с заметками. Она требует от меня пойти на полугодичную стажировку. Меня терзает изнутри, я отвергаю эту идею. Говорю, что не вижу смысла заниматься тем, к чему душа не лежит. Она начинает кричать, на глазах выступают слезы, а руки неистово дрожат. Она сыплет проклятиями, вспоминает одногруппников, давно и успешно продвигающихся по лестнице денежной жизни, хватает меня за плечи и начинает трясти, как тряпичную куклу. Потом замолкает и падает на стул, прячет голову в ладони и начинает беспомощно заливаться плачем. Мне стыдно, на душе тяжким грузом висит неопределенность, но я подхожу к ней и обещаю попробовать. Еще шаг и я практически касаюсь носом яркого света.

Что это такое? — спрашиваю я, не в силах отвести глаз.

Это мелодия твоей жизни, — отвечает Гид. — Твои воспоминания. Твой почерк. Здесь твои страхи и желания. Твои взлеты и падения. И ты в нескольких шагах от своей сути.

Я поворачиваюсь к нему.

Какой сути?

Сути, которую можно обернуть вспять. Сути, которую ты выстраиваешь сам. И если ты готов к переменам, ступай. Лично я бы не стал так рисковать. Ты и так здесь чужак. И заслуживаешь второго шанса. По инструкции я могу вернуть тебя обратно.

Но в чем подвох?

Гид тяжело вздыхает.

Все, что случилось здесь, останется в пределах здешних мест. Путешествие, я, Бармен — обо всем этом придется забыть. Но могу заверить, ты вернешься обратно целым и невредимым.

А если я решу идти до конца? — настороженно спрашиваю я.

Я не знаю, что там. Руководство сказало, что ответ. Истина каждого.

Но ведь я же не первый, кто дошел сюда, верно?

Да, — кивает Гид в знак согласия. — Но те, кто решались, оттуда уже не возвращались. Билет в один конец.

В его мутных глазах сквозит нервозность, но он быстро хоронит её за холодной улыбкой. До меня доходит без слов — его гора тоже существовала. Как, возможно, и Бармена.

Ты ведь тоже видел свою гору, не так ли?

Младенец превращается в мрачный камень и говорит, чтобы я следил за языком. Звучит наигранно и практически неубедительно, но это подстегивает меня на последний шаг. Я проскальзываю вовнутрь. Что-то или кто-то пропускает руки сквозь меня, вырывает гнилой кусок и уносит прочь с собой. Я оказываюсь в кромешной тьме. Лишь одинокий уличный фонарь нарушает гегемонию ночного царства. Вырывающийся из плафона свет у земли расширяется в подобие купола. Я неспешно подхожу к нему. Краска на изогнутой ножке облуплена и обнажает участки ржавчины на изогнутой ножке. В остальном же это вполне себе обыкновенный фонарь. Одинокий фонарь. Я дотрагиваюсь до ножки. По телу мощным импульсом пробегают десятилетия забытых воспоминаний. Стыд за утаенную сдачу с хлеба в семь лет. Скорбь по умершему коту в пятом классе. Горечь от насмешек за рассказ, на который ушло несколько недель кропотливой работы. Страх перед отчислением из университета. Ненависть к начальнику за увольнение. И досада от проблем самоопределения… Десятки, сотни, тысячи смешанных в гигантском чане жизни воспоминаний пролетают перед глазами. Когда рука освобождается, голова начинает идти кругом. От кончиков пальцев к мозгу все еще подступают сигналы. Постулаты прошлого… Тягость и ошибки десятилетий. Я стараюсь перевести дыхание, что-то насильно толкает в грудь изнутри. Я не понимаю, что происходит, но ощущаю, как легкие заполняются новой порцией кислорода. Я задерживаю дыхание, но ничего не помогает. Кислород уходит и приходит. В панике я бросаю взгляд на фонарь. Одинокие воспоминания на краю ночи, куда никто не ходит. Воздух заходит в грудь. Без прошлого нельзя строить будущего. Выдох, со рта с хрипотой вытравливаются остатки теплого воздуха. Но оно же ставит блок. Я должен писать. За всю жизнь я никогда не чувствовал себя счастливей, чем в ту минуту, когда под тусклым светом настольной лампы выводил буквы на последнем листке рассказа. Вдох. Новая порция горячего воздуха пускается в легкие, я начинаю отдаляться. Прошлое — блок, неудачи бывают со всеми. Я не могу определиться. Ответ очевиден. Прошлое — блок для своей же игры. Полагаться на жизненный опыт и избегать ошибки — ересь, глупость. Прошлого не вычеркнешь, но оно не приговор. Выдох, пространство начинает изламываться. Я отдаляюсь, но успеваю обвить руки вокруг фонаря. По ним пускается ток, как по проводам, но теперь я знаю, что должен сделать. Из последних сил я подтягиваюсь к фонарю. Что-то подхватывает меня за ноги и с силой тянет назад. Я не собираюсь отпускать фонарь. Ноги в воздухе, но я умудряюсь перехватиться таким образом, чтобы удерживать фонарь у самого основания. Наконец яркая лампа начинает искриться и мерцать. Последнее, что я успеваю рассмотреть – подламывающиеся крепежи у основания ножки и фонарь ложится набок, как срубленное дерево. Затем спускается липкая, заволакивающая и всепоглощающая тьма…

      *****

Очнулся я в окружении белых халатов. Врачи сказали, что я везунчик. Радио в номере свалилось в наполненную ванну. А следом с потолка обрушился громадный пласт штукатурки. Я отделался сотрясением мозга и обгоревшими волосами на ногах. Врач утверждал, что пробки выбило моментально, и я мало что мог почувствовать. Тем не менее, по необъяснимым причинам у меня даже успело остановиться сердце. На следующий день ко мне приехала мама — вся в слезах, она обвиняла во всех бедах себя. Следом подоспел представитель отеля — щуплый мужичок средних лет с прорезающейся сединой на приглаженном волосе. Мама чуть не набросилась на него. Но он успокоил её и пояснил, что отель полностью признает свою вину и оплатит мое лечение. А в знак признательности согласно предоставить достойную денежную компенсацию в обмен на молчание за этот инцидент. Через пару недель я подписал договор об отсутствии претензий с моей стороны, и мой счет быстро вырос на пять нулей. Я рассчитался с долгами, отправил своего начальника с его презентацией так далеко, как мне позволила моя фантазия. И расценил, что денег хватит, чтобы прервать годы мрачного застоя и поведать одну маленькую историю. Исповедь, если так угодно, которая круто изменила мою жизнь. Осталось только название. Пожалуй, «Ярмарка желаний» лучше всего отражает суть. У каждого есть свои желания, свое прошлое. Гид с Барменом называли нас игроками. Я же считаю, что все мы на гигантской ярмарке, где важней всего знать чего ты хочешь.

 

e-max.it: your social media marketing partner

Добавить комментарий

Уважаемый читатель!
При конкурсном голосовании просим оценить текст, поставив оценку от 0 до 10 (только целое число) с обоснованием этой оценки.

Помним: 0 — 2: работа слабая, не соответствует теме, идея не заявлена или не раскрыта, герои картонные, сюжета нет;
3 — 4: работа, требующая серьезной правки, достаточно ошибок, имеет значительные недочеты в раскрытии темы, идеи, героев, в построении рассказа;
5 — 6: работа средняя, есть ошибки, есть, что править, но виден потенциал;
7 — 8: хорошая интересная работа, тема и идея достаточно раскрыты, в сюжете нет значительных перекосов, ошибки и недочеты легко устранимы;
9 — 10: отличная работа по всем критериям, могут быть незначительные ошибки, недочеты

Комментарии   

 
+1 # Кэт 20.01.2017 19:21
Сразу признаюсь, что никогда не читаю комментариев других читателей, пока не допишу свой.
Поэтому не знаю, повторю ли какие-то отдельные замечания по тексту за другими или буду жуть как оригинальна))
Надеюсь, что-нибудь полезное в моём отзыве автор для себя отыщет, потому что в целом текст мне понравился.

В самом начале очень понравилось живое описание секретарши. В движении - это здорово и сразу запоминается.
А ещё вот это: "странный взгляд, каким одаривают остатки канцелярских кнопок, которым нет места на рабочем столе".
Описания вообще в тексте очень удачные, живые и оригинальные, вот ещё девушка, например:
"Её карие глаза пленят игривой загадочностью, а волосы пышной волной уходят куда-то в бесконечность позади плеч."
Или человек в красной куртке с глазами утопленника и метеорным шагом - такое долго не забудется.
"На одном был цилиндр и изящные, завернутые кверху черные усики, а другой выглядел, как облаченная в пиджак помятая жестяная банка из-под газировки." - прекрасно же!

Не только описания персонажей хороши, чувствуется владение словом:
"на душе у Макса внезапно стало скользко и вязко.", "Мир будто лежал все это время на запыленных антресолях. И теперь его сдвинули с места, пыль взметнулась вверх и нависла грязной коричневой коркой закатного неба.".
Много можно перечислять, есть чем восхититься.
Однако порой описания кучкуются, и я от этого немного уставала.

Не поняла, почему "Секретарша" с большой буквы, как и главный герой, который "Он", и его "Мама", "Гид", "Бармен". Если все одушевлённые существительные с заглавной, почему тогда "директор" со строчной? Недостоин?))

Завязка показалась затянутой, можно было не описывать наблюдения секретарши за посетителем так подробно, а просто отметить, что она злорадствовала.
Здесь два замечания.
Первое - если она была сердита оттого, что он её задержал, то чего она взялась подробно и долго расписывать про директора? Сказала, что уехал - и посетителя вон, а сама домой.
Второе - сначала в тексте шла точка зрения от Он, дальше тоже от Он, а здесь вдруг секретарша за ним наблюдает.
Такой стремительный перескок точки зрения "туда-сюда" не смотрится.

Собственно, само вступление длинное, и секретарша вредная больше в тексте нигде не появляется. Она нужна, чтобы показать, как герой не смог выполнить поручение и чтобы потом имел возможность идти и долго сокрушаться о себе.
А если это опустить? А про невыполненное поручение можно сказать короче, при получении смс-ки от шефа, например.
Ещё одно на эту же тему.
Плачущая девушка из телефона в отеле нужна только для того, чтобы персонаж в волнении, услышав снова вызов телефона, зацепил приёмник в ванной.
Но он же думал, что это ещё и мама опять звонить может. Зачем тогда плачущая девушка вообще нужна в сюжете?

Не в силах представить вот это:
"Её лицо округлилось, без лишних слов давая понять, что ситуация наскучила ей по самое не хочу."
Никак не соображу, какая мимика имелась в виду, поэтому подсказать здесь ничего не могу. Но как есть - оно точно не должно быть.

Дальше опять слишком подробно, я вот про это:
"Он подмечал нервные копошения этой дамы. Теперь мой черед потешаться, подумал Он сперва, но все же поделился идеей отсканировать пересылаемый документ и сбросить файл через почту."
Абзац можно раза в два сократить.
Кстати, об абзацах. Считается, что вот такие - "кирпичом" - читатель обычно пробегает быстро и невнимательно. Не из вредности, а просто глазу не за что зацепиться, это физиология.
В этом тексте подобные абзацы попадаются регулярно, стоит их или как-то разбить, или сократить.

Текст большой, на пределе лимита знаков в этом конкурсе, поэтому разбирать подробно я его не стану.
Отмечу общие моменты.

Стиль с подробным изложением всех-всех мелочей скорее присущ роману. Но и в романе мелочи нужны для того, чтобы двигать и расцвечивать сюжет, добавлять чёрточки к образам героев, а не просто так.
Поэтому стоит текст посмотреть на предмет того, что уточнять и расписывать нужно, а что можно и подсократить.
Вот, например, уже с самого начала, с телефонного разговора с начальником, ясно, что главный герой неудачник. Но потом он идёт-идёт и всё крутит в голове мысли о том, как же у него всё не так. В этих мыслях есть полезные информационные вкрапления, но в основном - повтор смысла же идёт. Выходит - лишнее.

Нужно проследить логику по эмоциональной насыщенности.
Приехал в отель, подробно описывается мрачная атмосфера там, ни души и всё такое. Нагнетание этой атмосферы заканчивается... звонком маме.
Мама - это всегда тепло и свет. Предыдущая мрачность оказывается "выстрелом вхолостую".
Если она должна подготовить к тому, что мать не выручит персонажа деньгами, то слишком сгущена мрачность.
Если же - к тому, что дальше следуют загадочные звонки, то разговор с мамой всю эту мрачную подготовку к звонкам рушит.

Кроме того, вот он перед загадочным звонком опять ноет сам себе про несвершившиеся мечтания.
Написано красиво, и вроде подходит он к этому с другой стороны - вспоминает собственный рассказ.... Но всё к тому же скатывается. Неудачник, мол. Смысл тот же. Опять.
К этому моменту персонажа хочется застрелить, чтоб не мучился, и пойти почитать что-нибудь более динамичное.
А ведь это ещё даже не половина произведения!
После разговора по телефону с плачущей девушкой он опять сам себе ноет...

Там, где Он попадает в другой, дружественный к нему мир, сразу идут два огромных абзаца. Разбили бы их на абзацы поменьше, читать реально неудобно.
Что особенно обидно, потому что написано красиво, описания обстановки и людей мастерские.

Гора - явная аллегория. Но в сочетании с тем, что на этой горе главного героя сшибла машина, эта аллегория мною так и не прочиталась.
Путешествие по миру вокруг горы увлекло, читала, не отрываясь.

А вот ниже я "потерялась".
Откуда взялся младенец, куда вовнутрь герой проскальзывает - ничего не ясно. Поняла только, что "последний шаг" - это возвращение снова в свой мир.
Перебирание воспоминаний - своего рода смерть наоборот.

А вот фонарная аллегория до меня тоже не дошла. Чувствую себя тупой, увы, для меня сие слишком сложно.
А может быть и так, что это не для меня сложно, а написано так - густые описания без пояснений. Не знаю.

Концовка понравилась.
"Пожалуй, «Ярмарка желаний» лучше всего отражает суть. У каждого есть свои желания, свое прошлое. Гид с Барменом называли нас игроками. Я же считаю, что все мы на гигантской ярмарке, где важней всего знать чего ты хочешь."
Всё правильно и не отдаёт нравоучениями. Красиво.
Сюжет в своей основе несложный, с ожидаемыми поворотами: неудачник попадает в мир-перед-смертью и встаёт перед выбором. А может, и не в мир, а это глючит его так, не столь важно.
Разумеется, он каким-то образом выбирает жить дальше, поумнев , изменившись и учтя прошлые ошибки.

Конкурсная тема просматривается, хоть и не в лоб: своим выбором главный герой себя спас.
Правда, не знаю, что ему грозило, сделай он другой выбор. То ли я к концу уже устала от чтения, то ли там прописано неясно.

Ну, и в заключение.
Объём в рассказе не главное. Главное - увлекательный сюжет, живые герои и то, что их окружает, и мастерство исполнения.
И всё это здесь имеется, только исполнение, на мой взгляд, кое-где подправить бы.
Персонажи получились очень даже представимые, но главный герой вялый и нудноватый, а парочка остальных введена непонятно зачем.
Окружающий мир прописан очень красиво, но порой с описаниями перебор, там, где они кучками.
Сюжет простой.
Исполнение подкачало, почему - я подробно написала выше. Смысловые кусочки повторяются, а это в тексте - "вода".
Для меня этот рассказ не совсем плюсовой именно из-за "воды", из-за затянутостей, но и того, что понравилось, много.
Однозначно выше ноля, но и до плюса не дотягивает. Вот и что ставить?!
Всё же пусть будет плюс. С надеждой, что автор этот текст доработает.

Попадались опечатки-ошибки. Это так, несколько, в качестве примеров.
"— Подождите, это видимо какая-то ошибка" - "видимо" вводное слово, в запятые.
"— Так получилось, — смущенно и устало выдавил Он, не желая делиться подробностями. Она презрительно окинула Его взглядом, но расспрашивать не стала." - после авторских слов фраза с другим персонажем должна идти с новой строки.
"В горле пересохло, а на душе комом застыло отчаяние." - "на душе комом застыло отчаяние" какая-то смесь из фразеологизмов "комом в горле", "тяжесть на душе" и отчаяния в глазах. Обычно фразеологизмы неизменяемы, не уверена, что можно так смешивать.
"Просто мой телефон разрядился, а мне по зарез нужно сделать важный звонок. " - как? "позарез" наречие слитно.
"Её плечи поневоле опустились и мечты о близкой свободе развеялись." - запятая перед "и" нужна.
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
 
 
+1 # Fitomorfolog_t 20.01.2017 12:22
Уважаемый Автор!
Я не хотела бы создавать у Вас впечатления, что «один комментатор пишет одно, другой другое, так в чём же проблема текста на самом деле? Наверное, в том, в чём они, комментаторы, согласны!» Поэтому сразу скажу, что согласна с большинством высказываний комментаторов, но не буду повторять уже сказанное, потому что полный разбор Вашего текста оказался бы едва ли короче его самого. Сосредоточусь на одном аспекте: удачных и неудачных выражениях.

Видите ли, я понимаю, что Вам хотелось сделать повествование насыщенным образами, метафорами, передать атмосферу, настроение, то, что так часто ускользает в текстах. И отчасти Вам это удалось: хорошо переданы и состояние усталости, уныния, переходящего в отчаянье, и нищенская неуютность гостиничного номера, и одиночество, в том числе – одиночество человека в толпе. Давайте я начну поэтому с удачного: удачных описаний, словечек, сравнений, эпитетов.

«Без сомнения, она думает, как избавиться от меня и поскорее сбежать с работы, решил Он» - довольно удачно то, что предложение, которое вроде бы о секретарше, в то же время передаёт состояние и настроение персонажа.
«Он представил сейчас Маму. Она сидит перед телевизором с выключенным звуком. На экране политик со щеками на плечах плямкает, как рыба в аквариуме. И она смотрит на него, но мысленно готова загордиться своим единственным сыном, который хоть на старости лет, возможно, обеспечит ей то, чего она не могла себе позволить» - вот тоже удачно: сразу переданы и отношения персонажа и его матери, и атмосфера дома матери; узнаваемо и ёмко.
«А огни за окном медленно и плавно перетекали, как непрерывный золотой ручеек жизни» - понравилось сравнение, красочное и атмосферное.
« Длинный коридор от гулких и уверенных шагов незнакомца казался еще более пустым. Максу пришлось приложить немало сил, чтобы нагнать красное пятно, в которое успел превратиться его новый знакомый» - тоже понравилось, если, конечно, не считать повтора однокоренных слов (незнакомец – знакомый) и одновременно несовместимости этих двух характеристик.
«Убогая, но все же желанная ванна прижималась к унитазу так, словно проектировал комнату игрок в тетрис», «На полках за ним, как модели на подиуме, выстроились бутылки с выпивкой», «другой выглядел, как облаченная в пиджак помятая жестяная банка из-под газировки» - удачные описания.
«Желание разорвать круг недосказанности тлело под толщей непонятно откуда взятой умиротворенности» - тоже привлекло внимание, как удачная передача состояния персонажа.
В конце рассаза герой приходит к истинам, может, и банальным, но – пока человек сам к ним не придёт, они не станут частью его мировоззрения:
«Всю жизнь я плыл и безрассудно тратил время на тех, кто говорил, как жить и кем быть. И почему-то именно сейчас, когда от надрывистого мотора меня отделяли считанные метры, стало понятно, что только в борьбе рождается истина. В тот момент на дороге мне казалось, что моя истина в этой горе. Горе, которую не видел никто, кроме меня». И это: «Без прошлого нельзя строить будущего», «Прошлого не вычеркнешь, но оно не приговор».

Не могу сказать, что целиком согласна с некоторыми сентенциями героя – странно он обобщает: он делал то, что ему говорили – а ему не говорили, случайно, что не стоит бесконечно пользоваться добротой окружающих и тянуть деньги из пожилой матери, и что хорошо бы уделять ей больше внимания? Наверняка говорили, да и сам он это знает, однако перемены в конце рассказа, кажется, происходят в основном в финансовым положении персонажа, а не в нём самом, несмотря на то, что он решил заняться тем, к чему чувствовал призвание.

Так что вот тут я плавно перехожу к тому, что считаю неудачным.

Во-первых, само по себе желание сделать текст более образным похвально, но случился перебор. У Вас, уважаемый Автор, в каждом предложении какая-нибудь красивость, и из-за их обилия они начинают восприниматься именно как красивости, а не как нечто, добавляющее образности и атмосферы. К тому же они начинают восприниматься как повторы – не в смысле тавтологии, а в том смысле, что не добавляют ничего нового: всё о том же настроении, и ещё раз, и ещё. Ну и тут добавляется ещё и то, что некоторые эпизоды сами по себе не добавляют нового, и их можно смело выкидывать, как, например, эпизод с девушкой, которая ошиблась телефонным номером. Выкиньте – и текст не потеряет ровно ничего. Всё вместе затягивает текст неимоверно, делает его монотонным.

Во-вторых, некоторые выражения просто неудачны. Вот тут примеров будет много ))
«Это вынудило Его прийти к выводу, что пара сотен отданных купюр за обувь не стоят того, чтобы так о них заботиться» - сделать вывод – действие, в общем, добровольное; вынудить можно совершить какое-то физическое действие (пойти на биржу труда, перейти улицу). «Вынудило сделать вывод» - не звучит, к тому же громоздко; облегчайте текст.
«Он вернулся в стройные ряды усталых голов…» - будто и окружающие, и он сам состоят только из головы.
«Поезд метро прогрызал тьму с воплем бегущего стада бизонов» - лишняя красивость.
«На Себя смотреть не хотелось» - Вам уже писали о том, как нелепо выглядит повторяющееся «Он» с большой буквы; но «Себя» выглядит ещё нелепее )) Он – Господь Бог или коронованная особа, что так о Себе мыслит?
«последние полгода жизни Он без сдачи выменял на деньги и уважение окружающих» - звучит так, словно жить ему осталось полгода, и он эти полгода отдал за деньги и уважение.
«40 минут спустя его осматривала иссушенная женщина предпенсионного возраста с коротким и жестким, как ворс, коричневым волосом. Кассирша в ультимативной форме скинула треть цены» - дважды читала текст, и дважды не мога избавиться от ощущения, что треть цены кассирша скинула за него. Ещё бы, такой потасканный. Ну и цифры прописью, это Вам уже писали.
«Тяжелая затхлая смесь отдала в висок и подтолкнула к двум задачам: пролистать список контактов в телефоне и проветрить номер» - словно сама смесь загадочно проникла в висок и взяла контроль над телом )) Чужие – они рядом.
«Зато места хватило на двухместную кровать» - повтор. Места-двухместную.
«Сознание вздрогнуло, тело налилось ядовитым ощущением стыда» - я, в общем-то, понимаю, что при остром стыде ощущения могут быть физическими; но здесь опять выглядит излишней метафоричностью. Вздрагивает обычно тело, а стыд обычно в сознании. Если Вы хотите сказать о физических ощущениях в этот момент – постарайтесь сделать это менее вычурно.
«Краткий обмен любезностями не утаил нужду, что блуждала в мыслях последние несколько часов» - то же самое: словно бы обмен любезностями решает, что не будет что-то утаивать, а в мозгу блуждают не мысли, а – нужда, голод, заботы как физические сущности.
«Под темным сводом небес гуляли огоньки чьих-то жизней. В домах горел свет, а внизу под окном крошечные машины, как светящиеся букашки, восторженно мчались мимо отеля» - перебор. Слишком загромождаете текст.
«заставил перевести внимание на телефон. Дисплей выстрелил мягким светом в потолок. Он подскочил к тумбе и схватил телефон», «но это оказался незнакомый номер.
— Алло? — озадаченно произнес Он.
— Алло, — раздался незнакомый женский голос»
- повторы.
«вибрация раздалась по пальцам» - нехорошо: вибрация не раздалась, она же бесшумная, а «раздаваться» - это о звуках; раздаваться по пальцам тоже нельзя.
«По крайней мере, так Он убеждал себя, лаская нотки забытого прошлого: времени романтических, пьянящих чувств и пылкой страсти прижатых друг к другу тел» - почему «забытого»? Он же не старик. И ласкать нотки прошлого? Не переусложняйте!
«Огни центра, вальяжно раскинутые вдоль берега напротив, вновь приковали к себе» - наверное, приковали внимание, а не самого молодого человека? Ну и – почему вальяжно и кто их раскинул? Раскинувшиеся, может? Где-то у нас на этом конкурсе уже попадался персонаж, вальяжно раскинутый по креслу )) Любопытно повторение ошибки.
«Он недоумевал, почему с таким видом на верхних этажах номера дешевые» - неудачный порядок слов: номера с таким видом дешёвые. Надо ли повторять про верхние этажи?
«отвлечься от дурных мыслей у чужого окна, но глаза ловили лишь тусклые отражения чужих жизней» - повтор.
«Открывшаяся с жалобным скрипом дверь обнажила нежно-голубой кафель с коричневатым налетом, похожим на ржавчину» «обнажила» - будто эта дверь сползла с кафеля.
«Он резко вскочил, в глазах потемнело, и заиграли звезды» - слово «заиграли» совершенно не подходит.
«сижу за столиком — хорошим, крепким лакированным столиком из дуба. Впереди целый ряд таких же. Они упираются в стену, которая выкрашена в сиреневый цвет» - каждый столик упирается или ряд упирается?
«Горечь с корицей все еще витает по залу, заигрывая с пышным ароматом свежих круассанов» - избыточная красивость.
«Чашка наполовину пуста, белое блюдце рядом оттеняется аккуратно надкусанным кусочком шоколадного торта» - не само же блюдце, а его белизна оттеняется?
«Я пытаюсь урвать хоть что-то из воспоминаний» - ухватить. Урвать – э… скорее «отнять», «добыть».
«но Солнце взошло достаточно», «Светлые домики, яркое Солнце и машина» - здесь «солнце» не в значении названия звезды, а в значении «светило», с маленькой буквы.
«Извилистая каменная мостовая теряется» - сама мостовая – это покрытие дороги, она не может быть извилистой.
«виднеется кофейный автомобиль» - вот «красный автомобиль» звучит нормально, а «кофейный» сразу вызывает ассоциацию с кофе-машиной. Лучше – кофейного цвета.
«Заметив её, меня охватывает ступор» - классика же: проезжая мимо станции, у меня слетела шляпа. Ступор заметил её и охватил его.
«размышлениям о том, кем она может быть. Она с интересом изучает мой завтрак и просит у проходящей официантки с кофейником чашечку кофе, не забыв вежливо поинтересоваться, не против ли я. Я отвечаю, что нет. Пока она с заразительно светлым настроем подбивается к измученной официантке, я успеваю основательно рассмотреть её. Вид у неё превосходный» - местами переизбыток местоимений. Вот здесь, например.
«Короткий диалог и уставшее лицо принимает оживленный блеск» - диалог тоже принимает блеск?
«очаровательный облик всех желаний и неудавшихся отношений» - образ? Облик – внешний вид.
«и попадаем в окружение трехэтажных домиков» - они кольцом стояли?
«Макс накинул рубашку и пробежался глазами по окну» - взглядом.

«Я скольжу рукой по её лицу и обвеваю ею тонкую шейку» - обвиваю, он же не ветер.
«Совсем зеленая у подножья, к вершине отчетливо проступала белая клякса снега» - клякса снега была зелёная у подножия?
«И вернулся к метеорному шагу» - метеорным бывает поток. Я понимаю, что Вы хотели передать стремительность, но выражение неудачно.
«Максу показалось, что до горы тянулась вечность» - до горы было всё же расстояние, а не время.
«И чем дальше, тем причудливей становились безликие бетонные блоки. Совсем скоро на крышах обозначились гребни» - но ведь это не те же самые дома сначала были безликие, а потом перестали. А получается, что те самые.
«Пологая гора с заснеженной вершиной при желании успешно сошла бы за гигантский холм или синий вытянутый горб, который простирался до самого неба. Рассекающую её равнину (или море?) глаз угадывал по оттенкам цвета и еще по другим приметам» - гору рассекала равнина? Но тогда это уже не одна гора.
«Он лишь застыл с неопределенностью на лице» - он себя видел со стороны? И не неопределённость, а выражение неопределённости.
«Поэтому они не сразу заметили, как из-за угла навстречу им вылетел целый рой. Это были парни с бритыми головами» - рой – это стайка чего-то мелкого.
«Правый прицельный прямой сбил философский настрой. Это был крепко сложенный бритоголовый дядька» - правый прямой оказался дядькой?
«На одном был цилиндр и изящные, завернутые кверху черные усики» - на нём были усики? Так не говорят. И вообще усики у Вас – любимая деталь облика: «За ней ютился бармен в белой рубашке с черной бабочкой и аккуратно разглаженными усиками».

«Примкнувшая за столик парочка лиц разрослась до пяти подозрительных особей» - размножились делением?
«чем больше у тебя времени, тем могучей ты здесь» - не говорят «могучей», это слово не существует в сравнительной степени.
«словно одевал очки с другими диоптриями» - надевал.
«Но уж нет, моей песне еще» - ну.
«Я хочу пошевелиться, но ноги и руки восстали против» - неудачное слово: восстание – слово, используемое в смысле активных действий или активного протеста, в этой ситуации не подходит.
«Защищаю диплом и под аплодисменты собравшихся в зале таких же студентов пожимаю руку ректору. Мы на сцене под пристальными лучами света. Лоснящийся от гордости, я забираю сверкающую ламинированную табличку с надписью «Диплом». – у меня возникло ощущение, что Вы ещё не защищали диплома. Это происходит как правило не в присутствии всех студентов и ректора, а на заседаниях кафедр. И получают студенты документ о высшем образовании, а не табличку; у Вас «слиплись» понятия диплома как дипломной работы и диплома как документа.
«По левую руку специальные компьютеры в форме банкоматов со списком вакансий» - компьютер в форме банкомата – это сильно. Не проще – терминал?
«Краска на изогнутой ножке облуплена и обнажает участки ржавчины на изогнутой ножке» - повтор.
«По телу мощным импульсом пробегают десятилетия забытых воспоминаний» - простите, но это ужасно.

Это только отдельные примеры. Беда в том, что удачные сравнения у Вас вот так намешаны с неудачными, а при их крайнем обилии их смысл теряется.

Ну и последнее. У Вас начальник – Максим, и персонаж – Максим, сокращённо Макс. Зачем? Разве нельзя было подобрать другое имя? Тем более с этим путешествием в запредельное возникает чересчур прямая аналогия с незабвенным сэром Максом, а вот это место
«Он даже представил, как его будут готовить заживо и кто-то из посетителей использует его тело как блюдо для изысканного кушанья» ещё раз отсылает к нему же.

В общем, работа по тексту предстоит не просто большая, а очень большая. Пока же – желаю успеха и ставлю ноль
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
 
 
+1 # Amidas 19.01.2017 17:48
ДА ТЫ НИКОГДА НЕ ВИНОВАТ! - капс убрать, он всё портит

40 минут спустя - числительные в тексте пишутся прописью, если это не даты.

облокотил сумку о стену - откуда у сумки локти взялись?

— Привет Мамуля, не отвлекаю? - обращение. Выделяем запятыми.

Он вообще в своем уме?!!! - только один восклицательный знак.

Автор, первое, то хочу сделать, так это похвалить. У вас неплохой стиль, вы неплохо владеете словом, хотя и встречались нелепицы. Но тем не менее. неплохо расписано, хорошие подобраны метафоры, сравнения. Очень порадовала описательная часть, лёгкими штрихами обстановка вливается в рассказ. Она не нарочитая и не идёт перечислением. Это из плюсов.
Теперь перейдём к минусам. Слишком тяжело было читать. Первое, как уже говорила Ретто - отформатируйте нормально текст, большие отступы всё портят. Второе, слишком длинные блоки абзацев, разбейте их, тогда читатель не будет утомляться и ему будет за что "цепляться", а не судорожно искать следующую строчку абзаца.
Теперь перейду к персонажам и сюжету. Идею Ярмарки сама по себе не плоха. Персонажа вы создали неплохого, у него проблемы. Он получился чуть инфантильным, не приспособленным к взрослой жизни, хотя может, этого автор и добивался.
Но начало слишком растянуто, действительно, вы концентрируете внимание на абсолютно ненужных сценках и персонажах, которые потом никак не играют роли. Понимаете, это создаёт впечатление того, что вы навешали на стену десяток ружей, а выстрелило только два. Чем дольше идёт сцена, тем больше вы убеждаете читателя, что она не проходная, а потом оказывается, что всё-таки дальше она никак не "стреляет". не стоит так делать, чувствую себя обманутой.
При всём этом, вы создали хорошее "наполнение" для героя, а вот его самого будто нет. Вот будто подготовили вату для плюшевого медведя, а самого медведя шить не удосужились. Герой блёклый, то в первой части это просто - Он, а потом вдруг Макс. Такой резкий переход несколько смущает.
Ноль. За хорошую идею, неплохой язык и стилистику, но над произведением ещё следует поработать.
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
 
 
+1 # Amaretto 18.01.2017 19:24
Здравствуйте, автор!

Признаюсь, рассказ читался трудно. При этом сам стиль достаточно приятный и более-менее легкий для восприятия. Главной проблемой является концентрация на ненужных подробностях и растягивание моментов, которые для сюжета не играют роли.
Также нужно чаще делить текст на абзацы, ведь было, где это сделать: например, мысли о звонке неизвестной женщины и воспоминания о попытках писательства вряд ли неразделимые, они вполне хорошо будут смотреться в разных абзацах. Нужно разделять каждый раз, когда меняется тема.
Читателю проще воспринимать произведение, когда сразу видно начало и конец мысли. А когда разные мысли, не связанные между собой, в одном абзаце - это путает. Кажется, мелочь, а на впечатление влияет.

Замысел очень интересный. Жаль, что начало такое длинное и полное обыденных подробностей, так как внимание постепенно стало рассеиваться. И тут, когда началось что-то увлекательное и любопытное, - читатель уже утомлен. Все, что не влияет на сюжет, можно смело убирать или хотя бы сокращать. Персонажи, которые не играют важной роли для событий, не должны отнимать внимание.
Получается, что читатель ищет интригу там, где она и не запланирована. Растягивать так сильно завязку нельзя, потому что может пропасть интерес к кульминации.

Главный герой вызывает неоднозначные впечатления. Немного удивляет его наивность по отношению к работе. Кажется каким-то беспомощным: все ему должен начальник организовать, подготовить все условия, а герой сам - только выполнить одну отдельную задачу. А если что-то пошло не так - он ни при чем.
Ну, это жизнь. Таких кандидатов на должность десятки, и работу получит тот, с кем не надо цацкаться.
Потом факты о его долгах и многочисленных провалах в любом деле и вовсе убивают желание сопереживать. Получился он уж слишком жалующимся. Выходит, все виноваты, но не он. Не хватает самоанализа персонажа, подхода с разных сторон.

Нужно еще что-то сделать с эмоциями - хочется больше понимать главного героя, прочувствовать его, а не просто ознакомиться. Он может быть неприятен читателю, но при этом главное - чтобы любопытно было наблюдать. А такой эффект будет тогда, когда автор мелкими детальками проводит связь между героем и читателем.
Текст желательно пропитать чувствами и ощущениями, наполнить яркостью, точностью, четкостью. Можно говорить много, и это не даст смысла. Можно использовать несколько фраз, но метких - и эффект будет потрясающим. Например:
Сдержанная напряженность в голосе пугала. Но еще больше напугала последовавшая пауза. - Недостаточно одного "пугала", лучше будет показать результат этого страха на персонаже. Ему внезапно стало холодно, руки начали трястись, звуки вокруг казались громче, словно стучали в голову?

Смутили скачки: то от третьего лица повествование, то от первого. И почему-то в части текста "он" безымянный, а потом все же обретает имя. И так образ главного героя расплывчатый, а без хоть графической индивидуальности и вовсе бесцветный.
Старайтесь не просто рассказывать, а выражать.

Итого, есть и плюсы, и минусы в рассказе. Значит, ноль. Повторюсь, любопытное произведение, неплохая идея, но вот воплощение нужно дорабатывать.

Удачи и вдохновения!
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
 
 
+3 # Thinnad 12.01.2017 21:29
Дооолго... дооолго везли... А потом бац-бац, всё свернули, автор написал то, что ему было интересно, а припарковать – да ну, кому это нужно, верно?
Знаете, автор, в принципе задумка у вас неплоха. Человеку не везёт, потому что он выбрал не тот путь, и перемены проявляются, когда человек помер, «закатился». тут же и мысль что «все используют всех», и прочая... Но вот что я вам скажу.
У любого произведения есть идея. По рассказу как раз наиболее понятно рассматривать этот тезис наглядно, потому что структура рассказа чётче и концентрированнее, чем у других форм. Так вот, сюжет – это способ донести идею читателю. Все элементы сюжета должны работать на эту идею.
Кроме того – в такой маленькой форме – не плодите сущностей.
Это я вас подвожу к тому, что секретарша и телефонная барышня не нужны вообще. Вы неоправданно растранжирили аванс читательского внимания ещё на подлёте.
Возможно, у вас глава, и эти персонажи ещё нужны? В рамках рассказа – не вижу необходимости, разве что они создают незавершённые линии, что вообще плохо, а в рассказе ещё и бросается в глаза.
Опять-таки таинственные метафизические сентенции потусторонних Гида и Бармена... По-моему, вы переборщили. В таких дозах они придают больше пафоса, чем смысла.
В общем, рассказ у вас плоховат пока, его нужно существенно обкорнать, спрятать болтающиеся концы, подготовить и реализовать неожиданный конец, сделать героя симпатичнее хотя бы умерив пассивность. Да-да, понятно, что травмы юности, дело такое... Но как читатель я смогу переживать только если испытаю к нему эмоции, понимаете?
Ну и вычитаете потом... у вас попадаются пунктуационные приколы и смыслы фраз иногда не очень – например, «Её лицо округлилось» – экое пластичное лицо у девушки)
«пара сотен отданных купюр за обувь» - это он мелкими расплачивался, что двести бумажек налом отдал?
«голос слегка преобразился» – образ голоса – это сильно.
Числительные – прописью.
«Борсетка», «по зарез»
«Он» с большой буквы, словно девица пишет в дневничке о предмете воздыханий...

В общем, пока мой ноль.
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
 

Личный кабинет



Вы не авторизованы.

Поиск

trout rvmptrout rvmp

Новое на форуме

  • Нет сообщений для показа